Наиб, наконец, упивался тем, ради чего он вообще здесь появился: Нортон выглядел великолепно.

Альва Лоренц всегда выходит к вечеру в сад покормить уличных кошек. Лука становится не совсем вольным зрителем.

Эдгар слишком долго жил в самообмане, полагая, что искусство рождается из боли. Отчасти, безусловно, это правда, но на деле, для того, чтобы получить долгожданное вдохновение, ему не хватало простого человеческого тепла.

Эдгар оглядывается нервно, словно самый настоящий вор, но ни секунды не медлит, прежде чем поддеть ручкой кисти защелку на чужом окне, открывая его. Рама ударяется об стену с оглушительным (для его слуха) грохотом. Алхимик шепчет короткую молитву в надежде на то, что шум этот окажется незамеченным, и спешит забраться внутрь, содрогаясь от холода.

Дедукция даже самого гениального детектива может подводить.

эдгар смотрит на него жалостливо — так, как смотрят на безнадежно больных, на погрязших по пояс в трясине, на людей, которых поглощает мертвая гниль, или на тех, кто носит на себе въевшуюся в кожу черную метку.

Одна из формулировок второго начала термодинамики гласит: энтропия замкнутой системы всегда стремится к возрастанию.

Мелли полжизни стремилась к стабильности — может быть, это того и не стоило вовсе.

лука такой же, как раньше — яркий, взбалмошный, гениальный, — и все же катастрофически другой.

эдгар не знает, как ему себя с ним вести.

Спасибо, что полюбил всё то, что я так в себе ненавидел.

Он подходит, улыбается и берёт меня за руку, а я и не против. Уводит от толпы, но мне без толпы будет лучше. И им без меня — тоже.