Несколько дней я только и делал, что отсыпался, отъедался и приходил в себя. Через какое-то время смог сам вставать, и хотя быстро уставал, но это уже было победой. К сожалению, после малейшей нагрузки быстро появлялась одышка и изнуряющий кашель, а сердце колотилось в висках… По словам медсестры Джой, эти симптомы являлись последствием моего приключения и они со мной надолго, как и напрочь посаженный голос, и почти отсутствующий из-за тяжёлых препаратов иммунитет. Впрочем, я всё равно был ей благодарен. Она могла и отказаться лечить меня.
Кроме здоровья, меня волновало ещё состояние моих покемонов и собственное благосостояние. По словам всё той же пожилой сестры Джой, должен был я за лечение довольно приличную сумму, и мне оформили долговую расписку. Теперь я числился в должниках, и мне следовало прибыть для ознакомления в любой покецентр для выполнения долговых работ.
Точную сумму моего долга мне следовало уточнить в покецентре и там же встать на работы. Понятное дело — за работу ты получал определённую плату. Правда, сущие копейки: основные деньги уходили на погашение долга. К примеру, средняя заработная плата в месяц по Восточному Джото была тысяч десять в месяц без налогов. После выплаты налогов и оплаты счетов оставалось около восьми. На спокойную жизнь без изысков этого вполне хватало. Так вот, за обязательные работы должники получали около пяти тысяч в месяц и по необходимости жильё, одно кормление в день на себя и одного покемона, а также медицинскую помощь в случае травм во время рабочего процесса. На руки им выдавали от тысячи до трёх — как решат прописать в договоре: вдруг покемонов много, или требуются какие-либо лекарства самому тренеру. Все оставшиеся деньги из этих пяти тысяч уходили на оплату долгов. Подобная система вынуждала тренеров либо не влезать в долги, либо как можно быстрее их выплачивать, берясь за любую работу. Для монстроцентров, рейнджеров и полицейского участка это крайне выгодная система. Для диких тренеров — не очень. Зато она давала временную стабильность и уверенность в завтрашнем дне. А это именно то, в чём я сейчас крайне нуждался. Слишком много всего свалилось на меня в последнее время, и хотелось собраться с силами и подумать о том, что делать дальше. Впрочем, стабильность, пусть и временная, требовалась не только мне, но и моим напарникам.
Корну и Вишне тяжело дались наши приключения и моя болезнь. Они быстро восстанавливались, но последствия были уже ощутимы…
Вишня сильно исхудала. Будучи лёгкого строения, она казалось худышкой среди других, а нервное напряжение истощило её невеликие запасы жира, и теперь она казалась угловатой и нескладной. Она стала более раздражительной, чем раньше, и иногда её била беспричинная дрожь. По словам Элеоноры, лечившей меня, это первые признаки нервного перенапряжения, и мне следовало сделать всё, чтобы уменьшить уровень стресса, потому что иначе вполне может последовать нервный срыв.
У Корна тоже было не всё в порядке. Кроме нервного перенапряжения, выражавшегося в повышенной раздражительности и плохом сне, его замучили блохи, вши и кожные паразиты, которых он нахватался на болоте. Как я и боялся, из-за альбинизма у него развилась на них сильная аллергия, и он покрылся проплешинами, частично облысев. Элеонора не могла точно сказать, аллергическая ли это реакция на укусы или же паразитарная. Могло быть и грибковое заболевание. Так что Корну предстояло пройти медобследование и лечение. Не сказать, чтобы он был по этому поводу счастлив, но постоянная чесотка бесила его ещё сильнее, чем чужие прикосновения, поэтому он согласился с необходимостью данного шага.
Неясной оставалось только ситуация с бидриллом, которого я так и не выпустил из покебола после боя с арркуном. Признаться, мне сейчас было просто не до него. Не было сил посвятить всё время его восстановлению. А потому решено было оставить его в стазисе покебола. Для него это наилучшее решение.
Впрочем, у всего этого были и хорошие стороны: Вишня и Корн наконец поладили между собой, хотя продолжали переругиваться, но, скорее, по привычке, как старые соседи. Они начали действовать сообща, что меня очень радовало. Изменились и их движения.
Вишня стала быстрее, её движения — плавнее и текучей, в них чувствовались зачатки хищной грации. Она стала намного внимательнее и теперь явственно ориентировалась не только на ощупь, но и на слух, вибрацию и дуновения воздуха. Их игры с Корном всё чаще моделировали охоту или бои. Выглядело это интересно: она ложилась на полу, вытягиваясь в струнку, а Корн бегал вокруг неё, пытаясь напрыгнуть сверху, сбоку или со спины, а она отбивала эти прыжки щелчками челюстей или уворачивалась. Впрочем, иногда они медленно кружили друг против друга: Корн, тихо ступая и помахивая хвостом, вынуждал её не только напрягать слух, но и прислушиваться к потокам воздуха, которые вызывались маханием хвоста, а также к вибрациям пола под ногами от его шагов. Кружить они так могли часами. Драка в конце помогала расслабиться и спустить нервное напряжение, а также привыкнуть к прикосновениям друг друга.
Такое поведение было обусловлено тем, что многие ящероподобные покемоны, а также покемоны со стихией земли и воды имели нервные рецепторы по своему телу, позволяющие улавливать вибрации земли, воды и окружающего воздуха. У земляных и водных это было выражено намного ярче, чем у тех же чаризардов или саламандеров, у которых рецепторы располагались в основном на мордах, груди и под крыльями. Зато они уступали в остроте зрения и нюха. Лишённая зрения Вишня развивала в себе сенсорику и слух.
И без того быстрый, Корн стал ещё быстрее. Он немного подрос, а нервы убрали щенячью пухлость и неловкость. Теперь иви уже не казался няшным милашкой. Скорее, он вызывал насторожённость своей вечно оскаленной мордочкой с нахальной ухмылкой и полыхающими багровым глазами. Лисёнок потихоньку превращался в лиса. До полного превращения во взрослую особь было ещё далеко, но намётки уже проявлялись. Быстрый, готовый сражаться с любым противником, ничего не боящийся и отступающий лишь для того, чтобы напасть со спины, он взбаламутил весь лес в округе, и мне уже жаловались на него другие рейнджеры. Он был упрям, а путешествие по болоту в поисках рейнджеров для моего спасения сделало его сильнее и выносливее. И теперь, глядя на него, раз за разом тренирующегося с Вишней, я видел пока ещё не до конца раскрытую, только зародившуюся целеустремленность и стальной стержень. Этот зверь далеко пойдёт, если выживет в этом жестоком мире.
Сам я чувствовал себя неуверенно. Все эти люди… Они были настолько чужими для меня, что я их не понимал. Разные. С разными увлечениями, навыками, привычками, у каждого из них были свои скелеты в шкафах, и одновременно с этим они были такими открытыми… Это поражало. Возможно, кому-то так не покажется, но, по сравнению с привычной мне закрытостью людей, живущих в Орлахоне, это небо и земля. То, что для меня крайне интимно, — здесь приятная обыденность. Как, например, чаепитие по вечерам, когда все возвращаются с дежурства: кто-то колдует у плиты, посмеиваясь над шутками столпившихся у стойки соратников, кто-то просто прихлёбывает чай, сидя на подоконнике и обсуждая последнюю книгу, кто-то просто утыкается в уголок, обложившись тетрадями с исследованиями и промахиваясь мимо тарелки, пытаясь подвести итоги дня… Такие домашние… Компанейские. В мягком свете ламп они казались такими солнечно-открытыми… Тёплыми. Настоящими.
