the republic of wolves — welcome home (radical face)

Родительский дом — такой же, как в ночных кошмарах. Отслаивающийся сайдинг, провалившиеся ступени, заколоченные окна, всполохи пожухлой травы на земле и ржавый хлам во дворе. Небо темнеет и хмурится, и слабые отголоски грома доносятся до неё снаружи. Для полной картины только отца не хватает — тот прислонялся к забору и, поигрывая ружьём, закуривал цыгарку. Дьявольская улыбка погано кривила ему лицо…

— Девушка? — окликнул её таксист, выведя из мрачных раздумий. — Девушка, пральна приехали?

Милкович встрепенулась и отвела взгляд от неприветливого пейзажа за окном. Когда-то это место она называла домом. Теперь уже всё по-другому; теперь её дом там, где пухлощёкая дочка, где цветы в жёлтых горшках украшают окна и где Джейсон всучивает ей перед работой пакет с едой и глупыми записочками внутри.

«Нет», — хочется ответить ей. — «Неправильно мы приехали. Должно быть, я ошиблась, когда называла вам адрес». Новый адрес Иена начеркан на сложенной бумажке, спрятанной у неё в сумочке. Больше всего ей хотелось передать эту бумажку водителю и ехать, ехать подальше отсюда. Пришлось бы заплатить в два раза больше, но зато не нужно было бы снова переступать порог этого дома, в котором много лет назад она оставила всё, что мучало её.

Но сбежать теперь, когда она уже на месте, означало бы признать свой страх. Признать, что Терри до сих пор держит её в кулаке. Усилием воли она уговаривает себя не бояться. Терри давным-давно в тюрьме, его здесь нет. Никто больше не имеет права надругаться над ней, никто не обзовёт её шалавой; прошлое — это прошлое, поэтому Мэнди отогнала прочь неприятные мысли. Мэнди больше не содрогается от воспоминаний о том, что творилось за этими стенами. Совсем нет.

— Да, сюда. Спасибо. — С этими словами она протянула парню купюру и вышла из машины. Накрапывал дождь. Мэнди натянула капюшон и оправила пальто. Молодой таксист, вытащив её сумку из багажника, поставил её на тротуар и пожелал ей хорошего дня. Девушка кивнула в ответ и пошла в дом.

Замок на двери, как всегда, сломан. Она заходит без стука. Дома никого нет, но видно присутствие человека — комнаты обжитые, пыли нет, ковёр на полу новый… Гробовая тишина, царящая здесь, окутывает её непривычным грузом — Мэнди не помнит, когда ещё здесь было так тихо. Когда она жила тут, постоянно кто-то ходил, бегал, трахался или орал в пьяном угаре.

Кинув сумку на пол, Мэнди пошарила руками по дивану и за одной из подушек откопала пульт от телевизора. Села, включила, чтоб не слышать эту давящую со всех сторон тишину. На экране выскочил какой-то фильм про войну. Звуки выстрелов и орущих друг на друга мужчин идеально дополнили знакомую обстановку. Добро пожаловать домой.

Наконец-то сняв пальто, она потянулась и задела рукой подлокотник дивана. Жжёная дырочка на обивке напомнила ей, как они подростками тусили здесь, и Иен, когда она выдала что-то глупое, от удивления уставился на неё, разинув рот, и сигарета изо рта у него упала на этот подлокотник. Этот подлокотник сейчас — одна из немногих вещей, навевающих те воспоминания, от которых не хочется убежать отсюда сломя голову. Мэнди улыбается и вспоминает, как он улыбался ей, как вместе ходили в школу и как всё ещё было хорошо.

Если бы Мэнди была из разряда людей, которые верят во всякую паранормальную чушь, она бы сказала, что дом проклят. Ссаное место, где сами стены давят на человека, и тот немного сходит с ума. Волосы встают на затылке, по коже бежит холодок; но Мэнди не сдаётся и, стиснув зубы, упорно продолжает вжиматься в диван. Наконец, когда простое ничегонеделание на жопе ровно становится невыносимым, девушка поднялась и отправилась в комнату, которая когда-то принадлежала ей.

Остановившись в коридоре, она заметила бледное, почти затёртое тёмно-красное пятно на полу у соседней комнаты. Там была спальня Микки. Сторонний человек не обратил бы внимания, но не Мэнди. Перед её глазами моментально встал тот день. Она запомнила его в подробностях, от начала до конца.

Мама лежала там, заблёванная, забытая всеми на холодном полу. Язва на подбородке, страшно портившая её некогда красивое лицо, совсем разошлась; на посиневших руках темнели синяки от шприцов. Пахло жутко; они с Микки были совсем маленькие, когда пришли домой из школы и обнаружили труп. Их часто оставляли одних на несколько дней. В силу возраста они даже тряпкой какой накрыть не сообразили; они даже не понимали до конца, что произошло, по крайней мере Мэнди. Она помнит, как сидела у телевизора с включенной на полную мощность громкостью и, заткнув уши руками, отталкивала брата, который дёргал её за руки и беспомощно кричал, заходясь в истерике. Мама спала. Мама устала, поэтому долго спала.

Это был первый и последний раз, когда она видела Микки в таком состоянии. Что-то изменилось в нём с того дня. Когда братья выносили тело из дома, она в первый раз заплакала. Микки же был невозмутим.

Мэнди обошла по старой привычке то пятно, открыла дверь в свою комнату и вздохнула с облегчением. Вместо её старых плакатов и вырезок из журналов на стенах красовались полуголые девушки с верёвочками вместо трусов и автомобили элитных марок. Кровати не было, на её месте лежал голый матрас. По-любому Игги сейчас здесь живёт. У неё, как у единственной девочки в семье, всегда была своя отдельная комната, в отличие от братьев. Очевидно, Иг теперь отрывается, детство себе компенсирует.

Из телика доносятся вопли, и Мэнди вздрагивает. На мгновение ей показалось, что это отец орёт из кухни, требуя сгонять в магаз за пивом. Потоптавшись ещё с минуту на месте, она вышла и захлопнула за собой дверь.

Не стоило приезжать сюда. Не стоило ворошить прошлое. Двадцать минут как приехала — уже накрывает тоской. Тоска лютая, словно в болото затягивает. Проблесками в памяти мелькают лица. Собственное лицо в зеркале, опухшее и в кровоподтёках. Рожа в дупель пьяного отца и его властные руки, которыми он лез ей в трусы. Застывшая гримаса на лице брата, когда из дома выносили наспех сколоченный гроб из грубых жёлтых досок. Безучастный ко всему похер-фейс лучшего и единственного друга, который лежал, отвернувшись к окну, и ни с кем не разговаривал.

Мэнди не любит вспоминать себя прежнюю. Она давно забыла, что была когда-то угловатой девочкой из неблагополучного района, которая обесцвечивала себе волосы и исподлобья смотрела на каждого, кто проявлял к ней человечность. Она забыла, что когда-то считала себя ни на что более не способной, кроме как расшиперивать ноги перед очередным залётным, и как плакала в подушку, когда они уходили, наградив её на прощание «добрым» словом. Тогда, десять лет назад, она думала, что ей суждено закончить, как мать. Тогда же, сбежав от Кеньяты, она решила не возвращаться в свой старый дом к себе старой. Говорят, от себя не убежишь - но она убежала. Вычеркнула всё и всех и начала с чистого листа — и не прогадала.

