Тобио хотелось обняться. Заснуть вместе. Хотелось прижаться щекой к чужому плечу и тихо прошептать «спасибо». Ему впервые за все это время хотелось чувствовать себя нужным в том самом смысле, в котором никто в волейболе себя не чувствует.

Кагеяма влюбился во все, что делала Хинату таким вот стремным.

Просто потому что сейчас белые стены, измазанные сероватым грунтом — давят, потолок кажется низким, Куроо стал слишком навязчивым, Се и Кенма — слишком шумными, Токио — слишком большим, а дыра в сердце — не затягиваемой черной материей, светящимся неоновым прожектором, складывающимся в очертание громадного имени. Бокуто Котаро. Ужас.