Даниил помогал мне почти до выпуска из школы. Особенно ценна его помощь была в первые месяцы после катастрофы, когда я никак не мог вырваться из круга маминых истерик и коридоров больниц.

  Не скажу, что слепота отрицательно влияла на мое отношение к людям, я не чувствовал себя «лишенцем». Она скорее позволяла увидеть то, что обычно скрыто за ширмой. Наносное — фальшивые улыбки, ненужное сочувствие, предложение мнимой дружбы, все отходило на второй план. А вот тембр, интонации, важные паузы, задержка дыхания и едва заметная дрожь голоса — ярко звучали, словно крича о своем существовании.

  Мы расстались по моей глупости, точнее, излишней ранимости, которая в момент переходного возраста решила расцвести буйным цветом. Тот самый период первой влюбленности и опыта физической близости, так часто не подкрепленной глубокой эмоцией.

  Мне показалось, что меня променяли на девушку, которая относилась ко всему, как к должному, считая, что ей обязаны. А Даниил, святая простота, души в ней не чаял. Стоило раньше признать, что я не прав, тем самым не становясь на одну ступень с капризной избранницей моего первого друга, но я не смог. Теперь же, спустя годы, мы с ним вежливо здороваемся, списываясь по праздникам, задаем бессмысленные вопросы, которые остаются в нейтральной тональности, и расходимся каждый своей дорогой.

  Сейчас в моей жизни много знакомых, коллег, учителей, спонсоров — всех тех, кто заинтересован во мне и делает ставки, чем же дело кончится. При этом, многие из них, зная мою повышенную восприимчивость, этого не скрывают, учатся быть честными со мной. Это — прогресс, пусть и в отдельно взятом кругу общения, но он не может не радовать.

  Истинно близких людей у меня немного, всего несколько человек. Тетя Ирма, которая быстро приняла мое желание быть взрослым и не оглядываться назад, вспоминая прошлое. Мама, которая, несмотря ни на что, любит меня и ценит то, что я делаю, с трепетным вниманием слушая каждую новую мелодию, что только вышла из-под моих рук. И Саша, подруга и поддержка, моя единомышленница, которую по принятым кем-то правилам мы все называем Алекс.

  Лет восемь назад, тетя, уверенная в том, что слепота — не помеха созданию новой ячейке общества, решила устроить мою личную жизнь. Скандал вышел знатный. Со стороны матери, конечно, которая в очередной раз выдала тираду о том, что я не подарю ей внуков. Но дело не в этом.

  Алекс — замечательная девушка, также причастная к музыке: она пишет стихи ко многим песням ныне популярных молодежных групп. Начинала, как и я — сама, с трудом и в поте лица. Чего не отнять — так это чистого легкого слога, чем она и покорила в свое время нашего общего знакомого, который и вывел ее в итоге на большую сцену закулисных творцов.

  Ее, к моему удивлению, не смущала моя слепота, она умела слушать и совершенно не умела врать. Искренний и чистый человечек, который оказался глотком свежего воздуха в окружении, которое еще не до конца осознало мою «чуткость». Мы могли часами болтать о музыке, которая легла фундаментом в наше знакомство, как только мы преодолели первую робость. Обсуждали события в мире, критиковали конкурентов, перемывали косточки общим знакомым. Люди мы или нет? Ничто нам не чуждо. Вместе с ней смеялись, и я учился доверять Женщине. Именно ей и с большой буквы, поскольку до этого момента все особы женского пола, за исключением близких, пылали нездоровым сочувствием и поиском легкой выгоды с трамплина моей «исключительности». Я тогда часто сомневался в самом себе и только поддержка Ирмы спасала от депрессий.

  Первым звонком стало приглашение от мамы на совместный ужин, которое в первый момент Алекс хотела вежливо отклонить. Она далеко неглупая, поэтому понимала, что довольно простой для нее процесс принятия пищи был неудобен для меня в присутствии чужого человека. Слепые едят «на ощупь», и для непосвященных это выглядит смешно и неуклюже, хотя мы редко, например, промахиваемся мимо рта или выдаем еще какие казусы. Просто отличаемся, но люди, срываясь на нас, скрывают свои недостатки, стараясь выглядеть лучше, чем они есть.

