1.

С того самого момента, как Синдбад поздним вечером того же дня постучал в его дверь и Джудар, открыв ее и с улыбкой прислонившись плечом к косяку, пообещал ему, что ни одно слово и ни один стон не покинут его комнату, юноша не мог перестать болтать. И между поцелуями, и между короткими вздохами он умудрялся вставить несколько слов про сделку о покупке острова для его страны, предложенной Барбароссой, пока маги делал вид, что внимательно его слушает.

Он помнил об этом времени в своем родном мире лишь совсем немного. Только то, как Синдбад с Серендиной из-за этой сделки разругались в пух и прах, и она покинула компанию, положив начало череде худших событий.

Ни одно из которых не случится здесь, Джудар об этом старался позаботиться.

Он попытался разозлиться на любовника, умудрявшегося продолжать болтать, пусть и не так резво, даже пока маги его подготавливал, но не смог, смиряясь с тем, что тот слишком радостный, на седьмом небе от счастья, чтобы всерьез на него сердиться. Джудар внимательно взглянул на него, чуть ли не забывающего дышать, лишь бы донести свой восторг по поводу новых возможностей, по поводу страны, густо краснеющего и то и дело мелко вздрагивающего, глядевшего без капли опаски, и, вздохнув, поцеловал его в живот.

Затем спросил насмешливо, не следует ли ему остановиться, чтобы Син смог сначала вдоволь наболтаться, и, когда тот поспешно отказался, посоветовал тогда заткнуться.

Но несбыточны были его надежды, что юноша успокоится и устроится спать. Тот лишь прилег ненадолго после, переводя дух, а потом подорвался, принявшись ходить по комнате, разыскивая части своей одежды.

 — Я хочу взглянуть на остров, — заявил он, застегивая пуговицы с такой скоростью, с которой сонный взгляд маги не мог совладать, заставляя молча закатить глаза.

 — Прямо сейчас? — уточнил Джудар и, получив в ответ оживленный кивок, нахмурился. — И что, своего драгоценного Барбароссу попросишь его тебе показать?

 — Думаю, он уже спит. Не хотелось бы мешать, — ответил Син, и маги всерьез задумался над тем, а не придушить ли ему его совсем немного.

Джудару уже медленно начинало казаться, что у юноши здравого смысла в голове ноль, потому что иначе он никак не мог объяснить, почему тот думает, что совершенно нормально вслух во всех красках восхищаться другим мужчиной, пока был в постели с любовником, с которым не виделся недели две. Он скользнул взглядом по шее Сина, покрытой отнюдь не незаметными укусами и засосами, которые обычно сам же лечил на утро, и решил на этот раз оставить всё как есть. Без особой причины, конечно.

 — Могу сделать так, что ты с кровати подняться не сможешь, — заметил Джудар, используя последние капли стремительно исчезающего спокойствия, и жестом подозвал к себе любовника, всё еще надеясь, что ему самому всё-таки не придется никуда идти.

 — Тогда я поползу, — со смехом ответил Синдбад, подходя без капли опаски и наклоняясь, и маги мстительно вцепился ему в щеку, оттягивая ее.

Суметь бы ему еще как-то понять, почему юноша в последние месяцы в такие моменты совсем не защищался и не сопротивлялся, терпеливо снося свое наказание. Джудар бы за такое и борг выставил, злобно обжигая, и под дых дал.

Син вздохнул, потирая щеку, когда маги наскучило и он его отпустил, щелкнув по носу напоследок.

 — Если… — начал юноша и удивленно осекся, когда Джудар принялся подниматься и собираться. — Хочешь со мной?

 — Не хочу, — хмуро отозвался маги, одеваясь следом и перекидываясь с любовником короткими взглядами.

 — Можешь тогда и не напрягаться, ничего со мной не случится, — заверил его Син, и Джудар красноречиво на него уставился.

 — Глупый мальчишка, — выдохнул он насмешливо, фыркая от того, как юноша, отвыкший от этого звания, возмущенно вскинул брови. — Ночью. На острове. Совсем одни. Если это не тайная свиданка с твоим обожаемым Барбароссой, то я не знаю, что это.

