Мужская сентиментальность явление в наше время редкое, но в этот вечер меня захлестнуло с головой. Я разрывался от сумбурных эмоций, которые накатывали одна за другой, не давая расслабиться. Действовал на адреналине, жил моментом и впитывал происходящее всем существом. Здесь и сейчас.

Не анализировал ни свои действия, ни Лоренса — говорил не подбирая слов, рубил с плеча и не жалел. Хотелось дышать полной грудью, отбросить навязанные условности, вбитые с детства запреты и привычки. И я дышал, буквально упиваясь этим человеком, который вывернул меня наизнанку.

Он вынудил меня выйти из той темной пещеры, где я добровольно себя закрыл, прислушавшись к мнению окружавших людей в надежде, что буду когда-нибудь услышан. Вот только все это было зря, до определенного момента. До конкретного человека, который доводит меня до безумия своим присутствием в моей жизни.

Сейчас я торопился жить, чувствовать — одним мгновением, страшась большего. Меня подгоняла в спину тревога, что все это самообман и сказка, которая развеется, как только часы на башне пробьют полночь. Принц исчезнет, а я останусь один, но не в доме злой мачехи, а в своей квартире, где будет звенеть гулкое эхо разбившихся надежд.

—  Merde!

Чувство мнимой потери раскаленным прутом ворочалось в груди и мешало дышать. Катастрофически не хватало Лоренса. Везде и всегда, вокруг и внутри. Сейчас.

— Юлиан! — окликнул меня он, выдергивая из хаоса паники. — Что на тебя нашло?

— Ты… — цепляюсь за его сильные пальцы, перехватываю запястья и буквально распластываю на себе, чтобы ощутить всю тяжесть его тела, спрятаться за ним.

— Что — я?

— Исчезнешь…

— Ну да, — с уверенным спокойствием отвечает мне в висок, моментально гася эту вспышку, — вот прям возьму и исчезну. Тогда зачем все было начинать? Не подскажешь мне, мой дорогой друг?

— Друг? — из всего сказанного слышу только это.

— Мне безусловно приятно, что ты растерял все свои хладнокровие и здравомыслие в моем присутствии, но вот о том, что ты поглупел я начинаю уже жалеть. Ты решил, что ты один в растерянности? Спешу тебя обрадовать — нет.

Меня приподнимают над диваном, обхватывают за шею и аккуратно целуют в самый уголок рта. Кончиком носа проводят от скулы к подбородку и шумно выдыхают в лицо, словно решаясь.

— Мы ринулись в это очертя голову, Юли. С места в карьер. И я понимаю, почему тебя так швыряет из стороны в сторону, словно утлое суденышко в девятибалльный шторм. Но это пройдет, когда ты поймешь и увидишь, что происходящее не является плодом твоего воображения. Ты не один. Я не могу по щелчку пальцев убедить тебя в своих намерениях и в том, что серьезен как никогда до этого. Да и прошлое говорит не в мою пользу: последняя связь характеризует меня не с лучшей стороны. Но могу сказать тебе точно: нет, это и не сиюминутная страсть и не банальное желание с кем-то переспать. Прежде чем решиться, я долго все взвешивал и думал, оценивал риски. Да, вот так прагматично и без должного пиетета и романтики, уж прости. Уже напоролся, на свою голову. Может, конечно, времени прошло недостаточно и стоило еще год-другой подождать, но... Я хочу тебя в своей жизни, Юлиан. Не завтра не когда-нибудь в будущем, а уже сейчас. Понимаешь? Мы в равных условиях.

— Рен, — хотел прервать этот монолог, отдающий горечью исповеди, но мне не дали этого сделать — мягко накрыли губы ладонью.

— Ты сам меня спровоцировал, — легкий упрек и мое мычание в ответ. — Потерпи, я почти закончил. После можешь и ругаться, и возмущаться. Но главное будет сказано. Меня до сих пор мучает совесть, правда, — хриплый щекочущий смех и очередной поцелуй, — что сбил тебя с «пути истинного». Но я ни капли об этом не жалею.

