Отабек на скорости летит вверх, быстрее, выше, чем ждут судьи и зрители, в последний каскад всунул таки ещё четверной — почувствовал силу. Немного замедляется, растягивает паузу перед финалом — обычно финалы он наполняет размашистыми и быстрыми компонентами, а когда бывает в форме, то совершенно дикой энергетикой. Сейчас он выкатывает на пике возможностей.
Джей-Джей сжимает зубы.
«Ну что же ты делаешь, Бека? Нет, Бека, не сегодня. Пусть и с двумя квадами. Хоть судьи тебя любят и балуют, как пушистую роднульку, но лишнего не накинули ни разу. Казахстану не увидеть золота в Америке и с более сложными программами. Ты хорош, но наверху сегодня я. Ещё неизвестно, сможешь ли ты хотя бы пятое».
Отабек сбивает своим напором, спускает узду, выплёскиваясь эмоциями под симфонический грохот. Синий, чёрный, вспышки блеска кистями рук. Какое восхитительное решение надеть перчатки. Какое преступление — спрятать твои пальцы в ткань.
Такой крохотный, кружится по всему катку одновременно, раскидывает крылья в желании вдохнуть полной отчаянья грудью. Мечется по ледяному загону, будто стремится вырваться за борта, так хочется на волю. Ты и так уже тут, Отабек. Ты везде, ты заполнил собой всё пространство. Тысячи человек не дышат, не могут отвести глаз, а ты кружишь и кружишь, и отчаянный вой твоего тела никто не слышит — он тонет в музыке аплодисментов.
Люди поднимаются волной, хлопают стоя, весь зал стоит, наэлектризованный одним человеком.
Отабек тяжело опускается на колени.
Когда-то он даже сам боялся бы представить такое, но всё равно шёл вперёд.
Хмурил брови и вывозил по-своему, как хотел, назло и вопреки. Неуклюжий, весь из рыбьих костей и прямых линий, казалось, переломится пополам — не сегодня, так завтра.
Жан-Жак усмехается вспоминая, каким упрямым Отабек был подростком.
Тощим, ушастым.
Он бегал в душ после каждой тренировки, но от него всё равно разило за версту. Гормоны хлестали фонтаном. Рассыпались прыщами по лбу, выпирали нервной злобой, тонюсеньким голоском вперемешку с хриплым басом и так неуместно и не вовремя торчащим вверх членом.
Джей-Джей смотрел и смеялся, и сочувствовал одновременно: тут будто Сам Боженька щедро насыпал с небес всех сортов всего и ещё немного.
Всего, что обошло Джей-Джея, если не стороной, то по касательной.
Даже эти бунтарства и отречённость от общества были не про короля Джей-Джея. У него-то все налаживалось, и он всё больше со сверстниками ладил, тогда как Отабек был один против необъятного мира, в котором он не мог, не хотел быть своим. Он решительно защищал от чужаков своё личное пространство, в которое Джей-Джей не уставал вторгаться:
— Бекс.
— А.
— А у вас в России сексуальное образование в школах есть?
— А?
— Ну, мальчики-девочки, пубертат, ЗППП, презервативы?
С другими ребятами обсуждать секс легко и просто, можно шутить об этом или рассказывать всякое. Кто-то уже пробовал даже…
Бекс склоняется ниже над нотами, стоя на одной ноге. То, что он всё слышал, выдают только малиновые уши. Джей-Джей глядит ему через плечо.
— Как музло?
Бекс жмёт плечами.
— Пока отлично.
— Сотню баллов по музыке никто не набирает никогда.
— И я не наберу.
Джей-Джей закатывает глаза.
— А ты на чём лабаешь вообще?
— Треугольник.
Джей-Джей тщательно обследует лицо в поисках намёка на улыбку, и Бекс сдаётся:
— На ударных. В музыкальном классе есть барабаны и рояль, можно не покупать своё. Я не захотел рояль.
