Глава 9. Семья

laura marling – what he wrote

 

 

Ребёнок заверещал ровно в 6:30 утра, как по команде. Фиона просыпается от этого звука быстрее, чем от будильника, стоящего рядом с кроватью на тумбочке. Видимо, никто не собирается подойти к младенцу, и Фиона, со стоном потянувшись, нехотя выбирается из постели. Прошлёпав босыми ногами по холодному полу, она передёрнулась от холода, быстренько нацепила на себя халатик и поплелась по коридору к спальне Дебби.

 

Дебби не просыпается, несмотря на Сашины вопли. Джинсы, кофта, куртка разбросаны по всей комнате как попало, и в воздухе отчётливо чувствуется запах пива и сигарет. Сморщившись, Фиона переступила через ботинки сестры, тоже валяющиеся на полу, подошла к кроватке и взяла Сашу на руки. Может быть, ей следует расстроиться из-за того, что её сестра шляется бог знает где по ночам, но, наверное, всё-таки не надо, потому что отвлекаться от засасывающей рутины нужно всем — Фиона точно знает. В последнее время Дебби либо на работе, либо с ребёнком сидит — носа на улицу не высунет даже на выходных, не то что в будний день. Фиона надеялась, что Дебс избежит этой участи. Её маленькая сестра должна была пойти в колледж, встретить там симпатичного мальчика и весёлых подруг, хорошо выучиться, найти нормальную работу и уехать из этой дыры, в конце концов.

 

Дебс должна была сделать много вещей, которых она не сделала.

 

Но вот судьба у Галлагеров, наверное, такая. Неважно, как сильно они стараются выбраться из окружающего их зашквара — всё равно всё пиздецом кроется в конце, как ни крути.

 

Фиона с Сашей на руках спускается на кухню, меняет девочке подгузник и садит её на стульчик. Что-то напевая себе под нос, она начинает готовить завтрак, и Саше, кажется, нравится эта песенка, судя по тому, как она застучала кулачками по столешнице. Фи вспомнила, что ночью вроде бы слышала голоса братьев — видимо, все вместе квасили, а сейчас, наверное, наверху спят. Нужно побольше яиц нажарить на всякий случай.

 

Яичница с помидорами и сыром уже вовсю шипит на сковородке, и Фи, вымыв доску с ножиком и вытерев руки, поворачивается к Саше. Ребёнок улыбается своим маленьким, молочнозубым ротиком и хихикает, когда Фи корчит рожицы, высовывая язык и задирая пальцами нос. Ещё какое-то время Фиона страдает ерундой, вертясь у зеркала, затем достаёт молоко и заливает Саше тарелку хлопьев.

 

— Кушай, лапушка, — нежно воркует она. Проведя рукой по тёмным волосикам девочки, Фиона целует её в макушку.

 

Иногда она не может в это поверить: всё по-прежнему. Всё в том же доме она снова пестует ещё одного не своего ребёнка, ещё одного Галлагера, от которого отказались непутёвые родители. Не так она представляла себе свою взрослую жизнь. Не так хотелось ей проводить свои будни.

 

Тридцать семь лет раньше представлялись ей порогом икс. Столько ей будет, когда Лиаму исполнится восемнадцать, и с её плеч наконец спадёт ответственность за многочисленное семейство. Тридцать семь лет — и всё; ей можно будет заняться вещами, которые все остальные в ее возрасте уже сделали — выйти замуж, обзавестись собственным жильём, может, даже собаку завести.

 

Тридцать седьмой день рождения всё ближе и ближе, но она его уже не ждёт. Фиона прекрасно знает, что Карл навряд ли когда-нибудь одумается, вырулит на прямые дороги и захочет самостоятельно воспитать дочь. Или загадочная Бонни вдруг передумает и начнёт хотя бы навещать ребёнка. Что один, что вторая — перекати-поле по жизни со случайными остановками в тюрьмах и питомниках для бомжей.

 

Новая планка — пятьдесят один. Пятьдесят один год, блять. Джимми отпускал шуточки по поводу вставных зубов «у старой девы, которой уж под сорокет», когда они говорили об этом. Вот бы он поржал сейчас.

 

А, да хуй с ним.

 

Обнаружив в тот день на своём крыльце обосравшегося младенца в замызганной распашонке с прикрепленной к ней короткой запиской, Фиона сразу же прикинула в уме этот пятьдесят один год. Да хоть шестьдесят — она всё равно бы не смогла никому отдать этого ребёнка, несмотря на то, что прекрасно знала цены на подгузники и бремя ответственности за маленькую жизнь. Знала она и то, что Дебби ей этого не простит; но ведь это совсем не то! Саша уже не плакала, когда Фи спустилась к ней на негнущихся ногах; она смотрела на неё снизу вверх таким жалобным, по-галлагерски голодным взглядом, что Фиона не выдержала. Дальше всё было по инерции — вытащила из подвала древнюю кроватку (в ней, наверное, ещё Иен спал), пелёнки какие-то с чердака накопала, ванну воды набрала… Всё казалось ей таким естественным и привычным, что она даже не посчитала нужным обсудить это с сестрой, которая без конца задавала вопросы и вообще нервничала, находясь в одной комнате с младенцем.

 

Фи уже не мечтает о собственной семье. Свой дом, парень или муж, может быть, даже собака. Её даже не парит уже, что ничего этого у неё никогда не будет. Раньше было всплакнёт ночью, сидя над кроватями младших, а сейчас — нет. Всё равно уже. Впрочем, что она теряет? Мужчине наверняка дети будут нужны, а ей за жизнь вот та-ак хватило постирушек и коликов. Фиона с пяти лет детей воспитывала — и это её дети, кто бы что ни говорил. Она их любит и считает своей семьёй, даже если эти неблагодарные говнюки разъехались по своим домам и тюрьмам.

 

Наверху раздался скрип половиц. Кто-то встал, и Фиона, очнувшись от раздумий, повернулась к раковине, чтоб замочить сковороду. Наверное, это Деб.

 

— Доброе утро, — произносит Фиона, не поворачивая головы. — Есть будешь?

 

Не дождавшись ответа, Фиона развернулась и увидела перед собой совсем не Дебби. Микки Милкович как-то на удивление хорошо сохранился после стольких лет за решёткой. Нормально подстрижен, более-менее опрятно одет, куртку держит под мышкой. Глаза у него, как всегда, недоверчивые, с ясным блеском — и он неловко вскидывает ладонь в приветственном жесте, чуть исподлобья глядя на Фиону. Хотя, что-то другое появилось у него во взгляде. Даже не скажешь теперь, что гопник.

 

А в остальном и не изменился почти. Только больно уж худой.

 

— О, привет… Микки. Ты что тут…?

 

— Я, это… Пришёл с ними вчера. В баре встретились, ну и посидели, в общем… — пробормотал Микки, закусывая губу и смущённо переминаясь на месте. — Просто поздно уже было, и Иен сказал, что ничё, если я на ночь останусь.

 

— Конечно, ничего страшного, — закивала Фиона.

 

Микки, казалось, немного расслабился.

 

— Весело было, наверное? — она фыркнула, разливая кофе по чашкам. — На самом деле я слышала, как вы завалились наверх. Ещё пели там что-то, лунатики. У Дебби в комнате последний кислород перегорел, сколько она выдула вообще?

 

Фиона протянула Микки кружку с кофе, и он аж куртку уронил, чтобы взять кружку. Не потрудившись поднять вещь с пола, Микки припадает губами к кружке с дымящимся напитком.

 

— Ох, блядь. Спасибо, — бурчит он. — Голова раскалывается — пиздец. Думал, не встану.

 

— Стареешь, — фыркнула Фиона, сделав большой глоток из своей чашки.

 

В голове у неё крутится добрая сотня вопросов, когда она наблюдает за тем, как Микки допивает свой кофе, оперевшись рукой на тумбу. Сотня вопросов от опекающей заботливой мамочки, кем она, собственно, и приходится своим братьям и сестре.

 

«Так что, значит, вы с Иеном снова вместе?»

 

 «Чем занимались вчера?»

 

«К чему это всё опять приведёт, как думаешь?»

 

«У тебя же серьёзные намерения по отношению к нему, так?»

 

Но Иен уже не маленький мальчик, он взрослый парень, и поэтому Фиона держит рот на замке. Пусть она до сих пор переживает за него, даже больше, чем за Карла, но всё же Фи непонятно, что происходит между братьями Галлагерами и почему Лип так бесится, превращая Микки в какого-то супер-дестабилизирующего агента всегаллагерского хаоса, в то время как таковым он никогда не являлся.