Это произвело на меня такое шокирующее впечатление, что я не знал, как себя вести. Дома даже с домашними стараешься не пересекаться — все раздражённые и злые, не выспавшиеся, усталые с работы или бывали уставшими, только идя на неё, вечно всем недовольны. Я сам такой же. Недовольный, злой, заёбанный и утомлённый. И так всегда бывало: ползёшь за чаем или кашей, не спрашивая ни о чём, потому что всё равно пошлют, и не рассказывая, потому что пошлёшь сам… Да и рассказать не то чтобы и нечего, но всё и так ясно…
Здесь действительно неплохие ребята. Любят свою работу и покемонов, любят исследования, любят посиделки вечерами на общей кухне. Дружелюбные. Вряд ли я когда-нибудь смогу к такому привыкнуть, но прикоснуться к этому теплу… Необыкновенно.
Глядя на них, я задумался над тем, что хотел бы иметь место и людей, с которыми мне было бы так же тепло и комфортно, как рейнджерам, влюблённым в свою работу на их базе.
Хотя мне было непривычно подобное дружелюбие, но я и не собирался к нему привыкать и старался как можно быстрее прийти в форму, чтобы наконец покинуть их. И дело даже не столько в том, что я боялся привыкнуть к тёплому обращению, сколько в том, что я прекрасно понимал: у меня свой путь. У меня была масса проблем, которые не решить, сидя на базе: начиная долгами, которые придётся выплачивать, и заканчивая тем, что мне надо повышать навыки ремесленника. И первым на очереди стоял итем с милым названием «Зелёный шарф».
Подготовку к его созданию я начал едва встав с постели, сразу разобрав свои вещи. Нужен был этот итем мне срочно и позарез. Конкретнее — он нужен был Вишне. Я не хотел, чтобы она развилась в чармилиона, пока я не добуду где-нибудь скобу.
Кстати, итем, хотя и назывался зелёным шарфом, шарфом вовсе не являлся. Скорее, это был ошейник, сплетённый из трав или шерсти покемонов с помощью специальных спиц и крючков, которые мне ещё предстояло изготовить. К счастью, в воркбуке отца были рецепты изготовления подобных итемов, хотя, признаю, перевод их с того языка, на котором отец их записал, был крайне сложен.
Все отцовские записи были зашифрованы, что само по себе создавало кучу проблем. Даже пароль, по словам отца, состоял из фразы, созданной смесью из пяти языков его родины. Сами записи были отрывочны и фрагментарны. Иногда целые куски текста на одном языке резко перемежались кусочком на совершенно другом, что создавало трудности перевода. Зато по языкам можно было определить, к чему относился данный отрывок: певучий и сложный как по написанию, так и по произношению, с множеством перетекающих друг в друга чёрточек — rusa. Крайне сложен для перевода, поскольку наполнен эмоциями и смыслом, который можно угадать зачастую только по контексту. На нём пишутся дневниковые записи и заметки, которые я пока ещё разобрать не в силах, поскольку мои познания в этом крайне богатом образами языка весьма скудны. Похожий на него, но с точками над некоторыми палочками, высокими чёрточками и большим количеством коротких слов — angla. Он более строгий, сухой и официальный, странный. Текучий из-за плавных линий с точками сверху и снизу и завитушками — это araba. По словам отца, araba — язык детей пустынь и кровавой религии, несущей смерть. Когда-то он был языком великих учёных, поэтов и творцов. Похожий на английский, но с проставленным ударением — это hispana, или itala. Языки красочных ругательств, часто появляющихся в отцовских текстах и которые разве что со словарём можно понять. Языки стран ассасинов, ядоваров и великих художников. Именно на этих языках написаны некоторые отцовские рецепты ядов и зелий. А язык, состоящий из палочек и чёрточек, которые образуют домики и бегущих человечков, пишущийся сверху вниз либо горизонтально, — это japana, язык художников, изобретателей и создателей неведомого мне «косплея».
Одно счастье — все эти языки содержались в словаре отцовского воркбука. Правда, словарь был запаролен на странную фразу, перевод которой мой мозг с трудом переваривал: «Руки не доходят посмотреть и настучать по тыкве одному перцу», — вот честно, как руки могут куда-то ходить и что-то смотреть? И при чём здесь какие-то тыквы и перцы? Что такое вообще эти перцы и тыквы? В целом, очень многое приходилось просто заучивать. Но признаю — расшифровывать заметки отца крайне интересно, хотя и чертовски сложно. Не зная особенностей языков и паролей от словарей, в этой мешанине разобраться практически невозможно…
У шарфа было несколько рецептов разной степени сложности и доступности материалов. Я выбрал наиболее простой и доступный на данный момент, хоть и не самый эффективный. Позже, когда появятся более качественные материалы и я набью руку в создании подобных артефактов, я сделаю его более энергоёмким и качественным.
По этому рецепту для создания шарфа нужны были щупальца вьюнудля, вываренные в специальном отваре. Отвар готовят из нескольких видов горьких целебных трав, ядовитой пыльцы летающего покемона и семян-пиявок парасекта. А также костяные или древесные спицы из шипа нидорино, или нидорана (и что? Выше? Чёрт, я не уверен в переводе… Возможно, имеется в виду более высокая форма эволюции?), или красного дуба, пропитанных этим же составом.
Закрыв воркбук, я, устало вздохнув, пошёл на поклон к рейнджерам. Моих сил отлавливать вьюнудлей не хватит, а вот у них лианы — щупальца этих монстров, скорее всего, есть. Их часто используют для продажи. Водоотталкивающие свойства с приятным запахом и высокой износостойкостью, а также разнообразная окраска делают их хорошим материалом для натуральных тканей среднего качества вроде дорожных плащей, сумок, рюкзаков и прочего скарба.
Немного поворчав, меня отправили к здешнему завхозу, который и заведовал кладовой. Мистер Сатоши, суровый, похожий на сморщенный финик мужик с неприятными глазами-бусинками, встретил глухим ворчанием на тему «ходют тут всякие, житья никакого от них нет», а затем, увеличив мой долг после заполнения специальной формы, всё-таки выдал материалы с наказом сделать парочку шарфов и для них. Справлюсь — снимет долг за материалы. К сожалению, костей и дерева у него не было, но пообещал, что скажет бойцам принести их с обхода вместе с семенами-пиявками парасекта. Зато пучок лиан выдал с избытком — всех оттенков зелёного и зеленовато-синего.
Пока я возился с тазиком, кипятил воду и смотрел, что у меня по травам, Вишня старательно изучала мир вокруг посредством ощупывания, обнюхивания и покусывания всего, что было в пределах досягаемости. Так она набрела на затерявшийся в углу внутреннего дворика огороженный колючей изгородью кустик с какой-то мелкой ягодой и с упоением стала его объедать; Корн же, пожевав пару ягод, вздохнул и свалил на охоту. Он предпочитал мясо. Проводив взглядом исчезнувший в кустах грязный хвост, я пообещал себе, что, как закончу с шарфом, обязательно словлю паршивца и устрою ему капитальную стирку.