Джей-Джей берёт в руки тетрадь, что рядом с нотными листами.
— Пипец, Бекс, — прыскает со смеха Джей-Джей, раскрывая тетрадку, — зачем тебе зарубежная лит-ра? Нахрена выбирать такой тупой предмет?
— А. Помогает с языками.
Джей-Джей задумчиво переворачивает исписанные корявыми буквами листы. Пятёрки и двойки, пятёрки и двойки. Среднего не дано.
— Почему ты не выбрал точные? У тебя же хорошо идёт.
— Да, но практическое применение… — Бекс задумчиво грызет резинку на карандаше, — Языки мне важнее. Из точных выбрал информатику. А математика и так обязательная.
— А как же твоя музыка, мистер практичность? — Джей-Джей самодовольно усмехается — подловил.
— Я вообще-то катаю под музыку, ты не знал?
— Этого никто не знал, Бекс. По крайней мере не заметно, — смеётся Джей-Джей и тут же хвастается: — Я выбрал все точные! Только по точным можно набрать сотню!
— Мгу, — невнятно соглашается Бекс.
— А в началке на гитаре играл, у меня было девяносто пять!
— Да, я когда-то смотреть гитара в углу. — Бекс совершенно погружается в лист с закорючками, и Джей-Джей грустно вздыхает, возвращаясь к физике.
Вечером Джей-Джей скидывает Бексу статью по секс-просвету и подростковому периоду и смеётся: Бекс сам как наглядное пособие по пубертату.
…Смотрите: гадкий утёнок вырос, собрал овации и доказал, что побеждают не только лебеди.
Весь зал стоит и хлопает, и кидает ему медведей, а он на коленях, упирается лбом в лёд Олимпийской арены и дышит, дышит, будто сердце сейчас выдохнет на холодную гладь и оставит на ней, как всегда стремился.
«Надо думать — Жан-Жак вон запыхался только от того, что на это смотрел. Ну, а что ты хотел, Бека, чай уже не мальчик. Твоя бабка в твоём возрасте уже нянчила тебя на руках, Пхахахахаха! Как же жаль, что ты не слышишь, тебе бы понравилось! Я бы тебе ещё поджопника сейчас отвесил, так удобно стоишь. Киньте ему кто-нибудь медведя в роскошную задницу. Или хотя бы по макушке».
«Тебе пора в утиль, смирись, весь лёд после тебя в песке, а».
«Но ты ведь всегда отказывался глянуть правде в глаза. Ты всегда отказывался взрослеть, Бека».
Жан-Жак давит пальцем в переносицу и пытается вспомнить, как это всё началось. Как Жан-Жак ослеп и купился? Как Отабек вдруг забыл, что у него долг и обязательства, и увидел что-то кроме катка? Увидел и захотел для себя, без цели.
Скажи-ка, Бека, как всё началось? Наверное, для тебя и правда с той ссоры. Нелепо вышло, конечно, во всём виноваты унылые уроки.
Жан-Жак же не виноват…
Да и Бекс вообще-то первый влюбился, иначе чего бы он так пялился уже второй год подряд, да?
Джей-Джей обнимает, наваливаясь всем весом или хлопает между лопаток так, чтобы ладонь обожгло. Иногда, невзначай, задевает рукой руку или прижимается коленом к колену. Осторожно щупает край, где можно. Это приятно и немного щекотно в животе. Бекс не помогает, он делает вид, что ничего не происходит.
Он просто стоит перед скучной тетрадью.
Джей-Джей подходит ближе, обсуждая эту скукоту. От Бекса пахнет шампунем и стиральным порошком от футболки. Джей-Джей почти кладёт подбородок ему на плечо, и указывает пальцем в нужную строку.
Обычно, если Джей-Джей так делает, Бекс становится совершенно тупым и совсем перестаёт что-либо понимать. Кивает, соглашается: «Да-да, понял».
«Нихрена ты не понял», — мысленно отвечает Джей-Джей и вздыхает.