 

— Всё хорошо?

 

— Да. — Микки бросил на Фи быстрый взгляд, затем опять уткнулся в свой кофе.

 

— А… В честь чего такая внезапная попойка? Просто так?

 

— Э-э, ну да, что-то типа. Спонтанно получилось, бывает. — С этими словами Микки проводит пальцем по губе и чуть клацает зубами. Вполне очевидно, Милкович лжёт. Или же, по крайней мере, чего-то не договаривает.

 

— Ну, да, бывает. У всех бывает, — всё равно соглашается Фиона, складывая кружки из-под кофе в раковину. — Будешь чего-нибудь? Тут яичница, есть ещё бекон. Я сейчас тостов наделаю, давай…

 

— А… Вообще-то мне надо идти, — говорит Микки, надевая куртку. — У меня утренняя смена.

 

— Херово тебе, — ухмыльнулась Фиона. — Бля, как сейчас помню, с похмелья туда тащилась. Люди слишком громкие, лампы слишком яркие. Ещё и котлеты тамошние так жиром отдают, что к концу дня этот запах с тебя просто не смывается.

 

— Ага, спасибо. Ободрила, — проворчал Микки, похлопав себя по карманам — наверное, чтобы проверить ключи и телефон. — Слушай, можешь передать Иену, что на работу ушёл? Просто он спит ещё, не хотел будить и всё такое. И это, скажи ещё, что потом позвоню ему. Скажи, ладно? Чтоб он не думал, что я пошёл на попятную и съебался.

 

Фиона усмехнулась такой неподдельной просторечности.

 

— Окей, передам, — заверила она его с улыбкой. Это так мило — видеть сейчас, как Микки, тот самый затюканный сопливый оборванец, который с малых лет задавал трепака каждому встречному и поперечному в южных переулках и вообще полрайона держал в страхе вместе с братьями — тот самый Микки так переживает из-за её брата.

 

— Скажу, что ты был спокоен как удав и чувствовал себя как дома. На попятную так не идут, — добавляет Фиона, ухмыляясь ещё шире. — Всё хорошо будет, не парься.

 

— Ага, спасибо, — ещё больше смутился Микки. — Всё, я пошёл тогда…

 

— Вы снова вместе или как?

 

Фиона всё же не удержалась, чтоб не спросить, и тут же прикусила язык. Хотя нет, не так: она просто не могла не спросить. Несмотря на то, что её братья и сестра давно выросли и могут сами о себе позаботиться, она всё равно каждый день болеет душой за них. Она не мать, но ближе матери, поэтому ей кажется, что она вполне вправе задавать вопросы, которыми мамашки-наседки обычно заваливают ухажёров своих дочек. Иен, скорее всего, был бы не в восторге, если бы узнал про этот разговор. Но он не узнает.

 

Микки словно ледяной водой окатили; выражение его лица мгновенно поменялось. Он встал прямее, весь ощетинился, грудь выпятил и смотрит так подозрительно-подозрительно:

 

— А что, какие-то проблемы?

 

— Э-хэй, не кипятись, я просто спросила, — отвечает Фиона, вскинув руки вверх и стараясь придать своему голосу наиболее миролюбивый тон. — Я ведь твои письма ему передавала каждый месяц, ты что. Если бы и были «какие-то проблемы», я бы не стала этого делать.

 

— Оу, — Микки покраснел и расслабился, растеряв свои оборонительные позиции, и Фиона едва не умилилась этой простоте, позавидовав Иену. Идеальный парень, чёрт возьми. Не соврёт, даже если захочет — у него ж всегда всё на лбу написано.

 

— Немного палевно, конечно, было всё это скрывать от Липа, но мне нравилось быть такой девочкой-посыльной. Вы оба романтики всё-таки, даже не отрицай, — Фиона со смехом покачала головой.

 

Микки сморгнул пару раз, бегло взглянул на Фиону и снова отвёл глаза.

 

— Ну так что…

 

— Я, э-э… Я не знаю пока что. Может быть. Мы работаем над этим, как бы, ты понимаешь.

 

— Ты хочешь снова быть с ним, ну… В смысле, всё серьёзно?

 

— Да.

 

Вот это он произнёс твердо и без колебаний; впервые за весь разговор Микки отвечает на её вопрос без всяких уклончивостей. Фиона чувствует, как улыбка расцветает на её лице. Она на самом деле рада; ей так хочется, чтобы Иен наконец-то обрёл счастье, которого так долго ждал и ради которого так усердно над собой работал. Если этот приземистый гопстоп с лицом полуманерного архаровца — ключ к этому самому счастью, то пусть так оно и будет.

 

— Ну и ладно, — воскликнула она и неторопливо подошла ближе, чтобы похлопать Микки по плечу, и тут же осторожно предложила:

 

— Может, попробуешь его на свидание пригласить? Иен никогда не признается, но он на самом деле обожает такие шоколадные трюфели в цветных обёртках, знаешь, в аптеке на Гарфилд Бульвар прода…

 

— А может, ещё цветочки принести? Он не восьмиклассница какая-нибудь, — хмуро бухтит Микки. — Хер ему, а не трюфели.

 

— Ну, да, вообще-то, хер тоже подойдёт, — хохочет Фиона.

 

Микки закатил глаза под её смешки.

 

— Слушай, мне правда нужно идти, иначе я опоздаю и Шон меня знатно поимеет. Хочешь продолжить свой допрос — ты знаешь, где я живу, — бросает он уже на ходу. — Просто скажи Иену, как договорились, ладно?

 

— Есть, капитан, — хихикнула Фиона, вскинув ладонь козырьком. Микки стоял у дивана и недоумённо глядел на неё из темноты гостиной.

 

— И, это. Спасибо за кофе.

 

Его взгляд смягчился, а на губах, казалось, промелькнула ухмылка, когда она через силу улыбнулась ему и прощально помахала рукой.

 

«…и Шон меня знатно поимеет».

 

Микки ушёл, и Фиона перестала улыбаться. Хорошего настроения и след простыл, когда она услышала про Шона. Есть уже совсем не хочется. Фиона окинула взглядом яичницу и кофеварку на плите и отвернулась, прислонившись спиной к тумбе. Они разбежались почти год назад, но до сих пор Фи не очень хорошо реагирует на упоминания о нём.

 

Развернувшись к тумбе, девушка опёрлась на неё локтями и уставилась на кухонный стол. Она помнит, как сидела с ним за этим столом и ныла по поводу крыши: позапрошлой осенью шторм оборвал к ебеням всю плитку, и они практически под дождём и ели и спали; денег на новое покрытие, разумеется, не было, и Фи настолько была морально разбита в тот момент, что оказалась совершенно не готова к тому, что произошло потом. Шон сказал, что пойдёт за ней хоть на край света. И звезду с неба достанет. И деньги. И коробочку с потёртым серебряным кольцом — из кармана.

 

Фиона хотела сказать «да». Она собиралась сказать это сраное «да». Это слово буквально вертелось у неё на кончике языка. Она уже мысленно представила, как протягивает к нему руки и сгребает его в охапку с намерениями больше никогда не отпускать, но тут в кухню ворвался Лип с плохими новостями. В тот день Карл добарыжился — попал за хранение и распространение, и они провели следующие несколько часов, названивая адвокатам. Все телефоны оборвали, пока в дом не вломился какой-то бугай с пушкой и посоветовал, чтоб перестали. Настоятельно так посоветовал. Типа у них всё под контролем и с Карлом всё будет хорошо. В тюрьме, разумеется.

 

Она попросила у Шона времени подумать, и тот согласился. Фиона видела тогда по лицу, что он нервничал. Не хотел ждать. Спустя несколько дней на лестницу Галлагерам подкинули Сашу. Когда она посадила малютку в тёплую ванну и начала счищать грязь с кожи младенца, Фиона уже знала, каким будет её ответ. Она прекрасно понимала, что не может втянуть его в это безумие. Как будто мало на неё детей свалилось за всю жизнь. Ещё она понимала, что по-другому просто не может. Между Сашей и Шоном нужно было кого-то выбрать, и по непостижимой для самой себя причине она выбрала ребёнка. Сама сделала эту же ошибку —  при этом уберегла Дебби, а сама не спаслась. Впрочем, если бы она вышла за Шона, долго бы этот брак всё равно не продержался. После того, как Иен выкарабкался, у Галлагеров всё было относительно стабильно, но чуйка назойливо скрипела Фионе на ухо, что если она пойдёт на поводу у своего самолюбия и сделает что-то, чего ей самой хочется, всё рухнет. Саше даже годика не было, такую маленькую надо с нуля, считай, поднять, научить всему, в люди вывести. И что, навязывать Шону эту еблепляску? А остальные как? Семья-то держится на ней. Лиам — школьник, Дебби тоже нужно куда-то пристроить, Карл вообще сидит. Она нужна своим детям, какое там замужество… Да и хотелось ли ей на самом деле замуж?

