Когда мастер Шифу узнал, что Тай Лунг покинул Долину, он вздохнул с облегчением, и больше не тревожился о безопасности сына. То, что По не успел сказать Тигрице, выходя из палаты, было как раз просьбой Шифу не трогать Тай Лунга. Позже, когда все его ученики собрались возле раненого и попросили объяснить им, почему он отпустил Тай Лунга, Шифу рассказал им о цветке золотого лотоса. Тигрица подтвердила слова мастера, сказав, что Тай Лунг поведал ей то же самое. Поверить в подобную историю было нелегко, но сделать это пришлось. И когда мастер Шифу оправился от раны, то вернулся в Нефритовый дворец. Но с того дня он сильно изменился: ученики всё чаще видели его грустным. Правда, поначалу он эту грусть довольно тщательно скрывал, но когда она стала перехлёстывать через край, скрывать уже не получалось. Все понимали, чем это вызвано, но ничем не могли помочь. Однако не прошло и недели, как в Долину пришла страшная весть. И первой из обитателей дворца её узнала Тигрица.

Она возвращалась с базара с кучей продуктов, и вдруг на заборе, ограждающем базар, увидела листовку. В один момент все до единой покупки выпали из её лап. Бросившись к забору, она оторвала листовку и быстро прочла. Она была в шоке. Ещё бы, ведь на пергаменте был изображён оскалившийся барс, а текст листовки гласил: «Разыскивается особо опасный преступник, Тай Лунг. В последний раз его видели в Долине мира. Расскажите об этом родственникам, друзьям и знакомым. Район поисков – вся территория Китая. Кто поймает его живым или мёртвым, получит награду из рук императора – сто тысяч юаней».

Тигрица бросилась в Нефритовый дворец со всех лап.

Узнав о том, что его сына ищет весь Китай, мастер Шифу пришёл в ужас, и ему стало так плохо, словно побеждённая лихорадка вновь нанесла удар. Отвергнув все предложения своих учеников о помощи, он с трудом дотащился до постели и, свернувшись клубком, задрожал всем телом, крепко сжимая в лапах листовку.

Но кто? Кто рассказал об этом императору? Кто подал ему такую идею? Это точно никто из Долины. Кто-то ещё знал о том, что Тай жив, но кто именно? И за что его преследуют? Неужели за эту дурацкую рану? Или это за свои старые грехи Тай Лунг впал в немилость и вновь «удостоился чести» стать самым опасным преступником Китая? Нужно что-то делать, нужно донести правду до императора. Но как ему, не обладающему никакой серьёзной властью, повлиять на того, кто правит всем Китаем? Это более чем невозможно.

Но это же его сын. И его убьют, если он, отец, ничего не сделает!

Нужно убедить императора в том, что это было недоразумением, тот удар ятаганом – всего лишь результат недопонимания отца и сына, вот и всё.

Собравшись с мыслями, Шифу перестал дрожать и привстал. Конечно, ни Пятёрка, ни Воин Дракона в этом деле ему не помощники. Они против Тай Лунга. Ну и пусть. Они нужны Долине, поэтому останутся здесь. А он нужен сыну и не оставит его в беде, ведь сын не так давно сделал для него то же самое.

- Ученики, - провозгласил мастер, собрав их всех вместе. – Я собираюсь посетить Бейпин* и попросить аудиенции у императора, у меня к нему дело.

- Насчёт Тай Лунга? – догадалась Тигрица.

- Что… Как ты… - растерялся Шифу, но затем вздохнул и подтвердил: - Да, именно так.

- Ушам своим не верю! – воскликнул По. – Да какое вам должно быть дело до Тай Лунга, пусть даже он и вылечил вас? Этим жестом «доброй воли» он не победил в себе тьму, почему же мы должны его выгораживать?

Шифу будто взорвался.

- А вы и не будете! Я иду один, и это моё личное дело! Ты не смеешь указывать мастеру, что делать, По, так что помолчи! Я отправляюсь завтра. И уж будьте уверены, сделаю всё для того, чтобы с него сняли все обвинения. Да, и ещё, По, - двинулся он в сторону панды. – Я вполне понимаю, что ты чувствуешь с тех пор, как узнал, что Тай Лунг жив, но пойми: если бы не он, я бы сейчас с тобой не разговаривал. Подумай над моими словами на досуге, ясно? А теперь…

- Мастер, я с вами, можно? – неожиданно сказала Тигрица, подавшись вперёд. Шифу обернулся и увидел, что та вот-вот готова заплакать. Он слегка улыбнулся.

- Вот это настоящее понимание. Конечно можно, девочка моя. Один я бы всё равно не пошёл бы, - думал, Зенга возьму, но из него плохой попутчик. Спасибо, что вызвалась.

По развёл лапами.

- Ну ничего себе, мастер Шифу! Вы с Тигрицей оставляете нас ради какой-то эфемерной идеи заставить императора – не кого-нибудь, а самого императора – свернуть охоту на Тай Лунга только из-за того, что считаете его невиновным?! Да вы спятили!

