Его довольный смех смешался с моим, пронизывая насквозь, нежно оплетая своим звучанием, словно шелковыми лентами. Если Лоренс решил начать утро с шоковой терапии, то ему это определенно удалось: настолько естественно было ощущать его ладонь, аккуратно убирающую волосы с моего лица и обводящие мои скулы сильные пальцы.

Его движения лишены приторного кокетства, они не отдают гнильцой, которая встречалась мне в жизни чаще, чем того бы хотелось. Ведь многие искали выгоду в общении со мной, особенно те, кто когда-то имели отношение к близкому окружению в творческих кругах. Не зря же витал слух о моих предпочтениях и вкусах: многие даже делали ставки, подогревая азарт друг друга и каждый раз разочаровывались, поскольку моя постель из раза в раз оставалась пуста. О’Нил в красках рассказывал. Было забавно.

А вот сейчас — мне хватит и того, что уже есть, без требований и претензий с просьбой дать больше, но при этом у меня упорно складывалось впечатление, что это ненавязчиво предлагают, намекая довольно «громко», чтобы я не мог не услышать. Не сказал бы, что я против, пусть даже это перейдет в более настойчивые проявления, просто сейчас нет уверенности в самом восприятии — где правда?

Являясь довольно настороженным человеком, особенно в отношении к новым людям — кусками переношу это мироощущение и на Лоренса, поскольку он относится именно к этой категории — посторонние личности — и роль моей привязанности, по сути основанной на частичном самовнушении, бессовестно мала. С одной стороны подобное напрягает, с другой же — является неким гарантом безопасности для моего довольно неустойчивого внутреннего мира.

Волей неволей я ищу подвох и скрытый мотив во всех действиях, направленных на мою персону. В свое время Алекс тоже подвергалась различным проверкам и провокациям с моей стороны. Та дружба и глубокое взаимопонимание, что мы имеем сегодня, появились не сразу, а спустя годы — мы проделали немалую работу над собой и над всем тем, что нас связывает и по сей день.

Лоренс на данный момент пусть и вхож в ближний круг, доверенным лицом не является. Чувство двойного дна меня не покидает с того момента, как он легко и непринужденно влился в то, что происходило в Halle aux Grains, а это не может не настораживать.

Конечно, мне хочется верить только в лучшее, но я не настолько наивен, чтобы полагать такое — когда-нибудь да попадется пресловутая ложка дегтя. Вопрос в том, какого она будет размера или объема, но никак не в полном ее отсутствии. Жизнь имеет привычку чередовать одно с другим и, располагая на данном этапе светлой полосой, за поворотом мы получим темную, а вот уже интенсивность цвета мы будем определять по эху событий.

Может показаться странным, что я рассуждаю о светлых и темных тонах, которыми не должен так легко оперировать, но это все стереотипы, расходящиеся с реальностью. Когда четко осознаешь разницу по принципу горячо-холодно, хорошо-плохо, то светлое-темное и черное-белое приобретают поверхностные признаки извечных антонимов.

Отстраняясь от внезапно нахлынувших рассуждений, вынырнул на «поверхность», чтобы уловить отзвуки вибрации смеха Лоренса, который несильно прижимался ко мне своим мощным телом. Мысленно махнув рукой на то самое пресловутое впечатление и подводные камни любого рода отношений, потерся о руку, все еще удерживающую мой подбородок, поведя головой из стороны в сторону. Смех Лоренса резко оборвался.

— Юлиан, скажи мне, — так близко, до мурашек. — Ты намеренно это делаешь? Мы же вроде договорились о том, что обсудим все позже или я что-то упустил?

— Я… — не успев ответить, моментально зашелся кашлем, выгоняя сиплое карканье из голоса. — Намеренно я не делаю сейчас ничего, скорее наоборот. А вот касаемо договоренности совершенно другой вопрос: если мне не изменяет память, то ты решил это единолично, поставив меня перед фактом. Не так ли?

