Кроули очень часто менял причёски - длинные, короткие, собранные в пучок, заплетённые или распущенные. Азирафаэль считал, что причина в роскошности волос - рыжие, густые и наверняка мягкие как самые дорогие шелка. Всё же, он ими восхищался, как, в принципе, и всем остальным, что касалось демона. В ночь перед казнью он узнает настоящую причину.

Гавриил пытается изменить историю и не дать Кроули и Азирафелю предотвратить Апокалипсис. Дальше всё идёт примерно так же, как и следовало ожидать…

Ангелы любят всё, что их окружает, демоны любить не могут вовсе, но из любого правила есть исключение. Лучше бы Азирафаэль остался на Небесах. Может, тогда бы он не стал одним из этих исключений?

Что же произошло в четырнадцатом веке?

Иногда одного только признания недостаточно. Нужно не только время, чтобы все осознать, а что-то ещё, чтобы окончательно размыть те границы, которые сдерживали вас раньше.

Всевышняя создала каждому из ангелов пару, а также, верный способ найти её - надпись на руке, которая совпадала с первой фразой, сказанной ангелу его родственной душой. Надпись на руке Азирафеля с недавних пор была не золотого цвета, как у большинства ангелов, а серебряного. Поговаривали, что так выглядели метки тех, чьи половинки Пали после Революции.

Настанет день, и Кроули расскажет Азирафаэлю, как он пал. Но не сегодня. || Я ведь просто задавал вопросы.

Ангел никак не ожидал, что Армагеддон вернет все к началу. Но зачем? Почему Ее воля такова? Люди были уничтожены, и только ангелы да демоны помнили, что они когда-то существовали.

Азирафаэль остановился посреди леса и печально осмотрелся.

— Здесь был Лондон.

Но у Змия, проклятого Змия, который даже имени собственного лишен (не считая, конечно, глупого людского прозвища — Медуза, ещё и Горгона), было лишь одно утешение. Единственная душа, что стояла в его парке и молчала. Пустыми глазами взирала на демона спокойно и ласково, в полной мере принимая свою участь. Единственная, что смотрела на него так по-доброму. Все фигуры в парке застыли в действии, их лица часто были перекошены гримасой ужаса, и ни один не смотрел так прямо.

— Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, — возвышенно и протяжно начал ангел. Он старательно распевался с утра.

— Ууу, — прогудел в ответ дом.

Азирафаэль остановился и поднял глаза к потолку. Это произошло не по его воле.

— Omnis satanica potestas.

— Ууу! Ууу! Ууу! — загудел и затрясся дом. Он будто бы начал выть каминной трубой и слегка подпрыгивать, как жаба, и вместе с ним подпрыгивала вся мебель. Азирафаэль отошёл вбок, пропуская прыгнувшее на него кресло.