Днём он носил телефон в кармане. Возвращаясь вечером в коттедж после ужина, Комаэда клал его или на стол – если был на диване, – или рядом с собой на кровать. Он убирал его чуть подальше после того, как Хаджиме вешал трубку, но только до следующего утра.

Дважды он просыпался посреди ночи по неизвестной причине и долго лежал, вслушиваясь в тишину, в которой ему мерещилось эхо вибрации. Комаэда знал, что от настоящего звонка он подскочил бы, как от взрыва бомбы. Но уснуть всё равно не мог.

Обычно Хината звонил в районе восьми-девяти часов вечера. Один раз Комаэда просидел до полуночи, сражаясь с одолевающим его после такого приступа бессонницы мором, прежде чем дисплей раскладушки наконец ожил. Хаджиме на том конце линии звучал утомлённо и немного блуждающе, но в целом – точно так же, как и все последние дни. Только к середине разговора, после очередного зевка Комаэды, Хината, должно быть, бросил взгляд на часы и рассыпался извинениями за то, что оказался таким придурком. Забавно, но именно той ночью Комаэда заснул спокойно и почти сладко. Он настоял на том, что Хаджиме не нужно перед ним извиняться. Слишком сонный, чтобы думать об этом слишком долго, Комаэда выпалил, что любит его. "Я тебя тоже", – без секунды промедления ответил Хаджиме грустно, но с неподдельной теплотой; возможно, и у него не было сил и времени подумать.

Хината мало рассказывал о том, что происходит на материке. В начале Комаэда интересовался этим, но на общие вопросы Хаджиме давал слишком общие, расплывчатые ответы, а стоило Нагито начать уточнять что-то, то он торопился сменить тему или напомнить, что не может разговаривать долго. Комаэда перестал спрашивать.

Поначалу Хаджиме звонил по большей части – очень плохо скрывая это, – чтобы убедиться, что на острове всё в порядке. Но время и расстояние брали своё. Звонки стали длиться по десять, по пятнадцать минут, прежде чем Хината спохватывался и обычно поспешно прощался. От Комаэды не укрылось, что со временем Хаджиме проникался всё большим энтузиазмом к общению, причём он сам задавал темы или рассказывал истории, максимально далёкие от того, что занимало сейчас их жизнь: о нелепой перепалке на рабочем обеде, о сломавшемся душе; о том, как они чуть не сбили кошку, которая теперь расхаживала по штабу фонда так, словно он принадлежал ей ещё до того, как это здание было построено. Комаэда в свою очередь пересказывал всё, что происходило на острове, хотя, что иронично, сейчас жизнь на Джаббервоке была наполнена событиями ещё меньше, чем обычно. В один из вечеров Хината заставил его пересказать сюжет книги, которую Нагито начал читать недавно.

Искренне радоваться их беседам Комаэде мешало только неприятно свербящее и слишком разумное подозрение, что за воодушевлением Хинаты стояло, что он всё меньше и меньше времени мог выносить ту действительность, в которой находился.

Так прошло чуть больше двух недель.

Обстановка на острове сохранялась достаточно спокойная... но не шибко приятная. Внезапное возвращение Хаджиме с плохими новостями взбудоражило Джаббервок на несколько дней, но бесконечно долго и одинаково сильно переживать о том, что не произошло, не происходит и неизвестно, произойдёт ли вообще, люди обычно не могут. Постепенно всё вернулось на круги своя, хотя временами Комаэда улавливал в воздухе тонкие, тягучие нити напряжения, или замечал чей-нибудь слишком задумчивый взгляд, устремлённый вникуда. И сам он, с оттягивающим край куртки телефоном в кармане, был главным хранителем мрачной, неприглядной стороны их настоящего.

Каждый вечер возвращаясь в коттедж, Комаэда включал телевизор. Сигнала по-прежнему не было.

