Легкая недосказанность витала между нами на протяжении всего пути до дома Лоренса молчаливой тенью. С одной стороны, вопросы о подоплеке их знакомства с Шамо не давали мне покоя. С другой — я решил доверять, а это исключает необоснованные подозрения и догадки на пустом месте. Да и не всегда все так, как нам кажется.

Рен же совершенно не спешил с признаниями. Придя домой, он спокойным шагом прошел внутрь, скинул обувь и отправился в сторону кухни, откуда донесся звук кофемашины. Мысленно я усмехнулся, отчетливо понимая, что тот просто тянет время.

— Будешь? — негромко спросил он, зная, что услышу.

— Не откажусь, — и после небольшой паузы добавил: — как и от рассказа об истории вашего знакомства с Оноре.

— Не самая легкая задача, но ты прав — это не то, что стоит откладывать в долгий ящик.

Мы уютно расположились в гостиной, на мягком диване. Кофе согревал мои ладони сквозь гладкие бока небольшой чашки, а горьковатый аромат наполнял легкие и будоражил разум. Изнутри рвались вопросы, которыми хотелось буквально засыпать Лоренса, но надо было сдерживать себя. Создалось ощущение, что здесь замешан кто-то еще, и, к моему сожалению, я оказался чертовски прав.

— Еще до того, как я вынужден был уйти «в тень», — неспешно начал свой рассказ Лоренс, — мне посчастливилось участвовать в одном проекте, который курировал Оноре. Оппоненты его действия называли саморекламой обеспеченного чудака и говорили о том, что тот просто выезжает на благотворительности, дабы показать широкой общественности честность своих заработков. В чем-то они были правы. Ситуация складывалась не лучшим образом — Оноре, как сейчас помню, жутко нервничал. Да и финансовая проверка была не за горами, благодаря его немногочисленным, но упорным недругам и завистникам. Ты, возможно, слышал об этом.

Я рассеянно кивнул, рассчитывая на то, что Лоренс увидит мое молчаливое подтверждение о некоторой осведомленности насчет тех давних слухов. Хотя в тот момент я с головой был погружен в работу, и подобные вести мне урывками сообщал верный О’Нил. Его всегда волновали бурления закулисной жизни «высшего света». Чему-то я придавал значение и просил разузнать детали, но, в основном, пропускал через себя общим потоком информации, которая надолго не задерживалась у меня в голове.

— Не скажу, что всегда являлся ярым фанатом благотворительности, но жизнь меня столкнула с человеком, перевернувшим мое представление об этом.

— Все настолько серьезно? — невольно вырвалось у меня.

— Более чем, — грустно хмыкнул Лоренс, добавляя кофейному аромату жалящую ноту гвоздики. — Это был бедняк, сидевший недалеко от моего офиса. В тот день я опаздывал на встречу для заключения очередной прибыльной сделки, чтобы вывести компанию на новый уровень. Но это был не мой день.

Какое-то время он молчал, погрузившись в воспоминания. Я его не торопил. Зачем? То, что ему этот разговор дается не так легко, как он старается показать, видно невооруженным глазом.

— Читая очередную сводку от аналитика, не смотрел куда иду. Целиком моя вина. — Тихо признал он спустя какое-то время. — Итог был печален: мужчину увезли в больницу с перечнем травм, которые практически не совместимы с жизнью. И речи не было о том, чтобы отмахнуться от произошедшего, чему я — по своей рассеянности и спешке — стал виной. Все счета шли на мое имя, дорогостоящие процедуры предварительно согласовывал со мной по телефону лечащий врач или его помощник, но я неизменно соглашался с их аргументами, порой даже не уточняя стоимости.

— Все еще чувствуешь вину? — негромко спросил я, аккуратно ставя на стол пустую и остывшую чашку.

— Уже нет, — удивил меня ответом Рен. — Сейчас Тьерри заведует одной из моих виноделен, и лучшего специалиста я вряд ли найду. Через третьи лица мы до сих пор продолжаем дело Оноре, стараясь делать так, чтобы наши имена не были связаны с фондом.

— Но при чем здесь благотворительность? — я пытался собрать картину, но пока выходило не очень уверенно.