— Но ты же согласился? — вопросительная интонация и умышленный отвлекающий маневр: поглаживание нижней губы самыми кончиками пальцев.

— Лоренс! — вспыхнув, возмутился творящемуся произволу. — Ты хочешь услышать ответ или нет?

— Я его уже услышал.

Довольный, глубокий смешок и искры удовлетворения в низком вибрирующем голосе. Все до капли передавалось мне через тактильное и слуховое восприятие: я мелко дрожал, предпринимая слабые попытки визуально скрыть влияние Лоренса на свою персону, поскольку был не готов к такой степени оголенности и доверия в нашем общении.

— Всем доброе утро!

Веселый, но чуть напряженный голос Алекс ворвался в реальность отрезвляющим ветром, слегка рассеивая с трудом сдерживаемое напряжение между нами. В один миг я ощутил себя подростком, которого мама застала с поличным — желание сдать самого себя с потрохами одной фразой «Это не то, что ты думаешь!» было фактически непреодолимым. Но я смог собрать волю в кулак и промолчать, при этом стремительно освободил лицо от захвата твердых пальцев, оттолкнулся руками от склоненного надо мной крепкого мужского тела и перекатился на край кровати, максимально увеличивая расстояние между собой и Лоренсом.

— И тебе доброе, — понимающе отозвался Лоренс, добавив тихонько для меня. — Мы еще не закончили, — скрытая угроза приятно щекотала нервы.

— Мне звать клининговую компанию? — преувеличенно бодро поинтересовалась Алекс.

— Ради чего? — не совсем уловив смысл, уточнил я.

— Ради твоего бренного тела, которое необходимо вынести до ближайшего кладбища, — ехидство, смешанное с облегчением.

— Ты о чем, дорогая?

— Знаешь, — рассуждая как бы между прочим начала Алекс, приближаясь к нам по мере того, как говорила. — Я засыпала в полной уверенности, что Лоренс, как мужчина, возьмет на себя всю работу по твоему перевоспитанию и, в случае неудачи, проявит поистине потрясающее благородство и навсегда избавит меня от муки в твоем лице. Ведь не каждая на моем месте готова терпеть твое поведение в постели, молчаливо при этом все снося.

— Алекс, — с опаской осведомился я, отползая к изголовью кровати и упираясь в него спиной, чуя ничем не прикрытый подвох, — ты сейчас о чем?

— А о том, мой дорогой Юлиан, — злорадно произнесла она, — что ты тот еще гад. Вот!

— О, женщины, — захохотал Лоренс так громко, что я вздрогнул. — И имя вам — коварство!

— Вы снова сговорились за моей спиной.

Легкая обида с привкусом недовольства отчетливо прозвучала в моем голосе, выдавая некое непонимание происходящего при мне диалога: то ли Алекс проверяла Лоренса на прочность, то ли пыталась спровоцировать меня на что-то, или же разочаровалась в том, что не застала нас в непристойном и слегка расхристанном виде. Не знаю почему именно, но мне было немного обидно и непонятно: где та причина, что объяснит мне эти странные шутки с утра пораньше?

— Вы как хотите, — сказал Лоренс, вставая с кровати, — а я в душ, чего и вам советую, но уже после меня. Занимайте очередь!

— Нахал! — воскликнула подруга. — А как же «дамы вперед»?

— Прости, Алекс, — уже с другого конца номера отозвался Лоренс. — Но сегодня это не ко мне. Может, Юлиан как-то сгладит мою вину?

— Ах ты…

Ответная колкость захлебнулась в хохоте обоих и звуке захлопнувшейся двери ванной. Такое непривычное картинно-семейное утро. Вот только кто есть кто?

— Алекс, — негромко позвал подругу, пока Лоренс приводил себя в порядок и не мог слышать наш разговор.

— М?

— Спасибо, — искренне и от всего сердца поблагодарил ее я.

— Не стоит, — легко отмахнулась она.

— Сочтемся?

