Понимаю, доказательств у меня, по сути, нет и смутные догадки не являются основанием для того, чтобы переходить на условно-военное положение и рыть окопы, пережидая осаду. Но угрозы были, и уверенность в них мне не померещилась. Проблема лишь в том, что говорить можно все что угодно, за это только шесть месяцев дают. Да и то, если докажешь. Невеселая перспектива.

— Юлиан, — негромко начинал Лоренс, — я все понимаю и не предлагаю списать это на нервы и мнительность в связи с моральной перегрузкой последних дней и под впечатлением текущих событий, но…

— Не делай из меня параноика, — вскидываюсь, не дав ему закончить. — Я в трезвом уме и на рассудок пока еще не жаловался.

— Вы еще поцапайтесь тут! — шикает на нас Алекс. — Предлагаю для начала определиться с «за» и «против».

— Листочек сама принесешь? — задеваю своим ехидством с налетом сарказма, но остановиться не могу.

— Ага, — не остается в долгу она, — а ты под диктовку запишешь и потом прочитаешь вслух, стоя на стульчике по центру комнаты!

Под конец Алекс рявкает фактически мне в лицо и больно щиплет за нос, чем довольно резво приводит меня в чувство. Потирая пострадавший орган, свободной рукой приобнимаю кипящую от возмущения девушку и притягиваю к себе.

— Прости, — покаянно бормочу ей в макушку, — нервы ни к черту.

— А с виду и не скажешь, — понимающе хмыкает и обхватывает в ответ. — Все эти дни ходите на пару с блаженными мордами на лицах, вам хоть бы хны. Да, именно мордами и нечего шипеть! Мне со стороны виднее.

— Как скажешь, как скажешь, — отстраняюсь и откидываюсь на спинку, уже с улыбкой на лице. — Спасибо.

— Всегда, ты же знаешь.

— Именно.

— А чем тебе наши морды довольные не угодили? — вклинился Лоренс.

— Ну, про зависть просили не болтать, так что…

Ее многозначительное, но легкое молчание без намека на горечь вызвало очередную улыбку и желание расцеловать эту удивительную девушку.

— Да ты гений дипломатии, я смотрю, — с едва уловимой иронией замечает Лоренс.

— Учись, пока жива, — довольно фыркает Алекс и быстро переключается на основную мысль. — К чему готовиться будем?

— Ни к чему, — качаю головой. — Ты-то уж точно.

— Дискриминация по половому признаку? — чистое возмущение в звенящем от обиды голосе.

— Прекрати, ну что ты, в самом деле, как маленькая. Нет, конечно. Дело совершенно не в этом. Раньи будет держать нас в напряжении до последнего, и тратить на это нервы, строить догадки нет смысла. Сейчас твоя задача — определиться с тем, куда ты хочешь поехать отдохнуть от этой суеты, где будет сведена к минимуму вероятность встретить желтых писак, а к максимуму — получение оптимальной дозы эндорфинов. Все просто.

— Тогда не понимаю смысла перемещения в этот отель, — расслабившись, говорит она. — Можно было обсудить все по дороге, а не играть в шпионов.

— Так мы и не играли. Просто здесь нейтральная территория, которая никого ни к чему не обязывает.

— Хорошо, если так.

— Есть варианты? — замираю выжидающе и прислушиваюсь к ее настроению.

— Где подвох? — через какое-то время спрашивает она с подозрением.

— Догадливая какая…

— Я жду.

— Возьмешь матушку? — заискивающе спрашиваю я, признавая поражение.

— Я так и знала! — победный возглас и болезненный тычок пальцем мне в плечо.

— Больно! — сквозь зубы возмущаюсь, потирая пострадавшую часть тела.

— Это за дело, — нравоучительный тон и тень смирения где-то на глубине. — Ты же уже все распланировал?

— Нет, лишь набросал примерный план.

— Ты платишь, — ультимативная форма. Все-таки обиделась.

