Вот она, развязка — мелькнуло вспугнутой птицей в голове. Перехватив поудобнее трость, я запретил себе паниковать и развернулся в сторону вошедшего.

— Месье?.. — вопросительная интонация с прохладцей. Если гость не дурак, то сделает нужные выводы.

— О, прошу прощения! Это так неожиданно! — экспрессивная речь, богатые переливы хорошо поставленного голоса и насквозь фальшивое извинение. Меня передернуло. — Рад, что вы согласились встретиться со мной, при вашем плотном графике.

Поморщился, не пытаясь скрыть раздражение, и нетерпеливо стукнул тростью. Рен стоял за спиной в напряженном молчании, лишь в странном порыве схватил меня за рубашку, и сейчас комкал ее ледяными пальцами. Что-то было явно не так, но что именно? Merde! Как же я сейчас ненавидел свою слепоту.

— Не уверен, что могу ответить тем же, — цежу слова, тяну время в наивной попытке разобраться в происходящем.

— Месье Брилль, — встрепенулась ассистентка с неожиданным воодушевлением, — позвольте представить месье…

Раздражающий щебет стал фоном после едва слышного «это он», выдохнутого мне в затылок Лоренсом. Паззл щелкнул — и картинка сложилась. Тот самый «близкий круг», который мы затронули в очередном разговоре с Раньи. Только я был до последнего уверен, что это будет мой, а оказался — Лоренса.

— Юлиан?.. — Фамильярность этого типа только добавила масла в огонь.

— У вас пять минут.

— Мы все успеем, уверяю вас! — воодушевился этот тип и попытался схватить меня за руку. Реакция удивила не только его, но и меня.

Не задумываясь над тем, что делаю, махнул тростью с желанием треснуть по наглой конечности, которая так цепко впилась мне в запястье. И одновременно с этим Рен меня дернул к себе, рявкая на этого смертника:

— Руки убрал! — низкая вибрация его голоса прошибла меня от затылка до кончиков пальцев на ногах.

Возникла неловкая пауза, которую прервал виновник ситуации.

— Занятно, — мурлыкающе протянул он. — Так вот ты какой… — Затем голос его резко изменился, приобретя деловые нотки: — Заснял?

— Да, есть кадр.

— Прекратите этот фарс, — процедил Лоренс.

— А то что? — ехидный смешок и ленивая расслабленность хищника, поймавшего добычу. — Отшлепаешь? Знаю, ты можешь. А вы, Юлиан? Можете?

Я прекрасно понимал, что хоть и успел сложить все части головоломки, но каких-то сведений мне недостает, и рубить с плеча — опасно. Я шел вслепую и по тонкому льду. До чего же абсурдная ситуация.

Вопрос в том, как выйти из нее с наименьшими потерями? Нет, делать вид, что нас ничего не связывает, особенно после такой яркой демонстрации Лоренса, я не буду. Но с учетом истории, рассказанной накануне, страшно натворить еще больших глупостей и ошибок.

— Зависит от ситуации, — отвечаю спокойно, внутри кипя от бешенства и бессилия.

— Что ж, они бывают разными…

— Да, — соглашаюсь, не давая оппоненту закончить, — и вы мастерски ими манипулируете. Что это, врожденный талант? — скалю зубы, давая понять: я в курсе прошлого. Их прошлого.

— Хм, — задумчивый хмык. И уже более дружелюбное: — Любите интересные кадры? У меня их целая коллекция.

— Наслышан, но не впечатляет. Вы закончили?

Лоренс все это время, что мы словесно фехтуем, молчит и продолжает держать меня за кисть. Напряженные пальцы выдают его состояние, и мне так хочется плюнуть на этого выскочку с его жаждой заполучить сенсацию и просто обнять Рена, успокоить, черт побери. И плевать кто и что скажет. Но здравый смысл не дает поддаться бьющим через край эмоциям и безотчетному порыву.

— Нет, месье. Осталось пара вопросов, хотя, признаться, теперь они не настолько…

— Вы уже увидели, что хотели, не так ли?

— Верно, маэстро, — тонкая издевка в голосе пополам с ядом.

— Тогда не смею задерживать, — коротко киваю, давая понять, что разговор окончен.

— О, конечно. Выступление, — очередное понимающее хмыканье. И добивающий укус, которого я ждал: — Месье Брилль, а как бы отреагировал ваш отец на роман с Лоренсом Русселем? С человеком, кого обвинили в домогательствах? Да и в целом на вашу связь с мужчиной?

Подло. Низко. Но, чему я удивился, меня не задело. Совсем. Видимо, мои отношения с Реном настолько глубоко внутри, что даже гипотетическая реакция отца меня совершенно не взволновала. Да и попытка ткнуть носом в грязную историю, в которой нет ни грамма правды, тоже с треском провалилась.

— Он пожелал бы мне удачи, — спокойно отвечаю, не дожидаясь ответной реакции, разворачиваюсь к Лоренсу и переплетаю наши пальцы. Бросаю через плечо ехидно: — Возьмете крупным планом?

