Мне нравятся его такие, возможно для кого-то банальные, признания. Искать в них двойное дно — не для меня. Просто получаю от этого удовольствие. Хоть и говорят, что женщины любят ушами, я — исключение?..

— Банально? — хриплым шепотом озвучивает мои мысли Лоренс, при этом аккуратно исследует мою ключицу губами, слегка отодвинув ворот рубашки.

— Не думаю, — нежусь в его руках, подставляюсь под каждую нехитрую ласку и медленно погружаюсь в чувственный дурман. Но одно незавершенное дело заставляет резко вскинуться. — Билеты!

— Все уже готово и отослано Алекс, не сходи с ума.

— Не схожу, — буркнул, вновь откидываясь ему на грудь, — но должен был удостовериться.

— Не доверяешь?

— Больше не спрашивай, — мотнул головой и упрямо вздернул подбородок.

— Вот как. Почему же? — скепсис и незначительное сомнение.

— Или оно есть, или его нет.

— Делаю вывод, что все в наличии.

— Более чем, — расслабленно выдыхаю, несильно боднув его макушкой в подбородок, открыто намекая на продолжение.

— Насколько я помню, ты в ближайшее время свободен. Все верно?

— В точку, — вяло подтверждаю сказанное кивком головы.

— Скорость любишь?

Неожиданный вопрос сбивает с толку. Пытаюсь связать одно с другим, но путного ничего не выходит. Решив не вникать в детали, в очередной раз киваю и настороженно жду пояснений. Зря. Рен не утруждает себя такими излишествами, вернувшись к прерванному занятию — изучению моих ключиц.

Вздрагиваю всем телом, невольно подставляясь под мягкие губы, шелковыми прикосновениями покоряющие меня снова и снова. Каждое невесомое движение пронизано какой-то щемящей нежностью и трепетом, с которым он прикасался к открытым участкам моей кожи.

— Рен? — окликаю его, кутаясь в наше желание. Спрашиваю без лишних слов. Он же прекрасно слышит и легко понимает.

— Завтра, — шепчет тихо, — все завтра, Юлиан.

— Но…

— Все в порядке. Вряд ли нас кто-то здесь отыщет, да и незачем.

Вот такая тонкая грань понимания и догадок не может не восхищать своим балансом: редкость, которую я не думал найти в ком-то. Это диалог фактически за пределами слышимости, понятный только вовлеченным собеседникам. Не каждая пара обладает соизмеримой драгоценностью.

Я толком и вопрос не успел задать, даже сформулировать, но уже получил на него ответ. При этом Лоренс оказался в роли того, кто заботится и ограждает от окружающего; и эта негласная позиция лидерства мне нравится. Я не сторонник традиций, да и взяться им неоткуда, но подобная мягкая властность добавляет интриги в наше с ним общение.

Как определить отправную точку в отношениях и понять, что это такое? Логично предположить, как минимум, несколько исходников для конкретного типа людей, и в каждом случае все будет индивидуально, не похоже на других. Пусть в чем-то идентично, хотя при этом со своими незаметными, но неуловимо все меняющими нюансами.

Есть ли подобное у нас? Что послужило началом и к чему мы придем в конце? Я не считаю себя трусом, но здесь и сейчас появилось отчетливое желание спрятать голову в песок и не смотреть вперед — страшно. Боюсь? Конечно. Мне претит расписывать жизнь поминутно, но от волнующих предположений не застрахован никто. Кому-то проще назвать это любопытством или планом на будущее, ну, а я хочу плыть по течению, отдавшись его чутким рукам, доверившись как никому другому до него. Без сопротивления. Получится ли?

В современном мире все еще сохраняется стойкое предубеждение касательно пар, подобных нам. Гетеросексуальность стоит монументальным памятником принципиальности большей части общества и его моральных устоев, одновременно с этим попрекая течения, отличные от основной «теории». Кощунство или нет, но я вижу некую параллель с расколом духовного элемента жизни людей, произошедшего много лет назад. Все, что не подходит под стереотипы и догматы, — осуждается и порицается, подвергаясь гонениям. Причастные же — объявляются вне закона. История повторяется.

