На небольшой провинциальный городок холодными золотыми вихрями медленно, но неумолимо спускалась осень. Небо все чаще хмурилось, проливаясь дождями, точно назло тем, кто пытался насладиться последним теплом, и тогда детские голоса во дворах затихали.

Между высотками, обступающими пришкольную территорию, ютился маленький домик в два этажа с двором шириной в пару десятков шагов, и каждое утро скрипела калитка, выпуская к остальным идущим учиться еще полтора-два десятка детей — больше там никогда не было. Кто-то уходил, найдя семью, кто-то появлялся, но были и те, кто крепко-накрепко заседал в памяти окружающих как старожилы.

Делия провела в приюте одиннадцать с половиной лет. Никто не знал, когда она родилась, поэтому за дату рождения ориентировочно взяли холодный весенний день, когда смотрительница, выйдя за лекарством от простуды для одной воспитанницы, нашла на мокром крыльце и вторую лихорадящую малышку, навскидку лет трех от роду. Девочка только и могла, что смотреть в одну точку, с трудом ориентировалась в пространстве, и не могла выговорить ничего, кроме обрывистого «Дел» — как поняли, куска имени — но и так не переставала заикаться. Эта простуда была первой и последней болезнью Делии — больше ей не случалось даже чихнуть хоть раз, проведи хоть несколько часов на улице под дождем.

Терпеть на первых порах приходилось и не такое. Взрослые не выносили не по возрасту тяжелого взгляда, сверстники цеплялись к вызывающе рыжим волосам, как назло еще и вьющимся и потому напоминающим гриву. Делия стойко переносила все издевательства, умудряясь при этом еще и замалчивать некоторые из них, никогда не выдавала обидчиков и уж тем более не бежала плакаться на них старшим. С годами травить перестали, а взрослые поняли, что на нее можно переложить разные мелкие поручения, раз уж ей не интересовалась ни одна пара, желавшая взять к себе ребенка. Не то чтобы Делия не умела отказывать, но за порученное безропотно бралась.

Просто иначе дни текли один за другим унылой рекой, безнадежной и серой. А так, уговаривала она себя, хотя бы есть чем забить мысли, и в любую свободную минуту хватала потертую пухлую тетрадь с заломанными уголками, где строчила, записывая разного рода мысли.

Излюбленным для уединения местом уже лет семь была деревянная постройка в парке неподалеку. Когда-то там собирались открыть то ли кафе, то ли еще какую развлекательную вещь, потом заброшенная конструкция стала местом игры для детей, а, обветшав, и вовсе осиротела. Делии это было только на руку — можно было забиться в крохотную комнатку с одним-единственным окном почти под потолком, дающим как раз достаточно освещения, чтобы было видно тетрадный лист.

Почему-то именно эта комнатка давала некое ощущение защищенности из года в год, точно там обитал кто-то незримый и невероятно добрый. Правда, за последнее лето становилось все тревожнее, и было все труднее усидеть там, а осенью и вовсе стало неспокойно, как накатывало перед наступающей бурей, пару раз в сезон проходящей по местности.

Тревожное предчувствие стало только сильнее, когда одним днем на горизонте возникло ощущение… чего-то. Чужеродное присутствие не было ни угрожающим, ни обещающим что-то замечательное, оно просто было чужим, не принадлежащим этому воздуху. Но вместе с этим к нему тянуло, как к источнику воды в засушливый день, когда хочется запустить руки в волшебную прохладу и раствориться в ней с новым и новым глотком.

Делия закрыла тетрадь, натянула поверх обложки сдерживающую страницы единой стопкой резинку и направилась к выходу. Было тихо, до подозрения тихо, но присутствие с каждым шагом ощущалось все сильнее, и сомневаться в нем уже не получалось. Делия остановилась на мгновение и резко повернула. В одной из стен постройки была дыра достаточных размеров, чтобы пролезть в нее хрупкой четырнадцатилетней девочке-подростку и таким образом не столкнуться с неведомым чем-то, что наверняка стоит у входа.

На улице ощущение присутствия стало слабее — значит, она правильно предположила, что нечто зашло с парадного входа. Но что бы это могло быть? Любопытство все же было достаточно сильно, чтобы вовсе упустить факт появления этого странного присутствия. Как можно тише Делия зашагала вдоль стены, практически прижимаясь к полупрогнившему дереву, надеясь в итоге заглянуть за угол и увидеть предмет своего беспокойства.

