Преодолев последнюю ступень – ступень, на которой его младенцем много лет назад нашёл мастер Шифу, Тай Лунг с замиранием сердца прикоснулся лапой к воротам, а затем легонько толкнул их.

И вновь тьма обступила его. Барс шагнул внутрь, в пустой и тёмный зал, где вдалеке была видна чаша бассейна, а над ней – статуя дракона, некогда державшего в своей пасти свиток, дающий невероятную силу и могущество. Только теперь Тай Лунг знал, что всё это сказки, и больше не хотел о нём даже думать.

Он пересёк зал и направился в жилой сектор дворца. Мёртвая тишина немного пугала его. Тай Лунг боялся, что опоздал, и теперь тьма помещений скрывает от него траурные гобелены и ленты, которые обычно вывешивают в день смерти смотрителя Нефритового дворца…

Ну вот он и на месте. Круглый вход в комнату мастера Шифу. Чтобы войти, барсу пришлось низко пригнуться.

«Оставлю цветок и уйду», - решил он, остановившись на пороге и вынимая из рюкзака завёрнутый в ткань цветок. Тай Лунгу не хотелось видеть отца больным и тем более говорить с ним, если он вдруг не спит сейчас. Это казалось ему сложной задачей, потому что барс до сих пор не знал, как ему теперь относиться к Шифу. Он так и не смог разобраться в своих чувствах к отцу, который не посмел воспротивиться воле Угвея в тот день, а значит, не был виновен в том, что он, его сын, так отреагировал на вердикт черепахи – это Тай Лунг уже понял. Но, возможно, сейчас именно тот момент, когда ему необходимо будет отбросить прежние обиды и простить отца, а заодно и самому попросить у него прощения – так будет вернее и честнее всего. Они оба виноваты в том, что случилось. Так пусть этот цветок золотого лотоса станет символом примирения отца с сыном…

Развернув ткань, Тай Лунг опешил: цветок светился! Правда, свет был очень слабым, но странное явление тем не менее поразило его. Но когда барс окинул взглядом комнату, то чудо, произошедшее с лотосом, отошло на дальний план.

Посредине комнаты, ближе к плотно занавешенному окну, в своей постели лежал мастер Шифу. Благодаря свету, исходящему от цветка лотоса, Тай Лунг мог воспользоваться своим ночным зрением, и теперь видел всё, что окружало его в комнате мастера.

В два шага достигнув постели, барс пал на колени. Как бы он ни хотел скрыть в этот момент свои чувства и эмоции, удалось это ему лишь отчасти. Держа на коленях драгоценный цветок, Тай Лунг с жалостью и ужасом глядел на отца, и скупые слёзы блестели у барса на глазах.

Шифу спал, укрытый двумя одеялами. Только это не было похоже на обычный, спокойный сон. Всё его тело мелко тряслось, словно от холода, а зубы то и дело крепко сжимались. Внешне он выглядел растрёпанным и неухоженным, даже похудевшим. В комнате пахло какими-то травами, спиртом, и чем-то, отдалённо напоминающим благовония, только запах был не из приятных – ими пропахла, казалось, вся комната. Наверное, это был запах, оставшийся от обкуривания, чтобы одурманенный парами больной не чувствовал боли.

Если бы Тай Лунг прикоснулся к отцу, он мог бы обжечься от жара. Это была лихорадка, и, как можно было догадаться, лихорадка в самой последней стадии. Маскируясь под обычную простуду, она первые дни копит силы и развивается. Заболевший ею ещё способен двигаться, говорить, есть и пить самостоятельно, но когда болезнь наносит настоящий удар, начинается ад. Лекари сумели предупредить этот удар, поставив верный диагноз, но у них не было оружия против коварного врага. Они могли лишь облегчить страдания больного, не давая болезни нанести последний, смертельный удар. Поэтому с тех пор Шифу был прикован к постели, а также лишён возможности владеть своим сознанием: находясь под постоянным действием наркотических зелий, одурманенный обкуриваниями, вдыхание которых погружали его в состояние круглосуточного сна, он полностью потерял связь с явью. Другого выхода не было – он бы не смог вытерпеть и десяти минут адской боли, которую принесла с собой вступившая в активную фазу лихорадка. Так продолжалось уже неделю. Лекари признавали, что наркотические зелья и обкуривания очень вредны для организма любого живого существа, они разрушают и ослабляют его не меньше, чем сама болезнь, и, уменьшая страдания, укорачивают и саму жизнь, а также истощают жизненные силы. Поэтому исход, как твердили они, в любом случае один: смерть. Или от боли и жара в первый же час после отказа от обезболивающих снадобий, либо до тех пор, пока эти снадобья не уничтожат остатки иммунитета и болезнь одержит верх.