Конечно, спустя какое-то время после начала движения за равные права некоторые страны стали более лояльными и гибкими, даже разрешили заключение браков между однополыми парами, но стойкая неприязнь внутри слоев населения и многих кастовых ячеек никуда не делась. Никогда не знаешь, на что именно натолкнешься, общаясь с различными людьми.

Вся эта ситуация не может не накладывать свой отпечаток на тех, кто имеет непосредственное отношение к сексуальным меньшинствам. Скрытность, часто агрессия или полное отречение от родственников и ближнего круга, которые не смогли переступить через себя и принять как данность некое «отклонение» от нормы. И лишь за редким исключением тебя не выживают из семьи, а любят, и не придают значения твоей ориентации. Гей? Да и плевать. Бисексуал? У каждого свои вкусы. Ну, и далее по списку. Просто есть те, кому важен сам человек, а не мнение большинства касательно его предпочтений.

Лицемерие, особенно в таких плавающих вопросах, выявляется довольно быстро. Одного взгляда достаточно для того, чтобы человек выдал себя и свое отношение с головой. Чувствительность характерна для меньшинств, даже неважно, каких именно, — не таких, как все. Мы как редкие звери, занесенные в Красную книгу, — смотреть можно, даже пальцем показывать, а вот помочь выжить — нет, желающих мало. Вот мы и выживаем сами, как умеем — привлекаем внимание, боремся за равные права; но пока — все на начальной стадии.

Волей-неволей причисляю себя к общей массе, рассуждая о борьбе, при этом тихо отсиживаясь в тени, не выпячивая грудь колесом и не стремясь выходить на свет. Зачастую, когда слышу новости о том, что проведен очередной парад, морщусь, считая: не этим стоит привлекать внимание общественности. Не каждое подобное мероприятие несет в себе позитивный заряд, ведь достаточно одного хорошего толчка — и все резко изменят полюс, став массовой истерией с последствиями в виде травм и очередной волны отторжения законопослушными и «правильными» гражданами.

Merde! Настроение резко качнулось, окрасившись минорной тональностью, что тут же уловил Рен, сжимая крепче в своих руках. Я фыркнул, отгоняя назойливо жужжащие мысли и постарался расслабиться. Не хочу выглядеть в его глазах истеричной девицей, которая сама не знает толком, чего хочет.

— Юли? — низкие вибрирующие нотки в его богатом голосе вызвали толпу мурашек, щекоткой прокатившись вдоль позвоночника. — Ты о чем задумался?

— Я… — мямлю, пережевывая слова, стараясь скрыть нежелание делиться сумбурными мыслями.

— Не думай, — шепчет, касаясь губами моих волос на затылке, — просто чувствуй.

Жаркая волна опалила щеки, стекла на шею и замерла чуть ниже, в районе сердца, что зашлось нервным галопом от предвкушения. Разве так бывает? Я ловлю себя на желании ущипнуть побольнее, чтобы проверить — сон? Зашипел сквозь зубы и потер место экзекуции между большим и указательным пальцами. Не сплю.

— Иногда, — продолжает Лоренс, спускаясь дорожкой поцелуев от макушки к плечу и отвлекая от ноющей ладони, — попытки расставить все по местам и найти логику приводят к результату совершенно противоположно полюсному тому, который ты изначально хотел.

— По себе судишь? — чуть поворачиваю голову и ловлю губами его подбородок, слегка обросший колючей щетиной.

— И по себе тоже, — хмыкает, нежно касаясь уголка моего рта.

— У меня нет опыта, — признаю, тихо вздыхая, одновременно смакуя на языке симфонию присущих только Лоренсу ароматов, — вот и…

— Моего хватит на двоих, — перебивая, он прикусывает мне нижнюю губу, посылая искры удовольствия по телу. — Думаю, стоит отвлечься от того, что происходит у тебя в голове.

— Твою уверенность да в нужное русло, — преувеличенно вздыхаю, наслаждаясь происходящим.