В гробовой тишине я ждал ответных действий того, за кого болела душа, и не разочаровался. Он сжал мою ладонь, другой рукой приобнял за плечи и, склонившись к уху, негромко сказал:

— Сумасшедший.

Кто бы что ни говорил — плевать. Это мой выбор. Его. Наш. Просто надо больше верить тому, для кого так быстро бьется твое сердце, сбивается дыхание, а мысли путаются и исчезают, словно дым.

Когда раздался хлопок двери и удаляющиеся шаги, меня начало мелко потряхивать. Все же такие всплески не проходят незаметно, даже когда ты их контролируешь и пытаешься держать себя в руках. Но ситуация просто из ряда вон. Слишком внезапно. Мы были не готовы.

— Ты ненормальный, Юли! — выдыхает сиплым шепотом Лоренс, разом теряя весь свой пыл и настрой, но потом резко переходит на крик: — Хоть понимаешь, что сейчас начнется? Да тебе же выступить не дадут! Раньи не упустит такого шанса и растопчет твою карьеру, используя это интервью, — он словно выплюнул это слово, — для черного пиара. Они же уничтожат тебя! А еще эти фотографии… Он же снимал все, Юлиан! Как ты не понимаешь, что…

Паника и Лоренс были для меня новым сочетанием. Обычно спокойный, взвешенный, рациональный и прагматичный, сейчас он бурлил эмоциями через край. Острое волнение, пряно-горький страх — гремучий коктейль для моего восприятия. Но потрясало до глубины души не это, а то, что единственная причина происходящему — я. Он боялся за меня и мою карьеру. Про себя же не сказал и слова.

Не дав уйти ему в очередной виток, воспользовался тем, что все еще держал его за руку, и несильно дернул на себя, заставляя прервать пламенную речь. И, когда он замолчал, обнял за шею, притянул ближе и неспешно, тягуче, поцеловал. Ответ последовал незамедлительно.

— Успокоился? — хрипло выдохнул ему в губы.

— Нет, — честный и быстрый ответ, — но от еще одной дозы успокоительного в твоем лице я бы не отказался.

— Обойдешься, — смеюсь и неохотно выпускаю его из рук, делая осторожный шаг назад. — До выступления всего ничего, а мы развели тут черт знает что.

Выходя на сцену под присмотром бдительного О’Нила, пытался отрешиться от общения с бывшим увлечением Рена, но выходило с трудом. Никогда толком не понимал каково это — ревновать и сталкиваться нос к носу с тем или той, кто был до тебя. Утешало одно: я сделаю все, чтобы после меня — не было. Буду я. Наивно?

Играл в этот раз напряженно: кисти ныли, смычок ласкал струны жестко, с нажимом. Я словно срывал злость на покорном инструменте в плену моих ног. Но эта хрупкая девочка все прощала: издавала нежные летящие звуки, чуть подрагивая на пике и успокаивая бешено стучащее сердце.

Пальцы гудели от усилий, а шея непривычно болела. Музыка взмывала вверх рваными полотнами, накрывая слушателей рывками, а меня погружала в состояние близкое к трансу, на грани обморока. Merde! Чтоб тебе провалиться, месье «как тебя там». Даже имя не запомнил.

Утро, как я и предполагал, началось с громких заголовков и «горячей» новости: «Известный виолончелист, участник прошедшего накануне фестиваля в Palais Nikaïa, Юлиан Брилль представил общественности свою пассию».

Лоренс толком не спал, ворочался всю ночь, а завтрак попросил принести в номер отеля, в котором мы остановились. Решил играть роль затворника и не реагировать на внешние раздражители. Главное, чтобы я не попал в этот список «non grata».

— Почему ты такой спокойный? — нервно спросил Рен, пока мы ждали свой заказ.

— Ты предлагаешь мне сходить с ума и бегать по потолку?

— Нет, но…

— То, что произошло, было ожидаемо. Так? — мрачное «угу» и я продолжаю развивать мысль дальше. — Мы могли это остановить? Нет. Хотя, постой. Могли! Вот только нас потом бы обоих посадили за решетку за совершенное преступление.

— Что?

Непонимание вызвало волну... не раздражения, нет, скорее, щемящей нежности. Его открытость и доверие в чувствах, переживаниях — бальзам на душу. Не пытается сделать вид, что ситуация его не задевает и плевать он на нее хотел. Это подкупает.

— Единственный вариант, при котором мы могли избежать огласки, это — прикопать твоего бывшего где-нибудь под кустом, на задворках концертного зала, где его бы позже нашли неравнодушные коллеги по перу и подняли тревогу.

— Ты мог просто не говорить с ним, — признавая свое поражение, негромко сказал Рен.

— Не мог. Контракт бы не позволил, а неустойка вещь неприятная и гораздо более ощутимая, чем то, что наши имена полощут в желтых изданиях. Да и это лучший вариант для нас.

— Чем?

— Тем, что с этим я хотя бы понимаю, что делать.

— И что? — безысходность и затаенный страх в ожидании моего ответа.