Шифу рассердился.

- Нет, я не спятил, По. Да, я иду к императору. Да, у меня нет никаких шансов. Но у меня есть одно весомое доказательство, способное его оправдать – это отцовская любовь. Его оболгали и опозорили на весь Китай. И пусть император увидит, из-за чего. Я покажу ему шрам от раны, и он поймёт, из-за какого пустяка они раздули историю. Они считают его несостоявшимся убийцей, но что они скажут после того, как я предоставлю им доказательство, которое они будут не в силах оспорить? И это не одна только любовь. Это ещё и метки на теле, оставшиеся после лихорадки, которая считалась неизлечимой - вот что он увидит. Такие метки до сей поры наблюдались только у умерших от этого недуга – потому что никто не выживал. Моё выжившее тело и станет главным аргументом в мою пользу и доказательством невиновности моего сына. Пусть Миншенг из династии Мин узнает, какую страшную ошибку он совершил, признав Тай Лунга вне закона. А теперь довольно разговоров, все марш на тренировку! И не пытайтесь отговорить нас с Тигрицей, это гиблое дело, как вы уже поняли.

Весь вечер По, Обезьяна, Богомол, Гадюка и Журавль обсуждали решение Шифу и Тигрицы, - главным образом то, почему Тигрица встала на сторону Шифу. Кто-то предположил, что она пожалела отца и просто не могла быть иного мнения, кто-то – что она скучает по брату, а кто-то и вовсе ляпнул такое, что все покраснели. В конце концов они решили не мешать ни Шифу, ни Тигрице в их планах, а По даже порадовался тому, что на какое-то время они будут избавлены от тренировок и прочих дел. На этом и разошлись. А на следующее утро Шифу и Тигрица отправились в путь.

«Это всё, что у меня осталось…»

Тай Лунг сидел под развесистым кедром, сжимая в лапах надетый на шею медальон с починенной цепочкой. Слёзы капали на его блестящую поверхность, постепенно скатываясь вниз.

С того момента, как он чудом убежал от изгнавших его соплеменников, прошло около недели. Всё это время, подобно загнанному зверю, он скитался сначала по долине камней, прячась в пещерах, словно какой-нибудь дракон, ищущий уединения, затем повернул на север и обнаружил хвойный лес, в котором с тех пор и блуждал, питаясь птицами, которых изредка ловил. Он не знал, куда ему идти – лишившись и того дома, и этого, ему было некуда больше податься. А потому он бесцельно кружил по лесу уже третий день и спал, где придётся. А из мыслей не выходили последние события. Иногда он удивлялся, вспоминая слова отца, сказанные ему ещё в детстве о том, что если делаешь кому-то добро, то оно вернётся к тебе умноженным многократно. Что ж, он сделал точно так же, а что получил взамен? Одно только зло, и ничего более. Его едва не уничтожила Неистовая Пятёрка, затем односельчане едва не вздёрнули. А теперь и весь Китай на него ополчился. А добро так и не вернулось, наоборот – его жизнь многократно усложнилась.

Он не знал, где он сейчас. Углубившись далеко на север, Тай Лунг бродил по лесу, всё чаще и чаще встречая незнакомую растительность. Неужели это уже не Китай? Вполне может быть, что он чудесным образом незаметно для властей перешёл границу и вырвался из их окружения. Хорошо бы, чтобы это действительно было так. Тогда он сможет, наконец, почувствовать себя свободным.

Следов цивилизации видно не было, но он и не хотел показываться на глаза – даже тем, кто не слышал о том, что его ищут. Тай Лунгу всё больше и больше нравилось одиночество. Он дичал и этим становился похож на настоящего зверя.

Очень часто здесь шли дожди, и он не раз промокал до нитки. Возможно, именно поэтому и простудился. Ощущая во всём теле ломоту и слабость, он уже не мог ни охотиться, ни проходить за день больших расстояний. Чаще всего он просто сидел где-нибудь и думал о своём, как и сейчас, когда вспоминал об отце и плакал.

«Ну хоть вы теперь здоровы, мастер Шифу, - думал он, раскрыв медальон и глядя на его изображение. – Наверное, наслаждаетесь жизнью в Нефритовом дворце, где тепло и безопасно. А я мёрзну тут под дождём, расплачиваясь за собственную глупость, и вспоминаю о вас, как последний сентиментальный дурак. Но на себя мне плевать – я и так загнан в угол, куда уж хуже…»

Сегодня с утра он будто бы почувствовал себя лучше, но к вечеру проклятая хворь с новой силой набросилась на него, как охотник на свою добычу, и он, с трудом передвигая лапы, шёл сперва на двух, а затем на четырёх. Чаще, чем в предыдущие дни, останавливался отдыхать. Сейчас его целью было отыскать подходящий ночлег. Но наступили сумерки, а он не прошёл и половины запланированного пути. Его была дрожь, а тело словно утяжелилось раза в три. Он брёл, шатаясь, и не понимая, куда идёт. С трудом концентрируя внимание на направлении, он боялся сбиться с пути. Но вскоре ему пришлось остановиться. Он не мог больше сделать ни шагу, и рухнул на лесную подстилку.

