Утром мне припомнили произошедший инцидент, отчитали за недопустимое поведение, за нелепое лопотание вместо того, чтобы поступить «по-мужски» и в довершение всего распяли за то, что не дал насладиться анчоусами, испортив все удовольствие своими «извращенными» вкусами. Сдержался, но с трудом. Родительница играла на грани фола, при этом виртуозно не переходя черту.

Итогом стало мое испорченное настроение, жалобный стон матери после моего громкого хлопка дверью. Задуманная утренняя репетиция в небольшом зале отеля больше не вызывала такого предвкушения. Моя муза упорхнула в обнимку с настроением, сделав напоследок ручкой. Что за день?

— Юли, — просительно поскреблась в дверь мама, — прости…

— Побольше раскаяния и поменьше патетики, и тогда я поверю, — вяло огрызнулся, смывая гнев под тонкой струей прохладной воды.

— Ты несправедлив ко мне! — восклицание, достойное театральных подмостков.

— Ха, три раза! — фыркнул, откидывая влажные волосы на спину.

— Не будь… не будь… — распалялась она, забыв про сцену раскаяния минутной давности, пытаясь подобрать нужное емкое слово.

— Неблагодарным сыном. Ты это хотела сказать? — подсказал, нащупывая мягкое полотенце и стирая капли воды с плеч.

— Да!

— Ногой не забыла топнуть? — беззлобно уточнил я.

— Да что ты понимаешь, мальчишка!

— Ничего, что я уже вырос и не подхожу под это определение? Перестань, прошу. Только ссор с утра не хватало, словно ты ревнивая жена, застукавшая в моей постели любовницу. Да, знакомство произошло нестандартным образом. И да, меня заинтересовал этот человек! — уже резче рыкнул я. — Но это ничего не меняет и ты, как никто, знаешь об этом! Я могу сколько угодно лелеять свои ощущения и эмоции, но то, что они найдут отклик — фантастика, мама. Мы с тобой это обсуждали много раз. Поэтому прошу, перестань меня изводить.

Тихий всхлип, негромкий удар кулаком о косяк двери ванной и непонятный шорох, который спустился вниз. Она сидела на корточках, обхватив свои колени, и тихо плакала. Я присел рядом, аккуратно обнимая ее за такие узкие плечи и стараясь утешить - видел подобное не раз и не два.

— Ты ничего не изменишь. Сейчас я честен с тобой, но если ты будешь и дальше реагировать вот так, то я перестану тебе доверять, о чем мы говорили не раз. Ты этого хочешь?

— Нет, не хочу. Но смириться за все это время я так и не смогла. Ненавижу их! Не хочу, чтобы к тебе кто-то подходил и ты вот так замирал, глядя широко распахнутыми глазами, не видя себя со стороны. Они это замечают! Понимаешь?!

— Понимаю, — принимая от матери легкие удары, мягко соглашаюсь. — Пусть видят, я не считаю нужным это скрывать. Это моя жизнь и никто за меня ее не проживет, ни ты, ни кто-либо другой. А осуждение общества - плевал я на него, как и общество на меня. Хотя, возможно, я и не прав, ведь общество дает мне возможность жить, не стесняя себя в средствах, но это две разные вещи.

— Ты так спокоен и уверен, а я запуталась, — шмыгнула носом, обняла и прижалась лбом к моему плечу. Такая хрупкая и маленькая. Или это я так вырос? — Ты мой, кто бы что ни говорил. И я твоя, всегда буду на твоей стороне, несмотря ни на что и ни на кого, но принять ту легкость, с которой ты готов отдать себя первому встречному, а тем более мужчине… не могу…

— Мама! — несильно встряхнул, чтобы привести в чувство. — Перестань, ради всего святого. Я что, предложил себя ему? Нет. Я полез с непристойными предложениями? Нет. Пусть спишет на мою слепоту слегка странное поведение и восприятие. И все забудется. Единственное, за что я всегда у тебя прошу прощения и за что не перестану его просить, так это за невозможность понянчить внуков, — тихий вздох. — Спасибо, что любишь.

— Дурачок! — ласково взлохматила мне волосы, которые тут же прилипли к лицу, и звучно чмокнула в нос. — Все, хватит с признаниями. Пойду выпью свои волшебные капли, чтобы снова не закатить истерику, и можно собирать чемоданы. Мы едем? Едем! Не рассиживайся и иди пить кофе.

Хмыкнув такой перемене, послушно отправился в сторону гостиной. У нее всегда так — скачки непредсказуемы и не всегда заканчиваются на позитивной ноте. Бывало, и посудой швырялась — закончилось порезом на моем виске, который вогнал ее в шоковое состояние. И врачи, приехавшие на вызов, возились с мамой, забыв о том, что швы надо накладывать мне. Но я не сержусь. Привык? Вполне возможно.

Гул автострады, приятная музыка на фоне и ни к чему не обязывающая болтовня водителя, который в мягкой форме навязывал свое внимание моей родительнице. Та против не была и весело щебетала в ответ. Чудесные капли. Может и себе взять?

