— Подожди! — поспешно сказал Синдбад и, за пару широких шагов нагнав Джудара, застывшего напротив фаналиса, всё еще преграждавшего ему путь, схватил за плечо, пытаясь остановить. — У меня есть еще несколько вопросов.

Жрец, сжав зубы, но не сумев полностью сдержать болезненного стона, вздрогнул всем телом и подался вперед, пытаясь уйти от прикосновения, на что король удивленно отпустил его, отдернув руку, словно обжегшись. Только маги начал разворачиваться, чтобы продемонстрировать весь свой запас нелестных слов Синдбаду лицом к лицу, как тот, бесцеремонно оттянув ворот его одежды, заглянул под нее, обыденно разглядывая его покрытую свежими синяками спину так, словно не происходило ничего из ряда вон выходящего.

Опешив от такой наглости, Джудар отступил на шаг в сторону, покидая зону досягаемости короля и честно намереваясь врезать ему, но, услышав неожиданный скрежет над головой, растерянно уставился вверх.

Внушительный кусок дерева отвалился от крыши этого домика и целеустремленно ринулся к голове Синдбада. Нет, ну что еще ожидал этот глупый король, застав жреца несчастья врасплох? Что благосклонный бог удачи осыпет его лепестками роз и проложит путь перед ним золотыми монетами?

Одному недалекому недоумку, как-то раз жутко взбесившему Джудара, совершенно случайно прилетел в ребра нож, выброшенный из окна какой-то домохозяйкой в порыве страсти.

Всякий раз, когда Когёку начинала раздражать его своей болтовней, ей в волосы падали нелицеприятные жуки и пауки.

Это была милость бога несчастья, оберегавшего всех своих жрецов от обычных людей, он не мог ее контролировать.

Джудар, не раздумывая, выпустил свою удачу, резко ударившую по черной рух в его теле, заставляя скривиться. Только когда она столкнулась с чужой волной, он вспомнил, что не был единственным маги в комнате. Встретившись взглядом с коротышкой, сосредоточенно сжимающим в руках посох, он задался вопросом, умеет ли тот отличать колебания, созданные удачей маги, от колебаний обычных жрецов.

Все жрецы бога несчастий когда-то поклонялись богу счастья. Без его защиты они попросту не сумели бы пережить неудачи, притягиваемые черной рух в их собственных телах. Джудар никогда не понимал, почему тот покровительствует слугам своего противника. Бог удачи порой появлялся в его снах, бесконечно нервируя своим молчанием и редкими, но колкими замечаниями. По крайней мере, у него были брови, в отличие от кое-кого другого.

Джафар успел вытащить свои клинки и отбить в сторону летящую деревяшку, спасая Синдбада, который всё еще смотрел на жреца неудачи.

Мелкий маги после этого, сверкая преданностью в глазах, наверняка побежит докладывать покорителю подземелий о том, что в этой комнате могли видеть только они двое. Из-за этого король непременно начнет искать причину тому, почему Джудар попытался спасти его, — нужно было поскорее выдумать и предоставить ему свою собственную, подходящую жрецу бога неудачи, чтобы потом не отмахиваться от его назойливых и неверных предположений, вызванных полнейших недоверием.

 — Ты что, хочешь поскорее умереть, Синдбад? — холодно спросил он, отряхивая одежду на том плече, за которое его схватил король. — Даже не думай. Ты должен жить и страдать ради меня.

Маги отвернулся от Синдбада, уже начавшего принимать привычное в его обществе злое выражение лица, и мрачно уставился на фаналиса, так и не сдвинувшегося со своего места.

 — Прочь с дороги.

Масрур перевел взгляд на своего короля и отодвинулся, только получив его согласие. Джудар был слишком раздражен, чтобы предпринять хоть намек на прощание, сбегая на свежий воздух, и Синдбад не крикнул ему ничего вдогонку.

Лучше ему не отступать от своего собственного предложения, чтобы не разозлить маги, который был словно ребенок, получивший в руки свою долгожданную игрушку.

***

Синдбад ставил на то, что Джудар придет в то же время, что и вчера, то есть после захода солнца, но это не отменяло его опасений насчет того, что раздраженный случившимся жрец просто плюнет на их договор и не придет вовсе. Это нарушило бы его спешно выстроенные планы.