Пошатавшись ещё какое-то время на кухне, девушка достала телефон и набрала единственный номер, который знала наизусть, несмотря на то, что звонила по нему пару раз в месяц. Уехать, уйти отсюда подальше — всё, чего ей сейчас хотелось. Микки не обидится, если она погостит в другом месте. Микки, скорее всего, будет единственным, кто разозлится, что она, приведя свою жизнь в порядок, вернулась сюда.

— Хэй, Мэнди?

От его голоса Мэнди становится спокойнее, и она тут же заулыбалась в трубку.

— Что такое?

— Ты на работе?

— Не, дома органы пинаю. У меня выходной.

— Ну, слава органам, — фыркнула девушка. — Я у себя на старой хате… Слушай, ты не против, если я у тебя перебьюсь пару ночей? Я… Блин, я просто не представляю, как Микки живёт в этих сраных кущах, — Мэнди брезгливо дотронулась до заплесневелого куска обоев, который отслоился бог знает сколько лет назад и свисал над плитой. — Меня коробит от этого дома, не могу.

Повисла недолгая пауза, затем с другого конца линии до девушки донёсся смешок.

— Погоди, ты в Чикаго?

— Я же сказала, что да, — фыркнула Мэнди. — Чем слушаешь ваще, фуфик. — Захватив сумку и пальто с дивана, она вышла на крыльцо и захлопнула за собой дверь. — Хотела с самолёта прямо к тебе, но чёрт дёрнул сюда рвануть. Думала, сюрприз устрою Мику.

— У него сегодня обеденная смена, ты со временем немного не попала, — ответил Иен. Мэнди, присев на ступеньки, снова улыбнулась. Ей радостно стало от того, что Иен, когда разговор зашёл о её непутёвом братце, не просто не отмалчивается — он даже в курсе его рабочего графика. Конечно, это не обязательно указывает на то, что они снова вместе, но уже что-то да значит, так ведь? Значит, хоть что-то у них складывается.

— Короче, так… Езжай ко мне, я ему сейчас напишу, что ты приехала. — Пауза. — Ой, подожди, ты же на такси… Давай я тебя заберу? — В трубке слышатся шуршание и шаги. — Я вот, только оденусь — и выхожу… Бляха, Мэндс. Я просто ужасно рад, что ты наконец-то приехала. Ты не представляешь, как я скучал по тебе, коза.

Мэнди знает, что улыбка у неё сейчас растянулась до самых ушей, а улыбаться так, словно ты самый счастливый человек на планете, может быть опасно для жизни в этом районе.

— Я тоже очень соскучилась, — говорит она, быстро оправляясь. — И не смей даже напрягаться, на метро доберусь.

— Да какое метро, отступись давай! Сейчас польёт, промокнешь вся. Я приеду…

— Так, жопу свою приклеил обратно к дивану, Галлагер, — отрезала Мэнди. Выйдя за ворота, она направилась к станции. — Раз выходной, то выходной. Сиди дома ровно.

— Вот упёрлась…

— Всё, не обсуждается, — хохочет Мэнди. — Не переломлюсь, прогуляюсь хоть. Давно же тут не была. Тряхну стариной и отожму мобилу у кого-нибудь. В нормальных-то районах, знаешь, такое не катит.

— Как знаешь, — фыркнул Иен в трубку. — Только помни, что денег на вызволение твоей мордахи из обезьянника у меня нет.

— Что, простите? — театрально удивилась девушка. — Мэнди Милкович не попадается, чтоб ты знал.

— Ну-ну, давай, — смеётся Иен. — Чтоб живая и невредимая добралась, поняла?

— Поняла, — Мэнди закатила глаза.

— Давай, всё. Блинов сейчас наделаю тебе.

***

Едва постучавшись, девушка услышала приближающийся топот; дверь распахнулась, и на пороге воссиял Иен Галлагер собственной персоной. Он подпрыгивает на месте и счастливо смеётся, как ребёнок, а затем подтягивает под подмышки и кружит в воздухе. Мэнди подстебнула бы Галлагера за щенячий восторг, написанный у него на лице при встрече с ней, да только язык не поворачивается — сама-то рада до усрачки, аж колотит.

— Ты почему не предупредила, засранка? — воскликнул Иен, поставив её наконец на пол. — Я бы за вином сгонял, за любимым розовым твоим…

— Ой, перестань, — Мэнди мотнула головой и тыкнула его кулаком в плечо. Они всё ещё держали друг друга за руки с одной стороны и оглядывали друг друга с головы до ног. — С чего любимое-то? Я сказала, что на корпоративе попробовала и мне понравилось, вот и всё.

— На корпорати-иве, — саркастично протянул Иен, вскинув бровь и смешно поджав губы. — Даже не верится, Мэндс, вот честно. Где моя старая добрая подруга?

— Всё, заткнись, — проворчала девушка и, лукаво улыбнувшись, легонько толкнула его в грудь. Они наконец-то отцепились друг от друга, Иен взял баул с её пожитками, и они зашли внутрь.

У Иена неплохая квартира, но и не то что бы вау. На самом деле, напоминает ей дом, где она сейчас живёт — места немного, планировка такая миниатюрная, на одного-двух человек без собаки и ребёнка. Друзья, приходя в гости, спрашивали, как они умещаются втроём в такой норе. Мэнди пожимает плечами — на самом деле ей нравится, когда немного тесно. Она с детства привыкла везде спотыкаться о родственников и абстрагироваться от шума, который они создавали. Первое время ей даже неуютно было засыпать, не слыша ни криков нажравшихся братьев, ни полицейских сирен, ни выстрелов.

— Спорим, ты и не такое распивал на вечеринках со старпёрами, — дразнится она, шлёпая Галлагера по жопе.

— Так, это мы забыли, — деловито отозвался Иен из прихожей. Закрыв дверь на замок, он направился к ней на кухню. — Я тебе вон, блинчиков наготовил. Ешь и рассказывай мне что-нибудь. — С этими словами парень уселся напротив и с улыбкой начал смотреть, как Мэнди макает блин с шоколадной крошкой в сироп и, не подождав, пока стечёт лишнее, засовывает его себе в рот.

— О гошподи, вкушнотища, — мычит Мэнди с полным ртом. Запив чаем первую порцию, она продолжает. — Джейсон заставляет меня покупать всякую здоровую хрень со злаками. Нормально, конечно, но обычная еда вкуснее. Боже, я забыла даже, насколько… Слушай, иди ко мне в повары. Я готова есть твою стряпню до конца жизни.

— Я только блины так хорошо умею, Мэндс, — смеётся Иен. Облокотившись на стол, он подпёр голову рукой и с улыбкой продолжал смотреть, как она ест.

— Прекрати пялиться, — сказала Мэнди. — Как блинный маньяк, глаз не сводишь.