— Она уже там, где ей самое место.

Голос этого искусителя плавит, фактически растворяет меня в чувственном дурмане, цепко отслеживая мимолетные изменения капризного настроения. Руки Лоренса живут отдельной жизнью, опрокидывая в глубокий омут, притапливая, одновременно насыщая нарастающим возбуждением и тягучими движениями распространяя его по всему моему телу.

Очередная порция изощренной ласки, легчайшие прикосновения пальцев, сбитый ритм моего дыхания и его судорожное эхо на выдохе. Витающее вокруг напряжение подстегивает, побуждает к действиям и провоцирует на безумства. Свидетелей нет, здесь только мы, а значит — рамки прочь.

Эмоции бьют через край, каждая клеточка тела отзывается тонкой трелью, резонансом добирается до самых дальних уголков, вынося отклик на поверхность. Испарина мгновенно покрывает лоб, скулы сводит судорогой неудовлетворенного желания, а губы уже искусаны и горят, ожидая новой порции поцелуев.

Наплевав на все, изворачиваюсь в сильных руках, с каким-то диким удовольствием впиваюсь пальцами в крепкие плечи и слышу его сиплый вздох. Не останавливаясь, с усилием перемещаю ладони к шее, размещая большие пальцы под выдающимся подбородком, вынуждая запрокинуть голову.

Кадык под моими ладонями ходит вверх-вниз, транслируя во вне состояние владельца, которое я считываю с окружающего пространства, заводясь еще сильнее. С трудом сдерживаю стон удовольствия от призрака зыбкой власти над Лоренсом и его ощущениями.

— Юли, — хрипит Рен, звучно сглатывая, — ты ненормальный.

— От такого же слышу, — слабо огрызаюсь, впитывая ладонями каждое движение своего визави.

Не хочу ни о чем думать — просто чувствовать и терять голову от происходящего. Следовать тому, что сказал Рен, без оглядки и ненужных мыслей. Изучать его тело, щедро одаренное природой, вылепленное физическим трудом и закаленное жизнью. Дарить наслаждение и получать сторицей в ответ. Разве я многого прошу?

Отдавать всего себя, не боясь, что не оценят или не примут, оттолкнут. Либо же отвергнут позже, наигравшись — не хочу верить и не стану. Буду выше этого, и если уж судьба распорядится именно так, то минорные сонаты я буду слушать в гордом одиночестве, мажорными вкраплениями расставляя сочные акценты из воспоминаний, не обвиняя никого, лишь себя. Самонадеянно? Возможно, но как есть.

— Юлиан! — низкое рычание с явным возмущением и несильный рывок за пряди на затылке. — Перестань!

— М? — послушно откидываю голову назад.

— Нарвешься на грубость, — легкая угроза и более выраженный запах можжевельника, бьющий по рецепторам. Его собственный или все же парфюм?

— Может, я того и хочу? — провоцирую, чуть прогибаюсь в его руках и несильно сдавливаю крепкую шею, которая все еще находится в плену моих ладоней.

— Хм, — заинтересованность и жгучее предвкушение вливалось под кожу вместе со звуками его богатого оттенками голоса, — грубость, значит, любишь?

— Заметь, — нервно дергаюсь, но не отстраняюсь, — я этого не говорил.

— Разве была необходимость? — очевидное подстрекательство с насыщенной иронией. — Тебе стоит лишь намекнуть…

Резко втягиваю ставший колючим воздух, чувствуя спазм, сжавший горло и обостривший без того болезненное восприятие. Ладони Лоренса на моей пояснице оставляют обжигающие следы, непрерывно тлеющие на коже. Пальцы вычерчивают изящные линии, складывающиеся в слова и признания, которые я могу прочесть. Не думал, что такая незамысловатая ласка сорвет барьеры, с головой окунув в сладкую эйфорию.

Наконец с шипением выталкиваю застрявший воздух и жадно вдыхаю новую порцию, насыщенную индивидуальностью Лоренса — горьковатая хвоя и насыщенный цитрус.