Зарывшись рукой в волосы, он в который раз за свою жизнь начал жалеть, что не может отвязаться от привычки фамильярно прикасаться ко всем людям вне зависимости от своей степени знакомства с ними. Случай с королевой Артемюры, в гневе скинувшей его на дно ущелья, или то, как Мадора пытала его при каждом неверном тактильном контакте, должны были его чему-то научить, но…

Дверь в каменный домишко без предупреждения распахнулась, и Синдбад не смог сдержать улыбки при виде всё-таки явившегося Джудара. Мальчишка явно не знал, что банальный стук в дверь оберегал входившего от нелицеприятных сцен и неожиданных моментов.

Благо, Алибаба уже ушел. Напряженный донельзя принц вскочил бы со стула, словно ужаленный, и умчался бы прочь с такой поспешностью, будто бы они собирались заняться чем-то непристойным.

Они были одни, и королю приходилось прикладывать все свои силы, чтобы выглядеть расслабленным даже рядом со жрецом бога неудачи.

Джудар закрыл за собой дверь намного тише, чем открыл ее, и, удостоив Синдбада внимательным взглядом немного усталых алых глаз, удивленно застыл. Тот, зная, что его внешний вид не отличался от обычного, а значит, дело было в его рух, нахмурился, ожидая нехороших новостей.

 — Синдбад… — задумчиво начал жнец, лениво проговаривая каждый слог его имени. — Ты что, всю ночь в подушку рыдал?

 — Нет, — немного оторопев от подобного вопроса, ответил тот, недоуменно вскидывая одну бровь.

Многозначительно хмыкнув, Джудар прошел вперед и уселся за стол напротив него. Подперев щеку ладонью, он неотрывно уставился на ту часть, где у человека располагалось сердце. Синдбад использовал этот редкий момент, пока жрец сосредоточенно молчал, чтобы задумчиво рассмотреть его.

Неожиданный белый цвет одежд, очевидно, предназначенных только для того, чтобы скрывать неприглядные синяки на теле, совершенно не шел Джудару, лишь оттеняя его болезненную бледность. Обнаженная шея и скатившийся до локтя рукав кричали об отсутствии привычных тяжелых украшений. В белом жрец вызывал у короля лишь нездоровые ассоциации с преступником, пойманным с поличным, но всё равно продолжающим настаивать на своей невиновности.

В представлении Синдбада жрецы бога неудачи были намного хуже обычных преступников.

Джудар наконец поднял глаза, ловя его взгляд.

 — Столько несчастья, словно у тебя только что любимый питомец подох, — пробормотал он, внимательно смотря на лицо короля, словно пытаясь подловить его на лжи.

 — Вполне обычный день, — пожал плечами Синдбад, прекрасно зная, что многие с такой формулировкой не согласились бы. Но для него это был в самом деле не такой день, который позже будет ночами сниться в кошмарах. Вспомнив одно презабавное событие, он с насмешливой улыбкой добавил. — Разве что вчера после твоего ухода забегала восьмая принцесса империи Коу, чтобы забрать оракула-потеряшку домой.

 — Знаю, она мне все уши сегодня об этом прожужжала, — закатив глаза, ответил Джудар и откинулся на спинку кресла, заметно морщась от своего неосторожного движения. — Я из-за тебя тоже не самую приятную встречу пережил, так что не жалуйся.

Синдбад не назвал бы свою встречу с юной принцессой такой уж неприятной.

Жрец уклончиво отвел взгляд в сторону, и король не стал налегать на вопрос о том, с кем именно он встретился. Стоило уже переходить к делу, избавляться от неудачи, однако кое-что он всё же хотел знать.

 — Откуда твои синяки? — почти строго спросил он. Джудар мрачно нахмурился, и Синдбад, хоть и понимая, что лезет не в свое дело, продолжил. — Выглядишь так, словно тебя избили.

Жрец фыркнул — подобное предположение его явно позабавило.

 — Верно, меня избили, — наигранно трагически начал он, прикладывая левую руку к сердцу. — Меня избила лестница.

Король уставился на него, ожидая, что Джудар или сменит тему, или перестанет придуриваться.

 — Я серьезно, — возразил тот этому недоверчивому взгляду. — Я наступил на свои волосы и полетел вниз по лестнице. Болит, но, к сожалению многих, ничего серьезного. Ты что, беспокоишься за меня?