— Я просто не могу поверить, что ты реально здесь, — отчеканил Иен, всё ещё улыбаясь, как идиот. — Вот по-настоящему, не на экране в скайпе, а из крови и плоти сидишь прямо передо мной. Как снег на голову… Что тебя сподвигло?

А сподвиг её последний разговор по телефону с Иеном. Они говорили о Микки, и лёгкий тремор в голосе рыжего в тот день навёл на девушку подозрения. Он явно был чем-то расстроен, хоть и говорил, что всё у них прекрасно. Мэнди пыталась не думать об этом, но беспокойство за этих двоих и по отдельности за каждого выгрызло ей плешь. При личных встречах и разговоры дольше, и подробности откровеннее — а ей нужно было знать, как, и что, и с кем, чтобы не корить себя каждый раз после того, как ей снова не удастся пересилить себя и набрать номер брата, с которым она сто лет в обед не общалась. Ей было бы гораздо спокойнее, если бы она точно знала, что ребята снова сошлись и что Микки не одинок, что у него есть человек, который о нём позаботится.

Да, она не звонила Микки. Микки напоминал ей о её неприглядном прошлом. С Иеном было совсем по-другому. Микки ассоциировался с прежней жизнью, Иен — с попыткой начать новую. Микки вписывался в её нерадостную действительность, Иен же выделялся в ней ярким пятном. Всякий раз, когда она ему звонила, она знала, что он не будет ни осуждать её, ни уговаривать вернуться; он просто поддержит её, если она сама попросит. Иен такой же; поэтому, что бы не изменилось у них в жизни, их дружба только крепла. Они давали друг другу наделать ошибок, не осуждая за них, и подставляли друг другу жилетку, когда всё становилось плохо.

Но Мэнди знала по примеру многочисленных родственников, к чему приводит одиночество. Её мучило опасение, что на свободе на Микки все так же махнут рукой, он почувствует себя ненужным, забытым, сопьётся и закончит как мать. Милковичи были не особо близки друг с другом — в отличие от Галлагеров, у них каждый держался сам за себя. Но если Мэнди и хотела бы иметь с кем-то такую же по-галлагерски неразрывную связь, то это был Микки. Они были самыми младшими и самыми уязвимыми среди всех детей — мать, когда родила их, уже торчала, часто пропадала, могла неделями не обращать на них внимания. Поэтому им часто приходилось держаться вместе — по-другому малышам было просто не выжить. И да, они оба влюбились в рыжеволосого мальчишку с большими мечтами, влюбились безвозвратно в его искренность и огромные амбиции.

Много лет прошло с тех пор, как она разговаривала с братом в последний раз. Слушая рассказы Иена по скайпу, она представляла, как Микки изменился, и вскоре ей самой так захотелось увидеть его, что она не выдержала, поехала в аэропорт и купила билет в Чикаго. Увидеться с Микки лично будет лучше, чем звонить по телефону и пытаться объяснить, почему она столько времени не интересовалась его жизнью.

К тому же, Мэнди бы солгала, если бы сказала, что не соскучилась по Иену и его солнечной улыбке.

— Тебя хотела увидеть, — прочавкала она в ответ. — И Микки.

На мгновение — но только на мгновение — рыжее лицо померкло; Мэнди, зная Иена, сразу же отметила это галочкой у себя в голове в разделе «спросить, в чём дело».

— Пока не отвечает, — сказал Иен, постукивая пальцами по столешнице. — Сейчас бизнес-ланчи, там, как всегда, ералаш. Он на выходе проверяет сообщения, так что должен ответить скоро.

Не успел он договорить, как вдруг входная дверь распахнулась с диким грохотом.

— Бля, — выругался Иен себе под нос, вскакивая со стула. Мэнди тоже приподнялась, чтобы посмотреть, кто там. Первой мыслью было, что сейчас её брат вальяжной походкой протопает к ним, но вместо него из прихожей выпал брат Иена. За ним с визгливым хохотком проследовали две молоденькие девушки.

Чёртов Лип Галлагер. Мэнди знала, что непременно натолкнётся на него в гостях у Иена, но знать об этом и на самом деле встретиться с бывшим — разные вещи. У него всё те же глаза — голубые и пьяные, и он переводит расфокусированный взгляд с рыжего на неё и непонятливо пялится, медленно моргая. У Милкович перехватывает дыхание. Эти большие глаза всегда обладали слишком большой властью над ней.

— Нихуясе.

Иен вышел вперёд и встал перед ней, загораживая Мэнди обзор на Липа. Словно боялся, что она, как бесноватая, на него с кулаками налетит.

— Я думал, ты позже придёшь, — сказал Иен, уперев руки в бока. –У тебя разве нет пар вечером?

Лип ничего не ответил, продолжая нахально пялиться на Мэнди. Одна из девушек, что повыше, в конце концов отвечает за него.

— Пару отменили, — пренебрежительно цыкнула девушка. — Профессор заболел, мы пошли отмечать.

— Тройничком, что ли, отмечать? — вырвалось у Мэнди.

Иен обернулся и посмотрел на неё с ухмылкой. Та девушка снова глупо захихикала. Другая же отнеслась к её шутке с меньшей лояльностью.

— Фу. Представь себе, нет, — прошипела она, сощурившись на Мэнди. — Ты вообще кто такая?

Хохотушка вдруг громко икнула, и её агрессивная подружка мгновенно переключила своё внимание на неё — они начали на пару ржать, как лошади, словно ничего более смешного в жизни в их жизнях не случалось. Липа несёт. Криво улыбнувшись, он спотыкается на ровном месте, и Милкович закатывает глаза и прикладывает ладонь ко лбу. Время — середина дня, а будущие специалисты и светила науки, на которых когда-нибудь, по идее, будет держаться страна, явно дают понять, что страну эту они пропьют. Её всегда бесило до коликов, как так у Липа получается бухать, как скотина, и при этом оставаться на плаву. Всегда из ниоткуда появляется какие-то люди, которые ему помогут даже несмотря на то, что он эту помощь не хочет принимать, даже наоборот — делает всё, чтобы разрушить свою жизнь. Иногда она задаётся вопросом, достиг бы он того, что у него есть сейчас, если бы она когда-то не подала за него заявку в колледж.

— Э-эм, давайте-ка, дамы, на выход, — вздохнул немного протрезвевший Лип, проводя рукой по лицу. — Перенесём наши планы на другой день.

— Да что за херня-я! — протянула одна из девушек. — Ты пиво обещал!

— Ну извините, — раздражённо ответил Лип и неловко перевёл взгляд на Мэнди. — Как видите, у нас гости, поэтому сегодня бухло достанется не вам. Позже увидимся. Номер мой есть, если чё.

Девушки разочарованно покинули дом Галлагеров, не оказав дальнейшего сопротивления на пути к халявной выпивке. Хотя Милкович предпочла бы, чтобы Лип всё-таки удовлетворил их аппетиты и остался с ними, а они с Иеном продолжали дальше своё ламповое времяпровождение под чаёк с блинчиками и откровенные разговоры. Зато теперь воздух почти искрит от напряжения так, что чувствуется кожей.