 — Подобных чувств я к нему не испытываю, — возразил Син со смехом, будто это была всего лишь очень глупая шутка.

Джудар очень недоверчиво хмыкнул.

 — И что же ты тогда к нему испытываешь? — прямо спросил он, даже не рассчитывая, что мог бы в словесной перепалку загнать любовника в тупик. Слишком уж изворотливый, чертяка.

 — Уважение? — предположил юноша, обращая вопросительный тон скорее самому себе. — Примерно то же, что и к королю Рашиду… Нет, думаю, даже больше. Учитывая, чего он успел добиться в таком молодом возрасте… Восхищение. Желание равняться.

 — Да-да, — фыркнул маги, не знавший даже, что ожидал услышать, и чуть вздрогнул, когда Синдбад обнял его со спины, сцепляя руки на животе и утыкаясь лбом куда-то в плечо. — Чего тебе.

 — Джу, люблю тебя, — пробормотал тот, и маги замер на мгновение, машинально прикрыв лицо ладонью, хоть юноша и не мог его видеть. Эти слова в первое время приводили в смятение и полнейшую растерянность, позже приносили с собой и спокойствие, а с недавних пор Джудар вдобавок чувствовал такую горечь и обреченность, что кровь от эмоций начинала идти носом, и он не знал, сколько еще ему будет удаваться это скрывать, или радуясь, что Син за спиной, или поспешно притягивая юношу в объятья, лишь бы он не видел его лица. Один только запах крови выдавал его с головой. — К тебе я испытываю бесконечное…

Маги шикнул на него, морщась, заставляя оставить попытку растрогать, и зарылся Сину пальцами одной руки в волосы, глядя на вторую, убеждаясь, что в этот раз магой не скакнула слишком резко от чувств. Джудар был уверен, что больше чем на две минуты спокойствия юноши не хватит, затем он не выдержит и рванет на свой ненаглядный остров.

 — Джу, а если бы мы сегодня встретились впервые… Что бы ты сделал? — спросил Син неуклюже.

Что бы он сделал?

Ничего.

Если бы он тогда не разыскал радостно кричащего что-то глупого мальчишку на крохотной лодчонке, маги до этого момента не добрался бы. Не было бы смысла мучительно выжимать из себя последние силы, словно из грязной половой тряпки, лишь бы остаться подольше. Можно было бы с пустой душей и отсутствием привязанностей уйти на бесконечный покой.

Но если бы это всё-таки произошло…

 — Позвал бы подраться, — беспечно ответил он, не нашедший бы других способов развлечься на этом бесконечно скучном приеме.

 — Это же ни капли не романтично! — фыркнул юноша, чуть подрагивая плечами от смеха.

 — Я бы очень романтично стер тебя в порошок, если очень хочешь, солнце, — невинно предложил Джудар и аккуратно убрал его руки с живота, задумчиво проведя большим пальцем по чужой теплой ладони, чувствуя, как немного согревает спокойное дыхание Синдбада. Маги подавил смешок от своей же мысли о том, что мог бы стоять так вечно.

Нужно было всего-то смотаться на тот несчастный остров да проследить за тем, что его любовник за своим восторгом и размышлениями не пропустил каких-то очевидных по мнению Барбороссы сигналов, намекающих на жаркую ночь в будущей Синдрии. Ради самого себя, чтобы убедиться и не думать глупостей.

Черт побери, в какой-то же момент глупый король начал спать не только с женщинами, но и с мужчинами, не могло же быть, что наглый маги был у него первым. Джудар не думал, конечно, что юноше хватит слабоумия, чтобы изменить ему, не опасаясь гнева маги, но те двое, к кому Син испытывал этот почти щенячий восторг, его порядком настораживали.

Быстро на остров, посмотреть на безлюдное место, почти готовое к продаже, и обратно. Да что там случиться-то может.

2.