— О, — бархатисто рассмеялся Лоренс, отпуская напряжение, — все проще, чем кажется, Юли. Знаешь, благотворительность — это своего рода пиар, который показывает общественности степень благонадежности и открытости человека, его жертвенность и готовность решать проблемы, не всегда связанные с ним или его близким окружением. Но в жизни стоит стараться быть великодушным и не только ради пиара. У тех, кто связал свою жизнь с бизнесом, как правило, весьма жесткие взгляды на жизнь. Можно даже сказать корыстные, преследующие лишь выгоду. Бизнесмены везде ищут её, мыслят цифрами, а полезность исчисляют прибылью. И я не был исключением из системы. Но в один момент что-то ломается и приходит понимание, а иногда и необходимость чем-то делиться. В таких ситуациях каждый поступает по-своему. Все зависит и от катализатора, что явился причиной изменений. Кто-то жертвует своим временем, некоторые — талантом, а другие — знанием, силами, деньгами. Вариантов тьма. Но факт остается фактом: у каждого есть то, чем он может поделиться с другим. С моей стороны этим чем-то оказалась финансовая поддержка и небольшая часть моего личного времени.

— Ты меня запутал, — смущенно рассмеялся я. — Уж что-что, а вот размышления на тему жертвенности я никак не ожидал.

— Попробую пояснить, — одной рукой легко взлохматил мне волосы, другой Лоренс притянул к себе под бок. — Проект Оноре и пострадавший Тьерри звенья одной цепи. Не чистый на руку служащий подставил доверчивого куратора одного из направлений и подвел под статью о махинациях. Начальство разбиралось поверхностно, но решение было единогласное и в пользу фонда — распрощаться с сотрудником, изъяв у него сумму, равную похищенной, плюс проценты и издержки. Так Тьерри оказался на улице возле моего офиса, где пытался хоть как-то заработать на жизнь, предлагая различные мелкие услуги.

— Часто соглашались? — искренне изумился я, прекрасно зная, насколько строги законы к подобного рода деятельности.

— На хлеб ему хватало, — не стал вдаваться в подробности он. — Когда Тьерри оказался в больнице, я пытался найти его родственников, но тот оказался из одиночек. Ни семьи, не считая умершей дочери, ни близких друзей. Одни соседи, да и то с ними он перекинулся буквально парой фраз за все время. По природе своей молчун, но добросовестный и ответственный исполнитель. Живет в мире цифр и общается с ними же, но без слов.

— И все же, Лоренс, — пытаясь подобрать слова, начал я. — Какова природа связи между тобой, Тьерри и Оноре? Когда не стало отца, он довольно быстро прекратил общение с матерью, и мы с Ирмой потеряли его из виду. Но чтобы вот так оперативно организовать фонд, да еще и за счет собственных средств или финансовых возможностей своей фирмы… Ты ничего не путаешь? Насколько я помню, на нем ничего не числилось. Точнее, отец не упоминал о подобном. Оноре мне как-то позвонил сам и предложил составить компанию в день годовщины. И вот уже несколько лет подряд эта встреча стала традицией, которой мы не изменяем.

— Знаешь, что еще интереснее?

— Удиви меня.

— Оноре супруг двоюродной сестры Раньи.

— Что?!

Моему изумлению не было предела. Волны непонимания и неверия накатывали одна за другой, утягивая в кипящий водоворот эмоций. Судорожно запустил руку в волосы, схватил себя за пряди и больно потянул, пытаясь совладать с происходящей внутри меня бурей. Неужели Оноре как-то связан с угрозами, которыми так легко и уверенно разбрасывался намедни Раньи? Неужели он связан с происходящим и является участником всего, что стало происходить вокруг?

— Нет, — уверенно ответил на мои невысказанные мысли Лоренс, — Шамо не связан с последними событиями. В этом можешь быть абсолютно уверен.

— Ты мысли читаешь? — сипло возмутился и тут же закашлялся. Голос меня не слушался.

— Нет, не читаю. У тебя довольно выразительная мимика, да и новости для тебя совершенно неожиданные.

— Откуда такая уверенность?