— Не знал, чт… что ты приедешь, — виноватым тоном сказал Лип, сделав несколько шагов по направлению к Мэнди. Иен пошёл ему наперерез и стукнул по руке, не давая подойти ближе. — Этот вот мудила ничего мне не сказал.

— Эй, я… — запротестовал Иен, но Мэнди тут же перебила его:

— Он тоже не знал. Я хотела сюрприз сделать, типа триумфальное возвращение, все дела. — Мэнди почувствовала, как у неё вспотели ладони. Просто, блядь, потрясающе, какие вещи присутствие этого человека после стольких лет разлуки творит с ней. Впрочем, она не удивлена. Лип Галлагер был первым человеком, с которым она мечтала провести жизнь; первым, кого по-настоящему любила. Воспоминания о нём, о прикосновениях его рук не исчезли до сих пор, как бы она ни старалась отгородить новую себя от призраков прошлого.

Лип оттолкнул Иена и шатко так подкатил ближе. Мэнди встала, не зная, зачем. Лип протягивает к ней руки, и девушка разрывается, не понимая, чего ей хочется больше — то ли отпихнуть ужратого идиота, то ли уткнуться ему носом в шею. Поколебавшись, она идёт на компромисс и, неловко обняв Липа, быстро отстраняется. Совсем не те чувства, что раньше, но Мэнди всё же ловит себя на смутном, едва осознанном желании схватить его за руку и обнять ещё раз, покрепче.

— Ты всё такая же красивая.

— Спасибо. Ты всё такой же пьяный.

— Подьёб засчитан, — Лип криво усмехнулся и провёл рукой по мокрым от дождя волосам. От этого кудрявые локоны ещё больше растрепались и стали торчать в разные стороны. Просто отвратительно. До бабочек в животе отвратительно.

— Ну, как дела у тебя? Слышал, дочка…

— Да, дочка. Болтунья, каких поискать. Хорошо у нас всё, — честно отвечает она.

— Работаешь где?

— На ресепшене в небольшом офисе. Такое себе, но деньги нормальные. На телефоне сижу, зашедшим улыбаюсь.

Лип смотрит на неё и ловит каждое слово — будто она секреты этой бренной Вселенной сейчас ему раскрывает. Неловко.

— А дочь чего не привезла с собой?

— Нечего ей тут делать, — фыркнула Мэнди. — Обычно я никогда так надолго без неё не уезжаю. Просто соскучилась очень по Иену, — произнесла она, подчёркнуто выделив последнее слово. Спустя несколько секунд она осознала, что это было не совсем вежливо, но её распирает от нежелания не видеть сейчас Липа. Ей на самом деле хочется, чтобы он куда-нибудь свалил, потому что этот человек на неё оказывает такое же влияние, как и старый родительский дом.

— Да, да… — закивал Лип, повернувшись к брату. — Блин, я правда не хотел мешать, простите. Уже ухожу… В библиотеку. — Лип засуетился, потопал к двери, затем, обернувшись, спросил её:

— А ты… надолго тут?

— На выходные, наверное.

— И здесь будешь?

— Надеюсь, — протянула Мэнди, бросив многозначительный взгляд на Иена. — Я хотела сначала у братьев остаться, но что-то уже не горю желанием к ним соваться.

— Ну так оставайся, — сказал Иен, снова направляясь в зону кухни. — Не поместишься, что ли, на кровати у меня. Или я на диван пойду, как хочешь.

— Я так-то могу свалить на несколько дней, если надо, ребят, — встрял Лип, стоя на пороге. — К Фионе с Деб могу пойти.

Мэнди в ответ закатила глаза.

— Так, никто никуда не сваливает. Я знала, что вы живёте вместе, Лип, и я не собиралась выпинывать тебя из собственной квартиры. Реки вспять не пойдут, если мы поживём втроём несколько дней, — она усмехнулась, глядя ему в глаза. — Успокойся и съешь блинов. Может, до конца протрезвеешь и перестанешь чушь нести. — Сказав это, Мэнди подумала: отлично, даже голос не дрогнул. Как же всё-таки хорошо она выучилась притворяться.

Лип колеблется какое-то время, стоя на пороге — словно не знает, остаться или уйти отсюда подальше. Прежде чем он выбрал меньшее из зол, у рыжего Галлагера зазвонил телефон.

— Твою налево, — цыкнул Иен. — С работы. — Он бросил на неё виноватый взгляд. Мэнди в очередной раз закатила глаза.

— Господи, да ответь уже, — сказала она. — Всё нормально будет, иди, если надо. Не убьём же мы друг друга.

Иен сомнительно пожевал губу, затем, кинув «я сейчас», зачем-то упёр к себе в комнату. Они с Липом остались одни. После нескольких секунд неловкого молчания Лип скинул с себя куртку и присел с ней за стол.

— Выглядишь правда очень хорошо. Счастливая такая.

Мэнди редко краснела, но вот эти слова попали в самое яблочко. Один из лучших, мать их, комплиментов от парня, с которым она когда-то спала. «Счастливая такая», что вы говорите.

— Да, я наконец-то счастлива. Кто бы мог подумать, да? — усмехнулась она. — Ты как? Счастлив?

Она определённо застала его врасплох этим вопросом. Словно его о таком никогда не спрашивали. Он задумался, прежде чем дать положительный ответ, и ей всё становится понятно.

— Да, конечно… Иногда да, наверное, — промямлил он. — Не знаю.

— Ну, ясно. Всё же лучше всё сложилось, чем мы в детстве себе представляли, да? — грустно ухмыльнулась Мэнди. — Помнишь, как ты хотел меня обрюхатить и свалить из школы? Хорошо, что этого так и не произошло.

Лип нахмурился и опустил глаза, уставившись в тарелку с блинами.

— Господи, не вспоминай. Мудак был.

— Ага. Ну, мы все по-своему мудаки были. Может, до сих пор ими и являемся. Просто сейчас повзрослели и держим их, этих мудаков, глубоко в себе за семью печатями.

— Я до сих пор не повзрослел, — признался Лип, грустно усмехнувшись. — По крайней мере, если говорить об отношениях. Стараюсь быть более… открытым, что ли. Не очень помогает, если честно.

— Что, бабы обязательств требуют? — хмыкнула Мэнди, сложив руки на груди. — Хотят изменить тебя. Типа, как только твой хер войдёт в их райские врата, ты станешь новым человеком.

Лип медленно закивал и улыбнулся.

— Что-то вроде того. Вообще-то иногда… Иногда я хочу быть таким, ну, хорошим. Просто хорошим парнем, как Иен. Не получается.

Мэнди попыталась натянуть улыбку, но у неё тоже не получилось. Они помолчали какое-то время: девушка поглощала блин, а Лип сидел, изредка поглядывая на неё, и перебирал пальцами одним о другой, словно курить хотел.

— Прости, что я так плохо поступал с тобой, — вдруг выдал он в тишину. — Знаю, что тебе насрать уже давно, наверное, давно было. Но мне правда очень жаль. Прости меня.

