Осеннее утро очередного дня началось явно не по пушкинской кальке: за окном кошками и собаками лил дождь, выл ураганный ветер, срывая с деревьев листву, тротуары были полны "каши" из полусгнивших листьев вперемешку с землей, а где-то вдали был слышен лай бешеных псов. Кому бы хотелось проснуться в такое паршивое воскресенье? Вот Россия проснулся, и, увидев, какая вакханалия творится на улице, посмотрел на мирно спящего в постели Кику. Японец лежал, укрытый одеялом, одной рукой ухватившись за подушку, другую вытянул на подушку русского, а сам улыбался. «Ну кем нужно быть, чтоб испортить утро такому очаровашке?» - умилился Брагинский, проведя кончиками пальцев по щеке спящего, и тогда же решил сделать это утро чуть менее неприятным. Благо, все условия для этого были.

Условие 1 - задвинуть шторы, чтобы уныния, исходившего от  улицы, не было ни видно, ни слышно. Длинные шторы цвета беж, за которыми тонкой струёй спускалась белоснежная тюль, была задвинута довольно быстро, после чего спальня погрузилась в умиротворяющий мрак. Условие 2 - согреть комнату, потому что отопление ещё не дали, а просыпаться по утрам от холода - удовольствие не из приятных. Порывшись в казавшейся бездонной кладовке, Иван извлёк оттуда масляный радиатор, и, поколдовав немного с подключением, заставил его работать. Не сразу, но в комнате начало становиться теплее.

Условие третье же было сложнее первых двух - русский собирался приготовить завтрак в постель. Чай, запеканка, бутерброды с жареной колбасой, тарелка ароматной каши - не все эти вещи были полезны или пригодны для завтрака, но за последние несколько лет жизни с Брагинским Кику приучился за обе щеки поедать и жареную колбасу, и манную кашу, да и, в принципе, всё. Иногда Хонда действительно скучал по своей родной кухне, и готовил по своим фирменным рецептам и омлеты, и бобы, и рыбу. Но несмотря на это, Иван решил приготовить ему завтрак из своих блюд. Так что, он спустился на кухню и принялся делать то, что делает каждый уважающий себя русский человек - заглянул в холодильник. Молоко, творог, вареная колбаса и масло имелись в нем, а на полке в шкафу мирно покоилась упаковка любимого зеленого чая Кику, а также манная крупа. «Ну, поехали» - потянувшись до хруста костей, Иван принялся за готовку. Что сложного, скажем, в варке каши или в жарке колбасы? Ничего! Маслице на сковородку, крупу с молоком - в кастрюлю. Подождать, кинуть колбаску нарезанную кружочками, в кашу добавить масло, время от времени переворачивать и размешивать, и когда пойдет тот самый дивный аромат пищи, приготовленное можно подавать к столу. Выложить на красивую плоскую тарелку пару ломтей хлеба и колбасу, в глубокую миску положить кашу, сверху кинуть кусочек масла. А тем временем в микроволновку печи, вовсю шипя и пища, крутится творожная запеканка. Через какое-то время раздается писк, оповещающий дом о том, что блюдо готово, и миску с запеканкой можно извлекать. Тоже на красивую тарелочку, тоже пару кусочков, а рядышком - клубничное варенье. В дополнении ко всему этому - зеленый чай в любимом стакане Хонды, и без всяких посторонних добавок. Завтрак для Японии был готов! Оставалось только принести его и дождаться, пока соня проснется и сможет попробовать.  

Погрузив все блюда на свой любимый жостовский поднос с цветочным букетом из пионов на черном фоне, Иван поднялся на второй этаж и осторожно зашёл в спальню. Кику ещё спал. Поднос был оставлен на прикроватной тумбочке, а Иван сел на край кровати и положил руку на голову спящего любимого. Он нежно погладил его по голове, глядя на умиротворенное личико японца, на котором, казалось, не была напряжена ни одна мышца, и ничто не могло помешать этой идиллии. Но вскоре Кику проснулся. Сначала она открыл один глаз, и проморгавшись, увидел улыбавшегося Ивана.  

- Доброе утро, - Хонда улыбнулся, приподнимаясь с постели.  

- Доброе, Кикушка, - ласково ответил Брагинский, и нагнувшись над парнем, поцеловал его в лоб. - Как тебе спалось, радость моя?

- Хорошо спалось, - спокойным тоном ответил он, глядя на Ивана. Тот поднялся с кровати, и взяв в руки поднос, поставил его перед ним.  

- Это я сделал специально для тебя. Кушай, - тепло сказал русский, продолжая улыбаться.

- Специально для меня? - удивился Кику, складывая себе несложный бутербродик из колбасы и хлеба. - Это так... мило с твоей стороны. Спасибо.

- Не за что, - всё так же спокойным и ровным тоном отвечал Иван, глядя на жующего бутерброд Хонду. Сначала он откусил кусочек, набив им щёки, отчего стал похож на хомячка, а потом проглотил, и блаженная улыбка воцарилась на его лице.

- Я конечно знаю, насколько вредно и опасно есть подобное, но это так вкусно! - наконец дожевав, провозгласил он, принимаясь за остальную еду. - А ты будешь что-нибудь?

- Нет, спасибо, кушай сам.  

- Хорошо, - Кику лишь пожал плечами, поедая свой завтрак. Сначала доел маслянистые бутерброды, потом до отвала наелся каши, закусывая её запеканкой, смоченной в варенье, и в конце опустошил стакан чая, после чего бессильно опустился на кровать, положив руку на раздувшееся пузо. - Это... было восхитительно.

- Я рад, что тебе понравилось, - Иван убрал поднос с посудой на тумбочку, а сам лёг возле парня, укрыв и себя, и его одеялом. - Теперь всё будет хорошо.

Русский мягко приобнял японца, и тот прикрыл глаза, пристраивая голову в руке Брагинского. Он мягко потерся, прижимаясь к здоровому телу русского, и проговорив что-то, посмотрел ему в глаза. «Ах, какие же они красивые» - подумал он, улыбаясь. Сейчас Кику всё казалось прекрасным, необычным и волшебным, и кажется, так было не только от еды. Вся та теплая и уютная атмосфера, созданная Иваном в этот промозглый осенний день, волшебным образом повлияла на душу Хонды - сегодня он чувствовал себя легко и свободно, и это чувство хотел передать тому, кто его и подарил. Поэтому Кику привстал на локтях и потянулся к лицу Ивана, и тот, догадавшись о него намерениях, приблизил своё лицо к нему. Долгий, нежный поцелуй. Брагинский осторожно придерживал счастливого Хонду за спину, чтобы он раньше не упал обратно на кровать, а когда поцелуй закончился, они легли на кровать и взялись за руки. Они переморгнулись, и Кику закрыл глаза, а Иван запустил руку ему под одеяло, чтобы погладить распухший живот. Упругий, но мягкий, полный еды, и теперь желудку предстояло много работы по расщеплению скопившегося там белка, но сейчас это было неважно ни для России, ни для самого Японии. Важно было то, что они были вместе, и это главное.