— За нами следят, — поморщившись, сообщил Джудар, как только они ступили на остров, и Синдбад, задумавшись лишь на долю секунды, пожал плечами, сказав, что в этом, должно быть, нет ничего удивительного.

 — В этом здании не происходит ничего хорошего, — хмурясь от очевидного оглушающего отчаяния, доносившегося оттуда, предостерег Джудар, но Синдбад всё же решил взглянуть, что внутри. Слишком уж подозрительно. Слишком уж любопытный.

 — Он всё еще жив, — пробормотал зачем-то Джудар, слыша, как замирает рух Синдбада, глядевшего на то, во что превратили ребенка.

Когда-то давно подобные места были маги вполне привычны. Ряды стеклянных контейнеров, доверху наполненных жидкостью, вмещавших в себя результаты экспериментов, которые уже тяжело было назвать людьми. Сколько конечностей, не сосчитать, не понять, что раньше было ногой, а что — рукой, что раньше принадлежало человеку, а что — созданию из лабиринта, с которым его пытались смешать. Одни лишь нежизнеспособные уроды, которые без трубки с питательными веществами, уже ставшей частью тела, умрут через пару мгновений.

Такие лаборатории он посещал и в Партевии, и в Коу, с одной лишь разницей, что в восточной империи настрадавшиеся из-за войн люди вызывались сами, а здесь… и дети… Да и, судя по количеству более удачных образцов за их спинами, сюда согнали деревню целиком. Может, не одну.

Всё это было давно привычно и не вызывало ни ужаса, ни страха, ни отвращения, но отчего-то Джудару было немного… нехорошо.

Он молча взглянул на Синдбада и обернулся вслед за ним, тоже вскидывая голову, глядя на на редкость удачный экземпляр.

Маги в жизни не поверит, что это не подстроено. И чего этот Барбаросса добивался, в открытую показывая своему возможному союзнику, что ставит эксперименты над людьми, скорее всего, собственной страны? Это он его так проверял? Испытывал преданность? Все эти дворцовые интриги, да даже если бы Джудар прожил еще сотню лет, он бы их всё равно…

 — Синдбад, — сказала жертва экспериментов, вцепляясь лапами в прутья, державшие ее на расстоянии от непрошеных гостей. — Синдбад из деревни Тисон… Это всё-таки ты… Синдбад.

Они застыли оба, и юноша, всё еще державшийся за свой сосуд джинна, после долгой паузы выдавил из себя севшим голосом одно-единственное «Да», а маги было уже не немного нехорошо, а откровенно плохо.

Почему это так? Почему всё всегда должно было быть так? В приключениях, которые писал глупый король, ничего про это не было, почему он никогда не писал о том, что в самом деле было бы важно, никогда не говорил с Джударом о случившемся, и…

И Джудар лучше любого другого понимал, что он не то что был бы последним человеком, с которым Синдбад обсуждал бы произошедшее, свое прошлое, он был именно тем самым человеком, с которым тот вообще никогда не разговаривал бы, если бы только мог.

Его Син стоял рядом, вскинув голову и глядя на ту, кого когда-то мог назвать своей семьей, и маги старался не думать, не слушать их разговор, не чувствовать, смотря куда-то в сторону на пол и зная, что ему самому может стать намного-намного хуже от резкого всплеска эмоций, особенно негативных. Сдерживать себя оказывалось невозможно, поскольку он продолжал слышать дрожащий голос своего возлюбленного, и почти визжащую от ужаса и страха рух жертв опытов, и жалобно-жалобно щебечущую рух Сина, которая, что хуже всего, подлетала к Джудару, смешиваясь с его стайкой черных, тихонько почти касаясь его, надеясь на утешение. Он отвернулся, стискивая зубы и зажмуривая глаза, и звук его неровного дыхания терялся в мольбе потерявшей человеческий облик бабушки спасти их и в стенаниях тех, кому не повезло остаться без возможности говорить.

