Пришедшие на встречу люди аккуратно подкладывали постеры небольшого формата с просьбой поставить подпись или же написать пожелание на память. Все карточки предварительно просматривались Колманом, который к моменту нашего появления уже отирался возле стола и кресла, поставленных для моего удобства.

Во время таких встреч понятный и привычный для меня способ письма откладывался в сторону, и я, довольно неуверенно для себя, но с видимой легкостью для окружающих, оставлял короткие пожелания. Их я освоил давно и наизусть, заучив, сколько нужно места под каждую из уместных в такой ситуации фраз. Пусть это и выглядит цинично с моей стороны, но зато доставляет искреннюю радость тем, кто об этом просит и получает заветные линии, выведенные моей рукой. Алекс даже похвалила меня как-то, сказав, что для незрячего я довольно неплохо рисую свой автограф. Юмористка.

По просьбе одного юного дарования, девочки по имени Элоди, сыграл отрывок современной интерпретации классики, добавив симпатичную мне мелодию одного из коллег музыкантов — Waltz in E Minor. Даже без сопровождения фортепиано оно прозвучало достойно, рассыпав глубокое эхо в этих гостеприимных стенах.

Легко оглаживая струны смычком, я вытягивал мелодию, словно теплую патоку, давая присутствующим насладиться ее изящной плавностью. Неуловимое вибрато, замирающие на долю секунды пальцы, которые бережно, но крепко прижимают струны к грифу, и, конечно же, накатывающие волны звука, расходящиеся в разные стороны и погружающие в свою магию слушателей.

Негромкие, но такие ценные аплодисменты и слова благодарности девочки, которая, как оказалось, никак не могла совладать с этим произведением, но не опускала руки и усердно трудилась. Уверил ее в том, что все получится, главное — практика. Подсказал некоторые моменты по постановке рук, чтобы было чуть проще играть, за что был награжден быстрым, неуклюжим, но искренним поцелуем в щеку.

— О, — слегка растерялся я, — благодарю вас, юная мадемуазель.

— Юли, такими темпами, ты станешь завидным женихом среди молоденьких особ, имеющих склонность к музыке, — голос Лоренса живительным потоком сладкого кислорода вскружил голову.

— Боюсь, их ждет разочарование, мой друг, — медленный поворот головы в его сторону и поверхностный выдох, сдерживающий закипающие эмоции.

— Вот как, — чуть отстранился он, — и почему же?

— Не думаю, что сейчас подходящий момент для обсуждения таких вопросов.

Нетерпеливо дернув плечом, я обратился к Колману, негромко уточняя, есть ли еще желающие получить автограф или же поднять интересующие темы.

— Нет, Юлиан, — быстро среагировал менеджер, — мы закончили. Спасибо, что пришли на встречу, — последняя фраза явно предназначалась гостям и никакого ответа не предполагала. Однако, к вящему удивлению, он прозвучал:

— Простите, — слегка дергающееся сопрано, дрожащее на верхних нотах, — могу я задать последний вопрос?

— Конечно, — ответил О’Нил, одновременно с этим нервно сжав мое плечо.

Этот жест был отрепетирован много лет назад, когда надо было как-то предупреждать о том, что последующее мне не понравится или же, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Уловив заметное напряжение, повисшее в воздухе, приготовился показать зубы. Решил было, что это одна из своры отца Алекс, но ошибся.

— Ни для кого не секрет, сторонником каких отношений вы являетесь, — торопливо выталкивая слова заговорила девушка, — И я бы хотела уточнить: присутствующий рядом с вами знаменитый отшельник вышел в свет, чтобы заявить о своем новом увлечении в вашем лице?