Перпиньян являлся таким же колоритным городком, как и все города Окситании. Из знаменитых жителей лишь те, что известны французам, да и то не всем. Пара музыкантов и один создатель музыкальных инструментов. Но их наследия как такового нет. Правда, один из инструментов хранится в музее в Барселоне, в Испании.

Достопримечательностей, насколько я помню, не так много. Основная, о которой везде упоминают путеводители — Le Castillet, крохотный форт начала XIV века, который сейчас открыт для всех желающих как музей. Тут же расположен замок королей Майорки. Граница с Испанией недалеко и отголоски активной экономической деятельности Средневековья дают о себе знать, хотя при такой «бурной» молодости Перпиньян остается каталонским городом.

Примерно представив возможный размах матушкиных пожеланий по прогулкам и экскурсиям, мысленно схватился за голову от накатившей отчаянной безысходности. Подумал. Взвесил все за и против. Подумал еще и пришел к выводу, что не составлю матери компанию в походах по местным древностям, скорее отлежусь день в отеле или сбегу в ближайший бар. Что я, не человек?

Прибыв в очередной отель, радостно заселились в номера. Два соседних, одного на нас двоих, увы, не оказалось. Сезон. Приехавшие чуть раньше нас туристы оплатили последний DBL, и мы вынуждены были взять два SGL. Мама была расстроена и устроила головомойку портье, я же тихо радовался хоть какой-то свободе. В таких поездках, как эта, родительница усиленно делала вид, что я совершенно несамостоятельный, и это дико злило. Но обижать ее подобными заявлениями я никогда бы не стал. Терплю молча.

Первичная экскурсия по номеру, чтобы запомнить обстановку. Просьба убрать пару лишних для меня предметов. Разбор вещей и ленивое настроение, предвкушающее полный релакс без надоевшей опеки. Ну и вдумчивая подготовка к предстоящему разговору с учетом моих далеко не железных нервов.

Обмен мнениями вышел бурный и на повышенных тонах. Готовый к подобному, взял в руки бокал местного Chapoutier 1999 года, принесенное расторопным портье, смакуя его в процессе «беседы». Дал вспыхнуть после моего отказа, выдержать паузу, надавить на совесть, напомнить о долге, перейти на крик, замолчать, пролить три слезы и в конце громогласно объявить о своем «разочаровании» в моем лице. Промолчал еще. Дал выхватить свое красное сладкое, позволил пару глотков и решительно отправил ее на прогулку, напутствовав засветло и без покупок не возвращаться. Услышали, взвизгнули, расцеловали и радостно унеслись в направлении ожидающей машины. Свобода. Да! Сладкое слово.

Для начала выложил вещи для своего личного отдыха — легкие мягкие брюки, приятную вискозную хенли и любимые мокасины. Насчет цветов я не переживал — весь гардероб прекрасно сочетался между собой — это раз, и два, на скрытых ярлыках одежды были понятные мне опознавательные знаки для каждого из цветов. Как я сочетаю их, не видев ни разу? Довольно легко, как и многие привычные всему остальному миру вещи. Я их ассоциировал с помощью подсказок данных мне когда-то одним из моих педагогов. В цветах я не прыгаю через октаву, подбираю вещи в одной тональности, вот только не цветовой, а музыкальной — как на этих самых ярлыках.

Теперь душ и «чистить перышки». Имея нестандартную, по мнению большинства, ориентацию, не являюсь ее своеобразным штампом. Я не возвожу в культ свое тело, стараясь приблизить его к нежному женскому, или же, наоборот, перекачиваю и увеличиваю всеми доступными способами, утверждая себя альфа-самцом. Тут мой опыт мне не помощник, скорее наоборот.

Волосы «женской» длины для того, чтобы укладывать их с целью прикрыть глаза — мое слабое место. Я не сторонник темных очков в любое время суток. По словам врачей, визуально непросто заметить мою слепоту. Лишь постоянно расширенные зрачки, не реагирующие на свет, могут вызвать вопросы. При более близком общении — можно заметить фактическую неподвижность глазных мышц и чуть мутный зрачок, вместо черного имеющий темно-серый оттенок. Как говорит мама — глаза с пеленой. На словах жутко, на практике не знаю — не видел.

Всегда предпочитал гладко выбритое лицо легкой щетине, которая доставляет ощутимый дискомфорт. Едем дальше — руки, да и ноги заодно. Плевать на выкрики о геях, но я сторонник маникюра на руках и педикюра на ногах. Обработанные профессионалом конечности даже ощущаются по-другому — без заусенцев, с аккуратно подстриженной ногтевой пластиной, подпиленной по краю, чтобы избежать такого проявления как «зацепки». Мягкие, без грубых мозолей — самому приятно. В оправдание могу сказать одно — обломанные ногти с посторонними кожными образованиями в виде мозолей меня, например, отталкивают. И я всегда обращаю на это внимание, когда пожимаю руки собеседникам.

