Когда инструменты говорят, слова слушают. Сейчас происходило именно это.

Первые ноты известного произведения великого композитора теплыми всполохами полились в небольшой зал. Хорошая акустика способствовала игривому эху, которое буквально швыряло в зрителя переливы насыщенного звука.

Слегка откинув голову назад и чуть прикусив губу, я отрешился от всего. Все мое существо было сосредоточено на руке, мягко обхватывающей порхающий по струнам смычок, и звуках, которые он извлекает из моей временной подруги.

Я играл чуть быстрее принятых канонов, словно ныряя под каждую ноту, раскланиваясь с ней и провожая твердой рукой, чтобы в следующую секунду принять в свои объятия следующую. В такие моменты я был не способен воспринимать окружающее — полностью сливаясь с музыкой и инструментом, что плавно изгибался, издавая протяжные стоны между моих широко расставленных ног. Словно капризный любовник, который от каждого движения кардинально менял свою тональность, своеобразно моля о продолжении в ожидании совместно достигнутого пика.

Чуть раскачиваясь в такт смычку, танцующему по струнам виолончели, я пытался выплеснуть на слушателя все свое отношение в этой понятной и знакомой каждому классике. Именно поэтому я решил начать с нее, отложив более современные мотивы и исполнение известных вещей других направлений на потом.

Сочно, звучно, глубоко и пронзительно на выдохе — вот как я вижу эту сюиту. Не зря работы именно этого композитора приводят в легкий экстаз прожженного слушателя, на самом пике заставляя выгибаться навстречу высокой ноте, сладкой судорогой простреливая позвоночник, рассыпая мурашки по всем чувствительным точкам тела.

Немного глубже, нажать рукой чуть посильнее, а здесь иначе, под другим углом склоняясь к изгибам совершенства в надежде на благосклонность ее тела. Каждый взмах руки, каждое касание извлекают потрясающие звуки, заставляя растворяться в плывущей вокруг мелодии, стараясь попробовать ее на вкус, который на память оставляет лишь ощущение полета.

Последняя нота отзвучала, нежно прощаясь, будто и не было того времени, когда она игриво мелькала, завлекая на протяжении всего произведения непревзойденного мастера нотного слова. Легкое напряжение в кисти, смычок вниз и чуть вздернутый подбородок. Легкая агрессия в ожидании реакции слушателей на свое исполнение. Привычка, которую не смог искоренить никто, даже я сам.

Мгновения тишины и аплодисменты с выражением восхищения в отношении манеры исполнения. К моему удивлению, людей было больше, чем мне казалось. Зал был полон почти под завязку. Позже менеджер признался мне, что послал мальчика для уличной рекламы, зазывая на мой незапланированный концерт. Приятно, что и здесь есть поклонники моего исполнения. Творчеством свои зарисовки назвать не могу, поскольку играю их только для себя и близкого круга. Остальные мои выступления — лишь исполнение с частичкой души, которую я отдаю каждой мелодии, что выходят из-под моего смычка.

— Месье Брилль, это восхитительно! — растроганный лепет менеджера, с кислым ощущением выгоды. — Сыграете еще что-нибудь?

— Возможно.

Я чуть тяну время, пытаясь поймать ускользающую мысль за хвост. Что же меня так царапнуло на грани подозрений? Точно! Вот оно! Зазывала на улице. Не дав сомнениям заставить меня смолчать, цепко хватаю не успевшего уйти менеджера и быстро задаю волнующий меня вопрос:

— Сколько вы просите за вход?

— Сорок евро, месье… — не задумываясь, выдает он, и тут же запинается. — Месье, не подумайте обо мне дурного! При вашей славе грех не попытаться заработать! Вам эти деньги не нужны, а мне помогут.

— В чем? — сдерживая накатывающие злость и раздражение, цежу сквозь зубы.

— Э… в поддержании достаточного уровня жизни для моей семьи! — восклицает он с насквозь гнилой патетикой.

— Так дело не пойдет, — мотнул головой, откидывая волосы назад. — Либо вы принимаете мои условия, либо я встаю и ухожу, попутно вызывая полицию, которая будет безмерно рада разобраться в мошенничестве, связанном с таким количеством обманутых людей. Да, на что-то серьезное данное преступление не потянет — сумма не та, но вот репутация и немалый штраф будут кстати.

