Глава 1. Бариона и Элькорта. Часть 2

Пустота прильнула к ней тёплым ласковым облаком и мягко вытолкнула на ту сторону, в сладостную вечернюю прохладу Элькорты. Домой.

Казалось бы, такой же величественный мраморный мост, выложенный мозаикой и охраняемый фигурами былых правителей, такой же массивный силуэт дворца, в который упиралась идущая от моста дорожка… Но Бариона — лишь кривое отражение Элькорты, жуткое, размытое и несравнимое с той по красоте. Вместо чёрного, будто вымазанного в саже, — белый. Белый, сияющий при в свете заходящей белой звезды, мрамор моста, белые статуи со светлыми глазами и улыбками на застывших лицах, воздушные белые башни дворца вместо острых чёрных шпилей. Море зелени вместо моря, покрытого пеплом. Воздух, напитанный нежным запахом цветения вместо запаха гари. Глубокая синева, расцвеченная первыми звёздами, вместо затянутой грязными клочьями дыма и туч алости… Если и осталось в Эринии что-то чистое и светлое со времён, когда она не знала Эксте́рона и не была отравлена любовью к нему, так это искреннее восхищение собственной родиной.

Но насладиться знакомыми видами дольше пары мгновений не удалось: к ним, отделившись от бока верхового дракона, вышагивал облачённый в королевские цвета патрульный. Патрульных набирали из смертных, обделенных даром Великого Корвуна, потому запоминать их имена Эриния не считала нужным, но это определенно был Тринадцатый: жиденькая клочковатая бороденка на не скрытой шлемом нижней части лица, хромота — все черты отличия при нём. А значит до мерзкого похотливого взгляда, презрительного «клеймлёная» и уничижительного плевка прямо на мозаику моста три, две, одна…

Гордо следующая за своей командующей Ви вдруг рухнула как подкошенная, скрючилась от судороги, болезненно извергая из себя остатки черной барионской воды. Ради такого дела Тринадцатый изменил традиции и оставил Эринию без оскорблений. Какая жалость.

— Что это с ней? — поинтересовался он. Ви попыталась встать, и Тринадцатый учтиво поддержал её за локоток. Видно, лёгкая встряска в междумирье не пошла на пользу её желудку после купания в борионском море.

— Не твоего ума дела. Отведи девчонку к лекарю и забудь.

— Но… — Тринадцатый растерялся. Его чёрные глазенки судорожно забегали. — Лекаря нет. У Асада дочери исполнилась четвертина… вчера. И он отдал ей свою молодость. Нового из Цитадели пока не выслали. Тут либо к Антонию, либо к королеве… — Тринадцатый нахмурился, застыл на пару секунд с до противного тупым взглядом и буквально просиял, вспомнив. — Королева искала тебя, клеймёная.

Светотьма. Королева уже ждёт её, а значит, ждёт и Терон. Дальнейшее промедление недопустимо, а она всё ещё мучается с этой девчонкой! Глядя на побледневшее лицо Ви, Эриния успела пожалеть, что решила сама проучить её. Нужно было рассказать о проступке королю — и пусть получила бы по заслугам, без вторых шансов!

— Что за Антоний?

— Светлый у Асада в служках. Мож, он чего знает, раз с ним всё время тёрся.

— Тащи её к своему служке, — решила после недолгих колебаний. Достаточно на сегодня жалости, судьба девчонки Эринии не касается. — Скажи ему: если сдохнет — он сдохнет вместе с ней.

В последней фразе — ни жалости, ни волнения: лишь желание придать этому Антонию, кем бы он ни был, старательности. На волнение Эриния давно уже не способна, ведь так? «Так», — ответила она и кивнула собственным мыслям. Тринадцатый, приняв жест на свой счёт, недовольно фыркнул и таки плюнул вслед — Эриния, оставив с ним девчонку, уже спешила во дворец.

Ворота были распахнуты настежь, одинокий стражник читал алхимический травник и бросил на вошедшую лишь быстрый, не осмысленный взгляд. Ничего необычного: в столице безопасно, Терону некого бояться в подчинённом ему мире.

