Свою подругу я ценю и люблю за многие качества, одним из которых является понимание. Она, как никто другой, не требует объяснений, никогда не давит на меня, а просто чувствует, интуитивно угадывая самую суть. И сейчас было именно так.

— Видимо. Вот только я сам еще не разобрался. — Тряхнул головой, прогоняя наваждение разговора.

— Просто накатило? — тихонько спросила и погладила мою руку.

— Не только накатило, но и накрыло с головой, что теперь не знаю — выплыву ли.

— Не нагнетай.

— И не думал. Просто сложно это все по-другому описать. Даже эти слова не охватывают всего диапазона…

— Ты неисправим. — Ласково взъерошила мне волосы Алекс. — Все также меряешь окружающее музыкальными терминами и близкими понятиями. И как люди тебя терпят такого… музыкального, что ли?

— Сам не знаю, но уверен в том, кто даст мне верный ответ. Ты!

— О нет, и не надейся. Я — пас.

— С чего это вдруг? Боишься обидеть? — в притворном возмущении нахмурился и скрестил руки на груди.

— Так, не отвлекай! — шутливый тычок в плечо и нервный смешок выдали ее напряжение с головой. — Давай по существу: кто он? как зовут? где познакомились? сколько ему? когда увидитесь снова, и почему я узнала о нем буквально только что и совершенно случайно?!

— Алекс, — взмолился, вскинув руки во всем понятном жесте, — тормози, ради всего святого! Ты меня допрашиваешь, что ли? Решила поиграть в крутого полицейского, поймавшего главу наркокартеля?

— И ничего я не играю, просто устраиваю обычный дружеский… разговор?

— М-да, видимо представление о нормальном дружеском разговоре и допросе с пристрастием у нас явно не совпадает.

— Юли! — грозный вопль — и диванная подушка совершила довольно жесткую посадку на мою несчастную голову. — А ну признавайся!

— Алекс, — схватив пыхтящую подругу за талию, уронил ее на диван и уселся сверху, зафиксировав бедрами, — не вступай в битву, в которой ты заведомо слабее.

— Пусти, изверг! — вертелась ужом она. — И кто сказал, что музыканты — неженки?! Врут!

— Итак, пожалуй начнем. — Подруга тут же затаилась и прекратила свои попытки к бегству. — Зовут сего господина Лоренс Руссель. Возраст, род деятельности и социальное положение мне неизвестны: это было шапочное знакомство, состоявшееся на днях в Кольюре, в ресторане, где мы с матушкой намеревались отведать местный деликатес.

— О боже!

Такое искреннее сочувствие в голосе пролилось бальзамом на душу. Милая, добрая Алекс тут же прокрутила ситуацию от и до, учтя и присутствие матери, и ее реакцию. Не обошла стороной последствия, в полной мере на себе ощутив мои переживания, бессильную злость и вязкую грусть.

Тем, кто является ярым противником подобных симпатий, не понадобилось бы и секунды, чтобы осудить, сделав выводы на домыслах, построенных из обрывков фраз разговора. А дальше — казнить. Прилюдно или нет — неважно. Главное — самим остаться чистыми и не испачкать мыски своих дорогих туфель. При этом часто забывая о том, что у самих руки по локоть в грязи — и не суть важно в какой. Сам факт. Но они предпочитают этого не замечать.

Мягко освободив руки, она погладила меня по груди, успокаивая. Выше ей дотянуться было проблематично, так как, даже в таком положении, сказывалась наша разница в росте. Аккуратно, стараясь ни на что не наступить и не сделать больно, перенес вес сначала на одну ногу, затем перекинул вторую, выпуская ее из-под себя. Умостившись на пятках, замер в ожидании ответа подруги.

— Думаешь, я буду осуждать или внушать правильные взгляды? — грустно хмыкнув, спросила Алекс. — Не дождешься. В какой-то степени я за тебя безумно рада и зла одновременно. Учитывая эту новую информацию, я уже не могу так безоглядно уговаривать тебя помочь мне и подвести под венец. Это будет нечестно, и несправедливо, и …

— Причем по отношению к тебе в первую очередь, и несмотря на вновь возникшие обстоятельства. Понимаешь?

— Ой, перестань! При чем тут несправедливость по отношению ко мне? Я прекрасно понимаю, на что иду, зная все особенности и не рассчитывая на что-то сверх дружбы. И так уже более чем богата в нашем с тобой общении, и требовать больше — это кощунство, которое доведет лишь до черепков и нелепой гибели под ними. Что я, совсем с ума сошла? И не надейся.

— Ну, на раджу ты еще явно не тянешь, поэтому черепки тебе не светят, — облегченно рассмеялся; на ощупь найдя ее ладонь, дернул на себя, сгребая в охапку. — Просто объясни мне: на что повлияет наше супружество, и я обещаю подумать. А насчет Лоренса ты даже в голову не бери. Кто сказал, что он вообще в курсе того, что интересует меня больше, чем проходящие мимо люди?