Пару минут маги так и стоял, не смея шелохнуться, чтобы не расплескать с трудом собираемое самообладание, ожидая, что в любую секунду юноша может осторожно коснуться его плеча, спрашивая, в порядке ли он. Джудар медленно открыл глаза, не зная, радоваться ли тому, что это не произошло, или огорчаться, и перевел взгляд на Сина, застывшего, сжимая руки в кулаки с такой силой, что на них наверняка остались красноватые полосы от впившихся ногтей.

Тот поднес ладонь к лицу, касаясь кончиками пальцев лба в жесте, который, как выучил маги, означал полнейшую растерянность, и вздрогнул всем телом, когда бабушка своим нечеловеческим голосом вновь повторила свою просьбу. Джудар терпеливо ждал его решения, не собираясь как-либо на него влиять, отстраненно глядя на то, как по чужой щеке скатывается капля пота. В тот момент, когда рух юноши затихла, словно надорвав голос в своем крике, а его взгляд потемнел, маги понял, что должен сделать.

 — Син, — сказал он так мягко, как только мог. — Лучше выйди наружу, хорошо?

Юноша уставился на него так, что Джудару показалось, что тот и вовсе забыл, что он был рядом. Было бы неплохо.

 — Джу, у меня… — выдохнул тот и чуть отвернулся, не глядя в глаза. — У меня нет…

Это отчего-то очень напоминало начало оправданий, и маги шикнул на него, заставляя замолчать.

 — Тихо, — сказал он, заметив, что Синдбад решил снова продолжить говорить. — Я всё улажу. А ты просто уйди.

На мгновение в глазах юноши сверкнула такая безумная надежда на то, что маги в самом деле всё уладит каким-то чудесным образом, выкрав отсюда жителей его родной деревни и вернув их к былому облику, что Джудар, не выдержав мысли о том, какое разочарование постигнет Сина позже, отвел глаза, и это само за себя говорило о том, каким способом он собирался разобраться с проблемой.

Юноша молчал, и маги, не глядя на него, задумался над тем, нет ли какого-нибудь пути для него в его нынешнем состоянии в самом деле помочь этим несчастным неудачникам, страдавшим от последствий политики Барбароссы. Один год… Один год назад он еще мог бы сделать что-нибудь, но сейчас…

 — Тебе вовсе не обязательно… это делать, — сказал вместо каких-либо обвинений Синдбад, и Джудар криво и неуместно усмехнулся. — Завтра он…

 — И всё же лучше, если это сделаю я и сейчас, так? — вновь перебил его маги, не думая, что нужно как-либо объяснять, что партевийские чистильщики не были самыми милосердными людьми в мире. — Просто уйди.

Юноша не хотел уходить так, на этой ноте, и Джудару пришлось заставить себя мрачно уставиться на него, чтобы Син наконец нехотя развернулся и ушел, вызывая еще больший шум и гам со стороны своих не желавших терять надежду деревенских, которые и так не слишком тихо себя вели во время их краткого обмена словами. Они кричали, завывали и стенали, бабушка не переставала молить даже после того, как юноша ушел, и спрашивала о чем-то маги, пытавшегося вспомнить формулу для подходящей магии. Он промолчал, даже не подавая виду, что слышит ее, не желая отвечать да и не зная, что мог бы ответить.

Только крепче перехватил свой посох, заставляя бьющий по ушам вой затихнуть, погружая всех подопытных сначала в обычный сон, а потом в вечный, когда убедился, что Синдбад покинул здание.

В живых здесь был только он один, нечеловеческий вой прекратился давно, но всё равно стоял в ушах, заставляя голову раскалываться от этого раздирающего разум звука. Джудар застыл на месте и только через несколько минут осознал, что закончил. Пришло время отправиться за Сином следом, взглянуть на него, понять, насколько тяжело юноша переживает случившееся…

Вместо этого маги очень медленно, почему-то опасаясь, что может в любой момент свалиться, опустился на корточки, положив посох рядом и сцепив руки на затылке, рассматривая какие-то неровные полосы на полу. Одну из них мерзкой темной кляксой прервала капнувшая кровь, и Джудар только с трудом сглотнул, зная, что сейчас утирать нос бесполезно, не поможет.