В тот вечер он засиделся за книгой, позволив себе немного отключиться от мира; звонок вернул бы его на землю независимо от того, насколько Нагито был увлечён. Он не считал время и растворился в нём, пока не оторвал от текста слипающиеся под напором отяжелевших век глаза на часы, которые ошарашили его больше, чем могло бы это сделать жужжание телефона. Десять часов – это было уже немногим, но позже самого позднего времени, в которое Хината привык звонить. Комаэде очень не нравилось, когда дела принимали такой оборот: когда ничего не случилось, но это – именно это – запускало в нём обратный отсчёт до момента, когда тревога заполнит его изнутри целиком. Он ждал – и боялся, что это ожидание никогда не закончится. Он мог нажать всего одну кнопку, чтобы сработал быстрый набор, и мысль об этом должна была успокаивать Нагито, но, по правде сказать, она делала только хуже. Он терялся, должен ли он и может ли он на самом деле это сделать. Не шли из головы плохие сценарии о том, как он проявит излишнюю настойчивость и позвонит Хинате в какой-нибудь неимоверно неподходящий, фатальный момент... или он просто боялся встретиться с другими, ещё более реалистичными в данный момент своими страхами.

Комаэда отложил книгу и придвинул лежащий на простыне телефон поближе. Словно это бы что-то изменило. Он понимал, что одного его нарастающего нетерпения недостаточно, но перекатывал телефон в руке, блуждая глазами по комнате. Затем он прикрыл их ненадолго – ещё один отчаянный, нелепый и неработающий приём против вселенной, которая должна была обновиться и прийти в движение в следующий раз, когда он откроет глаза, но тут уже, конечно... как повезёт.

Первым, что позже увидел Комаэда, была его же рука, растянувшаяся вдоль простыни.

— Хм..? – тихо пробубнил он, и что-то холодное пробежало по его шее сзади, когда Нагито услышал звуки этого тихого, невнятного, слишком сонного...

Сонного?

Комаэда дёрнулся, как от разряда тока, и его колени взмыли вверх к животу, собирая под собой одеяло. Он лежал на боку, свернувшись калачиком и сжимая в руке телефон. Голова была отвратительно тяжёлой, а волосы спадали на глаза. Комаэда яростно смахнул их после того, как бросил взгляд на часы снова, но так он лишь ещё лучше увидел то, чему отказался поверить. Каким-то образом стрелка оказалась у шести.

Ещё с трудом управляясь с собственным задеревеневшим телом, Нагито сел.

Его школьные годы не шли ни в какое сравнение с тем, как сильно он ненавидел себя сейчас, в этот конкретный момент и по этой конкретной причине. Под приближающийся к опасной отметке сердечного приступа ритм бьющегося в груди сердца, Комаэда разжал кулак и взглянул на дисплей.

Воздух снова застрял и растворился в лёгких. Несколько продолжительных секунд Комаэда сидел, уставившись на экран телефона, на котором, несомненно, были те же шесть часов утра... и не было больше ничего.

На всякий случай он проверил и обдумал даже дату. Никаких противоречий и ничего странного, кроме... кроме всего остального. Комаэду охватывала паника, стоило ему представить, сколько пропущенных вызовов он увидит в оповещениях... а может, всего один, и от него будет исходить даже более напряжённая и зловещая энергия. И когда он не увидел ни одного, то не знал, как должен реагировать. С другой стороны, так он мог импровизировать.

Поднеся телефон к уху, Комаэда услышал четыре или пять протяжных гудков, прежде чем в трубке раздался приглушённый шум и затем не сразу, но тихое, немного хриплое "Алло".

Голос Хаджиме звучал... не слишком дружелюбно. На мгновение Нагито растерялся: он не ожидал, что ему придётся объяснять причину своего звонка, но именно к этому его подталкивало долгое молчание на том конце линии. Он осторожно подбирал слова:

— Хаджиме, прости, я ждал твоего звонка вечером, но заснул и только что проснулся, я не увидел пропущенных вызовов, но если ты звонил...

— А, Нагито... – слабый намёк на оживление смягчил Хинату, но он по-прежнему говорил так, словно выдавливать из себя слова и даже собирать в голове их контекст давалось ему непосильно тяжело. — Извини, – протянул он, но все объяснения и оправдания так и остались невысказанными за этой невнятной, задумчивой паузой. — Извини, если заставил беспокоиться, – закончил он, сдавшись.

— Ты звучишь вымотанным, – заметил Комаэда. Глубокий вздох и снова молчание. Хаджиме, похоже, не собирался с этим спорить, но так эта беседа ещё быстрее зашла в тупик.