У детских качелей, за пару метров от входа, мелькнул темный силуэт. Делия сделала вид, что она просто так, мимо пробегала, и вышла из своего укрытия навстречу. Темный силуэт оказался юношей примерно ее возраста, укутанным в самый настоящий черный плащ с капюшоном, накинутым на голову. Заметив Делию, незнакомец откинул капюшон, открывая копну густых каштановых волос, уложенных с каким-то модным намерением, и шагнул ей навстречу.

Она тут же отступила, делая шаг обратно в тень, с трудом подавляя в себе желание подойти поближе и выяснить наверняка, что за странный объект объявился на ее территории — а ничем другим Делия это место уже не считала. Но было совершенно ясно — именно этот юноша был источником того самого странного ощущения присутствия. Можно было выйти и узнать, а можно было поспешно зашуршать листьями вдоль той же стены, мысленно уговаривая «не надо меня искать, не надо меня искать» и скрыться, а затем благополучно выскользнуть на детскую площадку, пробежать между беседками закрытого летнего кафе и наконец выйти через приоткрытую калитку для персонала в тупичок, открывающийся на оживленную центральную улицу.

Проделав этот замысловатый путь, Делия обернулась. То ли мысли действительно материализовались, то ли она научилась ускользать от кого-либо в этом парке, но поблизости незнакомца не было, и странное ощущение присутствия исчезло. Она тихо вздохнула и зашагала прочь.

***

Таких, как Катарина, приютские между собой, называли «домашними». Она прекрасно знала об этой кличке и в общем-то не возражала. Было бы за что. Да, ей повезло больше остальных, жить хотя бы с матерью и в своем углу, а не делить комнату с десятком других девчонок, где личной территории ноль, но по ощущениям ушла не слишком далеко.

Прошел год с лишним, когда Катарина приняла на себя удар какой-то непонятной болезни, как полагали все вокруг. Врачи разводили руками, делали каждый раз новое предположение, отправляли на исследования, и каждый как будто хотел найти что-то свое, но ни одна лаборатория не давала заключения о том, чего не могло быть у девушки ее возраста.

Зато какая-то молодая женщина в странной одежке, вроде бы гадалка, возьми и заохай, мол, убивает тебя этот мир, девочка. Даже руку протянула — утащить с собой, уговаривала уйти, и утащила бы, не реши Катарина сбежать. Хотя потом она жалела о своей трусости, понимая, что терять-то особо нечего, пыталась снова найти ту женщину, но тщетно. Все, чего Катарина этим добилась — лишь еще больше разозлила мать.

Ее мать точно подменили вскоре после четырнадцатого дня рождения, когда и начались все проблемы со здоровьем. Катарина даже для своих юных лет понимала, что вечно падающий в обмороки, мгновенно вырастающий из одежды и то и дело совершенно без причины кашляющий кровью ребенок — далеко не подарок, но… это же не повод начать ненавидеть? Или же все потому, что она оказалась слишком похожа на сбежавшего до ее рождения отца. Внешнего сходства с матерью-блондинкой у нее, крепко сложенной, с густыми темно-каштановыми, отливающими в красное дерево, волосами — было мало.

Удивительно, но рядом с хмурой Делией, которую сторонилась большая часть школы, чувство, будто грудную клетку сдавили широкой резинкой, мешая дышать, становилось призрачнее, чуть ли не исчезая. Вот уж точно создание не от мира сего, горько улыбалась Катарина про себя и протягивала руку единственной подруге, которая не косилась на нее с раздражающей жалостью и не смотрела свысока. Делия просто была у нее.

Хотя даже ей Катарина не доверила бы ту страшную сказку о выходце из другого мира, пришедшем почти шестнадцать лет назад порезвиться, вскружившем местной девушке голову и оставившем после себя кожаный браслет с витым узором и книгу на застежке, не поддающейся никому. Хорошо, что эта застежка не была такой острой, чтобы пробить кожу уж совсем серьезно или повредить еще что-нибудь, вспоминала Катарина, проводя порой в задумчивости пальцами по тонкой линии шрама над левой бровью, тщательно скрываемой от всех за длинной челкой. Напоминанию, что она — мерзкая девчонка, вся в отца. Этот шрам не было позволено видеть никому.

Делию она застала на скамейке в школьном сквере — хотя на самом деле того сквера было четыре дерева, но зато звучало хорошо.

 — Ты сегодня раньше обычного, — заметила Катарина, протягивая ей пластиковый стаканчик купленного по дороге горячего зеленого чая. Не то чтобы Делии грозило заболеть, но заботиться вот так из последних сил было приятно.

Делия поспешно убрала тетрадь и приняла стаканчик, наблюдая, как Катарина расчищает свободной рукой половину скамейки от листьев и опускается сама.

— Обычно я дольше задерживаюсь там, — негромко проговорила Делия, глядя на поднимающееся облачко пара. — Но сегодня туда пришли.