— Шустрый малый. Куда это он собрался? — вышедший на высокое крыльцо полковник помог мне донести кирпичи до места под очаг. Местечко было ровное, разметку я сделал заранее, теперь осталось только снять дёрн и сложить очаг. Сначала я думал сделать его каменным, но, узнав о моей задумке, мистер Сатоши, ворча и ругаясь на постоянные траты, выдал мне кирпичи с приказом сложить на века, иначе шкуру спустит. А также пару покеболов с баннолби и рахнусом. Набор неплохой, хотя я вместо них хотел бы немного цемента.
— Охотиться, наверное, — пожал плечами, складывая кирпичи кучкой. Теперь следовало придумать, как сложить этот чёртов очаг, чтобы и не сломался, и красивым получился…
Хмыкнув, мужчина сел на кривоватый, сколоченный из необработанных досок ящик, жалобно скрипнувший под его весом, и, прищурив лиловые глазища, начал наблюдать за мной с неприкрытым интересом.
— Не боишься одного отпускать-то? Или доверяешь настолько?
Покачал головой, снимая верхний слой дёрна лопатой по разметке и аккуратно откладывая его в сторону. После можно будет пересадить куда-нибудь.
— Дело не в доверии — просто я эту сволочь неплохо знаю. Себя он в обиду не даст да и смыться всегда успеет… А если и поймает что-то, то мне же лучше, — щурившийся на яркое весеннее солнце мужчина не преминул поинтересоваться:
— А чего сушкой не кормишь? Всё ж негуманно это — позволять одному покемону жрать другого…
Фыркнул на подобный бред:
— Ага, а в дикой природе они травкой питаются. Да и сушка… Мало того что хрен знает, что в ней на самом деле, так еще и дорогущая. Да и слышал я, что от неё аллергия часто. К тому же привыкание вызывает.
— Правильно мыслишь, — кивнул мужчина, довольно потягиваясь и доставая из кармана куртки сигаретную пачку. — Правда, тренерам это фиг объяснишь. Ну, а что? Удобно, цены на любой вкус, гуманно, опять же. А то, что покемон, кроме неё, ничего есть не хочет, так и хорошо, потому что с готовкой заморачиваться не надо. Впрочем, согласись: у сушки есть пара существенных плюсов, которые не оспоришь, — повсеместная доступность, зашкаливающая сытность и удобство транспортировки.
Тут спорить было не с чем. То же сырое мясо так просто не потаскаешь, да и для больших покемонов вроде чаризарда его нужно много. А сушки — триста грамм залил водой, и он сытый. Никаких хлопот, если не считать проблем со здоровьем, но об этом официальным тренерам даже беспокоиться не надо — в покецентре вылечат. Вот диким уже проблемнее — деньги на полноценное лечение есть не у всех и не всегда.
Вздохнул, признавая собственное поражение, и, поправив слишком большие для меня рабочие перчатки, стал пристраивать очередной кирпич на причитающееся ему место. Тяжёлый, зараза…
— Возможно. Но всё же мне проще отпустить на подножный корм, чем копить полгода на полноценное лечение всех вылезших болячек. Только вы ведь не о преимуществах сухого корма перед натуральным питанием поговорить хотели?
Закуривший мужчина задумчиво кивнул, стряхивая пепел с сигареты, а я с тоской провожал дым глазами. Курить хотелось ужасно, но нельзя. Сестра Джой сказала, что тогда я вконец дыхалку посажу. А для тренера это смерти подобно. О каких тренировках может идти речь, если ты и сто метров пробежать не можешь, чтоб не задохнуться? Так что я себя берёг и старался вернуться в форму, соблюдая предписания медика. Но вот курить охота до дрожи в озябших пальцах.
— Разговор будет тяжёлым и, скорее всего, для тебя неприятным, поэтому давай поговорим, после того как закончим с очагом. Я всё равно собирался втереться тебе в доверие, а совместный труд, как известно, объединяет, — оскалился полковник, поднимаясь с перевёрнутого ящика, который он использовал вместо стула. — Тем более ты делаешь мою работу… — глядя на моё изумленное лицо, он, скорчив непередаваемую гримасу, пояснил: — Я ему с прошлой осени обещал очаг на улице под шашлыки сделать, да забывал.
Вместе мы сложили пробный макет очага, разметили основные точки, и я столкнулся с первой проблемой: чем скрепить кирпичи? Простая глина не подойдёт — она быстро раскрошится от жара огня, — а цементной смеси у них не было. Видя моё замешательство, полковник Хант, самодовольно ухмыляясь, притащил откуда-то большую жестяную лохань с водой и пообещал показать уникальный рецепт строительной смеси.
Всё оказалось довольно просто и одновременно с этим крайне интересно…
Лохань с водой была установлена на несколько треснувших, а потому не годившихся для постройки очага кирпичей. С помощью Вишни подогреваемая вода начала закипать, а затем вызванный из покебола рахнус выдал два плевка липкой паутины, которая в горячей воде начала быстро разлагаться на белёсую желеобразную массу. Вода с паутиной после помешивания стали напоминать жидкий клей, после чего был вызван баннолби, и его атака «Комок грязи» дала нам жидкую глину, которую мы добавили в смесь воды и липкой нити. Снова подогрели, помешивая и не давая смеси застыть. Глядя на то, как я сосредоточенно мешал загустевшую массу, полковник объяснял мне, что к чему.
— Липкая паутина у всех монстров различается по составу: у кого-то крепче, у кого-то липче, у кого-то тянется лучше. Для строительных работ лучше всего брать паутину рахнуса, арахнуса или спинорака. На крайний случай — ариадоса: у него она более крепкая, но уже не такая липкая, как надо. В воде она растворяется, поскольку слюна с добавлением специальных застывающих на воздухе веществ. Я могу, конечно, расписать, как оно происходит… Но если честно, все эти заумные формулировки… — почесав затылок, мужчина продолжил, забрав у меня крепкую щепку, которой я мешал смесь, и отправив меня отдохнуть на ящик, который только что занимал сам. — Иди отдохни, у тебя уже руки трясутся. Так вот, обычная вода им не страшна, но вот горячая заставляет распадаться на части, и паутина вновь становится жидкой.
— Подождите, а почему именно горячая вода? — это был действительно интересный вопрос, и, подавшись вперёд, я едва не навернулся с покачнувшегося ящика.
— А ты сам подумай, м? — полковник на мгновение покосился на меня и вновь сосредоточился на помешивании раствора.
Я задумался, пытаясь сам найти ответ на этот вопрос.
— Дело в температуре, да? Но тогда б мы её плавили, нет? Значит, не только в температуре…
— Да, дело не только в температуре, — мужчина замотал головой, зажмурившись, видимо, сдерживая чихание, и наконец, после нескольких долгих секунд морщенья носа, громогласно прочихался. Вытерев выступившие из-за чихания слёзы и шмыгнув заложенным носом, он продолжил: — Ещё и в ферментах, которые в железах находятся. Как-никак в железах температура у некоторых может достигать больше сотни градусов, при этом под высоким давлением. Так вот: если ты просто расплавишь паутину, то получишь густую вязкую жидкость, но как только она остынет, то снова станет паутиной. А вот вода разрушает этот фермент, и в результате паутина растворяется, превращая воду в клей.
