Запрос юристу с просьбой признать всех родственных обязательств недействительными мы отправили сразу после того, как наша сумбурная исповедь была прервана намеренно громкими шагами Лоренса. Делать замечания и говорить что-то по этому поводу он не стал, лишь в молчаливом жесте поддержки сжал плечо, слегка погладив пальцами шею. Приятно.

Алекс нервничала и не скрывала этого: ее метания по дому, бесконечные бессмысленные вопросы и смешки выдавали внутреннее напряжение с головой. При этом все разговоры на эту тему и поддержку пресекала на корню, пару раз даже сорвалась на крик. После чего, признав поражение в борьбе с самой собой, заперлась в предоставленной ей комнате.

Мы же с Лоренсом устроились в гостиной, ожидая ответа на запрос, а также возможного звонка от представителя ее отца. Мыслей о том, чтобы планировать еще одну публичную акцию с выворачиванием грязного белья для привлечения дополнительного внимания, не рассматривали. Нам хватило того ажиотажа, который уже кипел в прессе на все лады с лихвой.

Конечно, следовало ожидать, как мнения разделяться минимум на два лагеря: сочувствующих и презирающих. Последних, понятно и ожидаемо, было в разы больше. Любители легкой наживы и грязных сплетен, чтоб их! Все акулы пера упорно гадали, с чего вдруг дочь известного бизнесмена решила прилюдно унизить отца, отказав в браке с таким завидным женихом, как Раньи, поставив последнего в неудобное положение. Ну и конечно же, поспособствовать разрыву всех контрактов — спровоцировав своими действиями партнеров отца на тотальный пересмотр плана инвестиций в задуманный проект, над которым трудились не один месяц.

Ее обвиняли в легкомыслии и это было самым мягким и лестным эпитетом из всех, что могла себе позволить пресса в публикациях. Не остались в стороне и местные новостные каналы, правда, надо отдать им должное, упомянули вскользь и максимально нейтрально: сухая констатация фактов, не более.

Трагедию, которая фактически с головой накрыла Алекс, не понимал никто — все считали ее избалованной девицей, захотевшей эпатажа и острых ощущений за счет родителя и несостоявшегося жениха. Даже озвученный факт не кровного родства поначалу никого не смутил, и ему не придали значения, но юристы и коллеги матери, задействованные с нашей стороны, не зря едят свой хлеб, да и обещанные эксклюзивы тоже дают о себе знать — к вечеру об этом факте твердили все кому не лень. И даже нашлись сочувствующие из лагеря оппозиции. Мы били информацией по всем направлениям, получая именно тот результат, который гарантировал свободу Алекс.

Говорят, что умение ждать — одно из самых редких качеств в человеке. И в данный отрезок времени, когда все мысли сводились лишь к предстоящей развязке, натягивая и без того звенящие нервы, я как никогда был склонен согласиться с подобным утверждением.

Нехарактерный срыв для Алекс и ее добровольное временное затворничество наедине со своими думами — яркий пример следующего: не все и не всегда могут справиться с давлением обстоятельств. Вероятно, в нашем случае это связано с тем, что представительницы прекрасного пола более эмоциональны и впечатлительны?

— Не сопи, — с ехидным смешком ворвался в мои размышления голос Лоренса.

— Разве? — деланно удивляюсь и поворачиваю голову в его сторону.

— Есть немного, — мягко соглашается он.

— Причина уважительная.

— Согласен, но тем не менее — не сопи.

— Раздражает?

— Больше забавляет и дает повод для разговора.

— Он тебе все еще нужен? — теперь мое удивление неподдельно.

— Скорее нет, чем да, но одно другому не мешает. — Вдумчивая пауза и тихое признание: — Слишком отвык. Эта неуверенность вызывает досаду.

— Вот как. Спасибо.

— Я стараюсь быть максимально открытым.

— Ценю и благодарен.

— Надеюсь на встречное движение.

— Учту. Только напоминай иногда, а то в этом вопросе я совсем новичок. Считай, тыкаюсь как слепой котенок в поисках нужного направления.

Сам рассмеялся над шуткой, мысленно отметив на фоне негромкий хмык Лоренса. Не знаю, кто и как, но я совершенно спокойно воспринимаю юмор подобного рода. Слепота — не порок, скорее, основа для чего-то большего. Все дело в том, под каким углом смотреть, а это осознанный выбор каждого.

Не люблю и не терплю жалость, под какими бы изящными кружевами ее не подавали. Предпочитаю иное восприятие и впечатление, над чем работаю не один год, опять же — Ирма приложила немало усилий в свое время, чтобы «довести до ума» мое мироощущение и умение ориентироваться «на местности». Одна мимика, которая практически идеальна, чего стоит.

— Всем бы котятам такое, — его смех обдал теплой волной и свернулся уютным пульсирующим клубком в районе солнечного сплетения, одним махом прогнав тяготящие мысли. — Но в свою очередь я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы ты имел четкое представление о происходящем.

