– Как думаешь, Овечка, он побежит?

– О, как знать, – Эдгар пожал плечами, поправляя съехавший колчан со стрелами. – Многие пытаются сбежать, но никому не удаётся. Расскажи, Волк, каково это – чувствовать голод?

Желудок Эдгара болезненно сжался и заурчал, словно его обладатель ничего не ел неделями. Эдгар сглотнул набежавшую слюну, осторожно раздвигая ветви на тропе.

– Это то, что всегда внутри меня.

Писатель зашёлся сухим надрывным кашлем и откинулся на подушку, обессиленно прикрыв глаза. На его бледных, бескровных щеках пылал болезненный румянец.

– Часы, – тонкая рука поднялась с таким трудом, будто на неё давила вся тяжесть этого мира, и указала в сторону тумбочки. На лакированном дереве покоились фамильные карманные часы с витой цепочкой. – Передай эти часы моему сыну.

Зрачки чёрного человека, в темноте расширившиеся до кружочков, довольно сузились в две кошачьи вертикальные щелки. Он широко улыбнулся во весь рот, хищно оскалив острые клыки.

– Попалась.

В парке по-прежнему не было ни души.

– Карл пропал! – Эдгар всплеснул руками, судорожно вздохнув. – Его нет нигде: на кухне, в спальне, на моем рабочем столе, на диване, под диваном...

– Всё, стоп, – оборвал его Ранпо, широко зевнув. – Нигде его нет, я понял.

– Ммм… Привет?

«Он дикий? Кусается? Агрессивный? Заразный?»

Каждая встреча со внешним миром представляла для Эдгара недюжинный стресс, а встреча с относительно крупным дворовым животным никак не добавляла этому миру привлекательности в глазах писателя.

Бледный, нескладный, на голову выше всех прочих своих ровесников, с тёмными кругами, залёгшими под глаза, пугливый, точно дикий зверёк. И эти непослушные кудри, сколько ни старалась мать Эдгара привести их в порядок, всё равно оказывались растрёпаны и закрывали собой пол-лица.

В приёмной семье почтенной четы Алланов Эдгар По чувствовал себя как сорняк и выглядел примерно так же.