Какое бы количество любви он не пережил после, ему стоило лишь потерпеть неудачу, как он вспоминал о нëм. Увидеть цветок гиацинта, созданный из слëз, крови и их общих разбитых куском бронзы мечт. Позже - картины, изображающие его смерть, услышать песни, в которых произносили его имя. Он был всюду.

В каждой черте лица Кира угадывался Гиацинт. Он не взял от своей матери ничего кроме глаз - тëмных, как крепкий чай из трав с Офрийской горы. Так, возможно, выглядела бы Полибея, если бы как Тиресий наступила на змея. Гиацинт выглядел бы именно так, если бы божественное происхождение не размешивало его смертную кровь.

Ганимед был отличным вариантом. Не оставлял следов помады на рубашках и засосов на шее, не имел привычки царапаться и не пользовался вычурными сладкими духами. Всегда был под боком. Не звонил посреди ночи и ничего никогда не требовал | modern au, в котором Ганимед - секретарь Зевса.

Гиацинт выглядел ужасно растерянным какое то время просто поддерживая этот зрительный контакт. Это было явлением более интимным, чем их соприкасающиеся гениталии.

— Ты можешь.

Ласково улыбаясь, Аполлон сначала примкнул к его губам, а потом вернулся в положение, из которого его так нагло вывели несколько минут назад.

Он уже подарил ему нечто гораздо большее, чем красивый кусок картона - любовь, вечность, мечты и яркие звëзды, видные с вершины Олимпа.

Эрот считает, будто любовь нужна всем. Антерот уверен, что не подвластен ей.