Звенящая тишина резанула по ушам. Хорошо слышимое до этих слов дыхание Лоренса замерло на выдохе, а пальцы Колмана впились в плечо так, словно держаться ему больше было не за что. Мысленно перебирая возможные варианты, я искал выход из создавшейся ситуации, толком не понимая на чьей стороне правда. Вот только если заявление журналистки — а кроме нее больше некому — было голословным, то что мешало мне открыто выразить свое возмущение и недовольство происходящим Лоренсу? Раз он молчит, значит, что-то из этого все-таки правда. Вот только это нисколько не добавляет понимания, как лучше мне поступить в сложившейся ситуации.

Зная привычную манеру поведения акул пера, уверен на все сто — диктофон пишет с самого начала встречи. Однако голос четко выдавал ее неуверенность в себе и своих действиях, вполне допускаю, что это одно из ее первых интервью подобного рода. Поиск грязи с помощью вежливых подстрекательств — работа для новичка. Вроде и озвучен щекотливый вопрос, но провокации в нем так мало, что остается возможность обойти острые углы и выйти сухим из воды, не раздувая скандала. Акула еще не отрастила достаточно острые зубы, чтобы ставить вопрос, изничтожая даже небольшой шанс ухода от ответа. Нам повезло.

— Прошу прощения, — собрался с мыслями я, — мадемуазель?..

— Вивьен Леру, — скользнув голосом по краю фальцета отчиталась она, — журнал Клозер.

— О, нас почтил своим вниманием один из…

— Не начинай, прошу, — одернул я пришедшего в себя менеджера, ввиду своей оплошности готового перейти в наступление, не вникая в детали, и наломать дров.

— Мадемуазель Леру задала довольно простой вопрос, не так ли?

— Да, месье, — встрепенулась птичкой представительница скандального издания.

— И вы не имели в виду ничего сверх озвученного? — продолжал гнуть свою линию, оттягивая время и давая прийти в себя Лоренсу.

— Нет, месье Брилль.

— Поскольку я не сторонник хамства в адрес слабого пола, отвечу на озвученный вопрос и не стану выражать ноту протеста вашему руководству. Думаю, вам доподлинно известно, мадемуазель, что даю интервью и отвечаю на вопросы только в строго оговоренное время и заранее выбранную мной дату. Подобные внеплановые и внезапные беседы никогда не вызывали у меня ничего, кроме стойкой аллергии. Если вы — в силу своей неопытности — пытаетесь доказать своим коллегам, что чего-то стоите такими избитыми методами, то я искренне вам сочувствую и настоятельно рекомендую сменить вид деятельности, уделив особое внимание будущему коллективу. Подобное вежливое хамство вам не к лицу. Это, надеюсь, понятно?

— Да месье, — заикаясь и сдерживая рвущиеся наружу обидные слезы, отозвалась начинающая авантюристка.

— Так вот, отвечаю на ваш вопрос: и да и нет, — говоря это, небрежно скинул руку Колмана с плеча и поднялся. — А теперь, будьте любезны — покиньте помещение как подобает представителю своей профессии — с чувством собственного достоинства и неудовлетворенного любопытства. В случае, если вы захотите продолжить беседу, стоит обсудить этот вопрос с моим менеджером и агентом в одном лице. Контакты, уверен, вам известны. Всего хорошего, дамы и господа.

Сдерживая веселую злость и клокочущее негодование, медленно, чеканя шаг, направился к выходу, краем уха прислушиваясь к комментариям мальчишки, который ранее помог мне с виолончелью. Колман был вынужден остаться на сцене и проследить, чтобы эта пронырливая девица не приняла мою вежливость за слабость и не предприняла новой попытки поговорить «по душам». Помощи от Лоренса ждать не приходилось, поскольку он все еще находился в прострации от произошедшего и молча шел следом, в каком-то странном механическом ритме переставляя ноги.

Хлопок закрытой за нами двери гримерки вывел Лоренса из состояния фальшивого равновесия.

— Merde!

— Неужели все настолько плохо? — максимально спокойно спросил я.

— Юлиан, мне очень жаль.

