— Юли? — чуть хриплый голос бьет по оголенным нервам, и я вздрагиваю всем телом. — Я тебя обидел?

— Ты?! — искренне изумляюсь, не отрывая рук от его лица, жадно считывая богатую мимику Лоренса.

— А кто еще, кроме меня? Напомнил тебе о том, что ты не видишь, совсем не подумав. Но…

— Меня давно таким сложно задеть, — безразлично пожимаю плечами и возвращаюсь к прерванному занятию.

Мои движения из нежных и ненавязчивых постепенно превращаются в более настойчивые: усиливаю нажим, обводя его чуть нахмуренные брови, с напряжением прорисовываю большими пальцами широкие скулы и снова спускаюсь к губам. Merde!

— Говорят, что сказанное в гневе или под влиянием сильных эмоций… — Он сбивается, но собирается с мыслями и пытается меня же устыдить: — Юлиан, ты меня совершенно не слушаешь!

— Нет, — качаю головой и усмехаюсь, продолжая свое коварное дело. Если ему хотелось все обсудить, то мне хотелось… его. Всего.

— И мешаешь сосредоточиться, — уже тише возмутился Рен.

— А ты не сосредотачивайся. Я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать. И в очередной раз повторю — ты здесь ни при чем.

Только он снова собирается мне возразить, уже шумно втягивая воздух, — я резко наклоняюсь вперед и целую… подбородок. Плевать! И до всего остального доберусь.

Лоренс фыркает в ответ на мои действия и перехватывает инициативу: он отводит мои ладони от своего лица, нежно отмечает поцелуем каждое запястье, а следом тянет на себя и прикусывает ключицу через ткань футболки. Вздрагиваю, поджимая пальцы на ногах от удовольствия.

Не раздумывая поворачиваюсь и поступаю так же: зубами несильно хватаю за оголенный участок кожи, а затем того же места касаюсь языком, чередуя ласку. Лоренс шипит сквозь зубы, а я довольно жмурюсь, чувствуя, что мои манипуляции не оставили его равнодушным.

— Какая муха тебя укусила? — бормочет Рен, утыкаясь мне носом в район шеи.

— Вряд ли ты считаешь себя мухой, — негромко подмечаю, намекая на его недавние действия: моя ключица все еще горела.

— Верно, — его смех крупными волнами сотрясает тело, а с ним и меня, — не считаю.

— Да и начал ты первым, так что не жалуйся.

— И в мыслях не было.

Удовлетворенный таким ответом хмыкаю и втягиваю носом его неповторимый запах: насыщенные нотки можжевельника, отголоски дразнящего цитруса и тягучая сладость ликера, снятая, словно проба, с его кожи и невесомо осевшая на языке. Открываю в себе новые грани какого-то извращенного токсикоманства, но ничуть не жалею.

Лоренс одним движением собирает мои волосы на затылке и тянет назад. Я не сопротивляюсь: послушно откидываю голову, открываю беззащитную шею. В природе, если не ошибаюсь, это жест безграничного доверия и подчинения?.. Шумно сглатываю и напряженно замираю в ожидании его действий.

— Юлиан, — задумчиво произносит он, водя носом по моей обнаженной коже, — я иногда тебе удивляюсь: то безусловно мягкий, то бескомпромиссно жесткий. В каких-то ситуациях ты молчишь и наблюдаешь, в других же отстаиваешь свою позицию настолько безжалостно, что не оставляешь камня на камне от оппонентов. — Он замирает возле моих губ и медленно выдыхает. — Еще недавно ты лишь поддавался мне, сейчас же — провокация в чистом виде. Так бывает?

— Как видишь.

Выталкиваю вязкий воздух сквозь стиснутые зубы и крепко обхватываю его руками за пояс, вжимаясь бедрами и одновременно с этим делаю поступательное движение. В ответ слышу вибрирующий стон и чувствую, как его пальцы рефлекторно сжимаются в кулак, отклоняя мою голову еще сильнее назад. Недовольно дергаюсь, выражая протест, но моя реакция до него не доходит: кусает за нижнюю губу, тут же нежно проводит языком и придавливает меня собой.

