Возможно ли, что с потерей зрения, Аллан потерял и нечто большее?

Это их самая долгая ночь.

Аллен улыбается в ответ. Наклоняется ближе, почти касается губами, чтобы в следующий миг стянуть не со своих волос шнурок. Чёрные пряди змейками рассыпаются по плечам, и на секунду Канда выглядит таким ошарашенным, что Аллен может улыбаться только шире, словно Чеширский Кот.

Оглядываясь назад, Аллен не уверен, что с момента, как он пришел в Орден, и до сегодняшнего дня в нем хоть что-то осталось прежним. Впрочем, существуют все же в мире еще две вещи, которые все так же причиняют ему боль — проигранные битвы и Мана. Ирония, что одно теперь неразрывно связано с другим. «Эй, Канда, думаешь, я сошел с ума?».

У Аллена панические атаки после каждой миссии, где не успел очистить душу акумы.

- Хорошо, давай попробуем с самого начала. Расскажи мне о вашей первой встрече, - произнёс психолог, чуть наклонившись вперёд к своему пациенту.

- Даже если Вы знаете, как всё происходило? - нешумно сглотнув, спросил молодой человек.

- Даже если я знаю, как всё происходило. Это нужно для полноты картины. Мы же оба хотим, чтобы ни Ваши деньги, ни наше время не ушло напрасно.

А как всё хорошо начиналось. Знакомство с Лави и Линали, симпатия милой Лоу Фа, странноватый завуч Комуи Ли, и посреди всего этого мрачная, заносчивая, язвительная, прямолинейная, с вечной издёвкой в синих глазах грымза, которая считает своим долгом смешать каждого встречного-поперечного с грязью, щедро залить сверху колкостями, и для закрепления результата зло зыркнуть своими узкими глазёнками, прихлопнув сверху пятитонной плитой самомнения. Паразит псевдо-японский.

Мой ершистый котёнок. Такой храбрый, такой сильный. Порой бесячий до трясущихся рук, и настолько же трепетно любимый. Убил бы, не глядя, за всю эту эмоциональную карусель. Затрахаю до потери сознания, когда очухается, сволота.

— Тч, — я раздражённо утёр слёзы. — Звучит как прощание, Мояши. А уйти я тебе не позволю, даже не мечтай.

Всё закончилось, и война, и убийства, и задания, всё... Но Аллена это мало волнует. Для него важно, чтобы сердце не перестало биться под его руками, чтобы, пусть и тяжёлое, дыхание не прекращалось, чтобы такие любимые тёмные глаза наконец открылись, и посмотрели с прежней нежностью, а губы снова могли улыбаться...

Аллен не знает причины опущенных плеч, печальных взглядов и мелодии, отчего-то знакомой и давящей необъятной тоской, когда играют её привыкшие к инструменту смуглые пальцы. Он не спрашивает. Ему не объясняют.