капюшон слетает с просителя легко, ей даже и пальцем шевелить не нужно, чтобы это произошло, и ведьма кривит губы в усмешке. лицо знакомое, и прическа буйная, и губ изгиб, всегда смотревшийся при ней нахально, насмешливо, и глаза эти яркие, янтарем одаренные, сейчас полные просьбы, мольбы, хотя ранее слабости он себе не позволял.

Цукишима человека перед собой узнает, признает, могут сотни лет пройти и тысячелетия, но именно это лицо ей никогда не забыть.

Во всем происходящем Цукишима может винить много кого — Саваду, Хинату, Кенму, двух друзей-идиотов, влезших туда, куда их не просили. Вместо этого он винит свою жалость к боссу Вонголы, необходимость невовремя уехать из Японии, звонок паникующего мандарина и чертовых Хирую, решивших, что они могут устроить бунт на чужой территории. 

История, где Куроо вляпывается в дерьмо, Кенма, поразительно, всезнающ, а Цукишиме просто приходится все это расхлебывать. И Ямагучи, конечно же, гиенит на фоне.

Реальный мир и мир Хайкью внезапно совмещаются. Все мерчи, посты, фото и само аниме исчезли, а некоторые вещи поменяли контекст. В связи с некоторыми проблемами, главной героине приходится переехать в Японию и, вероятнее всего, своим прибытием, она вносит изменения в изначальный сюжет.

— Ещё хоть слово и я оставлю тебя тут одного. — беззлобно ответил Дайшо, бережно меняя компресс на лбу Куроо в этот момент.

— Врёшь ведь, ты бы ни за что меня не бросил. — сказал Куроо, до конца проваливаясь в сон.

Морской воздух приятно наполняет лёгкие, волосы развиваются и Хаджиме наслаждается этим приятным мгновением, на удивление тихим. Никто не выкрикивает громкое «Ива-чан!», никто не зовёт его к столу, чтобы пообедать. Все молчат. Есть только он, судно, и голубое море, что переливается в свете солнца.

Бокуто не знает, в какой момент его карьеры мнение полностью неизвестных ему людей стало так важно, но сейчас ситуация ударяет по нему больше, чем должна.

Савамуре неловко. То ли от того, что Коуши продолжал жевать свою булочную не подавая при этом никаких признаков жизни, то ли от того, что Ойкава, их на секундочку принц, пришел в столовую к его же охране, чтобы стоять сейчас перед ними и переминаться с ноги на ногу. Савамуре было неловко за них двоих. И он не собирался ничего с этим делать. Ковырять остатки еды в тарелке и то более увлекательное занятие, чем следить за этими двумя. 

И если вся жизнь театр, то это самая унылая постановка о любви, которую когда-либо можно было наблюдать.

С виду он казался совершенно обычным: худощавый, в чёрной свободной рубашке с закатанными по локоть рукавами и чёрных джинсах с рванными коленками. Он пил мохито и смеялся над чем-то с рядом сидящим парнем. Но внимание Куроо обратил не на внешний вид, а на то как парень облизывал трубочку от коктейля. У него был сплит языка.

Куроо заходит в комнату.

Куроо считает: раз-два-три… В сумме восемнадцать пистолетов. О, теперь двадцать два, и шесть из них — приветливо смотрят на него.

  — Бокуто, а они весёлые, — задорно говорит Куроо, выглядывая за дверь, через которую только что ввалился в комнату, а потом возвращается головой внутрь и вновь натыкается лбом на ещё одно дуло. — Ну ты-то куда?

Но это было позже. Перед вами история о том, как они к этому пришли.

О мальчике, попавшем в беду, и эльфийском принце.