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — грустная усмешка в ее голосе, которую Алекс даже не пыталась от меня скрыть. — За такое не благодарят — это раз, и два — если все у вас получится, то просто будь самым счастливым, хорошо? Назло всем и вся. Для меня это намного важнее всего остального.

— Ты ненормальная, — ошарашенно выдохнул я, совершенно не готовый к таким откровениям. — И я готов поспорить на что угодно — ты честна со мной. И знаешь, ты из тех людей, которым я верю от и до.

— Знаю и нагло этим пользуюсь, — карамельное хихиканье прожженной интриганки.

— Хреново пользуешься, поскольку не манипулируешь.

— Юли — ты идиот, — шикнула она в ответ. — Я не вкладываю тот смысл, о котором ты говоришь. Давай просто не будем об этом, ладно?

— Как скажешь, — поднял руки я, сдаваясь.

— Как прошло? — выдержав театральную паузу решилась наконец спросить Алекс.

Нарочитая ехидца и доля цитрусовой кислинки, но такой привлекательной и вкусной, что не воспринимаешь этот вопрос, как провокацию.

— Небось все уши прослушала, да?

— Я не любитель подглядывать и подслушивать, просто спрашиваю, — с наигранным высокомерием отмахнулась подруга.

— Всем бы твое «просто» и жить стало бы легче. Но рассказывать о произошедшем сейчас не хочу.

— Не доверяешь? — с полоборота завелась она, подпустив в голос агрессии.

— Ты в своем уме? Перестань, ради бога. Просто я не готов еще ничего обсуждать даже наедине с собой, а ты просишь рассказать об этом вслух. Я не могу.

— Все так плохо?

— Нет, наоборот — прекрасно и это совершенно выбило меня из колеи. Скорее это полная прострация на фоне эмоционального выгорания.

— Тогда в чем причина?

Ее вопрос попал в точку — причину своего душевного раздрая объяснить внятно я не мог даже себе. Все еще тлея слабыми искрами после грандиозного эмоционального пожара, я списывал творящееся со мной безобразие на выгорание, которого по сути-то и не было.

— Не знаю, — признание дается легко. — Единственное, что я сейчас могу делать — поражаться тому, как это было. До сих пор не могу найти себя. Но описать это словами вслух и опошлить?.. Нет, прости, Алекс, я…

— Хорошо, я тебя услышала… И, Юли, я рада.

— Спасибо.

Игривые интонации, провоцирующие на признание в середине беседы, исчезли, сменившись пряно-горьким пониманием корицы с мускатом. Люблю Алекс за эту черту и особенность характера — останавливаться еще тогда, когда появился только слабый намек на грань. Многие к подобному глухи, но не моя подруга.

На какое-то время мы погрузились в уютное молчание, думая каждый о своем. Я мысленно переживал то, что заставило меня почувствовать себя живым и учился дышать заново. Все это сопровождалось отдаленной грустью на фоне, которая предназначалась надеждам Алекс. Пусть она их и отрицала, но временами они прорывались на поверхность — ярко проявляя себя в мелочах, из которых часто складываются отношения. Но все это не наш случай.

Очередная ситуация, которая дает богатую пищу для беседы на тему пристрастий, но мы оба все обсудили еще пару лет назад и, благо, услышали друг друга с первого раза. Я, несмотря ни на что, планирую быть подле нее столько, сколько это будет возможным, в идеале — всю жизнь. Быть для нее другом, поддержкой, опорой, братом, жилеткой, да кем угодно — главное, чтобы она нашла свое собственное счастье и могла не оглядываться в далеко не радужное прошлое.

В свете новых обстоятельств — отсутствие кровного родства с отцом — ей это особенно необходимо. Останься она сейчас одна — ее нервы не выдержат и, какой бы крепкой она не была, просто сломается под свалившимся на ее голову «счастьем». Моя задача и сейчас, и в будущем — не дать этому произойти.