С остальной растительностью на теле, исключая описанные предпочтения по волосам на лице и голове, дружу в разумном пределе. Ноги, конечно, не депилирую, но вот интимную зону в области подмышек и паха лишаю растительности с помощью современных лазерных процедур и считаю это важным пунктом в списке гигиены и ухода за здоровьем.

Неспешно подставлял лицо теплым струям, смывая вместе с мягкой пеной неприятный осадок от разговора с матерью. Как ни крути, но он был. Чтобы не загружать себя подобными мыслями, чуть быстрее обычного свернул водные процедуры и укутался в полотенце, направляясь сначала в сторону разложенных вещей, а затем, одевшись, и выхода из номера — мне предстояла дорога в бар.

В ближайший идти не было смысла — отыщет вездесущая родительница быстро и вытащит оттуда под любым предлогом. А мне же хотелось втянуться в местную атмосферу, без отрыва от производства, так сказать. По совету того же портье, уточнившего мои предпочтения, меня направили в другой конец города, обещая все блага мира. По словам Рене, который тихо шептал об этом баре, склонившись к моему уху, о нем туристы не знали и он был целиком для местных.

И действительно, приехав туда, я не услышал привычного гомона туристов, зычных голосов экскурсоводов и визга малышни. Тишина, непривычная для места скопления людей, разбавляемая гулом средиземного моря и пронзительными криками птиц. Заслушался. Нетерпеливый водитель не дал насладиться этой гармонией и потянул меня ко входу, где передал меня с рук на руки местному «мажордому». О такой своеобразной доставке из одного пункта в другой я договорился все с тем же словоохотливым Рене.

Спустившись вниз, насчитав ни много ни мало двадцать ступеней, толкнул дверь и оказался в своей стихии. Легкий джаз с нотками протяжного блюза и потрясающее смешение этих стилей в виртуозной игре неизвестного мне бенда затягивали. Так называемый городской блюз или стиль Канзас-сити, но, всё же, на любителя. Не каждый среднестатистический житель готов стать постоянным слушателем подобного направления. Увы, тридцатые минули. Прав был портье — для ценителей и узкого круга.

Час прошел незаметно. Приятное легкое вино местных виноградников, легкая кухня, представленная многообразием морских обитателей, пара оборванных попыток познакомиться и пряный привкус свободы на губах. Я улыбался этому чувству и ритмично постукивал пальцами по столу в такт сменившимся музыкантам и стилю исполнения.

В какой-то момент я понял, что те, кто вышел на сцену, откровенно сдают свои позиции и играют, забивая паузу. Слышно было несыгранных любителей, которых силком выставили на обозрение посетителей, с целью прикрыть временную дыру в виду отказа выступать в этом месте каких-то других более известных коллективов. Возможно я и ошибаюсь, но это довольно частая ситуация.

Ребята спотыкались на элементарных вещах, путали тональность, брали не свою партию и не умели играть слаженно, одним организмом. Назовите меня ханжой, а то еще кем похуже, но мое внутреннее я решило вмешаться и прекратить это форменное издевательство.

Подозвав к себе официанта волшебной кнопкой, индивидуально предоставленной мне, как особому гостю, попросил пригласить ко мне на срочную беседу местного event-менеджера. На идиотский вопрос «зачем?» рявкнул на ни в чем неповинного бедолагу, пригрозив жалобой о его некомпетентности. Тот проникся и улетел за искомой персоной.

Диалог был короткий. Назвал себя, спросил о наличии хорошего и настроенного инструмента. Менеджер впал в состояние ступора, рассыпался в комплиментах и быстро подсуетился, чтобы препроводить меня в местное «закулисье».

Виолончель оказалась качественно настроенной, уверенного среднего класса без ненужных изысков. Как раз для беспритязательной игры в небольшом кругу слушателей. Минута истины — смогу ли я погрузить в свой мир неподготовленную публику, которая, возможно, и не является ярыми поклонниками моего инструмента? Ну, вдох-выдох, встряхнуть головой и озвучить последнюю просьбу — не освещать меня имеемым светом прожекторов. Совсем.

Минута — и я на сцене, стараясь унять привычную и едва заметную дрожь пальцев за обманчивой хрупкостью смычка. Нарочито небрежное объявление моей «скромной» персоны и легкие аплодисменты слушателей. Сел на аккуратно подставленный стул. Виолончель удобно легла между бедер, привычно лаская своими плавными изгибами совершенного тела.

Пара медитативных упражнений на дыхание, и я готов к очередному концерту, пусть и незапланированному. Легкий шум от выпитого вина, ощутимое напряжение в зале, нетерпеливые вздохи и решение начать со знакомой всем классики.

Режущий слух скрип открывающейся двери и аккуратные шаги, эхом разлетающиеся по стенам. Наконец человек остановился и замер, как и все здесь, в ожидании начала. Взмах моей руки и первая нота. Сюита №1, И.С. Бах, соль мажор. Поехали.