Полковник рассказывал увлечённо, размахивая руками, и ради доказательства даже показал мне, как плавится намотанная на палочку паутина под огнём подозванной Вишни. Буквально на глазах паутина превратилась в белёсую жидкость и, остыв, в комок паутины… только разве что более мягкой на ощупь, чем стандартные гладкие нити, словно… поистёртой.
— Комок грязи баннолби — это почти чистая жидкая глина. Причём высококачественная. Её, правда, немного, но нам хватит. Диггерсби, взрослую форму баннолби, именно по этой причине часто держат в строительных отрядах. Он способен выдавать её в огромных количествах.
То ли мужчина малость подпростыл, то ли ещё что, но у него начался сильный насморк, и он то и дело останавливался, чтобы чихнуть. Не желая смотреть на его мучения, я, уже более-менее отдохнувший, забрал у него мешалку и начал вновь мешать сам, стараясь не смотреть, как он пристраивался на пошатнувшемся, жалобно застонавшем ящике, и сморкался в большой клетчатый носовой платок.
— Простыл малость, сейчас приду, — пробурчал полковник и, поднявшись, ушёл в дом, крикнув уже изнутри, не принести ли мне куртку. От куртки я отказался: материна водолазка вкупе с постиранным отцовским свитером давали достаточно тепла, чтобы несильно мёрзнуть. Можно было бы надеть толстовку, но не хотелось её измазать. Другой верхней одежды у меня не было. Пока мужчина ходил, а я мешал, баннолби отошёл собрать мелкие камушки со двора, а рахнус начал делать нечто совсем непонятное…
— Смотри внимательно. Видишь, он заглатывает песок, после чего плетёт паутину по твоему контуру? — кивнул, постаравшись не вздрогнуть от голоса неожиданно вернувшегося полковника себя под ухом, наблюдая за оплетающим мои разметки пауком. Мужчина выглядел куда лучше, когда оделся в тёплую куртку поверх формы. — Он ставит армирующую сетку, чтобы очаг не просел. При смеси с песком паутина застывает, но становится жёсткой и теряет упругость. Сейчас он закончит, и сетку можно будет залить первым слоем раствора. Кострище будет готово. Потом дадим полчаса на застывание и начнём уже сам очаг складывать. Обрати внимание на то, что у него центр немного приподнят над краями. Зальём — и получится невысокий конус. Когда складывать очаг будем, надо щели оставить для стока воды на случай дождя, чтобы она в траву стекала, а не заливала кострище.
Вишня послушно подогревала лохань со смесью, когда я видел, что она начала слишком загустевать. Пламя у Вишни жаркое, багровое, с редкими всполохами более светлых оттенков оранжевого и жёлтого. Она очень старалась контролировать поток огня, но пока ещё не сильно получалось. «Надо будет улучшить контроль над температурой», — отметил я, скорее для себя. Инстинктивный контроль над огнём у неё достаточно развит, и мне не грозил ожог её пламенем, если она любя решит меня опалить, или об огонь на её хвосте. Но в бою, если мне надо будет встать между ней и жертвой, это не спасёт меня от серьёзных ожогов. Нужно повышать именно осознанный контроль над пламенем. Хотя я всё равно был очень доволен. Неконфликтность, дружелюбие и готовность к новым начинаниям моей питомицы сильно облегчали мне жизнь.
К тому времени, как обрешётка рахнусом была закончена, смесь уже была заправлена восемью частями песка и тремя частями мелких камушков, принесённых баннолби. Я вздохнул, с облегчением вытирая трудовой пот после работы. Оказалось, что залить всю эту конструкцию дело довольно муторное. Да ещё надо было выровнять, чтобы гладко было и сетка пропиталась. В общем, та ещё работёнка. Но, признаю, это было интересно, да и учителем полковник был неплохим: рассказывал, показывал, корректировал. А ещё, пока возился, я окончательно согрелся, а полностью взошедшее солнце высушило утреннюю росу.
После работы, пока я отмывал лохань под струями ледяной воды из насоса, полковник принёс раскладной столик со стульями и горячий, только закипевший чайник с кружками.
Во время чаепития в основном молчали. Я отдыхал, он думал о чём-то и курил, подливая мне чаю. Черри, решившая было сунуться мне в кружку, была прочитана целая лекция по поводу того, что сладкий чай ей нельзя, и это было сущей правдой. Поскольку покемонам, за редким исключением, ни в коем случае нельзя человеческий сахар — он вызывает у них диабет. С тяжёлым вздохом питомица устроилась дремать на валяющийся на солнышке ящик, а мы, допив чай, продолжили работу.
Уже солнце почти скрылось за кронами деревьев, когда Корн вернулся с добычей в виде почти дохлого некрупного джорбика. Прожил после возвращения иви этот невезучий покемон недолго. Хоть Корну и не хватило сил сломать ему шею или задушить, зато с этим с успехом справилась Вишня. По-деловому подойдя к полубессознательному вздрагивающему покемону, она, обнюхав и прижав его задней лапой к земле, одним движением схватила его за большеухую голову и как-то неуловимо мотнула мордой. Одновременно с этим раздался влажный хруст сломавшегося позвоночника. После чего она явно привычным движением перехватила его за голову поудобнее и несколько раз сильно ударила подёргивающееся в агонии тельце о землю. Затем плюнула крупным сгустком огня, опаливая густой, коричневый, со светло-палевыми полосами мех, распространяя по округе вонь палёной шерсти.
Подошедший ко мне Корн был осмотрен на предмет покусов и царапин. Понятное дело, без травм не обошлось — всё-таки его добыча была хоть и мелким, но хищником: все ссадины и укусы были неглубокими и не внушали опасений, поэтому я скоро отпустил его к уже начавшей потрошить тушку Вишне, встретившей добытчика раздражённым рычанием. Совсем скоро от тушки останутся только кровавые пятна на траве.
Пока они ели, мы наконец закончили с очагом. На это ушло много времени — уже успело изрядно стемнеть, — сил и нервов, поскольку всё же это был мой первый опыт подобного строительства. Но я был доволен. Всё получилось, и я узнал не только о том, как правильно подготовить очаг, но и новый рецепт, пускай и не моей специализации. «Знания лишними не бывают, мало ли где пригодятся», — поговаривал отец, заставляя меня в очередной раз заниматься вроде бы бесполезными вещами, которые впоследствии оказывались весьма пригодными. Правда, в этом уроке был один нюанс, о котором отец не забывал напоминать: «Знания должны быть жизненными. Если ты фермер, то тебе вряд ли пригодится ядерная физика, а вот умения починить трактор или правильно распределить финансы применить можно. Выучить совершенно всё невозможно, а нахватавшись по верхам — пользы не будет».