— Когда я узнал о том, кто доставляет тебе беспокойство, то сделал пару звонков и — по старой дружбе — мне перекинули кое-какие данные. Мелочь, ничего противозаконного, не переживай. Вся эта информация доступна для простых смертных и не является коммерческой тайной. Узнав в списке фамилию одной из сестер, набрал Оноре и переговорил с ним, не вдаваясь в детали. Но тот о нынешних делах своего условного родственника не в курсе, и они довольно давно не поддерживают связь. По его словам, между ними случился конфликт, и они предпочли сделать вид, что незнакомы. С Раньи общается исключительно сестра, да и то по праздникам.

— Вот оно что, — задумчиво протянул я, все еще бездумно дергая себя за растрепанные пряди. — Ты не перестаешь меня удивлять.

— Стараюсь, — легко принимает комплимент Лоренс и невесомо целует меня в макушку, при этом аккуратно выпутывая мои пальцы из волос. — С этой стороны чисто, и подвоха можно не ждать. Не переживай ты так.

— Не могу обещать, но постараюсь, — бормочу, даже не пытаясь освободить свою ладонь, которую ненавязчиво захватил в плен Лоренс.

— Подведем черту? — риторический вопрос, не требующий моего ответа. — Оноре после трагедии с твоим отцом удаляется за кулисы и ведет бизнес. Он строит школы в регионах, правда не брезгует откатами, которые частично жертвует на исследования, громко сообщая об этом общественности. Тьерри ведет «чистую» сторону финансовой жизни компании и об обратной стороне не догадывается. Незадолго до того, как он устроился к Оноре, его подкашивает личная трагедия — умирает дочь от банальной нехватки препаратов в одной из областных клиник. Любая деятельность по сути — способ вернуться к жизни, а ситуация со смертью ребенка — мощный стимул для работы во благо других детей. Этим он меня и покорил.

— Тем, во что переросло его горе?

— Можно сказать и так. Его рассказы о детях, их проблемах, заботах, мечтах и мелочах, которым мы не придаем значения в обычной жизни, вечно куда-то опаздывая, заставили о многом задуматься. Взвесив все, я решил примкнуть к тем компаниям, которые являются спонсорами фонда, а также различных медицинских исследований. В большинстве случаев, на отсутствии результата сказывается нехватка финансирования. Не все же исследуется за счет бюджета. То, что привлекает внимание и гремит на весь мир, — да, но вот менее разрекламированные и малоизвестные общественности исследования так и хиреют на задворках самодельных исследовательских центров, а гении становятся штатным персоналом государственных клинических лабораторий, не претендуя на что-то большее.

— Почему именно так? Может, имело смысл делать анонимные пожертвования и не «светиться», чтобы избежать огласки? Или это как раз о том, что ты так же, как и многие до тебя, погнался за легкой славой?

— Не знаю, Юли. Тогда это казалось неплохой идеей. Пару раз мы с Оноре сталкивались на благотворительных вечерах по сбору средств. Слово за слово, разговорились и в итоге нашли общий язык. Я стал частым гостем в его доме, мы жарко спорили на темы касательно движения финансов внутри подобных проектов. О привлечении инвестиций и других заемных средств. Именно с его легкой руки моя фирма стала лицом одного из подшефных домов, куда временно помещались отказники.

— Насколько мне известно, надолго дети там не задерживаются. Довольно быстро им подбирают приемные семьи. Разве не так? — с недоумением протянул я.

— Да, ты прав. Но тем не менее эти места существуют и нуждаются в некоторой поддержке. И так случилось, что в этот период жизнь меня столкнула с тем, кто послужил причиной моего затворничества.

Я буквально кожей ощутил, как Лоренс подобрался. Мгновение назад он сидел расслабленно, а сейчас натянут как струна. Первым порывом было желание обнять, накрыть его губы ладонью, тем самым не давая ворошить прошлое. Но в то же время я понимал, что это очередной шаг навстречу друг другу, нашим только начавшимся отношениям. Поступить так — поставить под сомнение важность принятого Лоренсом решения. И я просто ждал. Снова.

