Цзян Чэн уже привычно скрестил руки на груди. Закатить глаза и приложить ладонь к лицу он уже пробовал, словами увещевать — тоже, но на Вэй Усяня, который зажегся очередной безумной идеей, повлиять было не так просто.

— Смотри, смотри, почти достал! — прокричал Вэй Ин, сидя на ветке дерева у берега озера.

Видно его оттуда не было, зато слышно — более чем: Вэй Усянь беспрестанно ругался, охал и шипел, то поцарапавшись, то неудачно наступив на ветку и поскользнувшись. Птичье гнездо, что так привлекло его, все еще находилось вне пределов досягаемости.

— Смотри-смотри! Вот сейчас!..

— Цзян Ваньинь!

В воздухе почувствовался запах грозы.

— Вэй Усянь! Снова ты! Почему я не удивлена?!

— Уходим! — крикнул Вэй Ин с дерева и кубарем полетел в воду, не найдя времени прыгнуть как надо. Цзян Чэн даже не оглянулся и тут же последовал за ним, едва избежав удара фиолетового кнута.

Цзыдянь так и не пронзил толщу воды: госпожа Юй вовремя остановила его, зная, чем обернется удар молнии, наделенный духовной силой, по воде. Беглецы удирали от нее вплавь, изредка выныривая, чтобы набрать в грудь воздуха, и тогда над их головами сверкала фиолетовая вспышка.

— Думаете, что сможете так просто отделаться?! — бросила вслед им Юй Цзыюань, оказавшись на самом берегу.

Юноши гребли на пределе сил. Наконец они оказались достаточно далеко, и госпожа Юй ушла с пристани, надеясь расквитаться с нарушителями позже. Вэй Ин с Цзян Чэном очутились на берегу реки, вытекавшей из озера.

— Снова мы попали под ее горячую руку и снова из-за тебя! — надулся Цзян Чэн. — Нельзя было найти другое время? Нет, будем прогуливать занятия, да еще и почти без одежды!

Вэй Ин, счастливый уже оттого, что не схлопотал кнутом по спине, блаженно потянулся под солнечными лучами.

— Жара нестерпимая, а ты хотел идти в полном облачении! Ты бы заживо сварился, если бы не я!

— Если бы не твоя дурацкая идея...

— Так кто ж тебя заставлял идти со мной?

— А кто за тобой, оболтусом, присмотрит, чтобы ты не убился?

Вэй Усянь сорвал травинку и положил ее в рот. Солнце стояло в самом зените, и юношей, расслабившихся на теплом солнце, быстро разморило. Цзян Чэн первым опомнился, открыл и протер глаза и неохотно поднялся:

— Давай откатимся в тень.

— Не хочу! — застонал Вэй Ин. — Мне и так хорошо.

— Сгоришь — скажу сестре, чтоб не смела тебя жалеть и искать тебе мази от ожогов.

Немного похныкав, Вэй Усянь все же внял своему шиди и, не размыкая век, перевернулся на живот:

— Сейчас поднимусь. Если я обгорю, то потеряю белизну кожи и перестану нравиться девушкам.

— Ты и так им не нравишься. Они тебе улыбаются, лишь бы ты поскорее отвязался.

— Цзян Чэн, говорить гадости тебе не идет. Улыбнись! Если будешь ходить букой, то вот на тебя точно ни одна девушка не посмотрит. А их здесь и так мало!

Девушки на обучении в Юньмэн Цзян появлялись редко: нрав Юй Цзыюань всем был известен, и матерям становилось жаль отдавать сюда своих дочерей.

Цзян Чэн принял еще более мрачный вид.

— Эх, если б не госпожа Юй, мне бы удалось добраться до гнезда! Я так и не разобрал, что это за птица отложила там яйца.

— И на что они тебе?

— Как на что? Перед отъездом из Облачных Глубин я принес Лань Чжаню кроликов. Теперь я захотел вырастить ручных птичек и подарить их ему. Они будут петь ему по утрам, выпрашивать корм и виться около него все время. Прямо как я, ха-ха!

— Как я ему сочувствую!

— Да брось! На самом деле я ему нравлюсь, просто он не хочет этого признавать. Вот если я встречу его в следующий раз, обязательно подарю ему лотосов со стеблями. Или просто каких-нибудь цветов. Я нарисовал его с лотосом в волосах — знаешь, ему очень идет. Думаю, он только для виду сказал, что это убожество, а потом, когда я ушел, по-тихому прибрал рисунок и хранит.

— Ты оказался первым человеком, на которого Лань Ванцзи наорал. Вот уж точно: никто прежде не удостаивался чести быть выпнутым за дверь спокойным Вторым Нефритом!

— Мне кажется, он такой холодный недотрога лишь потому, что в детстве не лазил по деревьям, не воровал лотосов и не удирал от взбешенных наставников. Спорим, если я приведу его в Юньмэн...

— Оставь ты его в покое. Он тебя терпеть не может.

— Что ж, — вздохнул Вэй Ин. — Я правда так довел его, что мне немного неловко.

Брови Цзян Чэна поползли вверх:

— Неловко? Тебе? Ты на солнце перегрелся. Как только сядешь в тень — твое бесстыдство сразу же к тебе вернется.

Вэй Ин прыснул со смеху:

— Ну нет, я в самом деле чувствую потребность извиниться перед ним. Как думаешь, если я подарю ему охапку лотосов, он смягчится?

Цзян Чэн в который раз за день приложил ладонь к лицу:

— Идиот.

— Да! Он будет настоящим идиотом, если не смягчится!

— Ты неисправим.

— Так может и не надо?

— Чего не надо?

— Исправлять...

Цзян Чэн фыркнул и отвернулся, всем своим видом показав, что самоуверенность шисюна не пробить ничем на свете.

Он не знал, что в тот самый миг Лань Чжань заботливо расчищал полянку для кроликов неподалеку от Облачных Глубин, а портрет с цветком в волосах спрятал у себя в покоях вместе с записками, испорченными черновиками и бумажными талисманами, что достались ему от выходок Вэй Усяня.