— Так вот что главное. Неужели я настолько хорош? — ехидно интересуюсь и, немного повернув голову, кусаю неосмотрительно смещенную с моего рта ладонь.

— Не передергивай, Юли!

— Даже не думал, — отвечаю и смеюсь с облегчением, уже не ощущая той давящей тяжести, которая буквально только что сводила меня с ума. Отпустило.

— Ты невозможен.

— А ты повторяешься.

— Оба хороши, — ставит точку в совершенно нелепом споре Лоренс и жадно целует в шею. — Ты мне веришь?

— Да.

Мой короткий ответ срывает прикипевшие запреты, которые играли роль сдерживающего фактора. Ведь жизнь, как и мы в ней, не стоит на месте.

Недовольно что-то проворчав, Лоренс в одно движение поднял меня с облюбованного нами дивана и, не прекращая свои ласки, повлек за собой в сторону спальни.

Предвкушающие мурашки гуляли по спине, пульс стучал в ушах, а сердце грохотало в грудной клетке. Когда запнулся о кровать, коленки подогнулись и я рухнул спиной на мягкий матрас, раскидав руки в стороны.

Лоренс ложится сверху, выбивая воздух из легких. Не дав и секунды на полноценный вдох, сминает мои губы своими. Властно, жестко и напористо — словно подкрепляя этим ранее сказанное. Эмоции хлесщут через край, пьянят крепче, чем выпитый коньяк, который был явно ниже градусом, чем бурлящее желание Рена.

Сейчас никаких компромиссов, только слепое доверие и полное подчинение: проверка на прочность испытываемых нами чувств. У меня в голове ни капли сомнений, лишь острая необходимость не отпускать и раствориться, наплевав на внешний мир. Пошли он все к черту!

Треск ткани мешавшей нам одежды прошел фоном, я лишь отстраненно отметил это факт. Порывистые движения Лоренса сводили с ума, не давая ни на чем сосредоточится. Когда его руки сомкнулись на моей шее я даже не вздрогнул, лишь приподнял подбородок поощряя любое сумасшествие, что взбредет ему в голову.

— Неужели вот так? От и до? — сиплый шепот бризом прошелся по влажной от пота коже ключиц.

— Иначе никак, — дергаюсь, выражая нежелание отвлекаться на разговоры.

Мой беззвучный протест считывают на ходу и слова превращаются в отдельные звуки: невнятные, низкие и резонирующие. Прикосновения теплых губ, невнятный шепот белым шумом рвущихся наружу эмоций. Преграды прочь и никакой фальши, только древний язык тел, что стремятся навстречу друг другу.

Сильные пальцы Лоренса писали на моем теле сложный узор, практически не останавливаясь, временами складывая линии в будоражащие слова. Губы же отмечали все детали моего лица: нос, лоб, щеки, скулы, подбородок. Каждое касание оставляло след, который я бережно складывал в копилку памяти.

В такие моменты радуюсь своей слепоте: поющее мелкой дрожью под его руками тело говорило само за себя. Эмоции чище, острее — Рен говорил мне, что сам часто закрывает глаза, чтобы не видеть, а ощущать, не отвлекаясь на второстепенное.

— Торопливый, — прокомментировал он мое движение бедрами вверх, ближе к нему, в попытке хоть немного унять это жгучее нетерпение.

— Адажио, — намеренно огрызаюсь, желая сорвать все предохранители в его голове и действиях, которые он строго дозирует.

— Что же ты творишь? — полушепотом в шею.

— Что хочу, — чувствительно прихватываю его зубами за кожу на запястье, провожу языком, смакуя солоноватый привкус.

В ответ получаю жадный поцелуй и агрессивную атаку сильных рук, которые фактически присвоили себе мое податливое тело. Они сжимали, тянули, сминали и щипали. Особо сильно в этот раз досталось спине и ягодицам, которые он одним рывком приподнял и впечатал в себя, наглядно демонстрируя свои намерения.

— Получишь с лихвой, не сомневайся.