— Кого именно жаль: себя или меня? — решил сразу взять быка за рога, пока он не ушел глубоко в себя. — Ты не находишь сложившуюся ситуацию глупой и смешной? Почему ты так реагируешь? Неужели тебе хочется тратить силы на это, а не на что-то более значимое? Куда делась твоя выдержка, которую ты отлично демонстрировал, пока Алекс вовлекала тебя в свою безумную авантюру?

Забрасывая его вопросами и отвлекая внимание от переживаний, спровоцированных мадемуазель Леру, я аккуратно двигался в сторону кресла, чтобы занять более устойчивое положение. Подобные ситуации выводили меня из состояния покоя — то показное равнодушие, которое я демонстрировал Лоренсу, было ширмой, за которой бушевали гнев и холодная ярость.

— Я…

— Вот именно, — резко перебил, не прислушиваясь к очередной попытке извиниться, — не ты. Это не твоя инициатива перебрать грязное белье перед публикой, которая пришла с совершенно иной целью. Это не ты задал ей неудобный вопрос, наплевав на нормы приличия и морали, забыв о том, что официальные представители прессы допускаются только в оговоренном заранее порядке. Она рассчитывала на то, что получит информацию для очередной статьи, которую ты выдашь просто от того, что не был готов к такому повороту событий. Тем более, что твое появление со мной было незапланированным и о нем никто не знал заранее. Отсюда делаем вывод, что она пришла сюда не только как слушатель, но и как охотник за очередной сплетней, в попытке ухватить которую опустилась ниже некуда.

— Юлиан, — сильные руки ловко развернули меня на сто восемьдесят, не дав дойти до заветной цели какие-то жалкие крохи, — спасибо.

— Это уже интереснее, что дальше? — вскинул подбородок, словно защищаясь в своей провокации.

— Ты прав, все это спонтанно и неожиданно. И да, я совершенно не был готов к тому, что на твоем концерте меня попытается допросить маленькая пичуга с длинным репортерским клювом.

— Звучит гораздо позитивнее твоих метаний и абсурдных попыток извиниться.

Я чуть повел плечами, безмолвно прося ослабить давление. Хватка Лоренса была довольно сильной и причиняла ощутимую боль. Меня быстро услышали и резко отняли руки от немеющих плеч. Неприятные ощущения исчезли, но и забрали с собой тепло ладоней, которые чувствовались даже сквозь плотную ткань.

— Я не хотел сделать больно, — легкий налет вины и раскаяния в голосе, — это все нервы.

— Понимаю, с кем не бывает. Но на будущее учти — я не сторонник подобного рода проявлений эмоций, — теперь уже мои нервы вылились в смех — подрагивающий и слегка хриплый.

Наконец дойдя до кресла, плюнув на осторожность, со всего маху упал в него и блаженно вытянул гудящие ноги. Спрашивается — с чего бы, ведь все выступление сидел. Но нет — гудят так, что порой сам удивляюсь. О’Нил уверенно говорит о том, что мне пора сменить туфли, и это - очередной предмет спора в нашем с ним профессиональном общении.

— И ты туда же? — раздраженный рык в ответ на мое невинное, пусть и с подтекстом, замечание.

— Лоренс, да уймись уже, прошу.

— У меня есть веские причины не любить журналистскую братию.

— Прошлое?

— Да, — короткий, лающий ответ и напряжение на градус выше.

— Это то, на что активно намекала девушка? Отшельничество? Как я понимаю, одно с другим связано напрямую. Верно?

— Да.

— И ты молчишь и будешь молчать дальше, поскольку мне не доверяешь.

— Да. То есть нет, я…

— Остановись, — ловушка трех «да» выполнила свою работу. — И прошу, не делай из меня идиота. Не трудно сложить одно с другим. Да и биографии своей я не скрываю. Моя мать журналист и именно это тебя смущает, не так ли?