— Не вопрос, — быстро соглашаюсь, чувствуя себя эгоистом. Merde!

— Тогда... Хочу увидеть лазурь Карибского моря.

— Рен, ты не поможешь?

— Легко, — соглашается он со смешком. — Документы обеих дам, час времени и — можно паковать чемоданы.

— Надо же, какой быстрый, — ехидничает подруга. — Не думай, что я так легко исчезну из вашей жизни.

— Алекс? — опешил Лоренс.

— Простите, — покаялась она чуть спустя. — Мне сложно. Говорю откровенно и обоим сразу, чтобы потом не было недопонимания. Мне нужно привыкнуть, и эта пауза будет как нельзя кстати. Твою матушку я беру на себя. Ждите документы. Пришлю на почту тебе, Юли.

— Уверена?

О чем был мой вопрос? Обо всем и ни о чем одновременно. Мог ли я ее понять? Увы, нет. Как бы ни хотел этого, мне это было доступно лишь в малой части. Что именно сейчас творится в ее непослушной голове? Какие безумства выдумывает эта близкая для меня девушка? Зная ее не первый год, морально был готов к взрыву в тот момент, когда она осознала всю глубину той ямы, куда я ухнул с головой. И имя ей — Лоренс.

Даже без должной уверенности, она уже отпустила меня. Отпустила так, как смогла, я это оценил тогда и ценю сейчас. Дался бы поступок так же, окажись на ее месте? Не знаю. Скорее нет, чем да. Великодушие не та черта, которая мне присуща. Слишком расточительно. Алекс же…

— Вам бы тоже отдохнуть не помешало, — мягко произнесла она и потрепала меня по волосам. — Лоренс, ты говорил про виноградники, да?

— Я от своих слов не отказываюсь, — подтвердил тот.

— Вот и замечательно, — сказала она поднимаясь. — Так что мы смотреть на прекрасные закаты, а вы дегустировать игристое. Ну, до встречи, мальчики.

Когда она ушла, повисла тишина, в которой мне слышался не заданный мной вопрос: «А как же рассветы?»

Спустя какое-то время телефон оповестил о входящем сообщении. Открыв письмо от подруги, молча протянул аппарат Лоренсу и продолжил потягивать обжигающий ароматный кофе, который мы заказали фактически сразу после ухода Алекс. Правда, его приносили еще пару раз, поскольку одну чашку я умудрился пролить, неловко поставив на край стола, а вторая остыла, пока я предавался размышлениям.

Лоренс все это время сохранял нейтралитет, не высказываясь насчет сложившейся ситуации, давая мне самому определиться с отношением к происходящему. Я был благодарен за это понимание, поскольку не только Алекс требовалась передышка, чтобы расставить все по своим местам. Не только ей…

Я никогда не рассматривал девушку в качестве спутницы жизни и говорил об этом не раз, но реакция Алекс не могла оставить меня глухим к ее переживаниям. Как-никак она не чужой мне человек и ее присутствие в моей жизни — немаловажная часть. И друг, и советчик, и поддержка — все это — она. В итоге чувствовал себя эгоистом, хотя головой понимал: отдача не только у меня, она тоже получает свое. В противном случае это попахивало бы откровенным мазохизмом.

Для меня не были секретом лелеемые ею чувства, даже тогда, когда она упорно делала вид, будто ничего не изменилось. В какой момент все стало иначе? Сложно сказать. Понимая, что наше общение может рано или поздно ее подтолкнуть к подобному, старался не давать повода для такого рода мыслей. Но, видимо, где-то не доглядел.

— Перестань, — тихий голос Лоренса ворвался в мои мысли внезапно. — От тебя за версту виной тянет.

— Я не понимаю, Рен…

— Чего ты не понимаешь? — спокойное недоумение с примесью кисловатой грусти. — Она тебя любит. Это и дураку видно.

— Что я упустил?