— Звучит как отрывок из лекции.

— Есть немного, прости. Если скажу, что это все нервы, поверишь?

— Отчего нет?

— Взаимопонимание на уровне.

— Не нагнетай, я только учусь.

— Учись. — Небрежное движение — и на моей голове вместо подобия прически хаос из длинных прядей, щекотно упавших на лицо. — Тебе предстоит еще многому научиться.

— Рен! — возмутился я этому произволу. — Не делай из меня зеленого юнца.

— О, уже показываешь характер?

— Провокатор, — беззлобно ворчу, пытаясь пригладить непослушные волосы.

— Не без этого.

— На что я подписался? — притворно вздыхаю, мысленно наслаждаясь пряно-острым диалогом. Всегда питал слабость к халапеньо и, видимо, не зря.

— Ты добровольно капитулировал, — расставил все точки над «i» этот шутник. — Я тебя ни к чему не принуждал.

— Ой ли? — не сдержался, сдобрив вопрос значительным количеством жгучего сомнения.

— Хорошо, признаю — подталкивал, но не более.

— Уже лучше.

— Ты невозможен.

— Стараюсь не отставать.

— Быстро схватываешь.

— Завидуешь? — не сдаю позиций, смакуя каждое слово и фразу.

Ответ мне услышать не удалось: настойчивый звонок телефона переключил на совершенно иные мысли. Подобравшись словно перед прыжком принял вызов.

— Слушаю.

— Юли, мальчик мой, — вкрадчивая речь и насквозь фальшивая любезность вынудили брезгливо передернуться.

— Месье Раньи? — такая же неискренняя эмоция в ответ.

— Рад тебя слышать, — обманчиво спокойное признание.

— Не могу сказать того же и о себе, — грубо, но откровенно. — Чем обязан?

— Зря ты затеял все это, — тонкий намек на угрозу и ощутимое понижение градуса лживой доброжелательности в обычно учтивом голосе моего спонсора.

— Склонен с вами не согласиться, — цежу слова сквозь зубы, начиная заводиться от его чересчур уверенного тона. — Никогда не считал подобную практику достойной уважающего себя человека.

— Выходит, я не из этой категории, мой юный друг.

— Выходит, что так.

— Отзовите своих псов, — меняется его тон, переходя от завуалированных угроз к прямому давлению. — Результат удовлетворит обоих, в противном же случае — исключительно меня. Доходчиво?

— Вполне, но неубедительно. Хорошего дня, месье Раньи.

— Твоя уверенность изумляет.

— Не более, чем ваша.

На этом я посчитал диалог исчерпавшим себя и отключился, злобно выдохнув и звучно ударив им о поверхность стола, вымещая скопившееся напряжение на ни в чем не повинном телефоне. Мелкая дрожь неприятно сотрясала тело, а чувство гадливости уверенно обхватило меня своими цепкими пальцами.

— Юлиан? — беспокойство в низких переливах уже родного голоса и теплая ладонь на плече в жесте поддержки.

— Сейчас, — в очередной раз громко выдыхая сказал я. — Дай мне пару минут и, если можно, чего-нибудь покрепче.

— Все настолько плохо?

— Я не уверен, но что-то мы упустили. Эта тварь слишком в себе уверена.

— Неприятно это осознавать, — угрюмо согласился со мной Лоренс.

— Именно. И еще — Алекс об этом разговоре пока знать не стоит. Лишние нервы ей сейчас ни к чему, и так по краю ходит.

— Согласен. От меня она ничего не узнает. Наши дальнейшие действия?

— Звонок «другу».

Спустя час активных переговоров с матушкой и юристом, мне удалось выяснить две вещи: первое — никто не в курсе подоплеки Раньи, второе — дело передали судье по семейным делам. Конечно, Алекс давно вышла за рамки понятия «несовершеннолетнего» гражданина, но, тем не менее, вопрос будет решаться именно таким образом.

По сути, признание, полученное по факту ее рождения от «отца», оспаривается в одно движение — тестом ДНК, а уж дальнейшая процедура и вовсе довольно прозрачна: отказ от наследства и всех преимуществ, которые давал бы статус дочери состоятельного человека. Состоятельного до нынешнего момента.

Плюсов при полном разрыве юридически обусловленных родственных связей и без учета имеющихся обстоятельств в лице Раньи и навязанного брака в любом случае не меньше: как минимум, возможность не уплачивать немалый размер налога на наследство, что составляет ощутимую часть от общей стоимости переходящего имущества, если превышает определенную сумму по стоимости. А оно превышает, но опять же до нынешнего момента.