Тай Лунг ничего этого не знал. Но он знал лишь одно, нечто гораздо более важное, нежели разглагольствования докторов: он знал, что любит своего отца. А если любит, то ради этой любви сделает то, ради чего и явился сюда.

Душу барса охватила тоска. Он понял, что скучал. Скучал по Долине мира, по своей комнате, которую, наверное, теперь занял По; по тренировкам, по отцу… Он поднял лапу и протянул её к спящему, горя желанием дотронуться до отца, давая этим понять, что он здесь, что вернулся к нему. Быть может, сквозь весь этот дурман и борьбу с недугом он почувствует это прикосновение, поймёт, кто сегодня ночью навестил его, и это придаст ему сил…

«Нет, я не могу», - лапа Тай Лунга замерла в миллиметре от головы Шифу. Барс тяжело вздохнул. Никто не должен знать о том, что он был здесь. Он должен уйти прямо сейчас.

Взглянув на светящийся лотос, барс взял его и аккуратно положил на постель рядом с Шифу.

- Это вам… - негромко вымолвил он, вставая. – Поправляйтесь…

Развернувшись, барс вышел из комнаты и, не оборачиваясь, дошёл до порога дворца. Там он вдруг остановился.

- Во дворце должен быть кто-то, кто ухаживает за ним, пока нет Пятёрки, - сказал сам себе Тай и вдруг вспомнил: - Зенг! Надо его найти. Он не знает о том, что я принёс цветок, и, наверное, спит, а утром может статься, что будет уже поздно готовить отвар…

Он повернулся и вбежал внутрь.

Добравшись до комнаты Зенга, он не обнаружил там гуся. Выйдя оттуда, барс решил проверить, нет ли его в погребах, и спустился туда.

А Зенг в это время поедал на кухне пельмени. Все эти заботы с Шифу наводили на него депрессию, оттого он ел по ночам и не высыпался. Ему казалось, что он, нанюхавшись одурманивающих испарений, и сам стал невменяемым. Вдруг он перестал жевать: ему показалось, что в комнатах кто-то есть. Гусь, как ни был он труслив, на сей раз бросился туда со всех лап, но только лишь потому, что подумал не на кого-то чужого, а на мастера Шифу, который, по его представлениям, чудесным образом поборов болезнь, бродит теперь по комнатам и ищет его.

Тай Лунг в это время уже ушёл вниз, поэтому в комнатах Зенг никого не обнаружил.

«Наверное, показалось», - подумал он, но решил на всякий случай заглянуть в комнату Шифу.

Войдя внутрь, гусь замер на пороге. Его клюв открылся на всю свою ширину, да и было от чего: рядом с головой дрожащего в лихорадке больного светился мягким золотистым светом цветок золотого лотоса.

Зенг закрыл клюв и бросился к постели мастера.

- Цветок! Им удалось! – чуть ли не закричал он от счастья. – Они принесли цветок! Мастер Шифу, вы слышите? – Тут он осёкся и стыдливо кашлянул. – Ах да, вы ведь не можете ответить… - Тут восхищение вновь взяло верх. Гусь осторожно взял цветок в свои крылья, любуясь его красотой, но затем, словно бы вспомнив о чём-то, огляделся вокруг. – А где же сами герои?

Он вышел из комнаты и ещё раз огляделся.

- Странно, - сказал он сам себе. – Принесли цветок и сгинули обратно в ночь… Эй, - позвал он в надежде, что ошибся и Неистовая Пятёрка вместе с По где-то во дворце. – Ученики! Воин Дракона! Почему вы прячетесь? Выходите!

Он подождал ещё немного, пока эхо не закончило гулять под сводами зала Воинов, и, вздохнув, негромко добавил уже безо всякой надежды:

- Ну хоть отвар сварить помогли бы. Ладно, сварю сам.

И направился на кухню.

Крики Зенга были услышаны – но совсем не теми, кого он звал. Тай Лунг выбрался из погреба и направился на кухню.

На разделочной доске Зенг крошил жёлтые лепестки здоровенным тесаком на мелкие кусочки, когда сзади к нему бесшумно подошёл Тай Лунг. Улыбнувшись, барс ровным голосом произнёс:

- Здравствуй, Зенг.

Тесак, взлетев высоко вверх, застрял в потолке. Зенг замер и медленно, очень медленно обернулся. Когда глаза подтвердили его страшную догадку, бедный гусь закричал так тонко, что ему могла бы позавидовать любая женщина, увидевшая мышь. Но Тай Лунг сразу перекрыл гусю доступ к воздуху, схватив его лапой за горло и крепко сдавив. Крик сменился удушающим свистом.

- Захлопни клюв, - с угрозой прошипел барс и отпустил гусиную шею. Зенг закашлялся, со свистом втягивая живительный кислород, а затем вдруг метнулся в сторону, но Тай Лунг поймал его и вернул на прежнее место.

