Светлов злится, правда, пытается злиться, хоть и безуспешно. Ведь на каждое "да как он мог!" в голове возникают разного рода образы. И теплые, излишне теплые, карие глаза, такие насыщенные, темные, что у Артема каждый раз коленки начинали позорно дрожать. И голос - непривычно вкрадчивый, лишенный чрезмерный язвительности, практически ласковый, когда Гарин перегибался через его плечо, а в грудине принималось ухать с недюжей силой.

Все начинается с брошенного между делом язвительного: “Вам бы китайский подучить, востоковед Вы наш уважаемый”. Гарин даже не задумывается о собственных словах, а Светлов же вспыхивает, как спичка, бросая в ответ дерзкое: “Аще Ваше благородие меня чему-то да научит”. Он смотрит на мальчишку почти шокированно, не ожидав, что тот выдаст нечто подобное. Гарин вглядывается в хаотичный блеск голубых глаз, стараясь игнорировать губы, изогнутые в кривой улыбке.