Мускусный запах возбуждения щекотал ноздри, в горле сохло и першило, а губы ныли без его поцелуев. Я не заметил, как искусал их в кровь, лишь обратил внимание на характерный привкус. Плевать! Мне нужен очередной девятый вал отключающий от реальности.

Лоренс испытывал особое удовольствие собирая мои волосы в кулак и открывая себе доступ к беззащитной шее, с бьющейся на ней жилкой. Он с трепетным удовольствием знатока оглаживал это место, с маниакальной любовью вырисовывая пальцами одни ему видимые линии.

— Что ты в там нашел? — как-то спросил я.

— Совершенство линий.

— Эстет?

— Даже не претендую.

С того разговора прошло всего ничего, но теперь, я замираю в ожидании нового витка, который он нанесет мне на кожу, возле вторящей бешенному пульсу вены.

Его ладонь опускается ниже, не обделяя своим вниманием выемки и впадины, пересчитывая мышцы на прессе и щекотно ныряя в ямку пупка. Давит чуть ниже, не пересекая границы белья, но меня дергает навстречу, выгибая в пояснице. Влажная точка на ткани словно признание его заслуг на поприще моего тела. Стон слетает в пустоту, но разбивается о его рот, что не сдерживаясь карает за своеволие.

Перехватываю его руки, провожу вверх до плеч и обнимаю одной за шею. Вторая же легко скользит вдоль позвоночника, добирается до копчика и звонко шлепает по напряженным мышцам чуть ниже. Эту вольность мне не спускают, а жестко мстят: проворно переворачивают на живот, буквально отрывая от желанного тела и впечатывают лицом в подушку. Сейчас он далек от деликатности, но это лишь заводит сильнее.

— Доигрался, — предвкушающе произносит мое наваждение срывающимся голосом.

Резким движением с меня стягивают все лишнее, при этом не снимая до конца, а хитро спутывая ступни лишая возможности свободно двигаться. Следом плавно заводят руки за спину и связывают локти вместе, практически обжигая прохладой брючного ремня. Звон пряжки слега отрезвляет, выталкивая из этого дурмана, но буквально на миг.

Влажная дорожка по спине от лопаток до шеи и завершающим штрихом намеренно сильный след от зубов на коже. Уверен, что заметно. Но это будет позже, а в данный момент добавляет остроты, электрическими импульсами пронзающей меня от макушки до пяток.

— Мой, — звучит как оправдание и греет душу.

Приподняв меня за связанные локти, проталкивает под живот подушку и играясь отпускает: падаю лицом вниз, вдыхая легкий флер лаванды от постельного белья. Не спеша устраиваюсь поудобнее и поворачиваю голову вбок, давая доступ кислороду.

— Удобно? — наждачной бумагой низкий голос по нервам.

— Непривычно, — отвечаю максимально близко к истине, без искажений, но дается это непросто — опыта мне не достает, а не потому что лукавлю или играю.

— Если что-то не понравится или покажется тебе чересчур, сразу скажи и не молчи.

— Хорошо, — послушно киваю и расслабляюсь.

— Невероятно, — бормочет Рен себе под нос удивленно и неожиданно впивается мне в бока, сжимая их с силой на грани удовольствия и боли. Идеальный баланс.

Вскрикиваю и прогибаюсь сильнее в пояснице, подаваясь назад. Он же делает встречное движение и упирается мне в ягодицы, равномерно раскачиваясь. Дразнит, дурманит и влечет за собой и я с радостью падаю в эту пропасть, имя которой Лоренс.

Прохладные влажные пальцы нежно скользнувшей нотой. А тут аккорд из губ, зубов и языка уверенной лаской в изгибе шеи. До судорог терпкое крещендо в паре с низким либретто в исполнении его потрясающе насыщенного голоса. Слияние звуков и движений в единую композицию, от которой перехватывает дыхание. Чистая симфония моего экстаза.