— Помилуйте, месье! — липкий страх и серный привкус паники.

— Мой незапланированный концерт бесплатен для всех желающих, коли таковые еще найдутся. Вы же, избегая шума, возвращаете заплаченные средства посетителям и приносите свои извинения. Можете сослаться на недоразумение, но не привлекая меня в качестве главного фигуранта. Это ясно?

— Да, месье, — горечь «несправедливой» обиды в голосе и ярого протеста, сдерживаемого только озвученными последствиями.

— Далее я играю еще пару часов, не только классику, тем самым привлекая совершенно иной контингент слушателей. Ваш посыльный может даже пробежаться по центральной улочке, где еще бродят туристы в поисках нечто необычного. Свою выручку вы получите с лихвой, окупив свои псевдо-потери на входных билетах проданной едой, закусками и напитками. Это тоже не вызывает нареканий?

— Не вызывает, — я уже слышу, как работает калькулятор в его голове, подсчитывая чаевые за сегодняшний вечер.

— Отлично, — сухо киваю, продолжая крепко держать его за руку. — Вы сейчас дадите мне небольшой перерыв, давая возможность перекусить, и время своему зазывале привлечь слушателей. Далее сделаете объявление на свое усмотрение и два часа будете наслаждаться текущим потоком публики и денег. К моменту окончания данного экспромта такси должно уже ожидать меня у дверей вашего славного заведения. На этом мы разойдемся, довольные друг другом. Вопросы?

— Нет, месье.

—  Тогда проводите меня обратно за столик. Принесите легкой мясной закуски, сладкую выпечку с яблоком и горячий травяной чай.

—  Конечно, месье. Прошу за мной.

Вот так довольно грубо осадив начинающего, ну или продолжающего афериста, дал себе возможность сделать паузу и набраться моральных сил, заодно и выветрить остатки алкоголя из головы небольшим перекусом.

Посетители объявление о спонтанном концерте восприняли с радостью, наполнив помещение звуком аплодисментов и гулом одобрительных перешептываний. Мне, идущего в сторону своего столика с помощью менеджера, в спину доносились шепотки, в которых нет-нет да звучали сдержанные комментарии относящиеся к моей слепоте. Не явные почитатели, которые себе этого не позволяют и уже давно получившие всю возможную информацию по этому вопросу, но наслышанные обо мне, что радует. Даже не поморщился на подобный моветон. Удивительное дело — люди считают, что раз я слеп, то еще и глух. Странное заблуждение.

Я люблю музыку, ценю возможность самовыражения благодаря ей, общению и эмоциям, которые легко могу выплеснуть, не прибегая к словам. И каждый раз, несмотря на продолжительность концерта, маломальский перерыв перетекает в ступор и приступ меланхолии — могу весь перерыв сидеть и «смотреть в никуда», перестав реагировать на внешние раздражители. Самое смешное, что именно окружающие не понимают того, что я отстраненно фиксирую происходящее вокруг и прекрасно помню об этом в дальнейшем, но в момент так называемого «приступа» осознанно не желаю реагировать.

Вот и сейчас — накрыло. Сижу, смакую яркое сочетание вкусов соуса, которым политы кусочки мясной нарезки, отмечаю наплыв толпы, запоминаю новые «основы» для слухов обо мне и моем "недуге". Да и плевать. Они идут слушать меня, а не смотреть. И, кстати, может, имеет смысл на свой следующий концерт сделать обязательным элементом костюма повязку на глаза? Хм, стоит обсудить.

Обещанный перерыв закончился, суетливо прибежал менеджер и, бодро подхватив меня под локоть, отвел на сцену. Надеюсь, о просьбе он помнит? Кто его знает, этого скользкого типа. Спокойнее думать, что помнит и ни единый луч прожектора не коснется моей скромной персоны, пока я играю свой внеплановый концерт.

Я играл два часа, возможно больше. Как и всегда, без жесткого контроля со стороны своей команды увлекся и не следил за временем. Перерывов больше не устраивал, полностью отдавшись звукам виолончели. Прекрасные классические произведения с чуть измененным темпом и в сопровождении тихо наигрывающего фо-но, которое иногда нерешительно присоединялось ко мне. Современные мелодии, переложенные на классический инструмент, которые еще гремят на верхних строчках современных хит-парадов известных радиостанций. Даже сыграл одну вещь, которую в порыве нежности посвятил своей матери. Она была короткой, но емкой. Те, кто мог понять — услышали, те, кто не смог — недоумевали.

