Конечно, эта женщина была лучше. Добрее, мягче. Не хотела обидеть, и голос не сёк воздух взмахом кнута – звенел тоненькой птичьей трелью. О такой жене, спокойной и ласковой, любой мог бы только мечтать…

Только он женился не на такой.

Штепан усмехнулся снова и устроился удобнее, упираясь босыми стопами в тонкий стёганый матрас. Жаль, учителя не видят, как он читает теперь! Хорошо, что не видит отец! Лёжа, в неподобающем молодому наследнику виде…

Что же. Ни учителей, ни отца не было в дворцовой темнице.

Слёзы, гладью речной стоящие обычно в глазах, бежали ручьями, вымачивали чёрную шерсть. Листья, сырые и прелые, ловили капли и не могли впитать, держали, как трава росу. Тяжёлый вздох и звон смешались в одно, когда речной дух дрогнул при виде чужака. Но туман, клубящийся у ног всё плотней с каждым шагом, тоже пах водой – и келпи успокоился. Железная цепь, окольцевавшая ногу, звякнула победно и притихла тоже.

История по арту для Челлендж: Artfic

"Вот так впустишь в дом эльфа, а он начнёт командовать... "

Больше не пленник, государь Фелагунд быстро освоился и в крепости оборотней, и в покоях, когда-то принадлежавших ему.

Последствия того, что Финрод смог договориться с Гортхауром. Нарготронд не пал, да и в населении прибавил...

Куруфинвэ вдруг прищурился, и глаза у него блеснули. И в этом блеске Ниэллон увидел так ясно: не только чужого искусства нет для сына Феанора. Нет и чужой правды. Не важно, что они ответят, о чём попросят… Их приговор готов, и неспроста. Ведь тот, кто легко разрушил творение рук чужих и назвал своей чужую землю, теперь и чужое право судить и властвовать назовёт своим так же легко.

Утащенный у отца кинжал ей был как меч. Дитрича постаралась, чтобы её движение было таким же точным, как у отцовских стражников, рослых, сильных, с длинными тяжёлыми палашами. Однажды и она себе заполучит такой же, обязательно заполучит!

Куруфин усмехнулся и покрутил хрупкий венец в руках. Металл тэлери, музыка тэлери, имя на языке тэлери... И это король нолдор?

Они заснули, а проснулись в этом доме, чужом и огромном, совсем одни. А потом пришёл этот. Пришёл и снова принёс еды, и говорил: вас никто не тронет, я не позволю. Они думали: этот слабый, с таким ласковым голосом его никто не послушает. И железа при нём нет, а остроухие ведь уважают только силу железа? Он их не защитит, не сможет, даже если правда захочет. Но он не захочет, если узнает. Когда узнает.

В тот день Арафинвэ сам послал за старшим сыном и поманил его к себе, чуть только Финрод вышел к нему на балкон. Ничего не сказал, только смотрел на море, и они долго стояли молча. Вдали плескались волны и белели на водной глади крылья-паруса тэлерийских кораблей. И тогда Финрод понял.

– Отец, – позвал он, – ты хочешь говорить со мной о планах Феанаро.