— Не буду убеждать тебя в том, что виноват лишь ты или она. Всегда виноваты обе стороны, как бы то ни было и ни казалось со стороны. Поверь, все через это проходят. Вопрос только в том, что вы с этим решите сделать и во что в итоге трансформировать. Получится сохранить тепло и открытость в отношениях, назвав это дружбой — прекрасно, ну, а если нет, то…

— От любви до ненависти один шаг? Так? — надрыв в своем голосе услышал еще до того, как он достиг верхней ноты. Все нутро скручивало от эмоций в тугой, жалящий узел.

— Юли, — как можно мягче сказал он, — ты не всесилен. Просто прими факт — ей надо определиться и прийти к чему-то без посторонней помощи. Твоей точно.

— То есть, я — посторонний?

— Глупее ничего не мог спросить? — согревающая усмешка с легкой хрипотцой и уверенная рука на моем плече. — Не скатывайся в банальности. Верь в нее.

— Сам не знаю, что на меня нашло… — прислоняюсь к нему в поиске поддержки, которая мне так необходима.

— Знаешь, Юли, знаешь… — понимающий, чуть хриплый голос и невесомый поцелуй в висок. — Пойми, что ты не сможешь быть для всех.

— Для всех и не надо.

— Нас для тебя уже немало, поверь.

— Звучит, как угроза.

— Не думаю, что стоит это так рассматривать. Скорее, как обещание.

Какое-то время мы сидим в уютном коконе тишины и под невесомым пледом понимания, которые объединяли и настраивали нас друг на друга. Для меня подобное было в новинку, и я тихо наслаждался, осознанно заглушив уже вяло кусающую тоску по Алекс и тем отношениям между нами, которых уже никогда не будет, на дальний план. Рен прав — всему свое время. Всего-то надо немного подождать, пусть это и не легко.

В какой-то момент поймал себя на том, что впал в легкую дрему — настолько мне спокойно было в руках Лоренса. Вот так, буквально за какие-то считанные дни, довериться человеку в такой мере, чтобы позволить себе просто заснуть, удобно устроившись у него под боком. Когда такое было в последний раз? Да и было ли?..

Что из себя представляет доверие? Есть ли его четкое определение, которое подойдет каждому? Не думаю. Существуют множественные попытки привести это понимание к общему знаменателю, понятному для всех, но всегда сохраняются нюансы. Хотя есть точка пересечения всех крылатых фраз — единожды потеряв, его уже не вернешь. А что именно толкает на это? Ведь, по сути, Лоренс до сих пор остается для меня загадкой.

Мое внутреннее ощущение его как человека может разительно отличаться от той реальности, что доступна другим. Где та грань, которая не дает шагнуть в зону тотальных заблуждений, замешанных на чувствах? Бытует мнение, будто слепцы видят душой — глубже чем те, кто видит глазами, ведь их можно обмануть. Той же улыбкой. Говорят, она — страшное оружие, особенно у женщин. Не могу судить.

Страшно? Скорее нет, чем да. Лучше уж быть вот таким бесстрашным наивным идиотом, готовым доверять, основываясь на малом, чем прожить всю жизнь за колючей проволокой сознательного отчуждения. Помню, как-то спорил я на эту тему с Даниилом и он упорно настаивал на том, что сердце, а точнее, его эфемерное понятие, не имеет такого запаса прочности и долго не выдержит.

Так до сих пор и не знаю, кто из нас прав — равнозначного опыта у меня не было. Я не говорю о тех, кто является моим вторым кругом — коллеги, знакомые, дальние родственники. Ближний круг ограничен теми, кого можно пересчитать по пальцам одной руки, и сейчас настал тот момент, когда впустил туда еще одного человека, который стал даже на шаг ближе остальных. Какой багаж знаний я из этого вынесу — вопрос открытый. Хотелось бы, конечно, положительный. Разочарование и боль предательства — страшно.