— Жить.

Шорох ткани и легкие шаги. Теплые руки обнимают мои плечи и притягивают к широкой груди. Рен часто дышит, от чего грудная клетка ходит ходуном. Молча опираюсь на него и расслабляюсь, откидывая голову назад. Получаю невесомый поцелуй в висок. Все получится. Не может же быть иначе?

— То ли я, то ли ты, то ли мы оба…

— Ненормальные?..

— И это тоже, Юли. И это тоже…— очередная порция нежных касаний, и я тихонько млею от этой нехитрой ласки.

Завтракали мы в тишине, но уже не такой напряженной. Лоренс смирился, я же, наоборот, копил силы и думал над тем, как лучше ответить с наименьшими потерями для нас обоих. Правда, пока выхода не видел, но признаваться в этом вслух не собирался. Зачем? Будет что сказать — скажу. А так…

Еще одной неприятной новостью этого утра стал звонок О’Нила, который истерично рыдал в трубку и бормотал о том, что моя карьера, как и его, окончена. Ничего нового нам он не сказал, впрочем. И был искренне удивлен моим арктическим спокойствием. Надо отдать ему должное: принял мою позицию и ни к чему не призывал. Разговаривать с организаторами концертов и прочими представителями медиа-бизнеса с позиции слабого не лучшая идея — сожрут.

Только контракты на ближайшие концерты временно приостановлены, как и запланированные встречи, но это не повод для паники. Ожидаемо, что тема моего добровольно-принудительного каминг-аута взбудоражила музыкальное сообщество, и теперь только ленивый не горел желанием слить какую-то горячую информацию на этот счет и засветиться в местных таблоидах и популярных изданиях. Гиены. Не к месту вспомнилась родительница: мы уже проходили подобное.

Первой позвонила Алекс, пыталась поддержать, но быстро поняла, что я в этом не нуждаюсь. Моментально переключилась на впечатления от отдыха, которыми легко, как и раньше, делилась, смеялась при этом и искрометно шутила. Молодец девочка. Жизнь продолжается.

Родительница перехватила трубку, вытерпев около десяти минут нашей с подругой болтовни ни о чем, что для нее своеобразный рекорд и наивысшее проявление такой добродетели, как терпение. Какое-то время просто молчала, и я слышал лишь негромкое размеренное дыхание на фоне взволнованного щебета Алекс. Идеальна, как всегда. И держит себя в руках, определяясь с позицией: жертва или опора. Какую роль на этот раз она выберет?..

— Юлиан, — металл в голосе матери вызвал волну облегчения, — не стоило это делать без подготовки. Спонтанность — не твое. Ты же знаешь, наши ценители прекрасного, — ехидный смешок и неодобрительное цоканье языком сказали более чем достаточно об отношении к этим самым «ценителям», — довольно нежные натуры. И такие новости надо было выдавать дозировано, порциями. А ты…

— Спасибо, — на выдохе вырвалось у меня.

— Что? — мать притворилась глухой. — А, неважно. Так вот! Будь добр, когда решитесь на очередную глупость — дать кому-то интервью, — дождитесь профессионала.

— Мы это обсудим, когда ты приедешь.

— Утром увидимся.

— Вас встретить?

— Не стоит. А вот то, что тебе действительно стоит, — назидательно произнесла она, — просидеть до моего приезда на пару с Лоренсом на одном месте. В каком отеле вы остановились?

— Порт Сен-Лоран, Холидей Ин.

— До встречи, Юлиан.

Никаких сантиментов, только дело. В матери включился профессионал, и она будет играть на моей стороне, как и в ситуации с Алекс. Это радует.

Пока я обменивался любезностями и слушал наставления родительницы, Лоренс сидел рядом и ненавязчиво поглаживал мое запястье. Без подтекста. Простая молчаливая поддержка с кисловатым привкусом вины, которая его все еще гложет. Он уверен в том, что в сложившейся ситуации «заслуга» полностью принадлежит ему. И как мне его разубедить, я не знаю. Оказывается, он может быть не менее упрям и слеп, чем я. Только в фигуральном смысле. Попробую еще раз. Поймет?

— Рен? — поворачиваюсь к нему всем корпусом и перехватываю замершую ладонь. Не дожидаясь ответа продолжаю. — Это стало неизбежным с того момента, как все линии сошлись в одной точке: ты, я, Алекс, ее отчим, Раньи. И как бы вся эта ситуация не разрешилась, я не собираюсь винить тебя или о чем-либо жалеть. Слышишь меня?

— Слышу.

— Но не перестанешь?

— Не перестану.

— Даже не сомневался.

— Если не сомневался, зачем спрашивал?

— Потому что хочу, чтобы ты улыбался.

— Ты же не видишь.

— Могу, если ты позволишь увидеть. Ты ведь позволишь?..

И он улыбается. Пусть чуть-чуть, уголками слегка обветренных твердых губ. Но я чувствую это самыми кончиками пальцев, которые он бережно положил на свое лицо.

Люблю?..