Действительно, сколько лет-то прошло. Конечно, давным-давно ушла обида. Мэнди много лет назад перестала винить Липа в том, что якобы из-за него ей пришлось терпеть унижения от Кеньяты, якобы из-за него всё пошло по пизде, после их последней ночи вместе. Но потом она поняла, что её ведь никто не заставлял сбегать из дома. Она сама вляпалась в говно, это только её решение и её вина. Она сама себе внушила, что никто её так, как она полюбила Липа Галлагера, не полюбит, что оказалось впоследствии полной ерундой. Впрочем, её грудь всё равно наполняет чувство удовлетворения, когда она слышит эти слова.

— Да всё окей. Ты же не виноват, что не любил меня. Было бы хуже, если бы соврал.

— Я даже не знаю, способен ли на это.

— На что?

— Любить кого-то, — уточнил он. — Просто нормально любить, как все. Чтобы жить вместе, растить ребёнка — как ты, например. Я влюбляюсь только в женщин, которые меня ни во что не ставят. Лучше мне, наверное, остаться на всю жизнь холостяком. Чтоб у моих будущих студентов был повод для сплетен.

Мэнди уже открыла рот, чтобы утешить его, сказать, что всё не так, но ей не хочется поощрять его раздражающую привычку жалеть себя. Поэтому она подумала и как бы невзначай резковато подметила:

— Знаешь, слишком много соплей и неуверенности для самоуверенного человека с зашкаливающим ЧСВ.

По нему видно, что он не ожидал такого ответа, но он не успел ничего сказать — Иен внезапно вылетел из своей спальни.

— Сорян, новый админ на смене у нас… Проблемы там были.

— Всё нормально? — спросила Мэнди.

— Да, сейчас всё хорошо. Кофе кто хочет? Лип?

— Не, я в библиотеку. Оставлю вас двоих посекретничать, — Лип натянул куртку, кивнул Иену в знак прощания, затем снова обратился к Мэнди. — Рад был тебя видеть. Правда. Приезжай как-нибудь ещё, если получится.

Она и сказала бы: «хорошо, конечно, приеду», но она знает, что нет, не хочется ей к нему приезжать; поэтому девушка просто натягивает на себя маску дружелюбия и улыбается. Он, конечно же, всё понял, но, кажется, не расстроился. Впрочем, хорошо, что нет больше между ними былого влечения, сумасшедшего, как ураган; хорошо, что когда он уходит и закрывает за собой дверь, на душе у неё только облегчение, и больше ничего.

— Бля-я… Мэндс, прости, если бы я знал, что он придёт…

— Да ладно, — прервала она его, в шутку хлопнув ладонью ему по губам. — Давай не будем тратить драгоценное время на разговоры о твоём брате. Ты мне квартиру свою лучше покажи, а то чё только тут сидим.

Впрочем, показывать особо нечего: кухня с гостиной совмещённые, две спальни да ванная между ними. У Иена спальня заметно отличается от его угла в старом доме Галлагеров, но Мэнди почему-то не удивлена.

— У меня комната тоже теперь скучная, — вздохнула она, рассматривая чистые, без дыр и плакатов, спокойного светлого оттенка обои.

— Мне нравится, когда… ну, пусто. Ничто не захламляет видение, и пространство кажется больше, — задумчиво сказал Иен. — К тому же, я даже не знаю, что весить. Натюрморты кофе с булочками? Голых парней?

— М-м-м, кофе, булочки и голые парни. По мне так отлично, — подмигнула ему Мэнди.

— Да, вот знаешь, теперь, когда ты это произнесла, звучало реально неплохо, — в таком же тоне ответил Иен, садясь на кровать. — Может, моё истинное призвание — дизайн интерьера?

— П-ф-ф, боже, так по-гейски, если честно, — засмеялась Мэнди.

Иен вскинул брови и скривился в саркастической ухмылке.

— Окстись, я не смогу стать ещё больше геем. И так некуда, — засмеялся он, ухватив её за талию и притянув к себе. Мэнди с писком упала на кровать; рыжий говнюк щекотал её по бокам, и она минут пять хохотала и отбивалась. Наигравшись, Мэнди в последний раз ударила его в плечо в предупредительном жесте, и они оба растянулись на кровати и уставились в потолок.

— Так… как там у моего братца дела?

— У которого именно?

— Давай не играй мне тут дурачка, — фыркнула Мэнди, тыкнув Иена локтем в бок.

— Да хорошо всё у него, — фыркнул Иен в ответ. — На работе, правда, зашивается, но не проёбывается вроде пока нигде. Старается. — Иен помолчал. Мэнди повернула голову к нему в ожидании подробностей. — С Евгением виделись на днях. Со Светланой приезжали они на несколько дней. Сейчас квартиру новую ищет, чтоб малой мог у нас… Бля. Чтобы он мог у Микки оставаться на каникулы. А то Светлана протестует.

— А зачем тратиться на новую квартиру, если вы можете вместе жить? — недоумённо воскликнула Мэнди. — Я бы на его месте просто к тебе бы переехала, и дело с концом. В тесноте, да не в обиде. Всё лучше, чем в нашей хибаре куковать.

Мэнди почувствовала, что Иен напрягся, когда она это говорила. Зажмурившись, он провёл руками по лицу, заморгал и устало вздохнул. Видимо, как всегда, у ребят всё намного сложнее, чем нужно.

— Мы сейчас на довольно странном этапе отношений, я тебе скажу, — ответил Иен, подтвердив её предположение. — Думаю, я сильно потороплюсь, если предложу ему съехаться, когда он даже не решил ещё, хочет ли серьёзных отношений со мной. Мы даже не… Мы не совсем вместе. Ну, знаешь, «официально».

— Ой-й-йебать, — Мэнди в очередной раз закатила глаза. — Ору с вас двоих.

— На самом деле, Мэндс, всё сложно…

— Да что может быть проще? — воскликнула она, снова поворачивая голову к Иену. Тот лежал в прежнем положении, загнув руки за голову, и задумчиво жевал губами. — Вы же, как лебеди, любите друг друга тучу лет. Чё надо-то ещё, не пойму?

— Да много всего там… В том-то и дело, что туча лет. Проебались оба много где, я в особенности. Целая история.

— Ну и пошла к ебене матери эта история. Забудь всё.

— Я ему это в следующий раз, как ссориться начнём, скажу, — фыркнул Иен. — Вот ему понравится…

— Не, в следующий раз, как начнёте ссориться, засоси его до бровей, — хохотнула Мэнди. — Чтоб заткнулся. А то он всякое может наговорить.

— Возьму на заметку, — тихо засмеялся Иен. — Я скучал, Мэнди, — добавил он после небольшой паузы. — Давай больше не будем так надолго расставаться, ладно? Приезжай хоть иногда.

— Договорились, только в следующий раз — твоя очередь, — ответила девушка. — Начинай закупаться солнцезащитным кремом, а то в подгорелую морковку превратишься. Флорида ждё-ёт! — она подскочила и накинулась на Иена с обнимашками, и тот, засмеявшись, обнял её в ответ. — И с дочерью тебя познакомлю. У меня очень милый ребёнок, прям как я, — она вытянула губы уточкой и округлила глаза.

Иен скинул её с себя и приподнялся на локте, повернувшись к ней лицом.