Лоренс молчал довольно долго, выдавая бьющие через край эмоции и переживания шумным дыханием. Удивительно, но он стоял на месте и не метался из стороны в сторону, что было бы понятным и логичным в подобной ситуации.

— Ждешь очередного слива информации для получения быстрой популярности?

— Нет, Юлиан, совсем нет.

Его длинный выдох, словно поражение и признание несуществующей вины, до этого момента сдавливающей грудную клетку. Слегка неуверенные шаги, замершие непозволительно близко. Мой сбежавший кислород и резко высохшие губы. Чертовы нервы, они во всем виноваты.

— Чувствую: чтобы сохранить то немалое, что за краткий период общения я получил от тебя и Алекс, мне придется устроить чистосердечное признание и желательно сразу вам обоим — во избежание недопонимания, так сказать.

Его осязаемая, плотная грусть окутала вуалью и мягко легла на плечи, придавив своей тяжестью. Рваный вдох и взмокшие ладони, украдкой вжатые сильнее в кресло. Невозможно близко и сложно. Мысли путаются. Это все внезапный стресс.

— Юлиан? — эхо тревоги с нотками можжевельника и ароматом кориандра лишь добавили сумятицы в мысли.

— Так близко…

— Близко? — вот и удивление с недоумением.

— Теперь моя очередь извиняться, — торопливо проговорил, из последних сил собирая мысли в кучу. — Все происходящее довольно изматывает, ты не находишь? Держать лицо не так-то просто, к сожалению.

— Да, ты прав.

— Думаю, нам стоит догнать Алекс и отведать местных изысков, чтобы гастрономическим путем поднять свое состояние выше отметки «приемлемо». После выпить пару бокалов красного и уже тогда поговорить по душам, коли твое желание к тому моменту не пропадет.

— Уверен, что нет.

— Что ж, тогда стоит выдвигаться. Не будем заставлять ее нервничать, а то в порыве эмоций мы получим, как минимум, одно необдуманное действие, последствия которого даже я не возьмусь предположить.

— Похоже на то. Что-то требуется взять с собой?

— Нет, у меня все здесь.

Опустив руку, я нащупал ручку своего брифкейса, в котором хранилось все необходимое, что могло понадобиться, когда я передвигался или оставался один.

— Сам возьмешь? — Тут же одернув себя из-за неуместного вопроса, Лоренс исправился: — Если хочешь, могу захватить, мне не сложно.

— Так и мне тоже, — со смешком сказал я, поднимаясь. — Руки еще на месте. Ты, кстати, не заметил, сколько раз за сегодняшний вечер признавал мою правоту и извинялся?

— Ты серьезно? — легкое ироничное восклицание после недолгой паузы.

— Тебе сказать или сам посчитаешь? — уже откровенно смеясь, продолжал подшучивать над человеком, переворачивающим своим присутствием мой внутренний мир с ног на голову.

— Ты невыносим.

— Мне это говорили. Но знаешь что? Меня за это можно и любить, а не отчитывать, — провокационная улыбка и скрытая дрожь внутри.

Сдерживать подобные глупости у меня не было никакого желания. Они сами просились с языка.

Задумчивое хмыканье Лоренса я скорее уловил интуитивно, нежели услышал, настолько оно было незаметным. Не уверен, согласился ли он со мной или нет, но зато при дальнейшем общении будет готов к подобным выходкам с моей стороны.

Конечно же, внешний статус и образ обязывают держать себя в рамках, помнить о принятых нормах поведения в обществе. Но мы ведь живем один раз, не так ли? Это, естественно, не повод сходить с ума и творить кровавые безумства, но получать от жизни удовольствие и ловить момент — почему нет?

И сейчас, пусть на час или два, а может и на день, не хочется думать о последствиях, следя за каждым сказанным словом. Если я могу о чем-то рассказать игрой полутонов и намеков, зачем отказываться? Кто запретит? Возможно, именно это найдет отклик и я буду услышан?