Высокие своды, просторные залы, выглядящие пустыми, несмотря на десятки придворных и сотни слуг, огромные окна, воздушные кружева балюстрад, роскошь люстр… И так много золота! Металл вгрызался в снежно-белые барельефы жёстко и резко, утяжелял и опошлял нежную и чистую белизну. Эриния никогда не посещала дворец в правление светлых — не по рангу было, — но почему-то знала, что раньше позолота не пятнала сдержанного величия ансамбля, что она появилась уже при Тероне. Будь его воля и не будь против королева Ниат, он приказал бы и мрамор выкрасить дешёвой чёрной краской, ибо не признавал законы искусства, как, впрочем, и любые другие законы, придуманные не им.

Эриния застыла у входа в очередной коридор, не решаясь пойти дальше. Правильно ли Эриния поняла причину, по которой её искала королева? Вдруг Терона самовольный приход лишь разозлит?  

Но она поняла правильно.

Через миг по голой шее мазнул сквозняк, а по сапогам — бархатный подол. Королева Ниат беззвучно появилась рядом, принеся с собой неприятный запах сырости и прелой листвы — даже тяжёлый смрад любимых ею цветочных духов никогда не затмевал этот запах до конца. Бархатное платье, подчёркивающее тонкую фигуру, дополнял, будто корсет, не способный защитить от удара золотой чешуйчатый доспех. Благородный профиль, полные губы и пронзительный взгляд — она так похожа на брата, что сердце предательски пропускает удар. Лишь черты мягче, волосы темнее, да глаза скорее кофейные чем чёрные, большие — и обманчиво понимающие. Едва ли мягкость черт смягчала нрав — жестокость у них с Тероном уж точно общая, одна на двоих.

Ниат кивнула в знак приветствия, бросила ровное «мы тебя ждали» и первой шагнула в проём.

Самоцветные глаза статуй с интересом глядели из треугольных ниш. Чистый каменный пол блестел, словно зеркало, от стен веяло прохладой… Света становилось всё меньше при каждом шаге вглубь коридора, но Ниат молча шла дальше. Чёрная вуаль скрывала лицо в тенях, чёрные юбки чуть слышно шуршали. Ниат молчала, словно была лишь ничего не значащим проводником, но Эриния не обманывалась. Эта женщина — глаза и уши Терона, его правая и левая рука, отражение и воплощение его воли, советник, собеседник и лекарь, единственная, кто имеет право без дозволения приходить в его покои. И разве могло быть иначе?

Великий Корвун, двуликий и шестикрылый, как любой творец, создавал всё по своему подобию. Он создал миры отражения, населил их отражениями и править ими назначил отражений. В каждом из королевских домов всегда с начала их существования рождались лишь близнецы, которым должно сочетаться браком и произвести на свет следующих близнецов. Прочим такой брак запрещён, в их крови — яд безумия, в королях же — кровь Корвуна, которая должна оставаться чистой. Брак королевских близнецов Барионы и Элькорта — не кровосмешение, а таинство. Они сами — воплощение божественного. Одна сущность, поделённая надвое, половинки целого, не существовавшие одна без другой… Но теперь почему-то существующие. Терон и Ниат не поженились ни до рождения Светлой Наследницы, ни за годы, прошедшие с её исчезновения, и жениться в будущем не собирались. Божественная связь истончилась, став банальной родственной. Пророчество оказалась сильнее непреложного закона мироздания. Если оно сотворило такое, то что ещё способно сотворить с Тероном и миром!..

Как же страшно. Почему так страшно? Сердце в груди то колотилось, как ненормальное, то болезненно сжималось. Эринию покинули и мысли об убитых, отдающие неуместной горечью, и о Ви, чуть-чуть, с самого края окрашенные ненужным волнением: в голове, откликаясь на безумный стук, пульсировало лишь болезненно-паническое «Терон».

Что в этом? Страх? Тоска? Радость предвкушения? Не важно.