— Кому это вдруг понадобилось влезть на твою базу? Детишки поиграть захотели, что ли?

— Да нет… один странный человек появился. В плаще с капюшоном и… не такой какой-то.

— И что он там делал-то? — нетерпеливо спросила Катарина. Делия взглянула на нее с долей спокойного упрека во взгляде:

— Ничего. Но он увидел меня и хотел догнать. Учитывая, что обычно предпочитают держаться на расстоянии — я не понимаю, что с ним такое.

А вот это уже действительно могло показаться странным.

— И что, прям так близко подошел? — уточнила Катарина.

— Да нет… не в расстоянии дело, — Делия недовольно покачала головой. — Я не знаю, как это объяснить, просто с ним было что-то не так. И я чувствовала, что он подошел, когда была там. Выбралась через дыру, подошла посмотреть… и правда.

Катарина скосила взгляд на желтый лист, кувыркающийся по дорожке под дыханием ветра:

— Что ему было надо, как думаешь?

— Не знаю даже. Не нравится мне все это, если честно. И вообще предчувствие какое-то мерзкое.

Ну вот как утаить от человека, который постоянно на таком уровне интуитивно понимает подобные вещи, мысленно вздохнула Катарина.

— Знаешь… возможно, меня скоро здесь не будет, — наконец заставила она себя произнести.

Давно пора было завести этот разговор, на самом деле.

— Это как-то связано с тем, что ты последние несколько дней вообще не приходишь в школу?

Ей нельзя было врать. Но в то же время признаваться в том, за что по-хорошему могут отправить подлечить психику, и вовсе казалось отвратительной идеей.

— Связано. Я… ты знаешь, что со мной не все так гладко, как хотелось бы, — хуже всего сейчас было разве что расписываться в собственной слабости и начинать ныть. Нет, Катарина любила дарить свет, а не выпрашивать его у кого-то, и уж тем более — у того, кто сам нуждается в поддержке.

— Знаю. Ты обычно предпочитаешь умалчивать, так что же на этот раз изменилось?

— Где-то есть человек, который знает, в чем моя беда, и может хотя бы подсказать, что делать. Проблема в том, что я не знаю, где ее искать.

Катарина подняла лист, приткнувшийся у ног, и деловито потянула за один из угловатых концов, отделяя от пластинки неровный желтый кусочек. Как же все сложно, думала она, наблюдая, как оторванный пласт описывает круги в воздухе, прежде чем упасть на землю.

— И поэтому ты прогуливаешь?

— Ага, — рассеянно кивнула Катарина. — Мама думает, что я в школе, а я играю в детектива. Главное — вернуться до ночи. И я надеюсь, что у меня получится, но тогда, скорее всего, мне придется отсюда уехать. Может быть, надолго, может быть, вообще навсегда.

— Жаль, — только и отозвалась Делия, наблюдая за ее пальцами, уродующими лист.

— А еще я надеюсь, что уговорю маму взять тебя к себе. Когда… если меня здесь больше не будет. Так всем будет лучше.

Делия нахмурилась.

— Я не хочу быть никому обузой. И если ты подумала, что должна мне что-то…

— Вовсе нет, глупая ты! — в сердцах отозвалась Катарина, комкая остатки искалеченного листа. — Просто…

…просто мама всегда хотела нормальную дочь. А не то, что у нее выросло теперь. Но эти слова было бы гораздо труднее произнести, чем даже признание о будущем своем исчезновении. А так… так и правда было бы легче.

— Я привыкла. Не надо взваливать меня еще на чьи-то плечи. Пожалуйста, — почти мягко попросила Делия. Эти интонации звучали от нее крайне редко.

Вот, пожалуйста, довела человека, снова мысленно вздохнула Катарина и заставила себя улыбнуться:

— Надеюсь, у меня получится уговорить тебя передумать. Хотя ты и упрямая, как ослица.

Это предложение звучало уже не единожды, и каждый раз Делия встречала его с решительным отказом. Катарине все тяжелее было думать, что придется оставить ее одну, в этом ужасном приюте, и единственная возможность сделать все лучше для всех начинает корчиться в долгой агонии.

На самом деле маленькие зацепки к возможности уйти в тот мир, откуда пришел ее отец, были. В той самой злосчастной записной книжке с металлической застежкой, раскрывшейся ровно в день пятнадцатилетия Катарины, то ли как подарок, то ли как насмешка. Тогда, ведомая неизвестным порывом, Катарина натянула и отцовский кожаный браслет, который с тех пор не снимала. Но зацепки были настолько призрачными, что найти что-то с их помощью казалось совершенно нереальным.

