Наверное, ей бы ревновать брата и лучшую подругу, но... Трисса развернулась к ним лицом, наблюдая за их тёплыми касаниями, за Нелли, которая, осмелев, убирала Тристану под шапку выбившиеся волосы. Она стояла в гражданском, и она боялась, но в ней все ещё чувствовалась военная выдержка, которая приправлена такой сильной нежностью, что Трисса не могла чувствовать ничего, кроме тепла, разлившегося в груди.

Тайрек ненавидел рестораны. От одной только музыки в них к горлу подступал тоноша и хотелось, чтобы Вивьен обняла его, напомнила, что все закончилось, что Третий континент его не тронет. Тайрек не собирался ей об этом говорить: зачем попусту тревожить любимую; но он все же надеялся, что вот сейчас-то все и станет для нее ясным.

Нет, авионер, конечно, понимал, как странно звучит эта фраза из его уст (особенно, учитывая, что даже лётный камень ещё вставлен в отсек, а не покоится в футляре после долгого путешествия), но как же раздражала эта медлительность: времени не так много, а ему все ещё не дали четкого ответа.

Или Триссу срочно надо научиться танцевать до... До этого момента.