Со слов Лоренса прихожу к выводу: его опыт как раз был негативным и он долго шел к тому, чтобы принять и отпустить прошлое. Что преодолел и каким путем обрел взаимопонимание с самим собой, предполагать не берусь. Когда-нибудь настанет тот момент, и он поделится им, или я наберусь смелости и спрошу сам. К слову, о смелости… Почему нет? Доверие или есть, или его нет.

— Рен? — неуверенность дрожит в моем голосе, выдавая с головой. Услышит?

— Мне стоит опасаться того, что бродит в твоей голове? — медленно отвечает он, растягивая слова горьковатой патокой.

— Стоит, — повинная лучше, чем неуместная сейчас игра полутонов.

— Я готов, — вздыхает он, — наверное…

— Как пережить предательство близкого человека?

Понимал, вступаю на зыбкую почву и могу нарваться на грубость и даже отповедь с его стороны, но все же задал этот вопрос. Ведь лезу без спроса, с нахрапа врываясь в то, что мы зачастую тщательно оберегаем от других. Мало кто вот так легко будет говорить о том, что причиняло, или причиняет до сих пор, боль в прошлом: воспоминания такого рода запираются в самом дальнем углу сознания и лишь с немногими мы готовы ими поделиться.

— Даже знать не хочу, как ты пришел к этому, — тяжело вздохнул Лоренс.

— И не надо, — покорно киваю, мысленно костеря себя на все лады. Чертово любопытство.

— Не думал, что так скоро зайдет об этом речь.

— Забудь, — быстро говорю, всей душой желая вернуть то состояние уютного спокойствия, что царило между нами некоторое время назад.

— Не могу. Теперь это дело принципа.

— Принципа? — переспрашиваю, чувствуя себя последним идиотом.

— Да, — соглашается он. — Но дело еще и в доверии. Во всяком случае, для меня.

Снова это доверие, будь оно неладно. Корю себя и одновременно с этим, затаив дыхание, жду его рассказа. Почему мне это так важно? Хороший вопрос, на который у меня толком нет ответа.

— Если я скажу, что был наивным дураком, поверишь? — сводящая скулы самоирония в его голосе.

— Раз ты так говоришь, возможно… — запинаюсь, пытаясь подобрать слова, хотя бы отдаленно отражающие эмоциональную бурю, царящую внутри.

— Оставь эту вежливость. Она здесь ни к чему. Скорее я признал тот факт, что слишком был открыт и простодушен, чем не преминули воспользоваться. Да и момент был подходящий.

— Рен, — торопливо перебиваю, — ты ничего мне не должен. Прости, что сую нос не в свое дело.

— Не всегда прошлый опыт — это то, что стоит брать за основу и делать выводы на будущее. Тем более, этот случай далеко не показатель чего-либо. Тогда мне казался идеальным человек, от идеала совершенно далекий. Правда, разглядел это слишком поздно. Сейчас то время, когда пресса не гнушается «грязным бельем» тех, кто хоть как-то на слуху у публики, и я попал в жернова. Перемололи, выплюнули и забыли. Да и я сам способствовал этому, сменив место жительства и переехав сюда, ближе к своему хобби, которое стало спасением и отдушиной.

Все время, что он говорил, его руки жили своей жизнью — перебирали мои волосы на затылке, нервно обводили скулы и линию подбородка, спускаясь на шею и слегка сжимали плечи. Какой-то частью сознания я отслеживал происходящее и ежился от сонма мурашек, следующим за его легкими движениями.

— Так вот, — выдохнул он и неожиданно прикусил меня за кончик уха, — отвечая на твой вопрос, Юли, — влажный след от скользнувшего по месту укуса языка, — я просто решил жить дальше и вынес горький, но, все же, опыт. Перерос.

— Вот так легко? — запинаясь, спросил я, начиная терять нить беседы.

— О, нет, что ты, — усмехнулся мой персональный искуситель, наградив томным поцелуем в шею, — нелегко. Это заняло какое-то время и потребовало немалых усилий. Но сейчас могу признаться нам обоим — я рад, что тот случай послужил импульсом для событий, которые столкнули меня с тобой.