Капитан Шепард, вы когда-нибудь обращали внимание на то, как на вас смотрит Гаррус Вакариан?

Гаррус много где побывал, и у каждой планеты в галактике видел свою звезду, свои дни и ночи, свои закаты и рассветы. Быстро выяснилось, что у Омеги была лишь серость в коричневых разводах.

Ещё в СБЦ Гарруса злила вечная бюрократия, произвол для бедных и полный карт-бланш на преступления для богатых. Через какое-то время злость переросла в ярость, а потом — в ненависть. Она сжирала изнутри, как болезнь. И на Омеге она выплеснулась наружу, разорвав на части самого Гарруса, не оставив в нём ни жалости, ни сострадания.

Гаррус видел, что ещё чуть-чуть, и давно копившаяся ярость и злость Шепард разорвёт и её.

Газовый гигант, пожирающий каждый корабль, что осмелится приблизиться к нему. Бермудский треугольник систем Терминуса. Кладбище для тысяч несчастных, что решили исследовать планету, но нашли лишь безысходность и голодную смерть.

Шепард находила это место безумно красивым.

Они все еще твои дети, но тебе кажется, что ты совсем их не знаешь.

После революции Маркус всё чаще вспоминает слова Карла: "Часть меня есть в тебе". Карл был метафоричен. Саймон же оставил ему свое более чем реальное сердце. А потом решил вернуться к Маркусу вполне живым и здоровым. Осторожно! Стекло

Больно не было. Страшно, кажется, тоже. Итан вообще давно не чувствовал себя настолько умиротворенным.

Ад оказался достаточно уютным местом, без сковородок, вил и чертей.

Большой зал — самое лучшее место для дарения компроментирующих подарков.

— Почему он идет сюда? — шепотом спрашивает Гарри. 
— Я не знаю, — так же шепотом отвечает Гермиона. 
Драко, ловко лавируя между студентами, подходит к столу Гриффиндора и останавливается напротив Гарри. Он пристально смотрит в зеленые глаза, и от этого взгляда по спине пробегает холодок. Гарри нервно сглатывает. 
— Ты что-то хотел? 
Но вместо ответа Драко поддается вперед, наклоняется и целует Гарри, обнимая за шею. 

— Какая ирония: метка говорит, что я не одинок, но от этого я чувствую себя ещё более одиноким, — грустно усмехнулся Гарри. — В чем же весь смысл?