А времени оставалось все меньше. Надо было действовать. Хоть как-то.

— Может, прогуляемся к твоему замку? — предложила Катарина. — Если тот странный тип еще там ошивается, вдвоем не страшно ведь?

По дороге в парк Делия молчала и то и дело скашивала взгляд под ноги, точно обдумывала что-то. Катарина не решалась нарушить поток ее мыслей, посчитала, что уж лучше потом как-нибудь узнает, в чем дело.

По сути, в записной книжке отца не было ничего толкового, кроме пары десятков страниц с заметками о населяющих его родной мир народах — так школьник прилежно переписывает абзацы из учебника — и нескольких пометок, касающихся повседневной жизни. Само собой, эта книжка вряд ли имела какую-то ценность, так что ее оставить было не жалко, а следовательно, ни о каком вероятном подарке для будущего ребенка и речи не шло. Быть может, отец о ней даже не догадывался — Катарина не знала наверняка, мать не горела желанием обсуждать с мерзким выродком, которым дочь стала в четырнадцать, вопросы своей личной жизни когда-то в юности. Впрочем, маленькой Катарине, еще любимой маминой дочке, тоже не доставалось подробностей об отце, только «папа был, но он ушел».

Интересно, гадала она порой, а если получится найти его в том мире? Насколько призрачна возможность, но… а вдруг?

— Уверена, что стоит идти? — негромко проговорила Делия, колеблясь, когда до деревянного замка оставалось не больше пары десятков шагов.

— Ну, если ты боишься, давай я гляну, что там такое, — Катарина улыбнулась ей.

Что ж, чего опасаться каких-то развалюх, подумала она и, сойдя с вымощенной плиткой дорожки на шуршащее одеяло из листьев, бесстрашно зашагала вперед.

Среди деревянных стен, покрытых местами облупившейся и выцветшей голубой краской, было пусто и почти тихо, только поскрипывало где-то декоративное окно, распахнувшее ставни в колеблющийся осенний воздух. Мифического присутствия кого-то, о котором упомянула Делия, не ощущалось вовсе. Может, показалось, пожала плечами Катарина и продолжила свой обход.

В одной из комнат, освещенной лишь еле просачивающимися через одинокое окошко лучами солнца, было так же пусто, как в остальных, но в отличие от всех, в ней возникло ощущение, что она вовсе не заброшена, что здесь кто-то всегда бывает. Катарина прислушалась к своим ощущениям, догадываясь, что это именно то место, где изо дня в день пропадает Делия. На дальней стене, почти в самом углу, что-то поблескивало, привлекая внимание, и Катарина направилась туда.

Это был странный рисунок, напоминающий детские каракули, сделанный краской с добавлением блесток. Он выглядел подозрительно новым по сравнению с состоянием стен вокруг и находился на высоте примерно полутора метров, что тоже заставляло задуматься о его происхождении. От клубка каракуль, перечеркнутого поверх грубым росчерком какого-то лезвия — неужто пьяница с ножом резвился? — к полу подтеком тянулась такая же поблескивающая ниточка краски.

На полу ниточка завивалась в кляксу, на поблескивающем пятне которой стояла напоминающая увеличенную в несколько раз шахматную пешку деревянная фигурка, покрытая пылью. Катарина опустилась на корточки и протянула руку к фигурке. Странное дело, но дерево казалось совсем теплым, как человеческое тело, и было обточено очень гладко, если не считать раскола на вершине. Не задумываясь, Катарина сунула фигурку в карман и зашагала прочь, уверившись, что в заброшенной постройке не было ничего подозрительного.

 — Ну что? — спросила Делия, завидев ее.

 — Тишина, пустота, пыль, знатное местечко, — усмехнулась Катарина. — Как ты там только сидишь?

 — Мне нравится, — Делия пожала плечами. — И что, действительно ничего?

 — И я ничего не почувствовала. Вот, смотри, нашла интересную штучку.

С этими словами Катарина вытащила из кармана находку, и Делия почти что испуганно уставилась на фигурку, извлеченную на свет:

 — Зачем ты ее забрала, ты что?

Катарина покосилась на «пешку»:

 — А что, это какая-то нужная штука?

 — Это Фион, — немного нервно произнесла Делия, выхватывая фигурку из ее руки, — и ее нужно вернуть на место. Подожди, я сейчас.

Катарина только и могла, что проводить Делию удивленным взглядом. И это ее серьезная подруга, переживает за деревянную фигурку не на месте, да еще и имена раздает? Кого еще бы упекли к врачам, подумала Катарина с улыбкой.

Прошла минута, две. Пять.

Делия не возвращалась.