И тут он был прав. Но и быть узконаправленным специалистом мне не хотелось. Слишком много минусов. Так что придётся учить всё, выделяя что-то необходимое для более глубокого изучения. Возможно, позже я смогу определиться с направлением своего развития, но пока ещё слишком рано что-либо говорить…
От холодной воды из насоса у меня мгновенно онемели и покраснели руки. Зато к тому времени, как я закончил отмывать лохань от скрепляющей смеси, полковник уже сходил за мистером Сатоши, который довольно покивал, поощрил и посоветовал заскочить к нему, когда буду уходить от рейнджеров. Хант пожал плечами, мимоходом обронив, что заскочить действительно стоит — у завхоза может быть подходящая работёнка. Пока мы беседовали, кто-то из рейнджеров незаметно накрыл столик. Теперь на нём стоял кофейник и бутылочка сливок, а также небольшая сковородка, накрытая крышкой. Есть хотелось ужасно, а потому картошка с мясом зашла на ура. Мне было глубоко безразлично, кого пустили на жаркое, поскольку собственный желудок был мне существенно ближе, чем неизвестный покемон.
Видя отсутствие реакции, полковник приподнял бровь, но до конца трапезы ничем больше своё удивление не выдал. Я не сомневался, что добавил в копилку его вопросов ещё и этот.
Покемоны закончили с джорбиком и, довольные, затеяли свою стандартную игру в «укуси меня, если сможешь», радостно порыкивая и перетягивая оставшийся от добычи длинный хвост. А Хант курил уже неизвестно какую по счёту сигарету, глядя на зажигающиеся в бархатно-чёрном небе звёзды, и молчал, не решаясь начать разговор. Я тоже затих, задумавшись о том, что скоро надо будет уходить: мистер Сатоши намекнул на то, что ещё немного — и я начну злоупотреблять расположением рейнджеров. В чём-то я был с ним согласен. Впрочем, какое-то время у меня ещё было. Но я собирался уже послезавтра вечером отправиться в монстроцентр на работы, тем более сестра Джой ушла сегодня утром и уже, наверное, подготовила список заданий и документы.
— Как он умер? — разрушивший уютную тишину Хант заставил меня вздрогнуть от неожиданности, переведя на него непонимающий взгляд. — Твой отец.
Кивнул и прикрыл глаза. Как он умер. Страшно и странно. Неправильно. Но о таком не скажешь. Это лично мои догадки. Но всё же кое-чем можно и поделиться, тем более я собирался узнать у полковника пару важных для меня вещей.
— Он болел, долго, не мог двигаться. Потом стало хуже. Он часто кричал по ночам. От боли. Она сводила его с ума. Иногда он терял память и не узнавал никого, иногда впадал в ярость, со временем всё реже и реже он вёл себя… адекватно, — я качнул головой, скрывая лицо за отросшими прядями чёлки. Тема была тяжёлой и неприятной, несмотря на то, что прошло столько лет. — Потом в какой-то момент всё кончилось. Он словно проснулся. Загорелся какой-то идеей, понимаете?
Я поднял глаза, попытавшись увидеть на лице Ханта ответ на свой вопрос, но мужчина лишь кивнул, внимательно слушая, однако смотрел, правда, куда-то сквозь меня, даже не обращая внимания на догоревшую до фильтра сигарету.
— Казалось, всё начинает налаживаться. Они с мамой почти перестали ссориться. На её… — я замялся, не зная, как назвать таскание мужиков в соседнюю комнату, чтобы потрахаться, более приличным словом, чем «блядки», — закидоны он перестал обращать внимание… Всё чаще кому-то писал через воркбук, у нас тогда ещё интернет был. Казалось, даже боль перестала его мучить. А потом они сильно поругались, и мама уехала… А следующим вечером он умер. Просто не проснулся.
Я замолчал вновь, вспоминая тот день и последовавший за ним кошмар. Мать вернулась только через неделю, а я всё время оставался запертым в доме с остывшим телом своего отца… Есть было нечего, выбраться из дома я не мог, да и не было ни сил, ни желания. Сидел на полу у кровати и держал его закоченевшую руку. Всё надеялся, что он проснётся. До последнего.
Не проснулся.
По телу пробежала неприятная дрожь, а в глаза словно песка сыпанули — всё расплывалось. Я зажмурился и мотнул головой, втянув воздух сквозь зубы, сдерживаясь. Слишком остры были воспоминания… Не отболело. Дерьмо…
Мужчина тоже молчал, механически мешая в чашке кофе ложечкой и глядя куда-то в двор, на который опускалась ночь.
— Ты спокойно ешь мясо. Почему? — последовавший вопрос на мгновение застал меня врасплох, но помог успокоиться и взять себя в руки. Тайм-аут был закончен.
Отхлебнув неплохой сладкий кофе, ответил, уже взяв эмоции под контроль.
— Отец рассказал мне о «фидер» покемонах, выращенных специально для еды. Я потом даже на такой ферме работал. На боевых, выставочных или рабочих они практически не похожи. Тупые, неуклюжие, практически без способностей, они даже размножаться сами не способны — у них все инстинкты, кроме пищевого, сведены селекцией к минимуму. А вот жрут они хорошо… В три горла, я бы сказал, — тут уж я не сдержал смешок, вспомнив, как «фидер» торчики на ферме, ещё даже не умевшие ходить, жадно клевали мягкую пищевую смесь, давились второпях, но всё равно клевали не останавливаясь.
— Каких видел? — он смотрел на меня с вновь проснувшимся интересом, слегка наклонив голову, словно я заманчивый экспонат.
— Милтанка, тауроса, торчика, споинка, банири, ттепига, даклета, буфаланта, баннолби, скидо, мадбрея, ну и их эволюции… — больше в голову ничего не лезло, и я назвал основных, которых помнил, но это были далеко не все…
Полковник прицокнул, отставив кружку с кофе в сторону.
— Прилично… Откуда?
— Ферма иногда становилась перевалочным пунктом. Так что частенько привозили покемонов для забоя, ну или для того, чтобы переправить на другую ферму, — пояснения мои были несильно важны, но мне казалось необходимым ответить на этот вопрос.
— А диких ты тоже съесть сможешь? — он спросил вроде бы с любопытством, но вот вопрос показался мне несколько провокационным, хотя он и имел на это право как рейнджер, в чьи задачи входила также защита диких покемонов от охотников получить ценное мясо, которое якобы обладает «целебными» свойствами, что на самом деле совершенно не так.
Я только плечами пожал:
— Ради еды убивать не стану, а вот если мои поделятся, съем без сомнений. Мёртвым уже всё равно, кто их ест.
— Ты странный парень. Мне даже жутко, — хмыкнул мужчина, поднимаясь с места. В бликах ламп его лицо казалось усталым, а складки у рта глубже — он явно утомился и собирался уходить.
Любопытство и нетерпение всё сильнее давили на меня, в конце концов я не выдержал и окликнул его:
— Подождите… Я хотел у вас спросить.
Остановишь, он вновь сел на место с едва заметным раздражением, но, когда я протянул ему фотографию отца с его командой, взял её бережно и посмотрел с… нежностью? Нет, скорее, с ностальгией.
— Я хотел спросить… Кто эти люди на фото? Я узнал вас, а остальные? — нетерпение невольно прорвалось в голосе, и я нахмурился, пытаясь сдержать град вопросов, который бился в моей голове.