Ниат застыла у дверей тронного зала и вывела на замке невидимые руны. Колотящееся в груди сердце пропустило удар, когда распахнулись створки. Он ждал её.

— Мы ждали этого так долго, клеймёная. Не разочаруй, ты понятия не имеешь, как это важно для нас. Ступай, и не вздумай зажигать свеч, — прошептала на самое ухо Ниат. И растворилась в дворцовой тьме смазанной тенью.

Пора. Эриния сделала несколько шагов, с раздражением отмечая дрожь в коленях.

В малой тронной зале царил сумрак: сквозь занавешенные тёмным полотном окна лунного света прорывалось совсем немного — хватало лишь очертить серым контуром силуэты. Терон сидел на причудливом драконьем троне и глядел на неё, подперев подбородок рукой, — Эриния чувствовала этот его изучающий взгляд самой кожей. Лунный свет высвечивал лишь каштановую прядь волос на золоте наплечника, магический камень, свисающий с золотой цепи, бросал лишь редкие алые отсветы — лицо же Терона тонуло в тенях. А ведь она так хотела освежить в памяти тонкие и острые черты!..

Нет, так даже лучше. Реальному человеку, как бы он ни был красив, никогда не сравниться с идеалом, нарисованным затуманенным любовью разумом. Она будет помнить только этот далёкий идеал, но не найдёт изъянов, не разочаруется и не разлюбит. Она будет и дальше жить без сожалений. Ведь что в ней останется, если исчезнет любовь к нему?

Боль. Стыд. Раскаяние.

Она рухнула на колени, смиренно склонив голову.

— О, последний из рода тёмных королей, хозяин Врат. Бесконечна твоя власть над хребтами Барионы и просторами Элькорты, тот чьё имя Экстерон, что значит…

— Откуда взялся весь этот пафос? — разрезал пространство его густой, немного хриплый с непривычки голос. По телу разлилось спокойное тепло, дрожь отпустила. — Право, ты всё ещё можешь называть меня по имени, за это ничтожное время ничего не изменилось. Поднимайся и иди сюда.

— Прошло девять лет, Терон, — собственный голос тоже хрипел отчего-то. Ещё пару шагов… Насколько близко ей можно подойти?

— Мне сто три, Эриния.

Выставленная им в предупреждающем жесте ладонь замерла в каких-то сантиметрах от её лица. Ясно.

— Кайта назвала имя и место. Она не врала, что больше ничего не знает. Я чуяла её страх. Этого мало.

— Мало, но достаточно, чтобы найти, — откликнулся Терон просто. — И ты найдёшь её для меня. Ты никогда меня не подводила.

Грудь снова заполонило щекочущее тепло. Эриния кивнула, не уверенная до конца: к месту ли. Глаза Терона всё ещё оставались в тени, но он точно не злился и точно был искренен в своей похвале.

Терон молчал, будто ожидая следующей реплики именно от неё. «Говори», — не слышала, но чувствовала Эриния невысказанное. «Я создал ту, кем ты являешься. Я знаю тебя лучше, чем могла бы узнать собственная мать. Скажи, что хочешь. Выплесни яд, пока он не сжёг тебе нутро».

— Я не хочу искать её, — сказала Эриния твёрдо.

Кровь стучала в висках, заглушая произнесённые слова. Но Терон снова не разозлился. Лишь убрал руку от подбородка и сел прямо. Невидимый в потёмках взгляд ожёг интересом.

— Отчего же?

Эриния хотела сказать про разрушительную силу пророчества, искажающего даже непогрешимые, казалось бы, истины. Это были хорошие и весомые слова, но как-то само вылетело:

— Я боюсь, что ты полюбишь. Это стоит того? Может проклятия нет?..

Терон молчал. Взгляд его ощутимо потяжелел.

— Ты в своём уме? Не думаешь, что, если б его не было, я бы заметил?!