- Не убивай меня… - трясясь от страха, выдавил гусь, стуча клювом.

Тай Лунг усмехнулся.

- И не собираюсь. Я вижу, ты уже начал готовить отвар, - кивнул он на лепестки. – Молодец, - похвалив Зенга, он развернул его спиной к себе. – Продолжай в том же духе. Да, и ещё: это я принёс цветок.

В этот момент в разделочную доску врезался упавший с потолка тесак. Зенг вздрогнул.

- И что, - промямлил он, не оборачиваясь. – Ты не убьёшь меня?

- Нет, не убью, - ответил барс. – Если приготовишь лекарство.

- Понял, - быстро сообразил гусь и схватился за тесак, но тут же остановился. – А можно вопрос?

- Задавай, – разрешил Тай.

- Как ты остался жив?

Барс пожал плечами.

- Откуда мне это знать? Один Будда знает всё… Ну, возможно, этот ваш панда что-то напутал в приёме вукси, и меня не разнесло на куски… Ах да, теперь припоминаю, - добавил он. – Я, кажется, свалился в пробитую мною же яму в земле, а По не заметил этого из-за вспышки и ушёл, подумав, что я взорвался. Вот простофиля, верно? – барс рассмеялся.

- Ага, - отозвался Зенг, опасаясь возражать этому грозному силачу. Он по-прежнему трясся, возобновив шинковку, и в результате попал тесаком себе по крылу.

- Нет, так не пойдёт, - остановил его Тай Лунг. – Ну-ка, подвинься. – Он взял тесак, и Зенг инстинктивно пригнулся. – Да не бойся, я тебя на отвар не порублю, - хохотнул барс. – Будешь помогать мне. Что там нужно делать дальше, когда я измельчу лепестки?

Зенг приободрился, и к концу работы уже почти не боялся могучего барса. Когда они сняли с огня получившуюся массу, и, процедив, отмерили точное количество требуемой дозы, Зенг с триумфом сказал:

- Отлично, теперь ты искупил свою вину и перед деревней, и перед всеми нами. О том, что ты спас нашего мастера, узнают все!

- Что? Нет! – вскричал Тай Лунг.

- Почему? – удивился Зенг.

- Об этом никто не должен знать, глупый ты гусь! – сердито продолжил барс. – Я должен уйти сегодня же, меня ждут, у меня новый дом и новые друзья. Думаешь, где я был всё это время?

- Но разве ты не хочешь остаться с Шифу? – изумлённо спросил Зенг. – После всего того, что ты для него сделал, разве он не простит тебя? Ты ведь сам знаешь, что простит.

- Дело не в этом, - отвернулся Тай Лунг. – Я больше не хочу иметь ничего общего со своим прошлым…

- Но от прошлого нельзя уйти, - возразил Зенг.

- А вот и можно! – зарычал Тай Лунг, обернувшись. – Я завязал с кунг-фу. Видишь этот ятаган? – Он показал на завёрнутый в шёлк меч на поясе. – Теперь он – моя защита. А также те, с кем я теперь живу.

- А где ты живёшь? – поинтересовался Зенг.

- Я не скажу, никому, - твёрдо ответил Тай. – Так нужно, чтобы обо мне забыли здесь.

- Тогда зачем же ты вернулся? – спросил Зенг.

- А разве не ясно? – разозлился барс. Но гусь не испугался.

- Но мастер Шифу – тоже часть твоего прошлого. А ты сказал, что для тебя не существует прошлого, а значит, и его тоже.

- Не неси ерунду! – вскочил барс. – Я захотел прийти – и я пришёл! А это уже не прошлое, это настоящее!

- Пришёл потому, что лю… - начал Зенг, но Тай не дал ему закончить.

- Да, демон возьми, да! Сколько ты ещё будешь напоминать мне об этом?! Я узнал о вашей беде, но не помог бы, если другие могли бы помочь. А они не могли, поэтому я и пришёл!

- Погоди, - перебил его Зенг. – Как это не могли? Неистовая Пятёрка и Воин Дракона отправились за цветком золотого лотоса, о котором рассказал нам старец-отшельник.

- Верно, - кивнул Тай Лунг. – И кому как не мне и тем, у кого я живу сейчас, не знать, что это невозможно.

- Что это значит? – не понял Зенг. – Ведь ты же принёс цветок, опередив их.