Его тело била дрожь, зубы стучали. «Проклятая простуда», - думал он. Но встать уже не было сил. Вдруг перед глазами возник образ Шифу, которого он видел в первую ночь, явившись во дворец. Та же поза пластом, та же дрожь, те же крепко стиснутые зубы. Догадка молнией пронзила мозг: он всё-таки заразился от отца этой проклятой лихорадкой!

Как ни было ему плохо, Тай Лунг нашёл в себе силы взвыть от отчаяния. Всё, он обречён. Цветка лотоса у него больше нет, а значит, это конец. После стольких усилий, а также сделанного доброго дела, позже, правда, осквернённого делами плохими, наступил его конец. Что ж, справедливая расплата за все свои грехи в этой жизни.

Барс с трудом протянул лапу к груди и, раскрыв медальон, взглянул на изображение своего отца.

- Прощайте, - коротко бросил он, не в силах сказать чего-то ещё, и в бессилии уронил морду в траву. С этого момента он больше не был властен над своим сознанием – у него начинался бред.

Снова стал накрапывать дождь. Но Тай Лунг уже не ощущал уколов его мокрых игл – жар и бред сделали своё чёрное дело, отрешив его от внешнего мира. И барсу было уже всё равно, что с ним будет.

Вскоре болезнь взяла своё: Тай Лунг впал в пограничное с комой состояние. Внешний мир для него исчез, остались только обрывки бессмысленных слов и воспоминаний, чьи-то лица, знакомые и нет, и всё та же тьма. Как же он ненавидел эту тьму внутри себя! И вот теперь она вернулась, чтобы терзать его снова.

Он мучился, но не умирал. Лихорадка и вправду была долгоиграющей, как и у Шифу. Тай Лунга время от времени посещала эта мысль, когда удавалось чуть-чуть отогнать бредовые видения. Но болезнь не желала возвращать ему явь, продолжая терзать, и барс не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он свалился без сил. Ему уже было всё равно – он готовился умереть.

Но в какой-то момент он вдруг очнулся, и не на мгновение, а навсегда. Болезнь исчезла.

Это был уже не лес, а чьё-то жилище. Деревянные перекрытия крыши – первое, что он увидел, когда открыл глаза.

«Почему я не умер? – мелькнул напрашивающийся вопрос. – И где это я?»

Он приподнялся и огляделся. Оказалось, что он лежит на деревянной кровати в небольшой, но уютной комнатке, скудно обставленной самодельной мебелью. Подле него стоял стол с плошкой, на дне которой блестела какая-то жидкость. Тай, всё ещё чувствуя слабость, взял её и понюхал. Нет, это было совсем не похоже на отвар из лепестков золотого лотоса. Вероятно, он всё-таки умер и попал в чистилище душ.

Попробовав подняться, Тай Лунг тут же потерял равновесие и рухнул на пол, задев и опрокинув за собой стол и всё, что на нём стояло. Пока он с трудом поднимался, снаружи послышались торопливые шаги. Барс напрягся, понимая, что тот, кто его принёс сюда и кто сейчас войдёт внутрь, может быть не только другом, но и врагом. А потому, раз уж он жив, готов был защитить своё право на эту жизнь.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла фигура снежного барса. В сравнении с фигурой Тай Лунга незнакомец выглядел щуплым и худым, словно подросток. Но и не удивительно, ведь это была она.

Замерев на пороге, хозяйка хижины охнула и бросилась к Тай Лунгу. Она ловко подхватила его под лапу, приняв на себя часть его веса, и уложила обратно в кровать, и всё это без единого слова. Затем она вернула равновесие столу и, подняв с пола плошку, робко застыла перед барсом. Её морда светилась каким-то неземным счастьем. Тай Лунг во все глаза уставился на неё, при этом сам не в силах что-то произнести. Он разглядывал странную даму.

На вид она была уже старой, но не слишком. Пожалуй, лишь морда и потускневшая серая шерсть, прореженная местами седыми волосками, могла выдать её возраст. Янтарные глаза смотрели с добротой и вниманием, а лапы, державшие плошку, дрожали так сильно, словно она боялась его, потому и молчала.

- Эй, - подал голос Тай Лунг. – Послушай, это ты подобрала меня в лесу?

Его вопрос вывел незнакомку из радостного ступора. Выронив плошку, она бросилась барсу на грудь и зарыдала. Тай Лунг почувствовал себя неловко.

- Простите… - попытался выяснить барс. – Может, вы скажете мне, кто вы такая, прежде чем испытывать непонятные мне эмоции, когда я не знаю их причину?

Незнакомка вздрогнула и подняла на него свои прекрасные глаза.

- Я знала, что наступит день, когда я увижу тебя, Тай, - сказала она. – И мои молитвы были услышаны. Меня зовут Вень Чан, и я твоя мать. Ты вернулся, сынок.