Комаэда не успел как следует подумать, что его звонок в шесть утра мог разбудить Хинату; и старался не думать о том, было ли это хуже или лучше, если он его не разбудил.

— Кстати, я возвращаюсь сегодня вечером, – произнёс он. Комаэде, слишком обеспокоенному состоянием Хаджиме, и самому понадобилось чуть больше времени, чтобы смысл сказанного его достиг.

— Сегодня? Это же замечательно, – воскликнул он.

— Да, так что... Можешь спать дальше. Увидимся.

Вызов завершился. Комаэда не имел ни малейшего понятия, что он ещё ожидал услышать от Хаджиме, но поспешность, с которой тот сбросил звонок, оставила у него скользкое чувство незавершённости.

Выскочившее на Нагито из ниоткуда утро напомнило о себе. Оставленная им книга так и лежала на другой стороне кровати, а простынь беспорядочно скомкалась. У него было в запасе ещё несколько часов, чтобы смыть с себя следы этой сумбурной ночи. Комаэда отложил телефон в сторону.

Несмотря на терзавшие его внутренние противоречия, Нагито уснул неприлично быстро.

***

После обеда большая половина 77-го класса рассеялась по бухте неподалёку от причала. Они могли только догадываться, где пролегают границы того "вечера", который Хината упомянул в звонке. И они, как и Комаэда, ждали и возвращения Хаджиме, и новостей от него.

Комаэда, Сода и Кузурю околачивались ближе всего к пирсу. Нагито принёс из коттеджа книгу, повесив ею тонкий занавес между собой и остальным миром, но время от времени отвлекался от неё, фиксируя присутствие остальных и вторя взгляду мафиози, который с угрюмой задумчивостью смотрел вдаль. Сода постоянно косился на небо, коротко и нервно, будто боялся привлечь внимание того, что только и ждёт момента шмякнуться вниз об его голову. Он что-то бубнил себе под нос, пытаясь завязать разговор, но каждый раз Фуюхико его раздражённо одёргивал.

Ожидание тянулось, а атмосфера в воздухе была не самой приятной, но никто из них не думал покидать пост.

Вдоль берега к ним вышла Пекояма. Она коротко сообщила, что не видела ничего необычного или подозрительного; Кузурю коротко кивнул. "Ничего необычного или подозрительного" на острове не случалось с тех пор, как Хината уехал в последний раз. Вообще-то, не было похоже, что что-то, кроме его скорого возвращения, в ближайшее время собирается помешать их спокойной, размеренной жизни здесь; только Хината мог напомнить им, что что-то не так. Его присутствие никогда не должно было становиться плохим знаком, думал Комаэда понуро.

Сначала он и правда был погружён в книгу, но концентрация медленно покидала его по мере того, как солнце перемещалось по небу. В конце концов, трудно сказать, было ли это везением, или Комаэда уже достаточно долго смотрел на океан, чтобы увидеть рассекающий пену на пути к берегу катер.

Пара неровных ударов сердца выдали в нём нарастающее волнение. Вновь раздался прямиком из памяти голос Хинаты на той стороне линии: севший, не выражающий ничего, кроме безграничной усталости.

Комаэда первым рванулся на пирс, когда шум мотора ударил в уши. Он слышал топот приближающихся шагов за спиной, но резко выросшая дистанция между ними и молчаливая, холодная решимость Комаэды удержали их позади. Он почувствовал необъяснимую нужду увидеть Хаджиме первым, не позволить никому украсть у него этот момент: ему нужно знать, тот ли Хината, с которым он разговаривал минувшим утром, возвращается к ним, и если да – Комаэда должен был защитить его. Даже не зная зачем и от чего он собирается его защищать.

На маленьком катере оказался только он один. Хаджиме выбрался на берег; Нагито шагнул навстречу.

Он выглядел спокойным, собранным, но огромные тени, пролегшие под глазами, смотрелись впечатляюще в плохом смысле этого слова. "Прошло всего две недели," – хотелось кричать Комаэде, "не два года, Хаджиме, если ты не заметил, так что не делай такой вид". Так выглядело его подступающее отчаяние, облечённое в слова, которые он ни за что не сказал бы вслух.