  Ужин прошел в относительном спокойствии, когда к моменту десерта матушка «созрела» для разговора:

  — Скажите, Александра, — изящно, как слон в посудной лавке, начала она, — каким вы видите дальнейшее общение с моим сыном?

  — Мама… — простонал я, не думая скрывать свое негативное отношение к постановке вопроса.

  — Мария Георгиевна, — слегка прокашлявшись, отозвалась смущенная Алекс, — я пока не загадываю на будущее. Сейчас мы в самом начале пути и еще рано о чем-либо говорить.

  Несмотря на то, что разговор был не к месту, я до подрагивающих пальцев вслушивался в малейшие колебания голоса своей новообретенной подруги, стараясь уловить даже намек на ложь, но его там не было. Она говорила именно то, что думала, предпочитая не юлить и не выкручиваться.

  — А когда настанет тот момент "пути", чтобы вы определились с выбором, дорогая?

  — Я не могу этого знать, — уверенно ответила девушка. — Но именно сейчас момент неподходящий для того, чтобы начинать какие-либо отношения, выходящие за рамки дружеских.

  — Вот как… — протянула мама.

  Недолгая пауза, за которую я успеваю нащупать руку Алекс, сидящей справа от меня, и слегка дернуть к себе, давая понять, что хочу сказать что-то, предназначенное именно ей. Она послушно подносит ухо к моим губам, без заминки выполняя молчаливую просьбу.

  — Сворачиваемся, — напряженно шепчу я, касаясь ее волос, — иначе сейчас увидим бурю в классическом исполнении.

  Хихикнув на мои пояснения, Алекс вежливо раскланивается с мамой, хватает меня за руку и ведет к двери, на ходу извиняясь.

  — Прости, я не хотела обидеть, — чистая правда, бальзамом на мою душу. — Ты мне дорог, важен и один из близких, которых единицы. Но я не готова, прости…

  — Нечего прощать, — улыбаюсь и тянусь поцеловать в щеку, которую она тут же подставляет, — я и сам не готов. Наверное, никогда не буду, — еще тише добавляю я, но меня услышали.

  — Почему? — растерянность, легкая обида.

  — А ты бы хотела? — слегка удивлен, но, если бы не обида, горечью прозвучавшая в голосе, никогда бы не спросил.

  — Ты… — замялась в самом начале, но потом слова полились потоком: — Я жалею, что ты себя не видишь. Ты высок, красив, прекрасно сложен, у тебя пропорциональное лицо с выраженными в нужной степени акцентами, красивые, пусть и непривычно длинные, волосы, потрясающие глаза, об уме и таланте вообще молчу… И… да! Знаешь, в будущем я бы хотела иметь возможность, даже шанс, что ты обратишь на меня свое внимание не только как на друга, но и как на девушку.

— Алекс?.. — я опешил, совершенно не ожидая от обычно избегавшей эту тему подруги подобной тирады.

— Прости!

Резко дернув меня за футболку, вынудив наклониться, поцеловала, словно клюнула, в губы и вылетела за дверь, порадовав матушку завершающим аккордом этой постановки.

  — Значит, момент неподходящий? — задумчивый голос мамы за спиной, которая наблюдала эту сцену.

  Всю ночь проворочался на кровати, не находя себе места после произошедшего. Я был не готов открыть Алекс глаза на то, что, будучи исключением из правил, сам же и являюсь его подтверждением. Точнее, не правила, а убеждения, что бытует среди людей, не относящихся к миру искусства. Я не испытывал никаких сексуальных желаний по отношению к девушкам. Меня это не интересовало. Абсолютно.

  Возвращаясь к Даниилу, вспоминается случай из той, еще школьной, жизни. Старшие классы, незадолго до выпускного. Кто-то уже активно хвастает своими победами, кто-то их придумывает, чтобы не отставать от заводил класса, а кто-то мотает на ус непростую науку по завоеванию женских сердец. Мы с другом были из последних. Конечно, не обошлось без подначек, сподвигших Даниила на приключение, куда он втянул и меня, как того, которому тоже «не помешает просветиться».