Смущали в этой ситуации мотивы ее матери, хотя за сроком давности внести некую ясность могла лишь она сама. Однако меня никак не оставляла в покое мысль: что же все-таки ей руководило, когда вписывала фамилию в графу «отец» свидетельства о рождении дочери. Конечно, заглянуть на столько лет вперед не могла, но должно же было быть хоть какое-то представление об этом человеке? Хотя кто я такой, чтобы осуждать и обвинять. Сейчас главное — избавить Алекс от этого фарса под названием «договорной брак» и от оплаты счетов пока ещё родителя собственным телом и личной свободой.

С полного согласия Лоренса мы продолжали бессовестно пользоваться его гостеприимством и с помощью так нелюбимого Алекс О’Нила получили все необходимые вещи, которые изначально не брали с собой по объективным причинам. Своих девочек, ясное дело, во временное пристанище перевозить я не стал, велев отправить их на привычное хранение, оставив лишь ту, которая помогла выбить выгодные условия сделки на вечере у четы Марсо.

Не загадываю, но допускаю возможность того, что в какой-то момент верная подруга сможет оказать мне услугу. Например, скрасить один из череды непростых вечеров нашего трио.

— Юли? — голос Алекс был слегка тревожен, но уже относительно спокоен.

— Да, дорогая? — Подозреваю, что наше общение со стороны навевало бы мысли об устоявшейся семейной паре, особенно с учетом обращений друг к другу, но случайный слушатель в корне ошибся бы, делая поверхностные выводы.

— Есть шанс, что после всей этой шумихи меня быстро оставят в покое и не будут портить жизнь?

— Честно?

— Да.

— Сомнительный, — покачав головой, поделился мнением я. — Твой отец, да и Раньи тоже, довольно привлекательные объекты в плане черной рекламы и пиара за их счет, а ты, уж прости, способ подобраться поближе к центру событий.

— А ты? — негромко спросила Алекс, подходя совсем близко.

— А что я? Рядом проходил, не более.

— Ты так уверен, что не всплывет информация о ваших взаимоотношениях?

Ее вопрос можно было трактовать двояко, и понимание этого заставило поморщиться. С одной стороны, все вроде именно так: я своеобразное детище и вклад, начавший приносить свои проценты и со временем приобретающий ту популярность, о которой на первых парах и не предполагали в таком масштабе. А с другой… Кому какое дело?

Нет, бесспорно, прополоскать чье-то имя в сточных водах общественного мнения и вывалять в грязи беспочвенных выводов и абсурдных домыслов для современной прессы — дело святое, но продуктивное ли? И вновь возвращаюсь к тому, с чего начал, — все ситуативно и нет смысла сходить с ума из-за того, что еще не произошло. Не так уж сильно скажется этот эпизод на моей репутации.

— Даже если и всплывет — наплевать, — успокаиваю подругу, всем своим видом давая понять, что меня это не волнует.

— Мне бы твою уверенность.

— Алекс, ну что ты как маленькая, в самом-то деле? — чертыхнувшись, нахожу ее руку и несильно тяну на себя.

— Юлиан! — слабо возмущается она, послушно усаживаясь рядом. — Такое чувство, что ты взял на себя шефство над неразумным ребенком, и всеми доступными способами даешь мне это понять. Я уже большая девочка.

— Да я и не спорю, — усмехаюсь ее возмущению. — Просто на мой взгляд, ты думаешь совершенно не о том.

— А о чем должна?

— Например, о том, что будешь делать после того, как все закончится и ты получишь свободу в передвижениях.

— Знаешь, — задумчиво протянула она, — об этом я даже не задумывалась. Боялась спугнуть, да и сейчас не уверена в том, что все получится…

— Разве я давал повод в себе сомневаться?

— Ну конечно же нет! — импульсивно и чисто, практически по-детски восклицает она.

— Тогда откуда столько недоверия?

— Знать бы ответ…

— Не грусти, — тяну на себя и аккуратно обнимаю за плечи, подспудно боясь всколыхнуть в ней ненужные эмоции.

Какое-то время мы сидим в уютной тишине, пребывая каждый в своих мыслях. Я вынужден признать, что уверенности, о которой говорю Алекс, у меня хватит исключительно на ее ближайшее безоблачное будущее, вне влияния отца. О своем предпочитаю не загадывать, даже не смотря на то, что Рен открыто озвучил наш нынешний статус — партнеры. Опасение, будто все это чья-то неуместная шутка или даже игра, грызло изнутри, подтачивая стержень моего спокойствия.

В какой-то момент я остро ощутил негромкое дыхание и тихие шаги. Дергаться не стал, чтобы не всполошить Алекс. Медленно отстранил ее от себя и развернулся к тому, кто занимал все мои мысли.

— Алекс, — позвал Лоренс, — ты не будешь против, если я украду Юлиана? Нам есть что обсудить. Наедине.

Возможно, воображение сыграло со мной злую шутку, прикрыв его интонацию вялым согласием подруги, но ноты горького недовольства резанули слух.