 

Поэтому она отказала ему, и они расстались.

 

После Шона у неё и не было никого особо. Случайные знакомцы из ночных клубов и посетители с работы. Наутро — вон туалет, вон дверь, до свидания. Так проще.

 

— Пожалуйста, скажи мне, что сварила кофе, — простонал Лип, спускаясь по лестнице.

 

— Я сварила кофе, — Фиона, быстро вытерев глаза, приподняла бровь, когда Лип проплёлся мимо неё и счастливо захныкал, увидев на плите дымящуюся турку с крепким напитком.

 

— Ох, бля, слава богу. — С этими словами Лип налил себе кружку и, обжигаясь, распробовал её. Фиона обошла его, погладив по плечу, и села за стол.

 

— И ты́, дружок, похмельный сегодня?

 

— Мы все сегодня похмельные, — бормочет Лип. Жмурясь от горячего дымка, он блаженно глотает, прикрывая глаза. Чуть повернув голову, старший Галлагер заметил завтрак, нетронуто оставленный на тумбе.

 

— Ох ты ж, Фи. Ты просто ангел во плоти, ты знаешь это? — и Лип, схватив из раковины первую попавшуюся вилку, в один присест зажевал полсковородки.

 

— Знаю, — хмыкнула Фи. — Так что случилось-то вчера?

 

— А что случилось вчера? — с полным ртом прочавкал Лип.

 

— Я не знаю, это ты мне расскажи. Микки ушел вот только что. Тоже с кислой миной тут стоял. Спрашиваю — он плавает… Я не стала докапываться. Видно просто, что чё-то не-то.

 

— Конечно, видно. Люди с такими криминальными достижениями изворачиваться не умеют. По крайней мере, чтоб правдоподобно.

 

— Лип!

 

Лип протяжно застонал.

 

— Боже… Моника опять позвонила Иену. Всё, довольна? — мычит он, потирая висок.

 

— Моника?! — вскрикнула Фиона, и Лип сморщился, бросив на неё хмурый взгляд. Не сходя с места, он потянулся к ящику с таблетками и начал вяло перебирать упаковки.

 

— Бля, есть чё-нибудь… Хотя бы аспирин найди мне, если собираешься выволочку мне устраивать.

 

— И чё она тут делает? — продолжила Фиона. — Она же в Индиане была или где-то там?

 

— Ну, вернулась, видимо. Живёт тут недалеко с кем-то, — будничным голосом пробубнил Лип, продолжая рыться в ящике.

 

«Без паники. Без паники», — продолжает повторять про себя Фиона. «Приехала и приехала, чё теперь».

 

Лип в силу своего состояния не сразу заметил, как изменилось лицо сестры.

 

— Какой-то бывший её избил, — говорит он, запивая кофе горсть таблеток. — Привёз её в медвежий угол и выебнул на обочине. Она Иену позвонила… Ну, мы и забрали её.

 

— Ну и нахуя?!

 

— Да не знаю я! Иен всё это затеял. Совестливый пиздюк. Я не знаю, Фиона. Поехали и всё. Прекрати орать на меня, ради Христа, — огрызается Лип, потирая ладонями свои краснющие глаза. — Моника сказала нам адрес, мы приехали. Она вся в кровище была, но адекватная. В больницу ехать отказалась, мы высадили её, где попросила. Живёт сейчас с какой-то бабой… Мы поехали в Алиби, позвонили Дебс и приняли на грудь немножко. Потом Иена вывернуло на тротуаре и мы благополучно добрались домой…

 

— О господи, Лип! — Фиона всплеснула руками. — Зачем ты дал ему столько выпить?

 

— Ой, перестань, — грубо отмахнулся Лип.

 

— Нужно было следить за ним!

 

— Ему двадцать шестой год, Фиона! Сколько можно водить его за ручку? Всё с ним нормально.

 

Фиона скептически вскинула брови.

 

— Ну так чё ж вы тогда так бухаете посреди рабочей недели?

 

Лип не ответил.

 

— Вы помирились, кстати?

 

— Да, мы всё уладили… Перестань беспокоиться и при нём не вздумай так вести себя. Мы уже не дети, Фи.

 

— Вот я бы поспорила…

 

— Всё хорошо, Фиона, — настойчиво повторил Лип. — Ничего ему не сделается с пары бутылок. У нас и похуже есть проблемы…

 

— Вот насчёт этого я бы и поспорила, — перебила его Фиона. — Я не только за него переживаю. У тебя, действительно, на данный момент есть и похуже проблемы, Лип. Если ты не заметил, алкаши в этом семействе передают эстафету из поколения в поколение. У предков Фрэнка не только с законом геморрой был, знаешь ведь.

 

— Да ты что, правда? У Галлагеров ирландская фамилия и вечно вжратый батя. Никогда бы не догадался, — хитро ухмыльнулся Лип.

 

Фиона тяжело вздохнула, показала брату средний палец и начала заниматься ежедневной утренней рутиной. Загрузив стиралку, она включила плиту и снова занялась завтраком — Лип съел всё, что было, даже кофе выдудонил. Они какое-то время молчат, только Лип болтает с Сашенькой. Когда девочка устала от придурочного дядьки и начала с пыхтеньем сосать большой пальчик, сосредоточенно делая вид, что его не замечает, Лип снова переключил своё внимание на сестру.

 

— Микки, значит, по-быстрому свалил, да?

 

— Даже не начинай, — с осуждением зыркнула на него Фиона. — Он на работу ушёл, в Пэтси рано открываются. Даже предупредил, чтоб я сказала Иену, когда встанет. И ещё сказал, что они снова вместе, — Фи многозначительно взглянула в глаза Липу. Она, конечно, приврала, но только чуть-чуть, чтобы спустить на землю ублюдочного братца, который вполне мог опять наделать каких-нибудь глупостей. — Это, кстати, было очень мило, — с мечтательной улыбкой добавила она.

 

— Мило, говоришь. Похоже на Микки, действительно.

 

— Ой, не ерничай, стервец.

 

Лип фыркнул и пожал плечами.

 

— Ладно, но… Иен может говорить всё что угодно, но Монику к нему всё-таки подпускать нельзя. Она на него плохо влияет.

 

— И это ещё одна причина, почему я считаю, что Микки вовремя вернулся, — резонно подметила Фиона. — Он поможет нам с этим.

 

В ответ на это Лип драматично закатил глаза, и Фиона с трудом сдерживается, чтобы не пиздануть зазнавшегося говнюка чем-нибудь потяжелее.

 

— Даже не знаю, сист-р, кто из этих двоих влияет на него хуже, — с издёвкой пропел брат. — Знаешь, они все эти годы общались, а я и в ус не дул. Семь лет, блять, как слепой ходил. Либо я реально такой дурак, либо Иен реально хорошо притворяется. Лучше, чем я думал.

 

Фионе стыдно. Ведь это она несколько лет покрывала Иена и, получается, обманывала Липа вместе с ним. Лип — высокомерная мразина, но он переживает за брата так же, как и она. Она помнит, как он чуть с ума не сошёл, когда им сообщили, что Иен в коме. Буквально на стены лез, наворачивая круги по палате с утра до ночи, и сорвал себе голос, пытаясь докричаться до брата, когда тот спустя несколько месяцев после выздоровления снова валялся расхмельной в канаве за клубом. Конечно же, ему будет больно узнать, что Иен ему не доверяет.

 

— Микки писал ему на этот адрес, — выдохнула Фиона. — Много писал. Я звонила Иену, он приходил и забирал эти письма по разу в месяц. Молчала, потому что он просил не говорить…

 

Лип медленно развернулся к сестре. Серьёзно сдвинув брови, приоткрыл рот и неверящим взглядом посмотрел на неё.

 

— Ты же щас пошутила, да? — ошеломлённо выдавил он.

 

— Он не хотел, чтобы ты переживал…

 

— Да ёб твою дивизию! Почему мы все постоянно друг другу врём?! — заорал Лип, запуская пальцы в волосы. — Пиз-здец!.. Ладно он ещё, но ты-то! — он схватил куртку с крючка и начал натягивать её на себя, двигаясь к двери.