Могу сказать, что даже спонтанное мероприятие доставило массу удовольствия, если не сказать больше, чем запланированный выезд. Все легко, без строгих рамок, окриков и обязательств. Услышь эти мысли кто из моих коллег, назвали бы дураком. Редко кто из творческой братии готов поступиться своими гонорарами и сборами за поездки в пользу эмоций и ощущений. Я же им отдаю приоритет, только молча.

Уже садясь в такси, подумал о том, что буду с легкой грустью вспоминать этот эпизод. Светлой, чуть терпкой и горько-сладкой. Люди аплодировали долго и с чувством, я это четко слышал. Позже довольно долгое время мне пожимали руки, говорили комплименты, восхищались талантом и виртуозной игрой. Некоторые льстили, не без этого, но большая часть были искренни, и от этого на душе тепло.

В номере отеля первым меня встретил довольно журчащий ручейком голос матери, которая с кем-то обсуждала свои покупки. В гостиной шуршали пакеты, хрустела упаковочная бумага, торопливо передвигались чьи-то туфельки, явно не родительницы — она предпочитала в отеле ходить босиком.

— О! Ты представляешь — это нежнейший шелк с кружевом ручной работы! У нас даже в бутиках не всегда встретишь такое качество, если только добротный местный аналог. Но все равно это будет не то. А эта юбка? И плевать на возраст! Я молода! О, давай выпьем за это!

Легкий смешок, звон бокалов и довольные выдохи. Снова шуршание упаковочной бумаги, шелест развязываемых лент и едва уловимые восторженные вздохи.

— Мама? — негромко позвал я. — Ты не одна?

— О, Юли, милый!

Быстрые шаги — и вот я уже в теплых объятиях. Чуть наклонился, позволяя себя расцеловать в обе щеки на местный манер. Легко коснулся маминых рук в ответ.

— Хорошо провела время?

— Да! Ты не представляешь, кого я встретила!

Не дав мне толком разуться, буквально в одном ботинке потащила за собой в гостиную. Все мои попытки остановиться и снять уличную обувь, точнее, ее остатки, просто проигнорировала. У нее так бывает. Вижу цель — не вижу преград. Потрясающее свойство, стоит взять на заметку.

— Юли!

Новая порция объятий и щекочущих поцелуев воздуха возле моих щек. От звука ее голоса непроизвольно вздрогнул. Вот кого-кого, а ее я здесь встретить не предполагал. Плюнув на этикет, стиснул хрупкую фигурку в объятиях, чуть приподняв вверх. Смешно взболтнув ногами, задела мои. Рассмеялась звонко, ощутимо вцепилась мне в плечи и легко поцеловала в нос.

— Ты чудо, Юлиан!

— Алекс, я очень рад тебя слышать.

— А я тебя видеть, — легкая грусть и ласковое поглаживание щеки изящной ладошкой. — Поставь меня и иди переоденься, — наигранно строго сказала моя подруга. — Ты должен подавать пример, с учетом твоего статуса. А еще…

— А еще я сейчас возьму и отшлепаю одну маленькую вредину, — пригрозил, улыбаясь во все тридцать два. — Мам, у меня к тебе просьба.

— Да, милый? — заинтересованность и скрытое ожидание.

Нет, прости, но твои надежды в очередной раз не оправдаются. Алекс — близкий мне человек, но звона колоколов тебе не услышать.

— Кофе и что-нибудь сладкое.

— Есть в этой жизни справедливость или нет?! Столько сладкого лопать и не поправиться ни на грамм! — по Алекс явно плачут театральные подмостки.

— Не завидуй, тебе не идет, — сказал, буквально на ходу вскидывая ботинок.

— Мария Георгиевна!

— Не привлекай тяжелую артиллерию, а то оба попадем по самое не балуй, — попытка призвать в свидетели «высшую инстанцию» была задушена на корню.

— Ой! — тихий писк.

Смех, шутки, теплые эмоции и ворох воспоминаний. Неожиданная встреча, которая, как оказалась, была акцией, спланированная матушкой, плавно перешла в долгие разговоры глубоко за полночь. Даже зная всю подоплеку, я был благодарен родительнице за эту диверсию.