Аккуратно указывая пальцем в изображение, мужчина пояснил, всматриваясь в групповое фото:
— Отца в центре, думаю, ты узнаешь, он вечно в этой куртке шлялся, ей сносу не было. Красивый парень был, все девки по нему сохли. Рядом, чуть за плечом, в штанах с карманами и майке с ремнями стоит мать твоя — она всегда одежду с карманами брала, ей вечно места не хватало. Слева, в потёртой джинсовке и ковбойской шляпе, я. Впереди сидят Майк «Лжец», этот тип в кожаной куртке с шипами, и сеструха его — Серена «Чума», дура, всё время топик и юбчонку носила и вечно в царапинах была. У нас только на лечение её ссадин один-два баллончика заживлялки в месяц уходило. Они на самом деле Флайгоны, но мы больше по прозвищам к друг другу обращались. Удобнее было да и быстрее.
— А это? — я указал на стоящего в тени паренька в очках-половинках, строгой закрытой одежде и с серьёзным лицом.
— А это… Это «Смерть» Ларсен. Странный парень: тихий-то тихий, но как отколет, так хоть стой, хоть падай. Уж больно крутой нрав у него. Мы его сначала Молчуном звали. Это после уже прозвище Смерть к нему прилепилась.
— А почему Смерть? — я с новым интересом всматривался во вплавившиеся в мой разум черты.
— Да мерли у него покемоны — и всё тут. Ни один больше месяца не протянул. То в бою убьют, то заболеют, то от нелепой случайности сдохнут. Причём жутко нелепой. Вроде того, что бежал-бежал, споткнулся, упал — и сучок прямо в сердце, и всё, поминай как звали, — полковник хихикнул, но вновь стал серьёзным. — В общем, он сначала ещё пытался как-то работать, потом плюнул и стал исключительно на покемонах-призраках специализироваться. Даже Мастером стал…
— Мастером призрачного типа? Кру-у-у-т, — протянул я, не сдержав изумления. Стать матером призрачного типа — это невероятно сложная затея хотя бы потому, что призраки — они и есть призраки… Один из самых сложных и опасных типов покемонов, потому что для управления ими нужен особый склад характера, ума и психики. Это здорово всё усложняло. Очень усложняло. — А что с ним сейчас?
— Погиб он, — мужчина мотнул головой, видя мой заинтересованный взгляд. — Не знаю как. Меня тогда с ними не было. Вроде бы, удирая от законников, подставился под шальную атаку и слетел с обрыва. Они тогда с Корибутом вдвоем ходили. Отец твой сам не свой вернулся, а через полгода отряд и распустил. Хреново ему было без Ларсена. Чертовски хреново.
— Он был его лучшим другом? — интересно, мог ли отец быть привязанным к давно умершему человеку? И мог ли посчитать его живым в своём безумии?
Хмыкнув, мужчина прищурился:
— Бери выше — любовником.
А вот тут я потерял дар речи.
— Мать твою он любил. Но вот по сравнению с тем, что между ним и Ларсеном творилось, — это как свечка против инферно.
Вернув мне фото, мужчина ушёл, а я так и остался смотреть на чёрно-белое воспоминание.
Полученные знания мне не нравились. Хант говорил, что Ларсен мёртв. Но я же видел его у отца за несколько часов до его смерти. Его — или всё же кого-то очень похожего на него? Становилось всё запутаннее. И нравилась мне эта история всё меньше и меньше.
Вопреки всеобщему мнению, что отец умер от остановки сердца, я был уверен в том, что всё не так просто. Слишком уж подозрительным казалось мне его поведение в последние несколько дней до смерти. Слишком он был… радостным, бодрым и адекватным. Всё это скверно пахло. Настолько скверно, что я засомневался в том, что хотел знать правду. Копаться в прошлом своего отца… Не слишком ли много я на себя брал? Это всё не давало мне заснуть, заставляя ворочаться в постели, мешая спать Вишне и Корну, которые, всё же психанув, ушли по покеболам.
Они были любовниками… Почему меня это не смущало? Возможно, потому что основной пласт моих воспоминаний — это ссоры и скандалы отца с матерью? Возможно, это со мной что-то не так, раз я так спокойно принимал тот факт, что мой отец… спал с парнем?
Я задумался о том, что сам чувствовал в этот момент, и понял, что во мне нет отторжения. Мой отец остался для меня всё тем же любимым и родным отцом, и его… любовь нисколько не повлияла на моё отношение к нему. Я представил себя с парнем и снова не ощутил никакого отвращения или омерзения. Вздохнув, представил себя с девочкой — и та же спокойная реакция. В свои двенадцать я отлично знал, что такое секс, для чего он, и.… испытывал временами некоторые проблемы по утрам из-за стояка, но всё же… Не был им одержим, считая это не особо важным для своего развития. А вот теперь задумался. Ладно я ещё не дорос, а отец? Отношения отца с парнем — что он чувствовал? Как развивались и строились их отношения? Какой была их любовь? И мог ли он действительно любить парня? Мог ли отец спутать своего любовника, которого видел в далёкой юности, с другим человеком? Всё время казалось, что я упускал нечто важное… но никак не мог понять что.
Рассвет я встретил злой и не выспавшийся. Слишком много вопросов — и ни одного ответа. Выйдя на улицу посетить местный клозет и сделав небольшую зарядку, я принялся за работу, выкинув мысли из головы. День предстоял очень тяжёлый и насыщенный. Хотя на небе не было ни облачка и обещали солнечную погоду, по утрам ещё было прохладно и сыро из-за холодной росы, а потому следовало как можно быстрее согреться.
Первым делом разжёг с помощью Вишни очаг и поставил на него греться большой казан с водой, куда отправил отмокать лианы. Приготовленная ещё вчера вечером смесь из горьких лечебных трав ядовитой пыльцы и семян-пиявок уже была полностью готова. Оставленная на плите в доме, она варилась на медленном огне всю ночь и теперь распространяла острый запах травы, вызывающий лёгкое головокружение из-за своей ядовитости. Постаравшись с помощью электронных весов, взятых на кухне, отмерить точную дозировку и немного подогрев её, я вылил нужное количество в казан с лианами. Вода тотчас же стала глубокого зелёного цвета, что означало пошедшую правильно реакцию. Помешав пару раз крепкой палкой вместо черпака и сняв толстовку, ибо уже успел согреться во время работы, я начал готовить своё рабочее место, притащив побольше дров и взяв с веранды маленький столик, для того чтобы было удобнее заниматься резьбой.
Остаток отвара с сонной пыльцой и семенами я перелил в неглубокую посудину и поставил на край очага, чтобы смесь не стыла. А сам занялся вырезанием спиц, крючков и застёжек.
С резьбой по дереву у меня всё было несколько лучше, чем с кладкой очагов, а потому уже через час несколько пар спиц, единственный получившийся нормальным крючок и с десяток застёжек из красного дуба были отполированы с помощью наждачной бумаги и такой-то матери, после чего погружены в смесь — пропитываться.
Красный дуб был выбран в этом рецепте не случайно. Это довольно крепкий, но одновременно мягкий материал, часто использующийся для разных артефактов, поскольку обладает способностью усиливать любые «положительные» эффекты материалов. Да и в целом материал красивый, хоть и не самый распространённый. Красным был прозван за то, что его древесина, окисляясь на воздухе, приобретает глубокий красный цвет с тёмными, вишневыми или багровыми — в зависимости от степени влажности воздуха — прожилками.