— Я не знаю, что это за магия, — сипло шепчу, выводя губами узоры на его скулах, — но так пахнуть противозаконно.

— Почему? — хриплый смешок у самого уха и жалящий укус в ответ.

— Потому что это сводит с ума.

— Встречный иск не за горами.

— В связи с чем? — удивляюсь, на секунду выныривая из сладкого дурмана.

— Если ты остро реагируешь на запах, то я, должен признаться, на то, как ты играешь, отрешившись от всего. Сила, заключенная в хрупкую оболочку.

Его слова вызывают волну тепла и признательности, но и легкое недовольство, которое я тут же выплескиваю. Держать в себе даже такую каплю не считаю правильным — или поймет, или нет. Другого не дано.

— Считаешь меня хрупким?

— Не рычи, — вновь смеется, царапая вибрацией голоса переменной тональности, — тебе не идет.

— О, — начинаю ни с чего раздражаться я, с удивлением обнаружив в себе склонность к подобному. — Теперь перейдем на то, что мне к лицу, а что нет? Может, обсудим гардероб и цветовую гамму?!

— Ты бесподобен, Юли, — раскатистый смех и болезненный укус в плечо. — Хочу тебя до умопомрачения.

Последняя фраза лишает кислорода в легких и всех мыслей в голове. Мой непроизвольный стон следует за сильными руками Лоренса, резко сжавшими мои бедра и дернув на себя.

— Этот пресловутый контроль и чертовы условности выводят меня из состояния покоя, особенно тогда, когда ты находишься так близко и в ближайшем радиусе нет лишних ушей, способных извратить происходящее между нами. Я связно думать не могу, глядя на такого тебя.

— Какого? — из последних сил пытаюсь сосредоточиться на диалоге.

— Податливого, чуткого, чувственного…

Перечисление перемежается жалящими поцелуями, сбивая с толку и мешая собраться с мыслями, чтобы ответить хоть что-то. Забываюсь, с остервенением запускаю пальцы в его густую шевелюру, чуть оттягивая лоснящиеся пряди, добавляя легкой боли к бурлящему коктейлю эмоций.

Ответ приходит мгновенно в виде его вездесущих рук, в едином порыве оплетающих меня, с каждой секундой прижимая теснее. Практически кожа к коже, если бы не досадная помеха в виде тонкой ткани рубашек.

— Рен, — на грани слышимости шепчу я, выводя влажные узоры на его коже где-то в районе шеи.

— Просто не думай, Юли, — бормочет в ответ, — отключи свою рациональную часть.

Говорят, что взаимность помогает некоторым увидеть звезды. Врут? Не знаю, не мне судить. Я звезд не видел, но слышал божественную симфонию в сопровождении хриплого голоса того, кто своим присутствием переворачивает мою привычную и размеренную жизнь с ног на голову; и я ему в этом потворствую.

Сотни оттенков звука, сочность и наполненность этой мелодии возносили и растворяли, окружали и довлели над нами, сплетенными в единое целое. Мой вдох, его выдох и общее эхо экстаза на двоих. Мои пальцы, изучающие его лицо в тот момент, когда теряешь связь с реальностью, отдаваясь ощущениям. Его руки, не дающие мне упасть, когда с трудом контролируешь размякшее тело.

Лихорадочный шепот взахлеб, лавина признаний и поток нежности — то, что я пережил. Как это видит он — загадка для меня. Даже попытка объяснить чуть позже на пальцах вызвала лишь недоумение и легкую грусть, что я так и не пойму до конца. Но эту эмоцию мне в полной мере ощутить не дали, заменив чувственным ураганом.

Смятые простыни, сброшенные покрывала и грохот того, что летело прочь с нашего пути. Зашкаливающая температура, разгоряченные тела и влажность плавящейся от прикосновений кожи.

Его признания я воспроизвел чуть позже, с затаенной нежностью выводя те же самые слова на нём, легко касаясь кончиками пальцев. Он крепко спал. Так будет лучше. Эгоист? Да.