Был лимит тому, насколько долго они могли оставаться наедине под напором высыпавшей к причалу толпы. Первым раздался голос Соды:

— Эй, Хината!... чёрт, извини, но ты ужасно выглядишь, – осёкся он, даже не попытавшись скрыть захлестнувшую его досаду от того, что Хаджиме был не совсем похож на человека, вернувшегося с хорошими новостями.

— Не могу поспорить, – бесстрастно ответил Хаджиме.

— Не так ужасно, как ты, – раздражённо вставила Саёнджи, выстрелив глазами в механика. — Если у тебя есть, что нам рассказать, – обратилась она уже к Хинате, — лучше сделай это сразу.

— На самом деле, у меня нет ни хороших, ни плохих новостей. Всё относительно по-прежнему, – ответил Хаджиме. — Просто скажите, что здесь всё хорошо.

— У нас тоже ничего нового, – подтвердил Комаэда.

— Это хорошо, – вздохнул Хината с нескрываемым облегчением.

— Одну минуту, – раздался звонкий, почти истерично неловкий голос Ханамуры, — но ведь это значит, что всё так же плохо?

— Хината-сан сказал, что ничего срочного у него нет, думаю, нам стоит дать ему отдохнуть, – мягко заметила Соня.

— Но у людей из фонда вообще есть какой-нибудь план?!

— Мы действительно можем обсудить это позже, – произнесла Пекояма.

— После ужина останется ещё целый вечер, – добавила Хиёко, – если, конечно, ты перестанешь возникать и у нас будет ужин.

Терутеру подпрыгнул на месте от жёсткого голоса Саёнджи и без единого слова засеменил прочь с пляжа.

К счастью, больше желающих оспорить разумное предложение Сони не нашлось. Все разбрелись в своих направлениях, а Хината и Комаэда вместе вернулись в коттедж.

Нагито наблюдал, как тот сразу же вытащил из портфеля ноутбук и, включив его, молча просматривал какие-то документы до тех пор, пока Комаэда не заговорил первым:

— Может, тебе лучше отдохнуть до ужина? – предложил он.

— Мне нужно кое-что сделать, – быстро ответил Хината, не отрываясь. — Отдохну позже. На ужин можешь идти без меня.

— Ты не пойдёшь есть? – удивился Нагито.

— Поем позже.

"Позже" – в этом слове было нечто и успокаивающее, и настораживающее.

Но Комаэда решил довериться Хаджиме. Он хотел ему доверять. Примерно через час Нагито оставил его в коттедже и пошёл в ресторан.

Он подметил, что остальные немного расслабились. Хаджиме здесь и он не собирает их срочно строить бомбоубежище, а значит беспокоиться не о чём – наверняка, так это выглядело для них. Ханамура шутил и улыбался, как ни в чём не бывало.

— Я ожидал увидеть Хинату, – протянул Сода. — Но если его от нас тошнит после такого приёма, я могу его понять.

— Просто оставьте его в покое, парень там не бездомных кошек две недели собирал, – буркнул Кузурю.

— Я о том, – Сода полностью его проигнорировал, – что, если нам нужно что-то знать, он об этом скажет? Он не говорил ничего насчёт того, надолго ли он вернулся?

— Он ничего не говорил.

Комаэда не стал уточнять, насколько буквально имеет это в виду.

— Тогда всё, наверное, и правда нормально. Эй, не хотите немного в аркады?

Общее настроение подействовало на Комаэду. После ужина многие переместились на первый этаж отеля. Нагито был не против к ним присоединиться, но по привычке предпочёл игру, вмешаться в ход которой у его удачи были наименьшие шансы: вдвоём с Соней они заняли стол за партией в шахматы.

Нагито не очень заботился о времени. Он расслабился в компании друзей с мыслью о том, что Хаджиме уже наверняка закончил работу и отдыхает; возможно, спит. Комаэда не торопился в коттедж и собирался вернуться чуть позже на случай, если так оно и было, прихватив с собой немного еды для него.

За окном сгущались сумерки. Когда Комаэда вышел на улицу, их уже прорезало ярко-голубое свечение бассейна. Слабый запах хлора примешивался к свежести и необычной для острова прохладе вечера.