— Решил поиграть? — низкие, мурлыкающие звуки, которые издает Рен, приводят меня в дикий восторг. — Потом не жалуйся, — предупреждает он и издает смешок.

Опрокидывает меня на кровать, на которой мы все это время сидели, и я с тихим «ох!» падаю на лопатки. Лоренс не дает мне и секунды на осмысление, подхватывает под бедра и спускает ниже, прижимая к себе. Разводит мои ноги и ложится сверху, одним движением резко задирая мне футболку.

— Не порви! — зачем-то вяло возмущаюсь, с непередаваемым удовольствием запуская пальцы в его волосы, и несильно дергаю густые пряди.

— У тебя этих футболок… — невнятно ворчит. — Как порву, так и куплю!

Смеюсь в голос и обхватываю его ногами, скрещивая их в лодыжках на его пояснице. Упираюсь пятками и подбрасываю бедра вверх. В ответ прилетает звучный шлепок, которым меня награждает Рен.

— Куда?! Лежать! — одергивает меня он, упираясь лбом в солнечное сплетение, роняя нас обратно. — Я тебя не отпускал…

— Но отпустишь?

— Не рассчитывай.

— Я не про сейчас…— шепчу, не в силах справится с эмоциями: пульс зашкаливает, на висках выступил пот. Для меня это важно. А вдруг?..

— Знаю. Не отпущу.

Любит? Нужен? Не скажет. Не сейчас. Но и я ведь не лучше — тоже молчу. Впиваюсь ногтями ему в спину, пытаясь отыграться за бурю эмоций, что разрушает меня изнутри. Я никогда не был таким зависимым от кого-то, и это пугает до дрожи. В этот раз ничего похожего на нежное узнавание. Скорее, борьба, попытка доказать самому себе и ему, что пути назад нет. Боюсь? Да.

Он улавливает мое настроение и моментально подстраивается, сдаваясь: не отталкивает, покорно подставляет спину, плечи, руки — все, до чего могу дотянуться — под мои скрюченные в собственнической агонии и сведенные судорогой пальцы. Я как умалишенный оставляю свои росчерки на его коже, даже не задумываясь, причиняет это боль или нет. Мой.

Влажные волосы липнут к лицу, нетерпеливо отбрасываю их, чертыхаясь сквозь зубы, и снова цепляюсь за крепкое тело Рена. В ответ меня обнимают, бережно перехватывают за запястья, дарят невесомые поцелуи и вновь дают свободу, молча показывая, что меня ждут и дают право творить что вздумается. Всхлипываю и застываю соляным столбом. Что я делаю?

Не дав мне окончательно слететь с катушек из-за таких противоречивых эмоций, Лоренс нажимает мне на грудь, удерживая, и ловко стягивает мягкие брюки, в которых я хожу в отеле. Тихое шуршание ткани, прохладные волны воздуха по коже и сонм мурашек от щиколоток к горлу. Мелкая дрожь по телу, тихий стон.

— Тш-ш-ш, — успокаивающе шепчет мне на ухо, прикусывая мочку.

Выгибаюсь дугой, подставляясь под его шершавые ладони в ожидании порции ласки. Мне его мало, и я пытаюсь показать это всеми доступными способами. На банальные слова просто не хватает сил: во рту сухо, язык приклеился к небу и все, что я могу делать — это едва слышно сипеть, захлебываясь чувствами и ощущениями. Тело, не слушаясь мыслей, ведет свою игру.