С каждым его движением, внутри меня закручивался тугой узел, отдающий внизу живота. Мелкая дрожь прошибает насквозь и не дает продохнуть, нарастая с очередным толчком Рена. Мышцы рук, отпущенных в какой-то момент на свободу, колет сотней иголок. Ладони, которыми я уперся по обе стороны от своего лица и сжал выскальзывающую из влажных пальцев простынь, ощутимо трясутся. Того и гляди подломит запястья и я вновь рухну вниз, глотая цветочный аромат, вместо сводящего с ума можжевельника и цитрусовых, что щедро дарит Лоренс.

Он сжимает ладонь, оттягивая такой близкий финал, не дает сорваться в крутое пике с ослепительной вспышкой. Я рвано выдыхаю и запрокидываю голову, влажными прядями хлестнув по спине. Заполошно колотится сердце в ушах, во рту сухо — язык прилип к небу. Хожу по грани, удерживаемый лишь его опытом и той чуткостью, с которой он улавливает мое состояние. Молча считывает его и не нуждается в подсказках.

Жадно втягиваю раскаленный вокруг воздух, насквозь пропитавшийся нашим общим запахом и запредельным удовольствием. Ловлю открытым ртом влагу, витающую тут же. Безумно хочется пить, но я не готов ради банальной жажды даже на минуту прервать происходящее. Преступление.

Освобождая часть меня из крепкого захвата, он переводит ладонь выше по животу на грудь и обнимает поперек, поднимая и прижимая спиной к себе. Ложусь затылком на его плечо и сипло выдыхаю. Капли пота вьются прохладной дорожкой и теряются в спутанных волосах. Чуть поворачиваюсь к нему и получаю невесомый поцелуй в скулу.

Напряжение отпускает, в предвкушении продолжения сладко екает в районе солнечного сплетения. Нежные касания шероховатых губ медленно перетекают в аккуратные укусы, а затем и вовсе в огненные искры, жалящие разгоряченную кожу.

Постепенно наращивая темп, Лоренс хрипло дышит мне в ухо, провоцируя сонм мурашек. Невольно ежусь, но меня удерживают на месте, захватив во влажный плен мочку моего уха. Дергаю подбородком в попытке вырваться, но при этом не прикладываю видимых усилий, лишь создаю иллюзию, на которую он понимающе фыркает не разжимая губ.

Медовая горечь солоноватого пота оседает нектаром, когда я прохожусь языком по его плечу. Усилием воли высвобождаюсь, чтобы получить собственную порцию неповторимого удовольствия. Мне позволяют своевольничать, даже шалить, проверяя границы. Но только каждым движением внутри он напоминает о том, кто и кому с радостью покорился.

Жалеть об этом? Ни за что. Сбил с пути? Пусть сделает это еще раз. Если такова дорога с ним, то я готов ее пройти от начала и до конца, как и заплатить ту виру, что мне назначат. Даже будучи в самом начале, понимаю, что оно того стоит. И я не пожалею об этом, уверен. Слепец? Пусть так.

— Юли… — рычащие нотки пробирают до костей.

Толкаюсь назад, углубляя проникновение встречным рывком. Корчусь в агонии, цепляясь за его руки на моих бедрах — якорь для уплывающего сознания. Конвульсии по нарастающей сотрясают все тело, оповещая о близком финале, который он так стремился оттянуть. Я же, словно в отместку, прыгаю в эту пропасть с обрыва — не хочу ждать.

Протяжный стон заключительным аккордом и я всем весом опираюсь на стоящего позади Лоренса. Чувствую его губы на макушке и сонно улыбаюсь. Я млею в его сильных руках, впитывая тихую ласку шероховатых пальцев, неспешно гуляющих по зудящей от пота коже.

Голова была настолько легкой, насколько тяжелыми и неповоротливыми ноги, подкашивающиеся при малейшей попытки сменить положение. Ленивая сытость наполняла каждую мышцу и нерв: выжатый досуха, напитанный эмоциями под завязку и с трудом держался, чтобы тут же не упасть, уютно устроившись у Рена под боком.

Судя по понимающему смешку и тому, с какой заботой меня аккуратно уложили на сбитую постель, он прекрасно понимал мое состояние и не имел ничего против. Последнее, что я помню: невесомое касание простыни, что на меня он накинул и я провалился в глубокий сон.