  Был выбран клуб, где закрывали глаза на возраст, если это было в рамках разумного. Одевшись, причесавшись и, как говорят девушки, «припудрив носик», мы вышли на охоту. Моим внешним видом занимался Дан, поскольку в современной моде я ничего не понимал, да и для меня, как «особенного», внешний вид — самое последнее, на что я обращу внимание.

  — Юли, смотри, какие девочки! — задумавшись, ляпнул друг.

  — Ага, — нервно хихикнул я, — смотрю. Ты, главное, скажи, в какую сторону голову повернуть, чтобы достоверно было.

  — А, черт! Извини, — покаялся он. — Настолько нервно, что все напрочь вылетело из головы.

— Какие они? — для галочки поинтересовался я.

  — Чуть старше нас, — отрапортовал Даниил, не заостряя внимание на визуальных деталях, — тоже пришли развлечься. Чуть навеселе, но не переходя границ разумного. Видимо, пытаются расслабиться.

  — Ну надо же, — хмыкнул я, — учишься анализировать, да так умно. Смотри, еще друзья или знакомые засмеют!

  Получив несильный тычок под ребра, выдохнул свободнее — друг явно перестал дергаться на пустом месте и начал планировать свое первое «завоевание». Я, как и собирался, постою в сторонке, когда все определится — вызову такси и отправлюсь домой.

  Моим планам не суждено было сбыться. Дан, как только перестал пороть горячку, натянул на себя образ рубахи-парня и быстро окрутил обеих девушек, которые в действительности оказались нашими ровесницами. Не вникая в мой растерянный лепет, вызвал такси, ловко обойдя вопрос моей слепоты, усадил меня вперед, а сам занялся «аперитивом», как он пояснил позже.

  Все было сыграно как по нотам: родители в отъезде, свободная площадь, отдельные комнаты, заказанная заранее пицца и алкоголь, честно выпрошенный из родительских запасов в ограниченном количестве. Девушки захмелели, осмелели и с хихиканьем решили устроить конкурс танцев, чтобы определиться, кто из них каждому милее. Дан до последнего старался переключать внимание на себя, представляя меня этаким скромным довеском к своей персоне, за что я ему благодарен до сих пор.

  Итог оказался печален. Девушка, остановившая свой выбор на мне, умело руководила процессом, изредка требуя от меня неких одобрительных знаков в виде движений. Но меня все это не трогало: ни ее быстрые поцелуи, ни мягкость рук, блуждающих по моему телу. Я с напряжением вслушивался вглубь квартиры, пытаясь понять, все ли хорошо у Дана.

  Девушка вероятно решила, что я недостаточно выпил для храбрости и повела меня в сторону гостиной, где оставался недопитый алкоголь. Обходя мебель, она усиленно виляла бедрами, на которые постоянно опускала мои ладони, стараясь завлечь. Мы шли не спеша, она будто нарочно спотыкалась, чтобы я налетал на нее, оказываясь в довольно однозначном положении, после чего мягко толкала меня назад и спрашивала: «Нравится?». Я стоически молчал, не желая ее обижать тем, что мое тело никак не отзывается на безыскусные заигрывания.

  Войдя в гостиную, она остановилась возле кресла, в которое мгновением позже уронила меня, а сама оседлала мои бедра. Выгнувшись назад в моих руках, подхватила брют и молча поднесла к моим губам, предлагая молчаливый допинг, чтобы наконец получить от меня то, зачем она сюда пришла. Сделал глоток, за ним еще, стараясь представить то, чего никогда не видел — женское тело, которое должно было меня довести до нужной кондиции. Но почему-то тело не отзывалось, а девушка в моих руках начинала злиться. Не знаю, что могло случиться, если бы в этот момент я не услышал этот звук.

  Низкий, протяжный, полный искрящегося хмельного удовольствия. Я замер, прислушиваясь к чужому экстазу, словно вор, боясь, что меня поймают. Неосознанно схватил девушку чуть сильнее, что она приняла за призыв к действию, снова пустив свои руки в познавательную прогулку по моему телу.