Бекс замирает, и от него жаром тянет, обжигает даже без прикосновения. Джей-Джей смотрит на тёмный пушок на шее, пальцы горят проверить, мягкий ли на ощупь. Он говорит прямо в голый участок кожи над растянутым воротником футболки. Это, наверное щекотно — волоски на шее приподнимаются от мелких мурашек.
—…ну вот смотри, тут простое настоящее время обозначает привычное прошлое действие, то есть действие происходит сейчас, но… — лучше получается, если обсуждать французский, но если по-правде, то совершенно всё равно, что говорить.
Можно, например, рассказать байку про то, как Карл у Клары что-то украл, но это кража была лишь поводом для флирта, а ответное воровство вроде как согласием…
В этот раз Бекс дышит быстро-быстро, и пальцы вздрагивают, и он не говорит: «Да-да, понял»,— а так и стоит молча, напряжённый, как струна, кажется, тронь — зазвенит фальцетом. А может, лопнет, расслабится, и придётся поймать его, чтобы не стёк по Джей-Джею на пол.
Джей-Джей прижимается ртом к мурашкам на шее, проводит губами, кожа горячая, пушок и правда мягкий, а за шампунями и порошками запах Бекса, от которого горит в груди…
Бекс так резко голову откидывает, что затылком бьёт в переносицу.
Джей-Джей шипит от боли, немеет пол-лица, и глаза щиплет, выедает слезами. Он хватается за нос, размазывая кровь, но не успевает и слова обиженного сказать — Бекс пулей вылетает из комнаты, схватив свою куртку.
А потом не отвечает на сообщение о разбитом вообще-то носе и забытых тетрадях.
А на следующее утро не здоровается и с катка убегает один.
Вот так всё и случилось.
Но это официальная версия, а вообще-то всё началось ещё до этого…
— Придумал костюм на Хэллоуин? Ещё куча времени, но тут заранее нужно… — грубая кора дерева давит в спину. Ветка и правда «крутая»: они поместились вдвоём и сидят под дырявым куполом листьев. Вечернее солнце просвечивает крону, и всё кажется оранжевым в их убежище.
Бекс едва слышно фыркает. Он весь в мелких пятнах света и тени от листвы.
— Что? Ты же пойдёшь с нами? — Джей-Джей собирается напроситься с одноклассниками. Они вроде не слишком в восторге от Бекса, но вряд ли кто-то серьёзно будет против. — Я буду Железным человеком! Хочешь помогу с костюмом тебе, а?
— Даже обдумывать этот глупый вопрос — бесполезная трата ценного времени.
«Как будто сидеть на дереве не трата времени», — вслух Джей-Джей этого, конечно, не говорит, ведь Бекс может согласиться и рвануть домой, с него станется, а сидеть так удобно и так хорошо дышится этим плотным рыжим воздухом. Сухой осенний запах будоражит и заводит. Самый разгон сезона. У Джей-Джея скоро второй этап юниорского Гран-При — на первом взял серебро, уступив, кто бы мог подумать, Пхичиту. Вот бы уже четверные в программу, хоть папа и запрещает и говорит уделить внимание компонентам. Бекс в финал опять не прошёл, срезался на втором этапе. Но впереди у него другие соревнования и ещё Мир.
— Бекс, тебе кто-нибудь нравится?
— А? — Бекс рассматривает что-то наверху. Когда он не дрыгается, не скачет и не ёрзает, то что-то рассматривает. Фигуристов в телефоне. Скучное вечернее небо. Резные кленовые листья. Джей-Джея.
— Ну. Я про девчонок.
Бекс только фыркает. Как будто так можно было разговаривать — фыркая на любой вопрос. Он сидит к Джей-Джею боком, опустив голову.
У Бекса губы пухлые; в профиль хорошо заметно, что верхняя торчит вперёд и вверх, как у малышат. У младших Джей-Джея так же было. Лет до двух.
Джей-Джей уточняет:
— Мальчики?
