не держи птицу в клетке, не ломай птице крылья, отпусти птицу летать и не бросай в неё камнями. не держи птицу в руках, не ломай птице душу. отпусти птицу. не убивай птицу.

Серёжа не любит дискотеки. Зато очень любит Олега.

— Твои синяки под глазами говорят сами за тебя, — Олег вздыхает. — Мне что, жить у тебя и контролировать, как ты спишь? 

— Хм, — задумчиво тянет Сергей, отпивая из стаканчика. Слегка морщит нос, когда обжигает себе язык. — Неплохая идея. Мне нравится.

Война не щадила никого — ни мирных жителей, ни солдат. Не щадила она и Олега. Выворачивала наизнанку, рвала, выкручивала как только можно, но не щадила.

Олег не может умереть, зная, что его ждут.

Серёжа любил держать все под контролем. В длинном списке его проблем, болезней, триггеров и фиксаций пунктик «контроль» стоял чуть ли ни на первом месте. 

Неожиданности выбивают из колеи, приносят с собой панические атаки и нервные срывы. Четкое расписание приносит покой.

С Игорем Громом расписание никогда не работало.

Серёжа не знает, звенит это у него в голове или звук исходит извне. Пару секунд вокруг тихо, будто десятки людей не столпились вокруг. Даже дыхания не слышно. Он распахивает глаза.

Серёжа, как он после узнает, видит, без преувеличения, своего спасителя — Игоря Грома.

Дверь клуба распахнулась. Двое полицейских буквально вытряхнули какого-то мужчину из здания. Видимо, это и был хозяин того черного Форда. 

Следом за ними вышел мужчина, одетый на удивление легко для двадцатиградусного мороза. На голове, словно насмехаясь над нелепостью вязаной шапки Серёжи, у мужчины была кепка-восьмиклинка.

Только один полицейский в городе имел достаточно упертости, чтобы носить ее в такой холод.

— Сергей Разумовский, — ему почему-то хочется произвести хорошее впечатление на Игоря, показать, что он тоже взрослый и серьезный. 

А ещё Игорь достаточно высокий, чтобы помочь Серёже достать книжки с полок. 

Тепло. Дыхание. Шелест страниц. Ощущение мягкого, но пристального взгляда.

— Девушка есть у тебя? — он не слышал этот голос столько лет, что удивительно, как знакомо звучит каждая интонация.

Игорь знает, что если он обернется, то увидит своего отца расхаживающего с чаем по комнате. На лице старшего Грома не будет ничего, кроме искреннего любопытства и заинтересованности не изменившейся обстановкой.

Игорь старается перевести психическое в физическое: бьет грушу и мешанину «−•−» и «•••», выходит в вечерний Питер под дождь и практически сходит с ума, чешет соседского пса и с удовольствием чувствует «−−».

И когда Игорь пальцами отсчитывает веснушки на белых ключицах, в этом тоже есть что-то от Морзе.