— Ничего себе проходящее люди.

— Я утрирую, не придирайся. В общем, думаю, смысл происходящего ясен, поэтому возвращаемся — в очередной раз — к теме твоего визита. И желательно привести себя в порядок, потому что с минуты на минуту должен явиться менеджер.

— Этот дерганный О’Нил?

— И за что ты его так не любишь?

— Ты его со стороны видел? Он же ненормальный!

— Он профи. И этим все сказано.

— Ты просто его не видел.

— И рад этому в кои-то веки.

— Я хочу, чтобы ты женился на мне. Я все обдумала.

— Внезапно. — Хмыкнул я.

— Угу, — чуть смущенно согласилась Алекс. — Ведь пока мы болтаем, и ты и я — оба расслабились, так было проще. Прости, Юлиан.

— Не за что прощать. — Взлохматив волосы на макушке, вздохнул. — Ну, а теперь аргументы, причем такие, что сразят наповал. Иначе, прости, конечно, это — бредовая затея, и я буду вынужден отказать тебе.

— Да нет у меня таких: чтобы сразу и наповал. Есть правильные и взвешенные. Наверно.

— Итак, аргумент номер раз.

— Условием наследования контрольного пакета акций и львиной доли активов папиной компании является мое замужество, причем оговорено оно таким образом, что новоявленный супруг ни в коей мере претендовать на этот лакомый кусочек не сможет.

— Даже если тебя прибьют тихонько в уголке?

— Именно.

— Ок, а что в случае твоей ссылки? Ну, например, в тихое и укромное место — в снятую на подставное лицо квартиру и со здоровенной нянькой два на два, преданной до поросячьего визга своему нанимателю, то есть твоему супругу?

— Имеешь в виду, что…

— Да! Ты думаешь, при таком раскладе твоему гипотетическому супругу заинтересует благополучие жены? Не будь наивной. Грамотно применяя силу, можно добиться нужного результата. Доказано и не нами. Есть еще способы. Такие, как легкое наркотическое опьянение, например. И ты их с потрохами, понимаешь? Нужны гаранты твоей безопасности. — Глубокий вдох; искренне стараюсь держать себя в руках, чтобы не сорваться на крик. — Так, ладно. Кто кандидат?

— Я его не видела.

В итоге крепкое словцо-таки слетело с моих губ и я от души выругался. Резко развернув Алекс, грубо тряхнул ее за плечи.

— Женщина! Ты в своем уме?!

— Не ори на меня.

Спокойно-уверенный тон в сочетании с полным отсутствием попыток вырваться из моего захвата слегка охладил мой пыл. Что-то было явно не так, и понимала это лишь она, а я строил выводы вслепую. Впрочем, как обычно. Чему я снова удивляюсь?

— Проясни наконец ситуацию целиком и прекрати разводить реверансы. В ином случае — просто уходи. Как бы то ни было.

— Успокоился? — Дождавшись моего кивка, продолжила: — Я его не видела, но заочно знакома. Это один из партнеров отца и твой меценат, господин Раньи, если я ничего не путаю. Но это легко можно проверить, ведь подобные ему почти всегда на виду. Так вот. Этот мистический жених согласен на все условия с оговоркой, что я, в случае признания своей несостоятельности лично или же правлением компании, отпишу ему все причитающиеся мне активы и акции компании в полугодичный срок без права оспорить данное решение кем-либо из побочных наследников. Такими могут являться другие родственники отца, возможные общие дети в последующем между нами браке или же наши дети от побочных связей. Срок для определения моей компетентности он озвучил, и это устроило большинство, что вынудило отца согласиться с данным требованием. Он этим публичным предложением внутри узкого круга людей загнал себя в ловушку, и отказаться от внесенных дополнительных условий контракта не в силах. И сейчас я имею фактически подписанный брачный контракт, за неимением моей добровольной подписи в оном. Для получения которой все заинтересованные лица готовы подсунуть мне что-то еще для более оперативного принятия решения. М-да. Я в заднице, Юли. В полной.

— Что тебе уже подсовывали, Алекс? — тихо спросил я.

— Это так важно? — понуро отозвалась она.

— Для меня важно все, что касается близкого мне человека.

— Мне прислали записку от тебя.

— Что? — оторопел я. — Какую еще записку?

— Обычную.

— Рукописную?!

— Нет конечно! Я, безусловно, наивное дитя, но не настолько же. Подобно зафиксированное послание явно не внесло бы столько сумятицы и паники.

— Надо же, даже до такого дошли. Недурно, ничего не скажешь. Хотя сейчас достать листы и грифель — не проблема, чему я удивляюсь? Но почему тебя это не смутило? Я писал тебе записки от силы пару раз за все то время, что мы знаем друг друга. Как так, Алекс?

— Я не оправдываю себя, Юли. Понимаю, что поступила как полная идиотка.

— Да уж, точнее и не скажешь. Что в записке?