А после вымачивания в отваре прожилки должны стать тёмно-зелёными. Это главный признак того, что всё сделано правильно: инструмент пропитался и готов к использованию.
Если б я хотел связать артефакт с «положительными» свойствами, то я бы использовал обычные спицы и, естественно, иной материал, а не лианы вьюнудля, но увы и ах — мне нужен именно артефакт с «негативным» свойством и возможностью вытягивать направленную на эволюцию энергию покемона. А потому вымачивание деталей — единственный способ не запороть всю работу, поскольку диаметрально меняет способность красного дуба. Теперь он усиливает «негативные» свойства.
В заметках отца описывались последствия неправильно изготовленных шарфов, при создании которых был нарушена технология создания инструментов и работы с материалом.
Самым лёгким исходом был неработающий артефакт. Самым тяжёлым — нарушение энергетических потоков в теле покемона и в результате вред здоровью и энергетики. Это случалось, если шарф по каким-то причинам получал и «негативный», и «позитивный» эффект, например, одновременно и вытягивая энергию и усиливая её выработку. В таком случае происходило энергетическое истощение покемона одновременно с увеличением энерговыработки — он постоянно чувствовал слабость, часто и тяжело болел, а его атаки были крайне слабы. При снятии такого шарфа покемон часто очень быстро эволюционировал из-за переизбытка энергии, будучи неподготовленным к этому, и с тяжёлыми вредом для своего организма. Как писал отец: «…газует на пределе сил — и тут спустили тормоза, а впереди обрыв…»
К описанию были приложены и файлы с фотографиями таких жертв: искалеченные собственной энергией во время эволюции, они уже никогда не могли стать обычными членами общества. Горбатые, с хрупкими искривлёнными костями, кривые, слепые, часто неспособные даже самостоятельно двигаться — все эти покемоны, ставшие жертвами нарушения энергетического обмена, были достойны лишь сочувствия и жалости и подлежали усыплению. Под каждым файлом была краткая выжимка о том, что за покемон, и как дошёл до жизни такой, и последствия… Длинный-длинный список.
Особенно зацепила история одной снабл, которая была искалечена лишь из-за слишком сильной любви своей хозяйки. Женщина самостоятельно сделала артефакт для своей любимицы, не доверив это дело профессионалам, но после нескольких лет решила позволить снабл эволюционировать и сняла его. И вот тут-то вылезли все последствия. Тело бедного щенка было просто не подготовлено к тому водопаду энергии, которое обрушилось на него. Снабл превратилась. Но в кого?.. В изуродованную эволюцией грандбул. Горбатую, поскольку позвоночник, не получавший напитывания энергией долгие годы, не был способен держать тяжёлую непропорциональную голову, с обвисшим пузом, так как брюшные мышцы без подпитки энергией атрофировались и были неспособны удерживать внутренности на положенных местах, неспособную ходить из-за слишком тонких и хрупких костей лап, которые не держали её увеличившийся вес, деформируясь и ломаясь. Даже кожа, которая у большинства покемонов всё же напитывается хотя бы внешней энергией, у неё рвалась, обнажая мышцы. Бедняга не прожила и нескольких часов. Она не могла дышать — лёгкие не развились, и ей катастрофически не хватало воздуха на её большое тело, а рёбра, должные защищать их, были вмяты во внутренние органы, пробивая их насквозь. Она умерла от внутреннего кровотечения по дороге в монстроцентр.
Звучит жутко, не спорю, но всё становится ещё более страшно, если упомянуть о том, что до самой смерти грандбул была в сознании…
Эти покемоны, пострадавшие из-за неправильной эволюции, вызванной нарушением энергообмена, ужасны, но из-за врождённой выносливости и живучести многие из них мучаются долгие дни, а то и недели, поскольку всех этих мучений недостаточно, чтобы перегрузить их нервную систему и заставить их потерять сознание.
Именно поэтому я крайне строго следовал рецептуре, даже если она и казалась мне странной. Надо будет станцевать голым с бубном возле костра на главной площади Голдерода, чтобы не испортить артефакт или материал, — станцую.
Пока лианы варились, а спицы с крючками вымачивались, сам я снял мерки с Вишни и забрал бумажку с мерками от Тины. Молодая женщина лишь фыркнула и продолжила заполнять журнал. Она единственная, кто сейчас оставался на базе, — все остальные разошлись по обходам. А ещё она сильно недолюбливала Корна. На это он отвечал взаимностью. Уходя, я вспомнил все их шуточки друг над другом и фыркнул, сдерживая неуместный смешок, стараясь сделать вид, что не заметил возмущённого взгляда в спину.
Их противостояние порой доходило до абсурда вроде того, что девушка, возвращаясь с дежурства, бросала обувь где придётся, полковник или другой рейнджер убирали на полку сушиться, а девушка поутру поднимала скандал, что альбинос их украл. Понятное дело, что в ситуации быстро разбирались и она извинялась, но любви им друг к другу это не добавляло. Справедливости ради надо отметить, что Корн не оставался в стороне и тоже частенько ей пакостил по мелочи вроде разбросанной по всей базе нижней одежды. Трусы, носки и лифчики тогда находили в самых удивительных местах.
К моему удивлению, Корн сегодня остался вместе со мной на базе и нашёлся довольно вылизывающимся неподалёку от очага, щурясь на восходящее над лесом солнце. Вишня же предпочла добить найденный вчера кустик ягод. А я как раз заканчивал готовить вязальную установку, которая состояла из натянутой между двумя вбитыми в землю палками проволоки, на которую подвешивались распавшиеся на пучки волокон лианы. После чего их следовало разобрать на пряди и наконец начать само вязание.
Трогать эти волокна руками мне совершенно не хотелось хотя бы потому, что даже в полуготовом состоянии волокна тянули энергию при прикосновении. И им было совершенно безразлично, чья это будет энергия: человеческая или нет.
Когда всё было готово, я, сделав комплекс дыхательной гимнастики для успокоения, всё же принялся за работу. Вязать меня научил тоже отец — сам он это дело не сильно любил, зато его способ был намного проще, хотя узора, присущего обычному способу вязки, и не присутствовало. Спицы с крючком держать было поначалу неудобно из-за долгого отсутствия практики да и из-за своей тяжести. Костяные, которыми учил меня отец, были намного легче, тоньше и изящнее, чем те, которые я вырезал сам. Вот и вылезло ещё одно направление, которое мне надо улучшить, — резьба из дерева…
Первый шарф был готов примерно через два часа моего медитативного сидения над артефактом, перемежающихся руганью сквозь зубы из-за сведённых судорогой от усталости непривычных к такой работе рук, — приходилось делать перерывы для разминки и отдыха.