Запах можжевельника, не жалея тонкое обоняние, бьет в ноздри. Те жадно трепещут, стараясь не упустить ни капли драгоценного аромата моего мужчины. Пульс бешено стучит в висках, на которых кольцами свернулись липкими змеями пряди моих растрепавшихся волос. Я в очередной раз пытаюсь впитать в себя происходящее до мельчайших подробностей: запахи, звуки, прикосновения. Все, что дает мне Лоренс. Моя паранойя не оставляет меня, время от времени дергая невидимую глазу удавку на шее, не давая полностью расслабиться.

Жадные губы на бедрах, невольно подаюсь вперед рывком, на что получаю болезненный укус и неразборчивую ругань. Послушно замираю, заполошно дышу — так шумно, что я с трудом слышу обращенные ко мне слова.

— Юлиан…

Дальше не разбираю и мотаю головой, пытаясь объяснить, что не могу. Ничего не могу. Все, что мне сейчас нужно — он сам. Не знаю как, но я был услышан. В два счета оказываюсь на коленях, словно в наказание за что-то, о чем не знаю. Уверенные ладони на пояснице, и я прогибаюсь сильнее, ложась грудью на подушки. Цепляюсь за простыни у изголовья и прикусываю губу. Рывок. Merde!

Теперь уже Лоренс оставляет на мне узоры, которые безжалостно жалят вспотевшую кожу, добавляя остроты ощущениям. Я глухо смеюсь, словно ненормальный, получивший свою порцию безумия. Влажные шлепки наших тел, дыхание практически в унисон и низкие, рокочущие стоны Лоренса — музыка для моих ушей. Симфония, которую никто никогда не напишет.

Вспышка удовольствия накрывает с головой. За ней следует вторая, более мягкая, накатывающая щекотными волнами. Широкие ладони Лоренса уверенно скользят по вспотевшей спине, словно успокаивая. Шумно дышу, постепенно выравнивая сбившееся дыхание: предшествовавший эмоциональный взрыв привнес нечто новое, чему я толком не мог подобрать слов.

— Юли? — едва уловимый поцелуй чуть ниже лопаток.

— Если ты сейчас спросишь, в порядке ли я, то пожалеешь об этом. — максимально грозно выдаю, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех.

— Каким образом? — хрипло интересуется мое наваждение.

— Сорвешь голос.

— Предлагаешь составить тебе компанию на выступлениях в роли оперной дивы? И каков будет репертуар?

— Стоны.

— Что, прости? — то ли я недостаточно ясно выражаю свои мысли, то ли Рен умело прикидывается.

— Ты будешь стонать. Подо мной. До сорванного голоса, — медленно проговариваю, делая паузы между фразами.

— Не до звезд перед глазами?

— Ну, — беззлобно хмыкаю и переворачиваюсь на бок, уютно устраиваясь на постели, — тебе виднее.

— Черт, — негромкий смех в ответ и тяжелая рука опускается на мое бедро, — я снова в ударе, верно? Извиняться не буду, не рычи. Просто мне придется перестать самому так на это реагировать. Ведь тебя никак не пронимает.

— С тобой — да, насчет остальных — как повезет.

— Отрастил зубы?

— Скорее умело прятал, а с тобой они ни к чему.

— К лучшему?..

— Конечно, — без тени сомнений киваю, впадая в состояние удовлетворенной дремы.

— Спи, завтра будет нелегкий день.

— Как и до него, — бормочу негромко и проваливаюсь в глубокий здоровый сон счастливого человека.

Утро встретило манящим ароматом кофе и резким звуком входящего вызова. С трудом нащупав телефон, отвечаю на звонок.

— Слушаю.

— Видимо, я вовремя, — деловой тон матери мигом сбил с меня приятную сонливость, и я резко сел в кровати.

— И тебе доброго утра, мама.

— Надеюсь, что так. Мы будем у вас через полчаса. Успеете привести себя в порядок?

— У меня такое чувство, что я снова подросток и ты пытаешься поймать меня на горячем.

