Потому что они с Акутагавой уже были в достаточно доверительных отношениях, чтобы тот признался ему (пьяным, правда, но не суть) в том, как много значит для него Дазай. Мало того, что спаситель, бывший патрон, так ещё и первая влюбленность, до сих пор тлеющая в его, казалось бы, неживом сердце. И это откровение ранило обоих: Акутагаву — потому что он впервые говорил об этом и боялся, а Чую — ну, потому что Дазай мудак ебаный, а Акутагава самому ему нравился.