 

— Лип…

 

— Иди ты в пизду, Фиона! — гавкнул Лип, когда она попыталась его остановить. — Я пошёл, всё. Если Моника опять выкинет чё-нибудь, звони.

 

— Так, спокойно, я сказала, — Фиона повысила тон и схватила брата за плечо, когда тот попытался выйти с кухни через заднюю дверь. — Выслушай меня, — она смотрит ему в глаза, и Лип немного успокаивается и c выжидательной суровостью смотрит на неё. На его лбу пульсирует жилка.

 

— Я всегда хотела лучшего для всех вас и для него тоже. Так же, как и ты, я хотела ему помочь. Ты что, не помнишь, как мы по больницам его затаскали? — Фиона перешла на агрессивный шёпот, и кажется, ей удалось достучаться до брата — тот отвёл взгляд и расслабился. — Сколько мы по психиатрам еблись, год? И всё без толку, не пойми, блять, будет жить или нет. Хочет жить или нет, — поправилась она. — Я, сука, подмышки побрею и молюсь, как бы потом не забыть лезвие спрятать.

 

Лип шумно выдохнул, отворачиваясь от неё. Фиона знает, что бьёт по больному, по очень больному; они с Липом прошли адское адище, чтобы вытащить младшего из ямы, в которую его загнали жизненные неудачи и болезнь. Фиона не переигрывает: в её глазах тоже начинают скапливаться слёзы.

 

— На нём же лица не было, Лип. Как покойник, ходит из угла в угол. Что у него там в голове… Ты ведь помнишь, — она отпускает его руку, и Лип прислоняется боком к косяку двери и смотрит в пол. — И я всё, понимаешь, всё была готова сделать, чтобы он к нам вернулся. Как и ты. Какие там письма, кожу бы с себя сдёрнула, блять, если бы это ему чем-то помогло. Поэтому перестань строить из себя жертву. — Лип бросает на неё скептический взгляд, но всё же Фи видит, что Лип признал её правоту. — Ты вообще способен о ком-нибудь другом из своих родственников думать? Иена ты уже задрал. Предлагаю поебать мозги кое-кому другому.

 

— Кому? — изогнул бровь Лип. — Карлу?

 

— Нет, у этого всё относительно неплохо. Кстати, забыла рассказать. На днях тут чё было… Стучат в дверь, открываю — парень, здоровенный такой, шпала. Дружелюбием и не пахнет. Я уж хотела биту тихонечко из-за угла вытащить, но тут он вручает мне конверт, говорит: «в беличьи запасы сунь». Открываю — там косарь, прикинь. Угадай, от кого, — грустно вздохнула она, складывая руки на груди. — Короче, насчёт Дебби. Я про Дебби хотела с тобой поговорить.

 

— А что с ней не так?

 

— Ты ещё спрашиваешь? Серьёзно, что ли? — с удивлением вымолвила Фиона. — Она в школе круглой отличницей была, как и ты. Ветеринаром мечтала стать. А теперь что? Застряла на этом пошехонье. Не слушает меня совсем, говорю — давай хоть попробуем…

 

— Да ладно тебе, Фи. Работает ведь, чё ты…

 

— Ну, в Пэтси, и… и что? Ты что, считаешь, это её уровень? — Фиона возмутилась, с укором посмотрев на Липа. — Это мой потолок, может быть, да — вот такие забегаловки, но не её точно. — Она нервно провела рукой по волосам и сморщилась — жирные и все в колтунах. Кому-то явно не помешали бы шампунь и расчёска.

 

— Она же такая смышлёная, Лип. Ей учиться надо. Может, ты уговоришь её… в колледж? Или пусть хотя бы на курсы какие-нибудь запишется. Чё мы, денег не найдём, что ли… Я понятия не имею, как уломать её, она меня вообще не воспринимает. Даже не пытаюсь уже поднять эту тему.

 

— Не воспринимает, значит?

 

— Нет, — признается она, закусив губу. Разговоры с Дебс в последнее время даже сложно назвать разговорами. Перебросятся парой фраз — как дела на работе, кто посмотрит за Сашей, что по планам на выходные — и всё. Тщётные попытки Фионы начать давно назревшую беседу не увенчались успехом — то она занята, то она устала, то она «сама со своей жизнью разберётся» и так далее. Они живут мирно, даже не ссорятся, как раньше — но лучше бы ссорились, потому что тогда Фи хотя бы чувствовала, что у неё есть сестра.

 

А сейчас — словно чужие стали друг другу. Всё изменилось давно, несколько лет назад, когда забрали ребёнка. Фиона знает, что пора бы уже поговорить с Дебби и на эту тему, но боится узнать, сколько обиды на неё скрывается за воздвигнувшейся между ними стеной. Трусливо пасует перед очевидной возможностью ещё раз услышать от Дебби, как же она на самом деле перед ней виновата.

 

Лип в ответ только кивнул и начал неторопливо направляться к выходу. Фиона последовала за ним, не собираясь отпускать его без какого-либо ответа.

 

— Окей, я понял, — пробормотал Лип, застёгивая куртку. — Я поговорю с ней, — произнёс он в следующую секунду, к облегчению Фионы. — Но вам с ней тоже не мешало бы кое-что обсудить, Фи. Ваша холодная война давно всех напрягает.

 

— О боже, это было сто лет назад, — возразила Фиона, закатывая глаза. — Всё нормально у нас.

 

Лип внимательно посмотрел ей в глаза.

 

— Не ври себе, — тихо проговорил он, покачав головой. — Думаешь, никто не замечает? Как бы не так.

 

Она знает, что Лип прав, и всё равно насмешливо фыркает, склонив голову набок.

 

— Лип, ты выдумываешь.

 

— Короче, ты меня поняла. Я сделаю свою часть, ты — свою. Просто хотя бы попробуй, Фи. Ладно?

 

«Легче сказать, чем сделать», подумала Фиона, закрывая за Липом дверь. Лип не понимает этого, никогда не сможет понять. То, как он видит себя в зеркале, его самоощущение имеет гораздо меньше общего с этим домом, который для Фионы — буквально вся её жизнь. Она уже и так просрала многое, а если она сделает, как Лип просил, всё может стать ещё хуже, и ей страшно. Страшно, что Дебби станет презирать её, если она вызовет её на разговор начистоту.

 

Отношения со своими детьми — вот что важно. Ведь больше-то у неё и нет ничего.

 

***

 

Её разбудил грохот посуды на кухне. Фиона вздрогнула и открыла глаза, подскочив на диване. Как это часто бывает во время дневного сна, проснулась — и не может понять, как она тут оказалась и сколько сейчас времени. Проморгавшись, она лениво встала, оглядываясь вокруг, и кое-как вспомнила, что сидела на диване с Сашей на коленях и смотрела телевизор. Телик сейчас выключен, а с кухни доносятся детский смех, шум воды в раковине и голос Иена, который что-то гукает ребёнку.

 

Она сонно плетётся на кухню и видит, как брат стоит у плиты с Сашей на одной руке, другой помешивая что-то на сковороде лопаткой. На нём древняя зелёная безрукавка (она же вроде как выкинула её уже…) и застиранные спортивные штаны, все в дырах и пятнах от отбеливателя. Не самый лучший вид, но Иен, кажется, в полном порядке после прошедшей ночи. Счастливая улыбка озаряет его лицо, когда Саша довольно фыркает и взмахивает руками, внимательно глядя на шипящую на плите еду.

 

— Блин, Фи. Я тебя разбудил? Прости. Я пытался не греметь.

 

Фиона разблокировала свой телефон и разочарованно застонала, когда увидела, что уже за полдень. У неё выходной, а она спит! Куча дел было запланировано на этот день — вон, целый список на холодильнике специально повесила.

 

— Лучше бы ты гремел, козявка. Погромче и пораньше, — бормочет Фиона, падая на стул. — Блин, сплю в обед, как престарелые домохозяйки с Норд Сайда, писец.

 

— Ой, Фи, завяжешь с травой — то ли ещё будет. Меня без веществ на таблетках вырубает на раз-два, — смеётся Иен, усаживая Сашу на стульчик. Соскребая сыр со сковородки, он кладёт его лопаткой на хлеб. — Есть будешь?

 

— А ты поел уже?

 

— Да, вот, возьми, я уже один умял. — Он протягивает ей тарелку с двойным бутером и садится напротив. — Чё-как дела?

 

— Это я тебя должна об этом спросить. У тебя как дела?