Он осторожно, стараясь не производить слишком много шума, приоткрыл дверь коттеджа. Внутри горел свет: такой же яркий, по сравнению с вечерним мраком, такой же уютно и тепло сгустившийся, как тот, который Комаэда только что покинул. Нагито медленно – чтобы не уронить лежащий на второй руке поднос – протиснулся внутрь.

Хаджиме сидел за столом, казалось, в точности в такой же позе, в какой Комаэда его оставил. Забыв прикрыть за собой дверь, Нагито встал у порога в смятении, будто зашёл в ещё более неподходящий момент, чем если бы Хината расслаблялся, наслаждаясь тишиной. Дверь, которую он больше не придерживал, противно скрипнула. Хаджиме не пошевельнулся.

— Ты всё ещё работаешь? – спросил Комаэда негромко.

Хината слабо вздрогнул.

— Угу, – коротко ответил он.

Сколько времени Комаэда бы ни провёл, неловко стоя на месте, это вряд ли изменило бы что-то к лучшему. Он нащупал ручку за спиной и закрыл дверь.

Комаэда поставил поднос на тот край стола, который не был занят бумагами и прочими вещами.

— Я решил принести тебе ужин сюда.

Это было не очень хорошее чувство, если обдумать как следует, но Комаэду приятно удивило то, что Хаджиме повернул голову, чтобы взглянуть на тарелку.

— О, – его серьёзное выражение глубокой погружённости в явно не самую приятную и весёлую работу заметно смягчилось. — Спасибо.

Это на миг воодушевило и Нагито, но Хината сразу же вернулся к делам. Весь остаток вечера он ни разу не вспомнил про стоящий прямо рядом с ним поднос.

Комаэда знал, что должен вмешаться... снова. Но невидимая стена, выросшая вокруг Хаджиме, оставляла его в полном замешательстве, с какой стороны к ней подступиться.

Было около одиннадцати, когда Нагито сдался и решил переложить эту проблему на завтрашнего себя.

— Когда ты пойдёшь спать? – спросил он у Хаджиме.

— Можешь выключить свет, я зажгу лампу, – вместо ответа на вопрос бросил он.

Чтобы доверять кому-то, часто нужно уметь ждать и обладать определённым запасом терпения. Нагито погасил свет и забрался под одеяло, повернувшись спиной к столу Хаджиме. В нём было достаточно доверия и терпения, чтобы сделать это.

Утром Комаэда проснулся с открытием, что он оставил их в прошлом вечере целиком.

Лучи солнца заливали комнату, возвещая утро, и рука Хаджиме плотно заслоняла от них его лицо, лежащее на столе среди беспорядочной груды бумаг. Его пиджак лежал на спинке стула, но рубашка, так и не переодетая со вчерашнего дня, осталась на Хинате.

Комаэда подошёл к нему и осторожно похлопал по плечу. Хаджиме вздрогнул всем телом, словно от пушечного залпа, и, оторвав голову от стола, нервно заозирался по сторонам. Его грудь судорожно быстро, но тяжело вздымалась, а из-за век едва виднелись глаза; он мог снова отключиться в любую секунду.

— Хаджиме, кровать прямо здесь, совсем рядом, – меланхолично и сухо произнёс Нагито.

— ...сколько времени? – сдавленно протянул Хината.

Не дожидаясь ответа, он сам бросил беглый взгляд на часы – было около десяти – и провёл ладонью по лицу. Комаэда не мог теперь даже спросить, в порядке ли он: определённо, он не был.

— Ты не можешь продолжать в том же духе.

— Меня никто не спрашивал, могу я или нет, – ответил Хината, и Комаэду рассердило, каким невероятно упрямым, несмотря на своё состояние, он оставался.

— Тебе давно не нужно ничего никому доказывать, – выпалил он сорвавшись. Он хотел бы звучать... убедительно, строго, хоть немного, как тот Хаджиме, что приводил его в чувства, когда сам Комаэда терял направление или чувство меры. Но из него вырвался почти вызов, колкий и слишком укорительный.

— Дело совсем не в этом, – протянул Хината, и Комаэда почувствовал себя совсем по-дурацки от того, что он даже не поддался на провокацию.

— Тогда в чём? – спросил он, понизив голос.

Нагито терпеливо ждал ответа. Или его отсутствия. Помедлив, Хината поднялся со стула и переместился на край кровати. Комаэда уловил приглашение.