— Просьба о помощи. Точнее — сообщение о закулисных играх, которые срывают тебе концерт, угрожают здоровью матери…

— Просьба, конечно же, заключалась в псевдо добровольном согласии на брак с партнером отца. А он, предполагаю, являлся моим меценатом и, что очевидно, стоял за чередой неприятностей, так неожиданно свалившихся мне на голову?

— Что-то вроде.

— Алекс, дорогая, скажи мне, пожалуйста, одну вещь. Я когда-нибудь прибегал к тебе с просьбой решить мои проблемы подобного рода?

— Нет, — тяжелый вздох и слегка дрожащие, прохладные пальцы на моих щеках, — но я просто запаниковала. Черт возьми, Юлиан! Могу я захотеть быть тебе полезной и нужной? Хотя бы так?..

— Ты ненормальная, раз решила, что я могу попросить тебя продаться неизвестному типу ради решения своих проблем. Дурочка. — Ласково перехватил ее ладошки и прижал к груди, стараясь согреть и одновременно успокоить. — С учетом всего вышесказанного, чем тебе поможет брак со мной?

— Я стану наследницей; ты не станешь призывать правление в свидетели, признавая меня недееспособной для перехода контроля в твои руки. При всем этом фактическим главой компании останется отец, и этот злосчастный кандидат в мужья исчезнет с горизонта, перестав портить всем нервы.

— Почему просто не отказать ему в этом? И где уверенность, что вся эта история с якобы моей запиской — его рук дело? В курсе ли всего происходящего твой отец?

— Отец в курсе, но частично. Ему сейчас плевать на мои чувства, его волнует целостность бизнеса и ничего более. О записке я не видела смысла говорить — сразу же поехала к тебе. Благо твоя матушка всегда рада меня видеть и никогда не скрывает вашего местоположения, как от других знакомых.

— Ты не просто знакомая, ты часть семьи.

— Ты неисправим, но все равно спасибо.

— Не отвлекайся! — требовательно дернул подругу за руки.

— Как скажешь, шеф, — нервный смешок и легкая дрожь пальцев. — В том, что мне соврали, поняла уже, будучи у вас в номере. Твоя мама не выдавала признаков напряжения: не суетилась и вела себя как обычно. Ты же совершенно спокойно где-то гулял и не думал спешить со мной на встречу, как и не обрывал телефон постоянными звонками. Успокоившись, я вернулась к себе, но там меня выловил отец и в приказном порядке велел определяться со своим статусом, поскольку на него надавили и настоятельно рекомендовали мне подсобить в данном вопросе. В противном случае, в нынешнем проекте отца, который своими затратами подвел компанию к опасной грани банкротства, в случае неудачи, отказывается участвовать треть инвесторов, отзывая вложенные средства.

— Тебя обставили по всем фронтам, ты это видишь?

— Более того: я ощущаю, как с каждым днем мне становится все труднее дышать и просто жить так, как я жила до всей этой заваренной не мной каши.

— Почему отец просто не может оставаться главой и руководить всем, как раньше, а твой брак просто спустить на тормозах?

— Потому что этот партнер решил получить себе игрушку. Он игрок, Юли. И игрок именно той лиги, откуда в свое время мать едва вытащила моего отца. Оказывается, у этих психов весьма длинные руки.

— Ты сейчас уверена в том, что говоришь? Это слишком серьезные обвинения, Алекс.

— На все сто процентов, иначе бы и не начинала.

— Ясно. Гарантия сохранности головы твоего альтернативного выбора?

— Фиксируется договором.

— Кто еще в курсе?

— Не могу сказать. У меня нет возможности проверить.

— Да уж, дела. А признать тебя недееспособной?

— Не выход: тогда я вообще не буду иметь никаких прав и меня без всякого контракта просто передадут с рук на руки, но уже в качестве постельной игрушки — никак не жены. Да и защиты не будет никакой.

— И в том, и в другом случае твоя безопасность, прости, конечно, — полное дерьмо. Куда смотрел твой отец, влезая в этот проект? Что им даст это все? Мировое признание? Да чихать на него сто раз, если это затрагивает и как-то угрожает близким. Неужели он вернулся к тому, от чего бежал?

— Не он бежал, Юли, его принудительно спасали. Он не считал свою деятельность чем-то неправильным. Скорее наоборот. И сейчас прекрасный шанс все вернуть на круги своя, только официально и красиво — без жертв.

— Кроме одной.

— Юли, ему плевать на меня.

— Не понимаю причины.

— И не поймешь.

— Объясни, прошу.

Притягиваю к себе ближе, пытаюсь согреть и унять уже не прекращающуюся дрожь тоненькой фигурки девушки. Но та, словно не замечая моих жалких попыток, упирается кулаками мне в грудь и мотает головой, задевая мое лицо мягкими прядями.

— Я не родная дочь, Юлиан. Я ему никто. Именно поэтому ему проще меня продать, сделав разменной монетой, чтобы сохранить свой бизнес.