Бекс вдруг вскидывает руки и падает назад.
Джей-Джей дёргается, кидается за ним, чтобы схватить хоть за ногу, но ноги уже летят вниз, а следом осыпаются жёлтые листья. Джей-Джей смотрит на землю, сердце колотится как бешеное, живот подвело, а Бекс висит, ухватившись за ветку ниже, и, кто бы мог подумать, улыбается.
— Видел бы ты своё лицо.
Джей-Джей свешивается и хватает Бекса за руки, злобно угрожает:
— Я тебя сброшу.
А Бекс смеётся, подтягивается, забирается обратно, и Джей-Джей сначала помогает, а потом скручивает в захвате, пользуясь преимуществом. Бороться на ветке, даже такой широкой, так себе идея. Получается невнятная возня, в которой Джей-Джей прижимает Бекса к себе спиной, и тот вдруг замирает в его руках, как заяц, и будто даже дышать перестаёт.
Сердце Джей-Джея бьётся уже не от испуга, а от близости. И сейчас проще всего спалиться, и нужно бы отодвинуться немного, но Джей-Джей вжимается сильнее и жмурится от нахлынувших ощущений, листья над головой оглушают шквалом аплодисментов, срываются порывом ветра, щекочут лицо и руки и замолкают.
— Пошли?
Джей-Джей не сразу соображает, что Бекс имеет в виду по домам.
Вообще-то и это уже не первый раз.
Вообще-то Джей-Джей даже исповедался в прошлое воскресенье. Но отец Жерар сказал, что греха во влечении нет и грех есть только в действиях, от которых нужно воздерживаться.
Но ведь Джей-Джей ничего и не делает.
Они часто дерутся и бесятся, как многие друзья, и Джей-Джей же не виноват, что тело теперь реагирует на Бекса совсем не как на друга. На запах. На острые колени и локти, впивающиеся в него тут и там. На дыхание, на живую горячую кожу. Джей-Джей пытается подмять под себя. Или сдаться и быть под ним, только бы ближе…
Бекс любит подраться, закипает мгновенно, так что провоцировать его — удовольствие, в котором Джей-Джей себе не отказывает:
— Бекс.
— М?
— Ты такой глупыш.
Вот и всё. Бекс уже набросился и мутузит Джей-Джея почём зря, и ничего особо не понадобилось. Джей-Джей давит весом, но где там — змеёныш изворачивается, из любых захватов выскальзывает, как маслом намазан, ни царапаться, ни кусаться не стесняется. Он ни на секунду не задерживается на месте, не даёт и шанса этому неловкому моменту случиться, хоть Джей-Джею и хочется.
Нужно было давно подраться на дереве…
Джей-Джей улыбается и идёт домой очень быстро. Завтра выходной, но вставать ранёхонько. После церкви он обещал маме помочь с кошкой.
Мамина кошка тощая, страшная, сама бледная, морда тёмная. Её ни за что не удержать одному. Выкручивается, просто удивительно как. Ей, специально перед походом к ветеринару, мама клеит защитные наклейки на когти, потому что там не когти у неё, а ножи.
Вот они её будут держать вдвоём, пока эта дикарка попытается отгрызть им руки, издавая ужасающие не кошачьи звуки. А мама скажет ей так ласково, будто у них в руках не дьявольское отродье, а милый ребёнок:
— Тише, Серса, всё будет хорошо, ты поправишься. Тебе так страшно, милая. Скоро мы поедем домой, очень скоро…
Но она всё равно вырвется, конечно, и заберётся к маме на плечо. Будет шипеть оттуда, сверкая выпученными глазами, прижав уши к голове. А ветеринар только покачает головой и скажет, как всегда:
— Дракон!
Дома Серса сразу сбежит, и её до вечера не найти будет, а то и вовсе только утром приткнётся к маме под бок.