— Я соврал, когда сказал, что нет никаких новостей, – начал Хаджиме. — Они есть, и они довольно тревожные.

Нагито решил приберечь суждения и любую возможную реакцию со своей стороны на потом. Он слабо кивнул, давая Хаджиме продолжить.

— С метеоритов всё началось, но теперь они не единственная проблема. Похоже, что вместе с ними в атмосферу попал какой-то неизвестный вирус.

— Вирус..? – Комаэда моргнул так, что собственные веки издали у него в ушах звук захлопнувшейся двери.

— Условно говоря – вирус, – пробормотал Хаджиме с неприкрытым раздражением. — Симптомы заметили у членов группы, которая работала на первых местах падения. Похоже, что он не передаётся от человека к человеку обычными способами, но продолжают возникать новые случаи, и они так или иначе связаны с появлением этих дурацких глыб. Такими темпами он может распространиться очень быстро, а мы столкнёмся с эпидемией, с которой не будем знать что делать. Я изучаю этот вирус уже почти две недели и пока без особых успехов.

Комаэде до сих пор с трудом давалась мысль о том, что где-то там – почему-то так и обходя стороной Джаббервок – на мир обрушилось такое эксцентричное бедствие, как непрекращающийся метеоритный дождь... а теперь ещё и вирус? Это могло быть только частью сюжета какого-то второсортного научно-фантастического фильма, но никак не реальной жизни, хотя годы назад Комаэда и его товарищи уже пережили похожий опыт, с детективным жанром. Но у всего должен был быть предел. Или же точка невозврата, за которой охватившее мир безумие уже не прекратится никогда, всё-таки существовала?

— Я с трудом добился того, чтобы меня отпустили сюда, – вздохнул Хината. — Я не могу больше подскакивать утром с мыслью, что за ночь после нашего разговора Джаббервок мог быть уже стёрт с лица земли. Хотя, похоже, сейчас это одно из самых безопасных мест на планете; я понятия не имею почему, это полный абсурд, но ты не представляешь, какое это облегчение.

— Когда ты собирался рассказать об этом остальным? – наконец спросил Комаэда.

— Никогда, – прямо ответил он. — Пока проблема не решится. Ну, или пока не обострится, конечно.

— И ты всё ещё не собираешься?

Хината нетерпеливо тряхнул головой.

— Я рассказываю это сейчас, потому что доверяю тебе. Не то чтобы я не доверяю остальным. Но это ничего не изменит, понимаешь. Все только будут нервничать ещё больше. То, что здесь всё в порядке, хорошо, но когда ты не видишь угрозу своими глазами... она ещё страшнее, – Хаджиме серьёзно посмотрел на Комаэду. — Ты видел Ханамуру вчера? Я не хочу, чтобы началась паника. У меня нет времени и сил защищать их ещё и от их самих.

"И пока ты единственный здесь, кто в этом нуждается," – пронеслась мимо Комаэды печальная мысль.

— Мне нужно продолжать работать, – закончил он.

— Тебе нужно поспать как следует, – возразил Нагито спокойно, но твёрдо. — Сколько дней ты уже живёшь в таком темпе?.. Впрочем, не надо, лучше не говори, тогда я точно на тебя разозлюсь.

— Не сказал бы, даже если бы хотел, – невесело усмехнулся Хаджиме. — Я не помню.

Комаэда громко вздохнул, но почему-то внутри ему немного полегчало. Он наконец почувствовал, что Хаджиме рядом и он может до него дотянуться.

За мгновение до того, как он был готов сделать это в буквальном смысле, ладонь Хаджиме сама опустилась на его лежащую на постели руку.

— Если я лягу прямо сейчас, то отключусь до ужина, просижу всю ночь, а потом всё снова пойдёт наперекосяк, – протянул он. — Не уверен, что смогу расслабиться, но, гм, попробую просто отдохнуть до вечера.

— Это разумно, – поддержал его Нагито.

Хаджиме резко поднялся с кровати.

— Я в душ.

— Можно с тобой?

Хаджиме странно замешкался, но затем ответил со слабой улыбкой:

— Конечно.

Направляясь в ванную вслед за ним, Комаэда невольно ухватил глазами стол. Тарелка на подносе, оставленная им вчера, всё-таки была пустой.