Эриния вздрогнула. Она слышала, как Терон встал и приблизился: медленно, едва касаясь пола. Казалось, в скрытых тьмою глазах сами собой разожглись опасные алые искры:

— Это ревность? И что же ты, в таком случае, хочешь от меня? Обвинить в потере чистой души, пожаловаться, какие ужасные вещи совершала и потребовать платы?

От Терона пахло огнём и драконьей кожей — непривычно, но приятно. Мысли перекатывались лениво и вязко. Предположение о ревности глубоко ранило гордость, потому голову Эриния вскинула почти с вызовом:

— Я сама отдала тебе душу и не требую ничего взамен. Я не настолько глупа, чтобы винить в своих поступках тебя, или упаси Великий Корвун, любовь к тебе. Я точно помню, что предавала свою родину и убивала своих родичей с холодной головой. А сейчас просто волнуюсь.

— За меня?

— За себя. Когда тиран ослабляет власть, страна обычно разваливается.

Терон снова молчал, а потом громко и заразительно рассмеялся. Смеялся он редко и был в такие моменты особенно красив — желание увидеть его стало нестерпимым. Эриния спрятала искрящиеся магией пальцы в кулаки и опустила взгляд.

— Очар-р-ровательно… — то ли пророкотал, то ли промурчал Терон почти с умилением. Эриния была отчего-то уверена, что на его губах всё ещё сохранилась ироничная улыбка. Подбородок властно обхватила горячая ладонь, посылая по телу электрический разряд. — Посмотри на меня.

Эриния не могла не подчиниться. В скрытых тенью глазах уже явственно сияли маленькие алые угольки, завораживая. Вторая ладонь устроилась на талии, привлекая ближе. Сердце снова затрепетало, набирая скорость ударов. В голове вновь настырно забилось проклятое «Терон», не имеющее в эти мгновения чёткого смысла.

— Поверь, никто не заставит меня чувствовать против воли. Если бы любовь существовала, и если бы я был на неё способен, то любил бы тебя, — прошептал Терон на ухо, вызвав предательскую дрожь. Кожу под ним через миг обожгло, как клеймом, поцелуем. — Ты как раз для меня: хороша во всём. Красива. Умеешь доставлять боль… — Ладонь опустилась с талии ниже, сжимая ягодицы. — …И наслаждение. — Эриния откинула голову и второе «клеймо» осталось на шее. — Ты умна и понимаешь меня почти так же, как понимает Ниат. — Горячие пальцы зарылись в волосы, очередной поцелуй прижёг пульсирующую на виске венку. — Ты безоговорочно мне верна… — Ещё один — почти искренний — в уголок приоткрытых губ. — Да. В каком-то ином мире я бы искренне полюбил тебя и ничто не заставило бы меня отказаться от моей любви…

Губы на её губах, сухие и жёсткие, обжигали сильнее, чем воздух Барионы. Обжигали буквально — кожу саднило, та будто плавилась и стекала на каменный пол. Терон пытался быть нежным, и оттого его поцелуи лишь больше отдавали отравой.

Эриния хорошо помнила этот трюк. Эриния же сама только сегодня испробовала его на маленькой наивной Ви — сначала искусила лаской, потом — ударила по голове правдой безразличия.

Она помнила. Но это был Терон, а ему раз за разом хотелось верить, им хотелось обманываться. И Эриния обманулась. Забылась всего на мгновение, но и этого оказалось достаточно, чтобы стало больно.

Терон неспешно отстранился: она успела почувствовать на своих губах его улыбку. Его ладонь, всё так же нежно, сжала её, прижимая к скрытой тёмной тканью и освещённой кровавыми отблесками медальона широкой груди.

Вот оно. Боль пришла, обман раскрылся, и сердце Эринии сбилось с сумасшедшего ритма.

Другое сердце, сердце Терона, под её ладонью билось невероятно, до зубного скрежета ровно. Он просто играл.

— Видишь? Волноваться не о чем. Я ничего не чувствую к той, кого хотел бы любить — к девчонке Паралюце не почувствую и подавно. Так найди мне её, Эриния. Ты же хочешь меня спасти, правда?..