Как она видит себя в моей дальнейшей жизни — загадка. Я никогда не настаивал на опеке моей скромной персоны, но ее это никогда не останавливало и не смущало. Мне же просто достаточно знать, что она где-то рядом и радуется жизни, наслаждаясь ею по полной программе. Вопрос в том, что она никак не может определиться с тем, кем она хочет быть для меня. И это отнюдь не маска или роль, которую она собралась играть от случая к случаю. Нет. Просто она запуталась.

— Юлиан? — тихий голос и теплая ладошка прижимается к моей щеке. — Ты не будешь против, если разговор с Мари я переложу на твои плечи?

— Нет, конечно, — облегченно выдохнув, согласился я. — Это же моя мать, в конце концов, и моя просьба. Не бери в голову, все будет в лучшем виде.

Аккуратно перехватив тонкие девичьи пальчики, коснулся их губами, даря незамысловатую ласку.

— Разговор будет не из легких, и, отказываясь взять инициативу на себя, предполагаю направление, которое примет ваша беседа.

— Да, ты права, — очередное согласие и горькая усмешка. — Она возьмется за старое, но уже с учетом новых обстоятельств. Может, стоит ей сказать, что я уже абсолютно точно не свободен?

— Что ты имеешь в виду? Не пояснишь непросвещенной публике?

Голос Лоренса раздался громом среди ясного неба — и как я его упустил? Мы настолько увлеклись с Алекс, что я не обратил внимание на стихший шум, который до этого момента доносился равномерным гулом со стороны ванной комнаты. Моя растерянность набирала обороты, грозя перерасти в панику. Не знаю, что происходило с лицом подруги, но ее замершее на вдохе дыхание я прекрасно услышал.

Звенящая тишина и нервное напряжение — вот что я сейчас проецировал окружающим. В какой-то момент зачастивший пульс привел скачущие галопом мысли в порядок — почему на мне это так отражается? И сам же себе ответил — боюсь его реакции, и поэтому каждый намек на испытываемые эмоции старательно прячу или маскирую шуткой.

— Что с вами? — искреннее непонимание в его голосе приятной прохладой пробежалось по пылающим щекам, остужая. — Такое ощущение, что вы заговор всемирного масштаба обсуждаете. Все, что я спросил — для чего или кого не свободен Юлиан.

— Прости, — нервно рассмеялась Алекс, переключая внимание на себя. — Мы обсуждали предстоящий разговор с мадам Брилль, чьи связи мы постараемся максимально задействовать для разрешения возникшей ситуации с моей нескромной персоной.

— Почему нескромной? — голос Лоренса раздался фактически вплотную к кровати, на которой я все еще сидел.

— Ну скажи мне, Лоренс, — протянула Алекс, окончательно взяв себя в руки. — У кого есть еще запросы, подобные моим? Какая девушка решает свои проблемы за счет известных личностей? Да никакая. А вот я — запросто.

Ее добродушная шутка, приправленная томной ленцой, вызвала искреннюю улыбку, и я смог расслабиться — выдохнул колючее напряжение одним махом.

— Эй, паровоз, — со смешком ткнула меня кулачком Алекс. — Когда состоится эта знаковая беседа?

— Думаю, — прикидывая варианты, отозвался я, — имеет смысл навестить матушку сегодня, нагряну в гости к чете Марсо. Что скажете?

— Хм, — задумался Лоренс и уселся рядом со мной. — В ближайшее время я совершенно свободен и, честно говоря, пропитан насквозь желанием принять активное участие в разрешении сложившейся ситуации.

— Отлично, — звонко хлопнув в ладоши, обрадовалась подруга. — Тогда я в душ, чистить перышки. А вы, мальчики, организуйте плотный перекус на всех.

С этими словами она быстро клюнула меня в щеку и упорхнула в сторону ванной, нарочито громко при этом хлопнув дверью.

— Юлиан, — склонился ко мне Лоренс, щекоча дыханием щеку. — Я, конечно, могу сделать вид, что ничего не слышал, но этого не будет. Просто потому, что я не хочу. Так что, прошу тебя, найди в себе смелость и ответь мне на вопрос, который я задал. Даю тебе час. Этого времени тебе хватит?