 

Иен нахмурился и отвёл взгляд. Немного ссутулившись, он мотнул головой, опёрся локтями на стол и бросил на неё боязливый взгляд исподлобья. Он всегда так делал, когда внимание за общим столом вдруг переключалось на него. Джимми говорил, что к Иену нужен особый подход, потому что тот по психотипу — типичный средний ребёнок, который отчаянно нуждается во внимании и в то же время, как ни парадоксально, так же отчанно старается избегать этого внимания. Фиона думала когда-то, что Джимми просто начитался всякого у себя в меде и видит проблему там, где её нет, или же просто выпендривается. Но сейчас, спустя годы, она знает, что, возможно, тот мудозвон был отчасти прав.

 

— У меня всё отлично, а что? — сказал Иен, и не успела она ответить, как он вскочил из-за стола, чтобы налить себе кофе. Когда он с большой кружкой в руках и с нечитаемым выражением на лице повернулся к ней, Фиона заметила, что костяшки пальцев у него побелели.

 

— Ничего, просто Моника опять тут, — уклончиво говорит Фиона, пытаясь сильно не напирать и как можно деликатнее подвести брата к теме, не нервируя его лишний раз. Иен уже давно не бежит, как от чумы, от серьёзных разговоров, но он вполне может уйти в несознанку и так же, как она перед Липом, притвориться и играть дурачка, когда нужно будет признать перед самим собой, что тебе нужна помощь.

 

— Мне Лип сказал.

 

— Ну конечно, кто ж ещё, — прогнусавил Иен.

 

— Он просто предупредил меня, мы о тебе ничего…

 

— Ага-а, конечно, — протянул Иен. — Навряд ли она припрётся сюда или к нам, если тебя э́то тревожит. Она мне позвонила, потому что больше некому было. Типа, знаешь, на самый крайний случай у неё есть я. И всё. Скоро свалит опять куда-нибудь в Арканзас, когда новая подружка ей надоест…

 

— Забей на неё, Иен. Не поднимай больше трубку. Никогда.

 

Иен стиснул зубы, и Фиона опасается, что сказала лишнего. Но Иен не огрызается, только вздыхает и запрокидывает голову, прикрыв глаза.

 

— Блин, я не знаю. Я не знаю, зачем это делаю, — тихо сказал он. — Потому что всегда, как только всё только устаканивается, она появляется и напоминает, что стабильность в моей жизни — всего лишь эфемерная иллюзия. Что я, скорее всего, наломаю дров в самый важный момент.

 

— В… В самый важный момент?

 

Иен посмотрел Фионе в глаза, тут же отвёл взгляд и тихо усмехнулся чему-то.

 

— Микки же вернулся, и я боюсь, что…

 

— Ох блять, точно, Микки, — встрепенулась Фиона, вспомнив утро. — Он же меня попросил, чтобы я тебе передала, что ему на работу нужно было с утра. Типа чтобы ты не подумал, что он тебя кинул и…

 

— Да знаю я, — смущённо улыбнулся Иен. — Он мне написал… Точнее, это я ему написал сначала, когда проснулся, всполошился сразу же. Он мне сразу такой: успокойся, все дела. Я и правда пересрался поначалу, ну, ты знаешь ведь, у нас пока туманно всё. — Иен замолчал, отпив кофе и уставившись на свои ноги.

 

— Я больше чем уверена, что он любит тебя, Иен. Мы сегодня так лампово поговорили, и знаешь… Мне кажется, после всего он-то уж точно тебя не кинет.

 

Иен испустил глубокий вздох и сел за стол, положив ноги на один из стульев.

 

— А я не из-за этого волнуюсь. Я боюсь, что <b>я</b> его кину. Что снова сдвинусь, забью на таблетки, накроет какая-нибудь навязчивая идея, и всё — в говно скатился, пиши пропало. У меня же бывает, ты знаешь…

 

Иен сидит весь очень бледный. Только сейчас Фиона замечает усталость в его истощённом лице и задумчивые морщинки на лбу; всё же он выглядит моложе своих лет. И внутри он тоже не такой, как все думают. Кому как не ей знать, что Иен, который в детстве дольше всех болел и больше всех капризничал, к двадцати шести сумел воспитать в своём характере несокрушимый стержень.

 

— Перестань себя настраивать. — С этими словами Фиона подвинулась к брату ближе и обняла его за плечи. — Ты намного сильнее, чем думаешь.

 

Они сидят так какое-то время, после чего Иен обнимает сестру в ответ.

 

— Не знаю, — пробормотал он. — Хорошо бы, если так.

 

Фиона отодвинулась от брата, взяла его обеими руками за плечи и сосредоточенно посмотрела ему в глаза.

 

— Знаешь, почему большинство людей в жизни ничего не добивается? Потому что говорят себе, что ничего не получится, даже не попробовав. Не волнуйся так. Просто… Если ты этого действительно хочешь, просто иди ему навстречу, и всё.

 

— Спасибо, Фи, но по-моему, такие советы тебе даже больше нужны, чем мне, — Иен с печальной улыбкой вскинул бровь.

 

Фи отпустила его плечи и выпрямилась на стуле.

 

— Ты о чём?

 

Иен пооткрывал рот, как рыба, но в конце концов ничего толком не сказал.

 

— Да ничего, забудь. Только встал и херню несу с перепоя. — Порывшись в кармане, он вытащил телефон и посмотрел на время.

 

— Воу, мне уже идти надо… Ты ещё что-то хотела сказать? — говорит он и встаёт со стула.

 

Фиона хотела было докопаться, что её младший братец только что имел в виду, но не стала.

 

— Нет, — покачала она головой. — Иди уже, раз надо. Я думаю собраться всем вместе на выходных, придёшь? В субботу?

 

— Приду, конечно. Напиши мне потом, во сколько, — бросил Иен, завязывая шнурки. — И это, дай знать, если Моника припрётся, ладно? Мы с Липом придём, если там что.

 

— Хорошо, — кивнула Фи. Иен направился к двери, но не успел он выйти за порог, как Фиона окликнула его.

 

— Иен! Слушай, ребята спят ещё? Деб?

 

Иен высунул голову в гостиную.

 

— Ребят не видел, слиняли куда-то, а Деб ушла час назад, у неё смена после обеда.

 

Фиона разочарована. Она надеялась поговорить Дебс прямо сегодня, чтоб не откладывать в долгий ящик. Лип-то прав, да и Иен тоже, наверное, на это намекал. Между ними всё не так уж и радужно. Вообще не радужно.

 

Ей как-то снилось, что Моника приехала за Дебби, забрала её и домой та никогда не вернулась.

 

— Она как, нормальная встала?

 

— Ну, с похмелья тоже, но вроде ничего, а что?

 

— Ну Моника ведь и ей тоже поднасрала когда-то.

 

Иен переступил обратно через порог и прошагал через комнату к сестре. Сжав её в объятиях, он прошептал:

 

— Она всем поднасрала, Фи. Хер с ней. Мы пережили вчерашний вечер, всё. Сюда она навряд ли приедет, но если приедет, звони мне сразу же, хорошо?

 

Иен высокий, тёплый и обнимает так мягко; Фиона и правда чувствует себя в безопасности рядом с ним. Зарывшись лицом ему в плечо, она вдруг осознала, насколько же ей было одиноко в последнее время и как ей не хватало этих детей. Братья Галлагеры-старшие выросли и разъехались с ней; скоро и младших жизнь раскидает по разным углам — вон Лиам уже о колледжах разглагольствует, а Чаки сразу к мамке убежит, как только эту дрянь выпустят. Время пролетит, все будут куда-то переезжать, куда-то поступать, а она останется здесь — мать-героиня, которая на самом деле вообще не мать.

 

— Хочешь, я ещё с тобой посижу?

 

— Не-не, вали давай, — мотает она головой, шутливо отталкивая его одной рукой, другой утирая непрошеную слезу. — Мы с Сашей сейчас гулять пойдём.

 

Попытавшись выдавить улыбку, Фиона замечает, что Иен смотрит на нее с тревогой.

 

— Ну ты звони, если что-то нужно, ладно?

 

— Ладно, ладно, всё.

 

Иен уходит, и дом погружается в молчаливое уныние.

 

Когда-то давно здесь были люди, много людей; смех, разговоры, грохот посуды в раковине, беготня по лестницам, стычки с разъярёнными соседями на крыльце — всё ушло давно. Единственный звук — Саша на кухне хрустит своими хлопьями и что-то довольно булькает.