— Хм, — задумчиво выдает моя на удивление благодушно настроенная родительница, — горячее явно уже остыло, но это не значит, что я готова лицезреть ваши помятые лица.

— Почему сразу помятые? — деланно возмущаюсь, спуская ноги вниз с кровати и с удовольствием ощущая босыми ступнями прохладу гладкого пола. — Может, счастливые?

— Это я и по голосу слышу, видеть не надо.

— Правда? — растерянно переспрашиваю, совершенно не готовый к такому повороту.

— Истинная. — Короткая пауза и повелительное: — Собирайтесь, есть новости.

— Какие?

— Не какие, а смотря для кого.

Не соблаговолив осчастливить подробностями, родительница отключилась, даже не прощаясь. Видимо, лимит добрых бесед она на сегодня исчерпала. Но, тем не менее, слова ее меня тронули. Как бы то ни было, но ее мнение было важно.

— Рен! — довольно громко окликаю я, пытаясь понять, в каком направлении мне искать свою пропажу.

— Не кричи, я тут, — раздается из-за спины.

— Прости, не слышал тебя.

— Хорошие новости? — интересуется Лоренс, мягко обнимая меня за плечи и целуя в макушку.

— Честно говоря, сам не понял. Но, видимо, что-то стоящее. Наши дамы через полчаса обещали быть здесь, так что нам следует поторопиться.

— Мне хватит, — хриплый смешок в волосы и одновременно с ним жесткие пальцы на ключицах.

— Рен? — охнув от неожиданности, оборачиваюсь.

— Ты слишком часто и много анализируешь, — голосом демона-искусителя говорит мое наваждение. — При этом забываешь о простых, приземленных вещах, которые ближе и понятнее. И очень зря.

— Да я не…

— Именно что ты, — очередная порция поцелуев и контрольный в уголок губ.

К приезду родительницы и Алекс мы чинно сидели на диване и негромко обсуждали возможные причины их внезапного визита. Но наши предположения оказались далеки от действительности.

— У нас есть свидетель, — не размениваясь на любезности, сказала мать, стоило двери в номер негромко хлопнуть, отрезая нас от внешнего мира.

— Свидетель чего? — невозмутимо интересуюсь, внутренне подрагивая от нетерпения.

— Того, что Лоренса намеренно спровоцировали для получения личной выгоды и продвижения по карьерной лестнице. И это уже не говоря о заинтересованных лицах, у которых ты был словно кость в горле со своими благородными порывами и начинаниями, в ущерб ожидаемой прибыли.

— Что?..

— Тот самый репортер, который выступал свидетелем и предоставлял материал, когда тебя отстранили от работы и всех проектов, по сути является подсадной уткой.

— Кем?

— Лоренс! Не вынуждай меня разочаровываться в твоих умственных способностях. Никогда не считала, что у моего сына плохой вкус.

— Благодарю, — со смешком киваю и уверенно обхватываю прохладную ладонь Рена в жесте поддержки.

— Не паясничай, — одергивает матушка.

— Где вы его откопали?

— О! Это счастливая случайность, — подключается к разговору Алекс, — которая дает надежду на то, что фраза про бумеранг — не пустые слова.

— Точнее?..

 — Мы встретили его в аэропорту, в зале ожидания.

— Этот молодой человек стал невольным свидетелем нашего разговора насчет Раньи и последних новостей, которые мы просматривали в записи. — Мать снова взяла бразды в свои руки. — Он довольно долго не решался вмешаться, но, видимо, жажда справедливости не дала промолчать, и мы выяснили, что Лоренс — не единственная жертва этого…

— Ты скатишься до банальных оскорблений? — иронично уточняю, слушая в ушах заполошный грохот сердца.

— Еще не хватало, — небрежно фыркает она. — Мне удалось убедить этого человека не оставаться в стороне и выступить с показаниями в суде.

— Где? — сипло выдыхает Лоренс, вздрагивая всем телом, с силой сжав мои пальцы.