Роад в его постели пахнет вечностью. У нее длинные волосы, она бела, как снег, ее губы алеют кровью, ее щеки розовеют румянцем. Она — неприкосновенна. Она — желанна. Она — Мечта. Во всех смыслах.

Гниение тихо улыбается, посмеивается сквозь слезы. А потом обнимает сам себя за плечи и легонько покачивается, словно слыша одну ему знакомую музыку.

Хозяйке двадцать — а значит, что в невестах она засиделась, и свет уже построил сотню неприятных версий, отчего все забыли о дочери уважаемого министра на брачном рынке.

Аллен подставляет губы для поцелуя туману. Но их почему-то неизбежно находят губы Тики Микка, и поцеловать вместо тумана его — как поцеловать само солнце.

      Говард не святой, но умеет сдерживаться.

      И даже если мысленно самому себе он признается, что правильней было бы следовать за рыцарем без страха и упрека, каким был Аллен, в реальности он произносит…

Может быть, не Аллен ушел от него тогда, без малого тридцать пять лет назад. Может быть, это Мариан сбежал первым. Немного раньше. Стараясь делать вид, что он по прежнему рядом.

Юу часто мечтал закрыть рот. На веки вечные. Не открывать никогда, ни за какие деньги.

      Обычно все, о чем он говорил, заставляло его жалеть впоследствии.

У него было самое лучшее, самое сладкое лекарство от тоски и одиночества из всех существующих.

      Четырнадцатый Ной не планирует пробуждаться в таких условиях. Он предпочитает комфорт, безопасность и менее шебутного носителя, которого будет не так жалко поглощать.

Неа терпеть не мог жаворонство и все с этим связанное — от побудки по цепочке до общих завтраков, на которые надо было еще и одеться прилично.