— Было бы здорово. Правда, очень круто. Всегда хотел встретиться с Мини-Мэнди лично.

— Бэтти, — простонала Мэнди. — Бэтти её зовут.

— Да ладно, для меня твоя маленькая копия всегда будет Мини-Мэнди. М&M. Эм-энд-эмс.

Мэнди посмотрела на него, как на придурка, и приложила ладонь ко лбу.

— О боже, я только что придумал твоей дочери новое прозвище, — захохотал Иен.

Иен ржёт во весь баритон непонятно с чего, и ей остаётся только завороженно смотреть на повзрослевшего друга детства, который из восемнадцатилетнего заморенного хуестрадальца мутировал в шикарного мужчину с раскачанной спиной и огромными руками. Он на самом деле сильно изменился с тех пор, как Мэнди видела его в живую в последний раз. Его лицо и тело пылали молодостью, сексуальностью и здоровьем; его улыбка была такой же яркой и заразительной, как в старые добрые времена, когда им было по пятнадцать и они сидели и залипали в приставку у неё дома. Иен Галлагер — всё тот же рыжий живчик, в которого она влюбилась много лет назад. У Мэнди сжимается сердце и слёзы подступают к глазам; она думает, сколько моментов упущено за эти годы, когда они устраивали каждый свою жизнь и было не до друг друга. Но всё же она счастлива, что это время не прошло для них даром. Счастлива, что они оба выбрались из беспросветной дыры. Они сделали это, и у них всё прекрасно.

— Ага, прозвище, которым её будет звать только странный дядя Иен.

— «Странный дядя Иен», — смакует он. — Неплохо, мне нравится.

***

Иен подбросил её до Пэтси Пайс несколькими часами позже. Микки так и не ответил Галлагеру на смску, и Мэнди попыталась вытащить последнего с собой, но он в упор отказывался, мотивируя это тем, что им после стольких лет разлуки нужно поговорить наедине и хотя бы немного наверстать упущенное. Всё это так в духе Галлагеров, всё это кажется ей смешным и совершенно необязательным; они с Микки не побегут навстречу друг другу, как лев с зеброй в «Мадагаскаре», и навёрстывать-то там нечего. Впрочем, Мэнди просекла другую причину, которая и так лежала на поверхности. Иен просто боится, как её пизданутый слеганца братец отреагирует на то, что она первым делом к рыжему прискакала, а не к нему. Мэнди притворяется, что её удовлетворила отмазка, обзывает рыжего соплюшкой и идёт одна.

Едва зайдя внутрь, она тут же столкнулась нос к носу с первым знакомым лицом. Дебби Галлагер, порядочно схуднув и вытянувшись, из такого себе утёнка метаморфознулась в относительно ничего себе лебедя и даже стала немного похожа на брата.

— О боже, да ла-адно, — она разинула рот, отвлекшись от компьютера за барной стойкой. — Мэнди! Это ты?

— Сколько лет, сколько зим, — ответила Мэнди, протягивая руки.

— Ты… Ты так изменилась! — воскликнула Дебби, ломанув из-за бара ко входу. Чуть не сбив Мэнди с ног, она крепко обняла её и почти завизжала, — Выглядишь потрясно! Блин. А я спустя столько времени до сих пор не могу научиться краситься, как ты.

— Давай прекращай, ты-то вообще сексуашка стала, — хохочет Мэнди. — Что не надо — убралось, всё, что надо — выросло, — она подмигнула Дебби и кивком головы указала на грудь.

Дебби испустила скрипучий смешок и с круглыми глазами затараторила:

— А, да! Хоть что-то хорошее от Моники досталось. Ты не представляешь, сколько мужиков каждый день тут пыталось меня помацать, пока официанткой работала. «Девять литров в дойках Дебби, девять доек в лифане. Дебби доит каждый вторник свои дойки при луне». Прикинь, такое придумать?

— Вот пидоры, — прыснула Мэнди, во все глаза и уши слушая её историю. Она не ожидала такой открытости от когда-то застенчивой девушки и была приятно ошеломлена. Дебби вдруг встрепенулась, быстро оглянулась и снова повернулась к Мэнди.

— Микки, засранец, мне не сказал, что ты придёшь. Ты же к нему, да?

— Ага. Иен подбросил.

— И даже поздороваться не зашёл? Тоже засранец. Устал, наверное, я его закормила, — со смехом заключила Дебби. — Вечно ноет, что жиреет со здешней еды. Кстати, хочешь кушать?

— А, да не, спасибо…

— Мэнди? — раздалось из противоположного угла за баром. Обе девушки повернулись на голос. У входа в подсобку, с пустым подносом в руках стоял Микки. Легкое удивление с долей смущения проступило на его лице. Мэнди тоже смутилась бы, если бы он заявился к ней на ресепшен.

— Здорово, бро.

— Привет, — ответил Микки. — Ты, э-э… Ты здесь чего… — начал он, но Дебби перебила его:

— Микки, сделай перерыв. Сядьте вон за пятый стол, я вам кофе принесу.

— Да не, слушай…

— Давай-давай, шуруй. Всё нормально, я не скажу никому.

Мэнди подмигнула Дебби и потащилась к угловому столу в конце зала. Они уселись напротив друг друга. Микки до сих пор был немного сконфужен, но на губах у него играла улыбка.

— Ты чё тут забыла?

— Я тоже рада тебя видеть, Микки, — засмеялась Мэнди, с укором покачав головой. — Как всегда, дружелюбия не занимать.

— Да я к тому… Блин, ты отсюда так хотела выбраться. Думал, не вернёшься уже.

— Я сама не думала, что вернусь, — улыбнулась девушка. — Но в конце концов соскучилась по вам и решила приехать.

Микки отвёл взгляд в сторону и, кашлянув, застенчиво ухмыльнулся. Ухмылка быстро сменилась серьёзным выражением, но Мэнди этого уже достаточно.

— Не то что бы я не хотел тебя видеть, не думай, — объяснил он, проводя пальцем по нижней губе. — Просто стрёмно будет, если ты, ну, свяжешься с каким-нибудь хуеплётом здесь. Во Флориде всё же жизнь.

— Да не свяжусь я ни с кем, боже, — фыркнула Мэнди.

— Игги в комнате твоей живёт теперь. Превратил её в непонятно что. Сиськи навесил везде, где можно и нельзя.

— Ну и ладно, — пожала плечами Мэнди. — Сиськи так сиськи, чё теперь.

Брат открыл рот, чтобы ответить, но к ним подошла официантка с пирогами и кофе, и они замолчали на несколько секунд. Когда она ушла, Мэнди первая подала голос:

— Прости, что я тебя кинула. Я…

— Ой, да перестань, — отмахнулся Микки. — Не извиняйся, чё тут. Ясно же, всем надо свою жизнь устраивать. Я реально рад за тебя, знаешь, ну… Ты выкарабкалась. Молодец, что уехала, серьёзно. А то осталась бы с каким-нибудь пиздорылым чмырём в гетто, нахуй, — с этими словами Микки вздохнул, поднял глаза на неё и снова улыбнулся, на этот раз уже шире. — Красивая стала.