Определить, правильно ли работает артефакт, довольно непросто, но когда я принёс шарф мистеру Сатоши, который, как оказалось, не ходил на обходы, он встретил меня придирчивым взглядом и ставшим привычным ворчанием и показал достаточно лёгкий способ проверить это буквально на коленке — обработать артефакт так называемым «зельем тестера». Правильно изготовленный артефакт после попадания пары капель зелья должен загореться мягким светом. Из чего сделано было это редкое зелье, завхоз не знал, но назвал примерную цену на крохотный пузырёк, с чего я нервно присвистнул… Цена за пятьдесят миллилитров чудо-средства переваливала за двадцать пять тысяч. Да ещё и в продажу данное зелье поступало нерегулярно. Обычно его покупал институт и те из ремесленников, кто делал сложные и дорогие артефакты вроде той же скобы. Но не так давно рейнджерам повезло, и они смогли конфисковать один такой пузырёк у попавшегося браконьера.
Глядя на то, как мягко светилось моё неказистое изделие после двух капель эликсира, я ощутил тихую гордость. Я смог. Я справился. Я сделал это с первого раза. Завхоз тоже был доволен, хотя кривился и жаловался на растрату «дорого ресурса», пока вымерял золотистые капли. Впрочем, я его понимал. Выглядел шарф кривовато, и, увидев подобное на прилавке, я сам не рискнул бы его купить. Впрочем, он исправно работал, и это было главное. В награду я получил колючий взгляд и напоминание, что ещё как минимум два шарфа отойдут рейнджерам как плата за материалы. Покивав на раздражённое фырканье, я вернулся к работе.
К вечеру я успел сплести шесть шарфов — всё, на что хватило материала. Если первый шёл туго из-за отсутствия привычки и вышел кривоватым, то после второго я уже более-менее приноровился, и изделия стали получаться именно такими, какими должны быть: ровными, гладкими, с одинаковой шириной по всей длине. Когда я принёс сдавать ему оставшиеся шарфы, завхоз предложил заменить деревянные застёжки на пластиковые, и пришлось убить ещё полчаса на объяснения, почему этого делать не следует, поскольку именно с деревянной застёжкой ошейник получается замкнутой структурой. Можно было сделать его завязывающимся, как настоящий шарфик, но менять размер не получится, как если бы он был на застёжке.
Морщась, как от лимона, мистер Сатоши вычел с меня долг за материалы и перенёс часть средств на выплаты по основному долгу. Себе я оставил самый первый шарф. Несильно ровный и не такой вылизанный, как остальные, зато сделанный с особой внимательностью к каждой петельке.
В целом к тому времени, как я закончил убирать рабочее место, большинство рейнджеров вернулось с обходов, и в тёмном небе зажглись первые звёзды. Вишня красовалась в своём первом артефакте и выглядела очень довольной. Всё-таки это первый принадлежащий только ей предмет. И, глядя на то, как она ощупывала его лапками, я убеждался, что для покемонов подобные маленькие презенты чрезвычайно важны. Правда, счастливого «ЧАААР!» и крепких объятий я не ожидал. Впрочем, гладя её по горячей, уже немного огрубевшей коже, я не мог сдержать улыбку. Она была счастлива, и видеть её такой… было удивительно приятно.
Я больше не собирался врать себе — и она, и Корн стали мне очень дороги. Я привязался к ним, хотя и пытался не допустить этого, и теперь, чувствуя живое тепло прижавшегося ко мне покемона, я думал над тем, что хочу быть достойным такой любви и преданности. А значит, надо работать над собой. Расти не только как теневой ремесленник, но и как человек. Что б это ни значило.
Именно за такими мыслями меня и застал полковник Хант, наорав, чтобы заканчивал сидеть на улице — холодно, и вообще ужин стынет. И он был прав. Потихоньку начинал сгущаться туман, и ветер стал куда пронзительнее. А на жарко натопленной кухне базы рейнджеров светились лампы и весело переговаривались люди, влюблённые в свои обязанности. Также вкусно пахло какой-то едой и специями.
На ужин в тарелке красовался рис с соусом из овощей и острых ягод, распространявший такой обалденный запах, что у меня слюни едва не потекли. Вишня и успевший сходить на охоту иви ужинали каким-то не шибко шустрым одишем на веранде. Им после еды следовало ещё помыться, чтобы смыть следы крови с своих тел, прежде чем забраться ко мне в кровать.
Во время ужина правую руку пару раз сводило судорогой — аукнулась непривычная нагрузка. Хорошо хоть полковник, сидевший рядом, показал основные точки на ладони, куда нажать, чтобы расслабить сведённые мышцы. Что удивительно — действительно помогло. Мужчина, видя, что я вновь мог спокойно держать вилку, удовлетворённо кивнул и попросил зайти к нему в кабинет, чтобы скинуть мне файлы по разным типам массажа и акупрессуре с акупунктурой — то бишь по массажу точек и иглоукалыванию. Идея меня зацепила, и я не поленился расспросить по поводу этих направлений. Об этих способах лечения я знал. Но о том, что они были разработаны именно рейнджерами, — нет.
Эти методики используют как расслабляющее, болеутоляющее и спазмолитическое средство для долгосрочной терапии в случае застарелых травм. Простейшими методиками разного массажа владеют почти все тренеры, работающие с крупными покемонами, а также с покемонами боевого типа.
Боевикам требуется регулярный спортивный массаж для подготовки мышечно-связочного аппарата к тяжёлым нагрузкам, состоящий из нескольких частей.
Чем крупнее покемон, тем больше его масса, и чем большая нагрузка на мышцы, суставы и связки, тем нужнее ему массаж для снятия спазмов, судорог и для подготовки его большого неповоротливого тела к тренировкам, а потому используются разные типы массажа.
Использовать их лучше в связке: тренировочный — для разминки мышц, снятия микроспазмов и введения тела в работу — обычно производится утром сразу после пробуждения. Он повышает крепость мышц и связок, а также повышает результативность нагрузок в целом. Непосредственно перед тренировкой будет полезен разминочный массаж — он снижает риск травм и повышает работоспособность за счёт воздействия на кровеносную систему. Аккурат перед соревнованиями его совмещают или заменяют (в зависимости от лености тренера) на предстартовый массаж, который позволяет покемону сбросить нервное перенапряжение, приводя его в состояние боевой готовности. Подобный массаж довольно часто практикуют, и обычные тренеры, для того чтобы помочь своему питомцу сосредоточиться. В случае переохлаждения применяется согревающий массаж — полковник даже особенно подчеркнул, что это крайне важный тип массажа для огненных покемонов, поскольку именно для них, даже несильное для любого другого типа покемонов, переохлаждение может стать смертельным. При травмах используют восстановительный массаж, который может спасти карьеру покемону с долго лечащимися травмами вроде вывихов, растяжений, разрывов и прочего. Такой тип массажа помогает нивелировать последствия, хотя они и могут аукаться долгие годы.
Эта тема меня настолько заинтересовала, что я едва дождался конца ужина. Уже лёжа в кровати и просматривая скинутые мне на флешку методички, я едва не капал на них слюной. Это же такие поля не паханые для развития. Той же Вишне массаж зайдёт на ура. Это отличный способ повысить её иммунитет и подготовить к тренировкам, не перегружая организм. Спать совершенно не хотелось, но я всё же смог заставить себя отключить воркбук и улечься. Завтра я покидаю рейнджеров и иду в город, где меня ждёт куча долгов, новая работа и прилагающиеся к ней обязанности…