 — Есть немного, — после короткой паузы ответил тот, не кривя душой, заставив жреца удивленно вскинуть голову, а черты его лица немного смягчиться.

Синдбад видел лишь одно разумное объяснение его падению.

 — Причиной этому была неудача, — Джудар, ухмыляясь одним уголком рта, словно до сих пор не в силах поверить в случившееся, кивнул в ответ. — Позволь уточнить, это была моя неудача?

 — Она была свирепее, чем обычно… — недвусмысленно протянул жрец, задумчиво барабаня пальцами по столу. — Стоит пока оставить всё как есть. Взглянуть, как она развивается…

 — Ты что, опыты на мне ставить собрался? — с опаской спросил Синдбад и по взгляду своего собеседника понял, что тот решил, что это не такая уж и плохая идея. — Забудь об этом. В таком небезопасном месте любая крупица неудачи может в итоге стоить мне жизни.

Джудар удрученно вздохнул, отказываясь от опытов.

 — Звучит разумно, — согласился он и протянул руку, требовательно поманив короля пальцем.

Тот нехотя схватил ее, надеясь, что не совершает худшую ошибку в своей жизни. В такой момент жрецу бога неудачи ничего не стоило влить в него побольше черной рух и оставить на верную смерть.

 — Погоди, ты только что сказал «свирепее, чем обычно»? — поинтересовался он, ничего толком не чувствуя. Нужно будет позже спросить Аладдина, как выглядит его рух.

Взгляд Джудара взметнулся от их рук к его глазам.

 — Под «обычно» ты имеешь в виду, что не в первый раз забираешь мою неудачу?

Жрец моргнул пару раз прежде чем ответить:

 — Верно.

 — Тогда сколько раз? — требовательно спросил Синдбад, надеясь, что тот от вопросов не разозлится и не сбежит.

 — Я не помню, — брови Джудара страдальчески метнулись к его переносице.

 — Тогда как долго? — почивая на лаврах спокойной реакции жреца, переиначил свой вопрос король.

 — С самого начала.

Синдбад… догадывался, о каком именно моменте тот говорит, но в самом деле, как и все обычные люди, не чувствовал потока неудачи, так что не был уверен.

 — И это значит…

 — Лет десять, наверно, — пожав плечами, сказал Джудар и уставился на короля, напряженно ожидая его реакции на свои слова.

То есть…

Синдбад всё же был прав на его счет.

За все эти годы, за все встречи со жрецами бога неудачи, принадлежали они к Аль Сармен или нет, он уяснил одну простую истину.

У каждого из них была слабость.

Эта слабость как раз и была той самой причиной, по которой они обратились к другому богу, взывая к его милости и кровожадности. Эта слабость определяла всю их последующую жизнь. Эта слабость в итоге становилась ключом к их смерти.

К примеру, после самоубийства Фалан он обнаружил, что она питала весьма нежные чувства к наследнику престола партевийской империи. Подобное немного удивило его, и он начал подмечать подобную одержимость кем-то или чем-то и в других жрецах.

Один, побежденный в политической борьбе, сходил с ума, когда речь заходила о его гордости, и становился легкой мишенью.

Другая, потерявшая в детстве всех близких из-за того, что у них не было достаточно денег, чтобы вылечить их, в итоге пала жертвой своей жадности к золоту, до последнего момента не видя перед собой ничего кроме драгоценного клада.

У каждого жреца была слабость, но у Джудара Синдбад ее просто не находил. Тот начал поклоняться богу неудачи еще в раннем возрасте, и тому должна была быть веская причина, но ни одна тема разговора с мальчишкой не вызывал той самой реакции.

Тот словно был пересечением всех остальных жрецов, унаследовав все их сильные стороны и отбросив все недостатки. Безупречный.

Но недавние откровения явно намекали на то, что у Джудара всё же была слабость и этой слабостью являлся он сам, король Синдрии.

 — Тогда, думаю, мне стоит отплатить и за эти десять лет защиты, — дружелюбно улыбаясь, заключил Синдбад.

Жрец встрепенулся, явно пытаясь превратить свою невольную улыбку в ухмылку.

 — Я тоже об этом думал.