— Я знаю, — самодовольно хохотнула Мэнди, театрально откидывая волосы с плеча. — Галлагеры уже осыпали меня комплиментами.

Микки издал лёгкий смешок и закатил глаза.

— Действительно, как же. Этих не заткнёшь. Сорочье отродье.

— Ой, не говори, — согласилась она. — За это мы их и любим.

Микки смеётся в ответ и прихлёбывает кофе. Пользуясь моментом, Мэнди рассмотрела его как следует. Брат выглядит гораздо лучше, чем ожидалось ей. Краснощёкий, фигуристый, глаза яркие и взгляд такой ясный, жизнеутверждающий. Он тоже сильно изменился.

— Ты тоже красивый стал.

— Ой, пф-ф, — Микки снова отмахнулся, на секунду нахмурившись. На лице у него промелькнула тень смущения. Взяв вилку, он отрезал себе кусочек пирога.

— Слышал, у тя ребёнок. Бетти, да?

Мэнди кивнула в ответ, почувствовав укол совести. Очевидно, Микки узнал об этом от Иена, потому что никому из своей семьи она об этом не сообщала. Ему, наверное, обидно. Особенно после того, как он узнавал от неё урывками телефонных разговоров о жизни Иена, когда они разбегались. Мэнди никогда не теряла связи с Галлагером. Они не вычёркивали друг друга из своих жизней, в отличие от этих двоих. Ей хочется извиниться за то, что за долгое время ни весточки не прислала, но она знает, что брат снова отмахнётся и переведёт тему. Да и оправдаться ей нечем.

— Вылитая Милкович получилась.

— Серьёзно? — хохочет Микки.

— Ага. Тёмненькая, глаза голубые, а манеры — хреновые. — Мэнди пролистала галерею в своём смартфоне, которая уже была напичкана дюжиной селфи с рыжим ушлёпком, и нашла наконец изображение дочери, сделанное за пару часов до вылета в Чикаго. Развернув телефон экраном к брату, она наблюдала за его реакцией. Микки, взглянув на фото, тепло улыбнулся.

— Спорунья такая, вечно тарахтит, как мельница. Не знаю, от кого это у неё, — продолжает Мэнди, отдав Микки телефон полистать фотографии. — Мелкая была, все волосы мне выдрала. Я с пучком отходила три года, пока на руках не перестала её носить.

— Бедняга, — Микки фыркнул, наткнувшись на фото, где наряженную девочку окунули лицом в праздничный торт.

— На Евгения похожа чем-то, да? — спросила Мэнди и тут же об этом пожалела. Весёлая улыбка на лице Микки тут же сменилась грустной ухмылкой. Он сглотнул пару раз, затем кивнул головой в знак подтверждения.

— Да, что-то есть. Ев тоже потемнел сильно в последнее время.

— Было бы неплохо их познакомить. Никогда не думала, что когда-нибудь буду планировать знакомство наших детей, — сказала Мэнди. — Поехали все вместе к нам во Флориду, а?

— Мне нельзя покидать штат, Мэнди.

— Ну это же не навсегда. Не светись и будь паинькой, и всё будет заебумба, — с умным видом произнесла девушка. Микки фыркнул, глядя на неё. — Я привезу её с собой сюда в следующий раз. И мужика своего тоже захвачу, а то он мне не верит, когда я рассказываю ему про наше детство. Посмотрит своими глазами, просолится хоть.

— Мужик твой — это отец ребёнка?

— О боже, да, это отец ребёнка, — огрызнулась Мэнди. — Какого ты обо мне мнения высокого, братец, я не могу.

Микки испустил смешок и закатил глаза.

— Затухни, я просто спросил, — сказал он. — Как он, нормальный парень-то? Не обижает?

Микки проявляет беспокойство — как мило, однако. Мэнди думает: наверное, никто больше из их семьи не поинтересовался бы.

— Пф, я сама кого хочешь обижу, — хохотнула Мэнди. — Да нет, он хороший.

— Ладно тогда.

— «Ладна тада», — передразнила его Мэнди. Брат посмотрел на неё, как на дуру, пока она переживала приступ неконтролируемого ржача над собственной недошуткой. — Так чё там у вас с Иеном? — просмеявшись, спросила она. — Я про тебя у него спрашивала, а он чё-то мнётся и закрывается от меня.

— Да ебись ты в рот, можно, мы сейчас не будем обсуждать Иена? — разочарованно выдохнул Микки. — Я не хочу про него говорить. Мы с тобой не виделись сотню лет, Мэндс. Тем для разговора завались и больше. Выбери какую-нибудь другую.

— Не, не хочу, — капризно протянула Мэнди. — Давай поговорим про Иена Галлагера. Микки, мы будем говорить про Иена Галлагера, — специально монотонным голосом повторила она, зная, что брата это выведет из себя и он сдастся.

Микки недовольно поджимает губы и впивается в неё взглядом. Мэнди с видом крайней заинтересованности подпирает голову рукой и впивается взглядом в него.

— Всё сложно.

— Если ты думаешь, что тебе удастся отстреляться этим своим «всё сложно», ты глубоко ошибаешься, — предупредила Мэнди, оскалившись в кровожадной улыбке. — Вы в курсе, что вы как два ждуна на берегу моря? Ждёте, ждёте, а чего — непонятно. Трахайтесь уже, сколько можно, ну.

Микки приложил ладонь ко лбу. Его сестра тем временем продолжала:

— Ага, давай мне тут, корчи умника. Серьёзно, Мик, повыёбывался — и хватит. Дай ему уже. И тем более — ты Иена видел вообще? У меня складывается ощущение, что нет. Была бы я гомогеем — молилась бы на это тело с ночи до рассвета.

У Микки глаза лезут на лоб; он корчится, отплёвывается, открещивается от дерзкой сестрёнки и краснеет, как помидор.

— Так, ало, я из тюрьмы вышел едва-едва, можно мне передохнуть немного, прежде чем делать предложение своему бывшему, ладно?

— Он же тебя навещал?

— Да, но вместе-то мы не были. Просто обсуждали всякую хрень. — Мэнди закатывает глаза, и брат огрызается на неё, — А что нам ещё было делать, по-твоему? Соблазнять друг друга через толщу стекла?

— Естественно! — воскликнула Мэнди так, словно это была самая очевидная вещь, до которого её недалёкий братец не додумался. — Да если б я была на твоём месте, я бы ему на каждой встрече тверкала. Встал, повернулся, жопку подтянул — и вперёд. Охранникам похуй на всё, сам говорил же. Микки, он мне всё время трещал, какая же у того парня классная жопа. Я ещё даже не знала, что «тот парень» — это мой брат-недоумок.

Микки что-то простонал, закрыв лицо руками.

— О боже, как же стрёмно, что вы двое на короткой ноге...

— Ага, и я, как лучшая подруга, обо всём узнавала первой. Он только о тебе и болтал. Молотит, молотит языком, как мельница — он то, он сё, пятое, десятое.

На губах Микки снова расцветает улыбка.

— Попробуй пирог, — он указал на нетронутый кусочек на её тарелке. — Очень вкусный, отвечаю.