- Я принёс цветок не потому, что мне повезло его найти, - начал барс, – а потому, что там, где я живу, золотой лотос возрождён. Их там тысячи, в отличие от тех мест, куда они направились. А теперь подумай своими гусиными мозгами: мог ли я, даже поклявшись завязать со своим прошлым, узнав о вашей беде, жить себе дальше и без зазрения совести любоваться на прекрасные цветы, видя в каждом из них образ замученного болезнью отца, который умер потому, что его ученики вернулись назад с пустыми руками, а я наплевал на его судьбу, когда у меня буквально под ногами росло то, что спасло бы его от смерти? И прошлое здесь ни при чём. Я просто должен был сделать это.

Зенг как-то странно на него взглянул.

- Так ты… - гусь выдержал паузу. – Ты… изменился?

- Не мне об этом судить, Зенг, - произнёс Тай Лунг. – Возможно. Но одно я знаю точно: я простил своего отца. Поэтому и вернулся сюда в тяжёлый для него час.

- А разве ты не встретил его учеников по дороге сюда? – задал Зенг всё это время так мучивший его вопрос.

- Нет, - соврал барс. – Наверное, мы разминулись. Думаю, они были бы мне не рады, так что это даже хорошо, что мы не пересеклись. А теперь довольно вопросов, Зенг. Отвар уже не такой горячий, так что самое время испробовать его в действии.

Взяв чашку с отваром, барс вышел из кухни. Но у входа в комнату Шифу Тай Лунг отдал его Зенгу. Гусь непонимающе уставился на барса, но тот ничего не ответил ему и, взглядом велев оставаться на месте, вошёл внутрь.

Шифу всё так же лежал, абсолютно не двигаясь, только лихорадка по-прежнему терзала его тело. Тай Лунг встал на одно колено перед его постелью.

- Простите меня, отец, - негромко произнёс он. – За всё простите. Мне очень жаль, что я не сказал вам этого раньше. Когда вы поправитесь, меня здесь уже не будет. Я сделал для вас то, что должен был сделать. А теперь прощайте – и уже навсегда…

Он молча встал и вышел из комнаты. Кивнув Зенгу, прошёл мимо и направился к выходу.

- Ты куда? – окликнул его гусь.

Закинув за спину рюкзак с двумя оставшимися цветками (они не понадобились им, одного лотоса как раз хватило), барс обернулся и немного удивлённо ответил:

- Домой, конечно же.

- А-а-а… - Зенг опустил клюв. – Ну хорошо, тогда… тогда спасибо тебе за это, - он кивнул на чашку и вдруг рассмеялся. – Вот уж не думал, что когда-нибудь скажу «спасибо» преступ… - Он запнулся. – Ой, извини…

- Пока, Зенг, - сделав вид, что не слышал неоконченной фразы, молвил Тай Лунг. – И смотри, не говори Шифу, кто принёс цветок лотоса, иначе не уйду отсюда, пока не оборву тебе все перья, ясно?

- Но он же достанет меня… - робко начал Зенг, но смолчал. – А, ладно, - махнул он крылом. – Что-нибудь придумаю.

Барс повернулся и вышел за ворота навстречу безлунной ночи.

Он неспешно спускался по ступеням в Долину. Была ещё ночь, но вдали на востоке сквозь облака уже пробивались первые лучи солнца. На душе у Тай Лунга теперь было легко, и он даже улыбался. Путешествие удалось. Только бы выйти незамеченным из Долины и не встретить на обратном пути учеников Шифу и этого увальня панду.

Но на сто девятой ступени барс остановился. Внутри него случилось то, чего он так опасался почувствовать. Нет, он не заразился лихорадкой от мастера Шифу. Случилось другое: Тай Лунг ощутил зов своего прошлого – того, что он так старался забыть. Он не хотел уходить отсюда. И, поняв это, он швырнул рюкзак оземь и огласил воздух диким рёвом отчаяния.

- Почему ты не хочешь меня отпускать??? – закричал он, обращаясь к возвышающемуся над ним Нефритовому дворцу. – Ты больше не дом для меня! Я не хочу здесь больше оставаться! Не хочу, слышишь???

Умолкнув, барс стоял и, тяжело дыша, с ненавистью смотрел на здание. Вдруг черты его морды разгладились.

- Я знаю, что сделаю, - сказал он то ли дворцу, то ли самому себе. – Дождусь утра. Я понял, что меня тут держит. Раз, по словам Зенга, мастер Шифу – это часть моего прошлого, я должен удостовериться, что искупил грехи, сотворённые в этом прошлом. Я должен увидеть мастера Шифу здоровым – и уже тогда я покину Долину с чувством выполненного долга. И прошлое навсегда закроет для меня свои двери и перестанет терзать мою душу.

Он повернул обратно, прыгнул на крышу у входа, и, забравшись за её верхний край, устроился на скате. Тут его никто не мог увидеть и потревожить. Довольный своим решением, сын Шифу закрыл глаза, собираясь подремать, но не заметил, как заснул. А когда наступило утро, прошлое застало его врасплох.