 

Поднявшись наверх, Фиона остановилась напротив корзин с постирушками, прислонилась к стене и закрыла глаза.

 

Тихо в этом старом доме, и тишина эта оглушительна.

 

***

 

 

<right>syml – where's my love </right>

 

 

Много воды утекло с тех пор, когда она была в этом районе. Фиона начала обходить эту улицу сразу, как они расстались, боясь случайно наткнуться на Шона. Единственный раз она пришла в закусочную, когда Дебби позвонила ей из телефонной будки и умоляла её принести забытый дома мобильник, обещая, что бывшего не будет рядом.

 

В Пэтси ничего не меняется. Заляпанное стекло, всё в грязи от проезжающих машин и в пятнах от клея, оставшегося от сорванных объявлений; у входа несколько угрюмых нахохлившихся подростков стреляют сигареты у выходящих обывателей. Фиона смотрит на неоновые буквы наверху и улыбается. Несмотря на то, что ей нравится её нынешняя работа, что зарабатывает она там гораздо больше, нежели в задрищенской закусочной, она скучает по тем временам, когда разносила заказы в Пэтси.

 

Фи не знает, что она сейчас тут делает. Дебс навряд ли согласится на задушевный разговор в самый разгар смены. Фионе просто нужно её увидеть. Спросить, будет ли она дома вечером. Предложить заказать какую-нибудь пиццу, спросить, какой фильм она хочет посмотреть.

 

Сердце колотит об рёбра, когда Фи открывает дверь и с Сашей на руках заходит внутрь. «Всё будет хорошо, всё будет хорошо», — мысленно настраивается она, напоминая себе, что, если сейчас на смене Дебс, Шона тут, скорее всего, нет. Несколько взглядов обращаются к ней из-за стойки, но никого из них она не знает.

 

— Здравствуйте, желаете пройти к свободному столику? — обратилась к Фионе одна из официанток.

 

— Э-э, нет, спасибо. Я к сестре, Дебби. Не могли бы вы позвать её?

 

— Дебби ушла по делам, наш босс…

 

— Оу, тогда я, пожалуй, пойду, до свида…

 

— Хэй, Фиона! Привет. — раздалось сзади, и Фиону передёрнуло, как лань, испугавшуюся света фар на ночной дороге. Обернувшись, она увидела Шона. Мужчина стоял и почёсывал шею с неловкой улыбкой. — Как у тебя дела?.. Я отправил Дебби в банк, нужно срочно разрешить одно дело с поставщиком. Она знала, что ты придёшь? Если бы я…

 

— Да нет, нет, я просто мимо проходила, хотела кое-что спросить у неё, — протараторила Фиона, запинаясь в словах. — Я тогда пойду, всё равно домой вечером придёт. Или смску скину…

 

Промямлив что-то на прощание, Фи устремилась к выходу, как вдруг Шон схватил её за рукав куртки:

 

— Стой, подожди, ты… Ты можешь здесь её подождать. Я кофе принесу, хочешь? Она сейчас придёт, тут через дорогу.

 

Фиону тянет к нему. До сих пор тянет. Ей хочется его обнять, и она на самом деле с трудом сдерживается. Он не поменялся особо — те же морщинки, улыбка и глубокие усталые глаза. Мужчины всегда покидали её. Кто-то напоследок оставлял матерные проклятия, как Гас, кто-то просто сливался, даже не попрощавшись, как Джимми. Шон же приветливо поздоровался с ней, не притворился, что не знает её; кажется, он даже нервничал сейчас так же, как и она.

 

— Нет, всё нормально, мне пора идти, правда…

 

Улыбка на лице Шона померкла, и Фиона чувствует себя последней шаболдой с жопой вместо мозгов. Впрочем, ничего нового. Она на полной скорости врывается в жизнь ничего не подозревающего мужика и так же уходит, не заклеив свежим пластырем старую разодранную рану. Ей хочется быть хорошей партнёршей, что-то изменить в себе, но не получается почему-то. Не только с Шоном не получилось, который, к слову сказать, прекрасно понимал, как тяжело быть хорошим для кого-то, когда ты на самом деле чмо с изломанной психикой и нездоровыми заёбами.

 

Я скучала.

 

Эти слова вертятся у неё на языке, но она не может озвучить их. Фиона привыкла бороться за то, чего страстно желала, но сейчас всё как-то по-другому. Если Шон в ответ посмеётся над ней и пошлёт её, она этого точно не перенесёт.

 

— Хорошо выглядишь, — произнесла она дрожащим голосом, слабо надеясь, что не выдала себя. — Рада тебя видеть.

 

— Да, я тоже… Тоже рад, — сказал Шон, прокашлявшись. — Ты тоже хорошо выглядишь… Впрочем, ты всегда хорошо выглядишь, — он снова неловко улыбнулся.

 

У Фионы горят щёки. Она склонила голову, на какое-то время уткнувшись взглядом в пол с намерением хоть немного скрыть своё смущение. На самом деле сейчас ей больше всего хочется свернуться в клубочек и закатиться под стойку.

 

— Знаешь, я ведь тебя не поблагодарила, ну, за то, что взял Дебс. Как она, справляется?

 

— Оу, да, она умница. Всё успеет, ничего не просрочит, не упустит… Как она делает это вообще, не знаю, — смеётся Шон. — Сейчас старые счета перебирает, ругается там у себя. Иду мимо, слышу из-за двери что-то вроде: «чё за слепошара договор делал»…

 

— Да, с математикой у неё всё отлично, это точно, — улыбнулась Фи, не зная, что ещё сказать. Она судорожно перебирает в голове варианты подходящих оправданий, чтобы свалить, но в волнении отметает всё, что приходит на ум. Да и не хочется ей пока уходить.

 

— Микки тоже здесь? — спросила она, просто чтобы не молчать.

 

— Нет, ушёл уже. Дебс заставила его пораньше уйти. Сказала, он не выспался, потому что типа забирал её из бара. Не знаю, правда ли, — Шон ухмыльнулся, почесав висок. — Эти двое души в друг друге не чают, как брат с сестрой. Они с Иеном опять…?

 

— Пока не известно, но вроде бы всё к тому идёт.

 

— Оу, ну это здорово. Микки, кажется, образумился… Дурь-то молодая соскочила. Дельный парень, обстоятельный такой, слов на ветер не бросает.

 

— Да, он… Он и правда стал другим, — выдохнула Фиона, подсознательно радуясь тому, что они нашли нейтральную тему.

 

— Всё на прямую, чётко и по делу. Ни разу не слышал, чтоб ныл и жаловался. Мне такие нравятся.

 

— Я бы, наверное, закрыла глаза, даже если бы эта чудесная метаморфоза с ним не произошла. Иен счастлив — меня не колышет.

 

На лице Шона снова расцвела улыбка. У Фионы ноги чуть не подкосились.

 

— Ты точно ничего не хочешь? Смотри, у нас есть новые вкусняшки в меню.

 

Фиона фыркнула.

 

А не пошло бы оно всё?

 

— Знаешь, вообще-то, хочу. Дай мне чизбургеров с собой. Вы ещё делаете такие? С луком, ещё всяким таким обмазанные…

 

— Конечно, делаем, — ответил Шон. Кажется, он хотел развернуть её за плечо к стойке, подняв руку, но, видимо, передумал и вместо этого помахал официантке, привлекая к себе внимание.

 

— Эй, Эмбер, сделай два чизбургера на вынос. Про скидку не забудь, это член семьи.

 

— С каких пор мы делаем скидки членам семьи? — спрашивает Эмбер, скептическим взглядом окинув Фиону.

 

— С таких, что я так сказал. Не бери с неё.

 

— Ох, Шон, не надо…

 

— Всё окей, это мой тебе подарок, — подмигнул он ей, заходя за прилавок, и Фиона тает. — У меня дела ещё, прости, я пойду. Рад был тебя видеть, — добавляет он, неуверенно остановившись у входа в кухню. — Заходи почаще.

 

Фиона поражена. Она совсем не ожидала, что Шон будет так дружелюбен, и поэтому сама не знает, как вести себя. Ей нужно бы не подавать виду; Фи одёрнула себя и пролепетала на прощание:

 

— Да, э-э, спасибо. Я постараюсь.

 

 ***

 

Жирный тёплый сыр чуть сочится через прореху в плохо запечатанном донышке пакета, и Фи ругнулась про себя. Поставив пакет на перила, она неловко достала из сумки салфетки и кое-как вытерла запачканную руку, затем ещё раз постучалась в дверь. Всё это время Сашенька, сидя у неё на другой руке, что-то лепетала, с интересом наблюдая за её раскорячной аэробикой на крыльце дома Милковичей.