— Выглядит аппетитно, но Иен уже загрузил меня блинами.

— Чё? — Микки почти вскричал. — Этот вредный пиздюк сделал тебе блины? Бля, я у него канючу эти блины уже лет пятьдесят, а у него вечно миксер типа куда-то пропадает. Вот срань господня…

— А откуда ты знаешь, что у него миксер пропадает? — загадочно спросила Мэнди, поигрывая бровями. — Ночевать остаёшься, да?

— Так, всё. Я серьезно. Давай я тебе дам денег, а ты отвалишь с этой темой, Мэнди. У меня сейчас, правда, только пять баксов в кошельке, но я хочу поговорить о чём-нибудь другом.

— Я всего лишь пытаюсь помочь, — посерьезнев, ответила Мэнди. — Иен мне мало чего рассказывает, и это меня начинает пугать. Ещё он самокритичный стал, спасу нет. Постоянно себя корит во всех смертных грехах человечества. Мик, он не сбежит от тебя, ему незачем и не к кому. А если и сбежит, то вернётся. Перестань загоняться.

Микки закусил губу и снова отвёл взгляд, когда она разразилась этой речью.

— Ты не знаешь наверняка.

— Конечно, знаю. Я знаю Иена лучше, чем он знает самого себя, Микки.

— Вы до сих пор общаетесь, да?

— Раз-два в неделю — стабильно.

— Если хочешь, можно… э-э, ну, может быть, как-нибудь…

Мэнди швырнула свой телефон на противоположный край стола, почти в руки брату. Тот бросил на неё недоумённый взгляд.

— У меня уже записан твой номер, мудила, спасибо Иену. Смсни себе с моего телефона.

Микки показал ей средний палец, но всё же взял телефон и отправил себе сообщение.

— Вот, всё, — сказал он и так же небрежно, как и сестра, пихнул телефон обратно ей. — Теперь можешь писать мне. Разумеется, только после того, как отпустишь прибауточку про меня своему рыжему бойфренду. — Микки ревнует, слышно, что ревнует; девушке становится смешно. У кого-кого, а у неё точно с самого начала не было шансов перед своим братцем, который вошёл, как ураган, в жизнь Галлагера и украл у него «все сердца», как тот сам по пьяни признавался, ещё будучи школьником. — Так ты чё на самом деле приехала-то? В сваху поиграть?

— Быть вашей свахой — это одна из моих величайших миссий, — многозначительно подметила Мэнди, подняв указательный палец вверх. — Я ещё хотела увидеть самого любимого брата и лучшего друга, можно?

— Твои лестные слова о самом любимом брате впечатлили бы меня больше, если бы хоть кто-нибудь из остальных твоих братьев стоил хотя бы выеденного яйца. А то скучно, даже соревноваться не с кем.

Микки так же, как и Лип, дёргается и трёт пальцы в дикой жажде по сигарете. Ей даже как-то приятно, что не она одна не смогла избавиться от никотиновой привычки.

— Игги всё так же барыжит, слушать меня не хочет. Вообще-то, он бы тоже был бы рад тебя видеть.

— Тогда пусть приходит сюда, потому что в дом я, начиная с сегодняшнего дня, больше не вернусь.

— Ты заезжала домой?

— Ага, и больше я туда ни ногой. Понятия не имею, как вы там живёте.

— Я сам не понимаю. Стены давят со всех сторон, невозможно, — Микки, доев пирог, запил его парой глотков кофе. — Ищу сейчас новую квартиру.

— Ага, мне Иен говорил.

— Конечно, говорил, — вздохнул Микки. — Птица-говорун, мать его ети.

— Я ему предложила просто взять тебя к себе.

— Потрясающий план, конечно, — усмехнулся Микки. — Да недели не пройдёт, я Липа этого во сне зарежу.

— Справедливо, — Мэнди пробегает кончиками пальцев по краю кружки, обдумывая свои следующие слова. — Ну, как тебе вариант такой: переехать вдвоём в вообще другой дом, чтоб без Липа. Выйдете друг за друга, возьмёте детишек из детского дома, заведёте собаку и по выходным будете греть свои радикулиты на грядках на огороженном заднем дворе в девять ярдов.

Микки расхохотался, уронив вилку на тарелку.

Пожалуй, для неё он всё тот же ворчливый старший брат, который в душе вовсе даже не ворчливый, а милый и искренний.

— Ладно, успокойся уже, не так уж и смешно было, — дразнится Мэнди. — Но если вы всё-таки пойдёте в загс, чур я подружка жениха, а то у меня такое платье в шкафу пропадает…

— Чья именно из женихов-то?

— Твоя, дебил, — отчеканила Мэнди.

— Ой, да ну на-а, я думал, ты Иена выберешь.

— Ага, разбежался. Меня Лип за это звание порежет на британский флаг. Так что придётся мне с тобой зависать.

Микки смеётся в ответ, и Мэнди с каждой секундой всё легче и легче на душе; совсем не то она испытывала, когда прилетела в Чикаго. Именно сейчас она поняла, что вернуться на несколько дней было не просто правильным, а очень правильным решением. Она поняла, что не хочет называть себя сиротой без семьи и дома. Ей хочется познакомить дочь с дядей; ей хочется, чтобы Джейсон в лицо знал людей, которые оказали когда-то большое влияние на её жизнь. Если у неё когда-нибудь будет свадьба, то к алтарю её поведут именно эти люди. Иен будет говорить, какая она прекрасная, а Микки подкинет ей по-братски в лифан сигарет, чтоб нервяк не колотил. Новая Мэнди воссоединяется со своей старой версией; они обе не хотят быть двумя разными людьми по разные стороны противоречивого сознания. Поэтому они сливаются воедино, и это слияние знаменует новый этап в её жизни.

— Я тоже… Знаешь, я тоже никуда больше не хочу уезжать. — Только Мэнди произнесла это, Микки вдруг перестал улыбаться, и его лицо приняло серьёзное выражение. — Хочу, чтобы ты тоже присутствовал в моей жизни. Неважно, сложится у вас с Иеном или нет. Хочу звонить, общаться, ездить в гости. Если ты, конечно, не против.

Микки глубоко вздохнул и провёл рукавом по глазам.

— Говно вопрос.

— Ну и отлично, — сказала она, пнув брата под столом. Микки показал ей фак, и она ответила тем же жестом. — Рада, что свиделись, жопоглавый.

— И я… тоже рад. Жополизка, — пробурчал Микки.

Мэнди думала, что ничего не может её шокировать так, как Иен, когда он напился в хлам на свадьбе Микки и раскрыл некоторые подробности его личной жизни, о которых она и в ус не дула. Однако Микки переплюнул рыжего. Перегнувшись через стол, он взял её ладонь в свою и легонько сжал. Быстро, почти мимолётно — брат тут же убрал руку, но это было здорово, и мило, и вообще хотелось плакать...

— Микки, когда из-за стола встанем, я тебя обниму. Надолго. Предупреждаю сразу же.

Микки с выражением невпечатлённого скептика допивал свой кофе.

— Ладно, ладно. Жуй пирог, иначе в штаны затолкаю.