— Будучи довольно уверенным в себе и не нуждающимся ни в чьем одобрении, — негромко продолжил Рен свой рассказ, — я строил ту рекламную компанию за счет своих ресурсов, не привлекая условных «коллег» по фонду. Это была моя главная ошибка. Один из них оказался птицей высокого полета и не простил такого пренебрежения. Тем более, как оказалось впоследствии, он присылал мне предложение о совместном курировании этого и еще пары объектов. Но в спешке, запале — да как хочешь называй — я не обратил на это должного внимания, за что и поплатился. В какой-то момент, когда все было практически готово, к нам в офис пришел запрос на встречу с представителем популярного издания для интервью и информации о проекте. Это была стандартная практика, как и в любом бизнесе, так что удивления не вызвала. Согласовали время и разошлись. Предварительный список вопросов не высылали, да и не тот случай.

— Рен, — негромко позвал я, перебивая. — Если тебе неприятно, то не стоит. Можно отложить или…

— Нет, Юли. Пусть это и прошлое, но оно не совсем безоблачное, и я хотел бы, чтобы ты знал. Ни от кого-то через третьи руки, а от меня. Так сказать, — хмыкнул он, целуя меня в висок, — мое видение произошедшего.

— Были расхождения? — интересуюсь, ненавязчиво устраиваясь в кольце его рук так, чтобы положить голову на плечо, а носом уткнуться в ямку за ухом.

— Юли! — внезапно дергается Лоренс всем телом. — У тебя нос холодный!

Заливисто смеюсь вместе с ним, давая так необходимую ему паузу в этом непростом разговоре. Обнимаю за шею и неуклюже клюю поцелуем подбородок. В ответ он меня стискивает так, что выдавливает практически весь воздух из легких.

— Задушишь! — сдавленно крякнул я, на что вновь раздается его низкий смех.

— И не подумаю. Все, не отвлекай. Расскажу, а потом, что хочешь делай.

— Совсем все?

— Да, совсем, Юли.

— От таких условий грех отказываться. Продолжай.

— Собственно, осталось не так уж и много. О запланированной встрече я благополучно забыл и в назначенное время уехал по вопросам, связанных напрямую с проектом, но никак не с человеком, которого прислали.

— Был знатный скандал?

— О нет, что ты. Пришлось разворачиваться и ехать обратно в офис, параллельно внося изменения и извиняясь за сорванные переговоры. Благо, обошлось без последствий. Опоздание было смешным по моим меркам, но не для него. Вся встреча превратилась в фарс, при этом без потери информативности для издательства. Меня очень умело провели, спровоцировав на всплеск эмоций и последовавший за этим личный интерес.

— Они были в курсе?

— Нет, скорее били наугад, и попали точно в цель. Да и я дурак — так легко во все влип. Сейчас понимаю, что подсознательно желал этого сам. Это был яркий, насыщенный и нелогичный роман. Отношения походили на аттракционы со всеми взлетами, падениями и крутыми виражами. Моя нервная система дала сбой, и я стал совершать одну ошибку за другой. Поверил сразу и без оглядки. За что поплатился. Все наши фотографии, которые у меня он просил с улыбкой, были опубликованы позже в статье, где меня обвинили… — глубокий вдох и на рваном выдохе сухая колкая фраза: — в растлении детей из подшефного дома.

— Что?! — осипнув от неожиданности, резко повернулся всем корпусом к Лоренсу.

— Тогда меня шокировало не меньше тебя, и до последнего не верилось, что тот, кто убеждал в своих чувствах, поступил вот так. Не спорю, возникали мелочи и довольно много, которые упорно не замечал и игнорировал. А они откровенно намекали на то, что все далеко не так просто, как мне упорно показывали. Но я был слеп, точнее — хотел быть таковым. За что и поплатился в итоге. И, как ты сам понимаешь, никакой речи больше о рекламной компании с моим участием не шло. Такие обвинения — это клеймо на всю жизнь. Репутацию после подобного практически невозможно восстановить. Да и не хочу.

— А как же закон? — наивно предположил я.

— Не та ситуация. В итоге мы разошлись по обоюдному согласию сторон, не дав разгореться полномасштабному скандалу. Но, как бы мы не старались, только ленивый не тыкнет в меня пальцем и не расскажет о том случае. Но мне уже плевать…

— Мне тоже, — торопливо выпалил, избавляя Лоренса от вопроса, который буквально повис между нами в воздухе. — Мне тоже плевать, Рен.

— Спасибо, Юли, — хрипло выдохнул он мне в губы.

— За чувства не благодарят, на них отвечают…