 

Не открывают почему-то.

 

Сколько она тут не была? Наверное, с тех пор, как у Иена случился первый приступ депрессивной фазы. Фи всё ещё помнит взволнованный голос Микки в трубке. Помнит, как он сбивчиво объяснял, что Иен не встаёт с постели и отказывается есть, и просил прийти срочно; Фи догадалась тогда. Странно, что побег из армии и маниакальная взвинченность брата ранее её почему-то не насторожили.

 

Несмотря на то, что хипстеры и пробивные лесбиянки уже давно осваивают район, окружение берлоги Милковичей эта участь почему-то обошла. По краям тротуаров разбросаны битые бутылки, а некоторые дворы так усеяны мусором всевозможного происхождения, что под ним едва землю видно. Видимо, старая слава бравого племени под предводительством Терри всё ещё устрашает новоприбывших, что те сюда не суются.

 

Еле заделав дыру в пакете с чизбургерами, Фиона в третий раз постучалась. Внутри громко играет музыка, которую с натяжкой можной назвать музыкой — хриплые оры мужиков, переборщивших с экспрессией, вообще слабо напоминают какое-то подобие мелодии. Дебби такое слушает, а Фиону это, откровенно говоря, раздражает; они не раз ссорились по этому поводу.

 

Парня, открывшего ей дверь, Фиона не узнала. Должно быть, это один из братьев. Единственные Милковичи, которых она помнит по именам — Микки, его сестра и придурок Тони, который когда-то приставал к ней в школе.

 

— Ну кто ж ещё, если не… Фиона Галлагер? — очумело выдавил парень. — Что привело тебя в эти края, цыпа?

 

— Микки дома?

 

Парень, кажется, даже расстроился.

 

— Не, малышка, он не ценит прекрасное. Проходи, — щёлкнул он языком, открывая дверь пошире и жестом приглашая её войти. — Есть такие долбоящеры, знаешь, не разбираются в женской красоте ни капли. А я, — оборачивается он, взяв со стола початую бутылку пива и отпивая из неё, — я покажу тебе космос в одно касание…

 

Придурок.

 

— Микки! — крикнула Фиона в пространство комнаты, не обращая внимания на пьяного замухрыгу. Осторожно переступив через порог, она огляделась по сторонам. — Ты дома?

 

Парень, стоящий перед ней, недовольно замычал и закатил глаза.

 

— Да дома он, блядь. Слышь, как орёт, — размашисто указывает он на дверь одной из комнат, из-за которой под тяжёлый электронный аккомпанемент раздавался вой рок-исполнителя. — Не слышит ни хера, чё, не ясно, что ли.

 

Фиона перехватила Сашу покрепче, развернулась и закрыла входную дверь. Когда она повернулась обратно, молодой человек успел скрыться, а музыка больше не играла. В следующую секунду Микки высунул голову из спальни.

 

— О, Фиона?

 

— Привет, Микки, я…

 

Милкович выскочил из-за двери в одних спортивных шортах, весь потный и запыхавшийся. Он даже не пытается скрыть проступившую на лице тревогу, подходя к Фионе.

 

— Случилось чё? С Иеном? Всё нормально?

 

Она не успела ничего ответить, потому что брат Микки вышел из своей комнаты.

 

— Вечно с этим носится, — проворчал он, сгребая какую-то одежду с дивана. — Сколько можно.

 

— Заткнись, Иг, — огрызнулся Микки, повернувшись к брату. — Своими делами займись, не лезь.

 

Игги показал брату средний палец и начал одеваться. Пока он натягивал ботинки, Микки и Фиона неловко молчали. Фиона понимала, что лучше поговорить наедине, и Микки, видимо, тоже это осознавал.

 

— Я работать, — наконец сказал Игги, застегивая куртку и пришпиливая пистолет себе за ремень. — Рад был свидеться, Фиона Галлагер, — многозначительно хмыкнул он, на что Фиона только закатила глаза. Подмигнув ей напоследок, он скрылся за дверью.

 

— Пикап года, — прыснула Фиона, когда Микки смущённо взглянул на неё, словно извиняясь за придурочного братца. — Где хоть работает?

 

— Ствол с собой таскает дак. Где он ещё может работать, — буркнул Микки, отводя взгляд. — На углу кокс толкает. Никогда бы не подумал, что этот дрищ будет вместо Терри крышевать… Каким-то хером всё время сухим выходит.

 

Фиона фыркнула и кивнула, и Микки вопросительно поднял на неё глаза.

 

— Так чё случилось-то?

 

— Я это, хотела тут… — начала Фиона, но тут же осеклась, заметив корявые, неаккуратно вытатуированные буквы на груди Микки. — Ебать, — только и смогла она пропищать, моргнув несколько раз. — Ты… Ты неправильно написал «Галлагер».

 

Микки недоумённо взглянул сначала на неё, потом на свою грудь, и до него тут дошло, что она имеет в виду.

 

— Да едрён батон, блядь, — застонал он, разворачиваясь в направлении спальни. — Знаю я, что не правильно, — бормочет он по пути, и Фиона чуть не растеклась от умиления, когда осознала, что только что заставила Милковича жутко смутиться. Микки тем временем вернулся к ней из спальни уже одетый, в белой футболке с дырками у воротника. Зарделся, как помидор, даже уши покраснели.

 

Фиона едва сдерживала смех.

 

— Ну так чё? — нетерпеливо пробухтел Микки, разводя руками.

 

— Когда ты это набил?

 

— Пиздец, ты чё, это пришла обсудить?

 

— Я правда не могу развидеть это, — с напряжённой улыбкой говорит она, изо всех сил стараясь не засмеяться, чтоб не обидеть Микки. — Иен знает?

 

— Знает, — бросил Микки, садясь на диван и кивая ей головой на кресло, приглашая сесть. Открыв одну из банок пива, стоящую в куче таких же других на низком столике, он сделал пару глотков. — В тюрьме сделал. Думал, что… Блядь, не знаю, о чём я тогда вообще думал. Не лучшие времена моей жизни, знаешь ли. Ты чё пришла-то? — вопросительно покосился он на Фиону. — Хорош яйца мне выкручивать, давай говори уже.

 

— Не злись, — улыбнулась Фиона, усаживая Сашу поудобнее у себя на коленях. — Я думаю, это очень даже мило.

 

— Хуило, — ворчит Микки себе под нос. — Представь, что какой-нибудь парень сделал татуху с твоим именем у себя в жопе. «ФЕОНА» витиеватым курсивом вокруг ануса. Здорово, правда?

 

Фиона моментально представила, как Джимми раздвигает ягодицы перед ней, открывая вид на буквы её имени, кольцом окружающие задний проход, и заржала в голос, не в силах больше сдерживаться.

 

— Ну… Если бы он потом назвал себя моей сучкой и дал бы себя отстрапонить, я бы его простила, — хохочет Фиона.

 

Микки фыркнул, кинув на неё насмешливый взгляд.

 

— Ага, ясно всё с тобой.

 

— Да ладно тебе, её же свести можно, — говорит Фиона. — У меня есть знакомый один, он таким занимается. Будет немножко виден след, но он уйдёт со временем. Хочешь, позвоню…

 

— Не, я на мели, — отрезал Микки. — На какие шиши сейчас сводить-то.

 

— Ну, попозже, если хочешь, — сказала Фиона. — Хотя я до сих пор считаю, что это реально круто и мило.

 

Микки цыкнул и показал ей фак, отпивая из банки. Фиона снова хохотнула, когда он смешно нахмурился и сложил руки на груди.

 

— Так чё ты хочешь-то от меня?

 

— Обед тебе принесла, — встрепенулась Фиона, перегибаясь за кресло и доставая с пола пухлый подтёкающий пакет с чизбургерами. — Хотела к Дебс зайти, но её не было на месте, я подумала… Подумала, зря, что ли, из дома выходила. Вот и… Думала, может, ты ещё не обедал. — Фиона понимает, что несёт какой-то бред, но не знает, как ещё продолжить разговор. Милкович прямолинеен как палка; нужно хоть как-то оправдаться в его глазах.

 

Микки подозрительно сощурился и сказал:

 

— Я тебе не обсос какой-нибудь. На еду сам могу заработать.

 

То же самое часто говорят её братья и сестра, когда Фиона по старой привычке пихает им деньги. Ей кажется, они всегда будут нуждаться в её помощи, и они на самом деле не понимают её стремления отдавать им всю себя.