Другое дело пёс Джей-Джея. Он никогда не сбегал и всё терпел спокойно, хоть и боялся ветеринаров и уколов. Всегда Джей-Джею доверял, не то что эта дура. Джей-Джей это очень ценил, и когда представлял себе друга, то он был как Лутц, а не как Серса.
А вышло вот так.
Джей-Джей весело распинывает кучу золотых листьев и немного замедляет шаг. В воскресенье они не видятся почти никогда: у Бекса тренировка утром, потому что мистер Сальвадорка безбожник и в церковь не ходит, и хитро пользуется тем, что на катке никого. А вечерней прогулке Бекс предпочитает сходить в зал или приготовить еду и постирать, и какой-то там ещё быт, пока все гуляют и нет толкотни.
Но сейчас Бекс больше тренируется перед соревнованиями, так что, может, и встретятся. Джей-Джей пишет смс: «Завтра на каток вечером? J(•~-J)», — и держит телефон в руке, пока ответ не приходит: «мб». Джей-Джей улыбается: «мб» — это не «нет».
Вот так и началось.
А может, даже и ещё раньше, давайте по-честному — это случилось не за один день, и вообще не очень понятно, когда именно…
На перемене Джей-Джей сидит на крыше школы со старостой, обсуждает учёбу. Последние тёплые деньки уносятся ветром, летят мимо Джей-Джея, сбивая волосы в вихры, обещая, что скоро-скоро спортивный сезон развернётся на полную. Нагрузки по тренировкам уже увеличены на допустимый максимум, так что Джей-Джей должен тянуть учёбу, как может, — уже начались бесконечные пропуски. Любое свободное время нужно тратить на учебники-формулы-тесты-доклады, и если дружить со старостой и подписываться на исполнение всякой фигни, вроде стенгазеты, то она конспекты свои даст.
Староста классная. Она записывает все задания и книги, по которым решать, у неё можно спросить про расписание и мероприятия. А ещё у старосты выросла грудь.
И ключи от выхода на крышу у неё тоже, наверное, сами выросли в кармане. Джей-Джей только улыбается, когда узнаёт, что они есть. Ключи можно взять только у сторожа, а сторож их, конечно, не даёт всем подряд, но староста может попросить на контрольном пункте ключ в подсобку, чтобы взять какой-нибудь инвентарь для класса, или что там берут старосты. Староста сама обмолвилась как-то давно, что некоторые дубликаты ключей хранятся там. Но она же не воровка какая-нибудь, так что откуда у неё ключи — тайна, покрытая мраком.
С крыши видно парк, баскетбольную площадку, забор, мусорные баки и Бекса, с сигаретой. Староста выглядит так, будто не курит, но, с другой стороны, она и на воровку не похожа.
Джей-Джей пьёт своё шоколадное молоко через трубочку и смотрит, какое всё красивое вокруг.
Загадка дня: почему некоторые вещи кажутся красивыми? Что делает красивыми кленовый лист и балерину? Почему гидроспирали такие красивые? Как связать гидроспиралью вращение и заход на аксель и не наебнуться? Это возможно вообще? Можно и компоненты попроще сделать эффектно и с вызовом. Красиво. Почему иногда красивы обычные вещи, такие как только залитый лёд или лёгкий сигаретный дым? Почему глаза Бекса красивые? Дело в разрезе или в цвете? Или в том, что они смотрят так упрямо?..
— …Джей-Джей, ты слышишь? Эй!
— А, задумался, Изабелла, прости. — Джей-Джей улыбается и разводит руками: — Сложная треня была, устал.
Староста жмёт плечами:
— Ну тогда и закончим. Я тебе на почту пришлю, хочешь? Выступишь с речью на осеннем празднике?
— Конечно. — Джей-Джей кивает и складывает пальцы в отработанном до автоматизма жесте. — Выступлю с огоньком!
Староста смеётся и делает пометку в своих бумажках, а Джей-Джей улыбается — конспекты в кармане, и, если он побежит, то ещё успеет Бекса поймать за школой…