 

Они не понимают, что ты не можешь по-другому, когда у тебя больше ничего нет; когда ты не знаешь, куда себя деть, если не посвящаешь себя другим.

 

— Не пойми неправильно, я это просто… В знак примирения, что ли, — Фиона неловко пожимает плечами, и тут же Саша недовольно заёрзала у неё на коленях и захныкала. Ковёр на удивление чистый, и Фиона, окинув пол взглядом и не заметив ни оружия, ни торчащих гвоздей — в общем, ничего опасного для ребёнка, спрашивает, отпуская девочку с коленей:

 

— Можно, она поползает, да? Ничего такого не найдёт?

 

— Э-эм, подожди-ка, я щас. — Микки встаёт с дивана и закрывает комнату Игги. — Вот, теперь всё.

 

— Она любопытная до жути. Немножко ходит уже, всё трогает, всё интересно. Чуть телевизор не уронила на днях. Мало ли там.

 

— Не, всё нормально, я здесь убирался. Если и есть чё-то, то у Игги.

 

Фиона облегчённо кивнула, смотря на Сашу, которая с восхищённым пищанием поползла в сторону кухни, увидев на окне старые занавески с Микки Маусами. Они молчат какое-то время, наблюдая за ребёнком, и тут Фи замечает нежную, искреннюю улыбку на лице Милковича. Кажется, в этот момент Фиона действительно начала понимать чувства Иена. Человек, которого любил её брат, был на самом деле не тем, кем пытался казаться. Микки Милкович не был тем грубым, неотёсанным дикарём, за которого был вынужден себя выдавать, чтобы выжить в жестоком мире беспросветного семейного насилия и не нахватать ножей в спину.

 

Наверное, только Иен и знал его настоящего.

 

— У тебя тарелки есть чистые?

 

— Зачем тарелки, их мыть потом надо. Бумажные полотенца сойдут, принцесска?

 

— Сойдут, — рассеянно кивает Фи, выглянув из-за дивана, чтобы проверить Сашу. Той быстро наскучило жевать занавески, и она переместилась под телевизор, переключив своё внимание на ящик с дисками для DVD.

 

Микки возвращается с кухни и плюхается на диван, без лишних церемоний скидывая на стол рулон полотенец, ещё одну банку пива и контейнер с какой-то едой.

 

— Две сестры милосердия пытаются превратить меня в жиробаса, — проворчал он, заглянув в пакет Фионы. — Дебби тоже постоянно похавать тащит чё-нибудь. Или на смене в рюкзак мне суёт. Говорит, типа, всё равно списывать, срок выходит. Один раз открываю, а там целая тара с салатом, на дне — грудки жареной килограмм, наверное. Я охреневаю иногда с неё, пользуется положением, козявка, — улыбнулся он сам себе, и Фиона тут же вспомнила, что Шон сказал про Дебби и Микки.

 

Фиона помнит, какой потерянной и убитой была её младшая сестра, когда Иен сообщил им, что Микки дали восемь лет. Она видела ещё тогда, что они с Дебс действительно хорошо ладили, но не придавала этому особого значения. Впрочем, она не придавала значения многим вещам, потому что зачастую увязала по горло в собственных проблемах.

 

— Пользуется и пользуется. Тебе грех жаловаться, крепыш из Бухенвальда. Одни кости вон торчат, — сказала она с полным ртом.

 

Микки только молча закатил глаза. Следующие несколько минут они молча поглощали пищу, время от времени оглядываясь на Сашу, которая с энтузиазмом пробовала на зуб пластиковые коробки от дисков. Наконец, Микки нарушил тишину:

 

— Ты чё, реально просто так пришла, или сказать что есть?

 

Фиона, доев чизбургер, вытерла руки о полотенце и смяла его в руках, смотря куда-то вглубь комнаты, лишь бы не встречаться с Микки взглядом.

 

— Я не знаю, зачем я пришла, Микки. Просто всё так странно произошло…

 

— Странно?

 

— Мы виноваты перед тобой. Поголовно виноваты. Ты помог нам с Иеном, здорово помог, а мы даже не пытались что-то для тебя сделать, — сбивчиво выдохнула Фи, найдя, наконец силы взглянуть парню в глаза. — Мы легко могли бы прийти в суд и на раз-два сделать тебе алиби, или подставить сучару эту как-нибудь, справок наделать из психушки, сказать, что она издевается над сыном и вообще больная, ещё что-то, я не знаю. С учётом того, что она наша сводная сестра, а ты юридически никем не приходишься, всё было бы очевидно. Типа, никто же не станет защищать левого человека, всем скопом свидетельствуя против близкого родственника, если этот родственник нормальный. — Фиона замолчала, опустив голову. Микки перестал жевать, но ничего пока не отвечал.

 

— К тому же, я читала твои письма, прости, — она виновато улыбнулась, подняв глаза на парня, который сидел и нервно жевал губу, изредка бросая на неё нечитаемые взгляды. — Мне было интересно просто до жопы, я не смогла остановиться. Карл потом запечатывал обратно, чтобы Иен не узнал. Ты прости за это.

 

— Да там ничего такого и не было, — крякнул Микки, уткнувшись взглядом себе в колени.

 

— Ну да, ты просто не представляешь, как это ему помогало. Он прилетал со скоростью света, когда я звонила ему и говорила, что новое пришло. Прямо при мне вскрывал и начинал читать уже на лестнице, когда в свою старую комнату уходил. Его не таблетки спасали, а вот это вот.

 

Микки вроде как немного удивился, судя по глазам, но он ничего не говорит, с непонятным Фионе выражением лица начиная зачищать крохи со стола.

 

— Я никого из вас ни в чём не виню, — наконец-то выдал он после того, как убрал мусор и сел обратно на диван. — Если мы с Иеном ебёмся, это же не значит, что вы должны безоговорочно за меня впрягаться в любую жопу. Поэтому я никого не виню, — повторил он, оперевшись локтями на разведённые колени.

 

Фионе хочется возразить. Они должны были впрячься за него в эту жопу, и в другую, и в третью, потому что Микки не был для них посторонним. Он был членом семьи, пока Иен от него не отвернулся. Когда Иен отвернулся, отвернулись все. С тем же Джимми всё было не так — тот говнюк по пятам ходил за Галлагерами, и те вполне ничего так с ним общались за её спиной, и это несправедливо.

 

— Мы все зачастую хреново поступаем с людьми и даже не осознаём этого. Ты знаешь.

 

— Да.

 

— Я просто хотела сказать, что мы все реально рады, что ты сейчас с нами. Заходи в любое время, ладно? Я очень хочу, чтобы у вас с Иеном всё получилось в этот раз, — протараторила она и тут же встрепенулась, внезапно вспомнив самое главное:

 

— А, и кстати, на Липа не обращай внимания. Перебесится, и всё нормально будет.

 

Микки пристально вглядывался в её лицо какое-то время, затем несколько раз кивнул, опуская голову.

 

— Мы на выходных думаем собраться у нас все вместе, и ты тоже приходи, — осторожно предложила Фиона. — Я приготовлю лазанью, можем ещё роллов заказать. Приходи обязательно, ладно?

 

— Ладно, — смущённо кивнул Микки. — Я спишусь с Иеном, думаю, мы вместе придём.

 

— Отлично, — с облегчением улыбнулась Фиона. Встав с кресла, она подошла к Саше и взяла её на руки. — Только он сейчас из-за всякой ерунды комплексует. Ты полегче с ним, тоже перебесится, — говорит она, натягивая курточку на ребёнка. Иен её убьёт, если узнает, что она сейчас стоит и обсуждает его с Микки, но ей весьма не хочется, чтобы Микки повторил её ошибки; чтобы сбежал при первом тревожном звонке и упустил самой судьбой предназначенного ему человека.

 

Уже стоя у входа с Сашей на руках, Фи обернулась. Микки стоял какой-то растерянный — возможно, не знал, как попрощаться после такого откровенного разговора. Фиона собралась с духом и произнесла:

 

— Ты много значишь для него, и он очень волнуется, поэтому может вести себя немного странно. Или брякнет что-то не к месту, есть у него такое. Просто помни, что он тебя очень любит.

 

Микки, неловко перемявшись с ноги на ногу, потёр губу и кивнул, не глядя на неё.

 

— И я серьёзно насчёт лазаньи на выходных. Мы всегда рады тебя видеть, — она сделала паузу, а затем тихо сказала:

 

— Ты же семья.