Глаза защипало, и он измученно выдохнул, глядя на то, как быстро рядом с первым пятном начали появляться другие, как новые то и дело перекрывали старые. При этом недостаточном освещение такие же черные, как и его рух.

Надо было перестать быть тряпкой, собраться наконец и выйти наружу, к Синдбаду, но маги просто не мог подняться и продолжал отстраненно размышлять над тем, сколько еще продержится так, на одной только силе воли. Уже давно пришло время выдохнуть и смириться, закрыть глаза и отпустить, но Джудар каждый день думал, что скоро у будущего короля наступит худший период в жизни, что он сейчас не может уйти и оставить его…

Он каждый день думал о том, что ждет его по другую сторону. В своем мире он мог быть уверен в том, что, как и остальные маги, попадет в Священный дворец, а здесь? Была ли у него связь с ним или он просто растворится в небытие? Да даже если связь была, Джудар уже начинал опасаться, что его поломанная и словно уже гниющая живой душа будет не в состоянии существовать дальше, учитывая, как сильно он давил на себя, чтобы остаться хотя бы на еще один день, продлить жизнь хоть на мгновение.

Да, надо было уже наконец отпустить, но он не мог.

Во-первых, разве хватило бы у него духу или малодушия, чтобы оставить Сина сейчас?

Во-вторых, он, видя, как отчаянно подопытные даже в своем новом жутком обличьи желают выжить, впервые целиком и полностью осознал, что умрет. Джудар и раньше прекрасно это знал, бежалостно напоминал об этом любовнику всякий раз, когда тот подзабывал, а теперь не мог даже представить себе, что сделает это снова.

Какой-то первобытный ужас пронизывал его тело, не давая подняться, при мысли о скорой смерти. Она уже не казалась, как раньше, просто окончанием его жизни, полной бесконечно тянущейся скуки, а звучала, как голос Хакурю, говорившего из последних сил, что черный маги обязательно должен выжить, выглядела, как горы трупов, оставленных Синдбадом, и пахла, как его собственная кровь.

Он правда, правда, правда не хотел умирать, но тот вариант, который Шахерезада предложила ему уже давно и с которым обращалась к нему в последнее время снова и снова, словно зная, что ему уже совсем плохо, казался ему хуже смерти даже в этот момент.

Джудар закашлялся и наконец расцепил руки, под которыми что-то гипнотически пульсировало в затылке. Не удержав равновесия, он покачнулся и тяжело оперся рукой о пол, пачкая ладонь в образовавшейся, пока он думал, луже. Даже если у него и шли самые обычные слезы, он не смог бы этого понять, поскольку они смешивались бы с текущей из глаз кровью.

Голова кружилась, тошнило от запаха и горького привкуса во рту, перед глазами плыло, всё тело дрожало, была слабость по всему телу, усталость, истощение, измождение. Сердце своим каждым стуком словно угрожало остановиться.

Почему-то было никак не успокоиться.

3.

Когда Джудар покинул лабораторию, над островом уже медленно всходило солнце.

Он был не удивлен, что ему понадобилось так много времени.

Синдбад сидел прямо на земле рядом со входом, молча, не поприветствовав, глядя на небесное светило, и это напомнило маги о всех тех разах, когда вечно полный энергии юноша встречал рассвет без него, не желавшего заставлять себя подниматься ранним утром, а затем рассказывал о том, что видел. Что в Балбадде даже само солнце под стать жителям города — резвое, живое, спешащее, не то, что в Неаполии, что в Элиохапте оно и вовсе, только высунувшись из-за горизонта, за несколько минут оказывалось высоко-высоко на небе, словно не терпя промедлений.

Солнце на этом острове наверняка вставало точно так же, как и в родной деревне Синдбада, как каждый день его первых четырнадцати лет жизни, и Джудар знал, что никогда не сможет с улыбкой сказать описать этот рассвет, как делал обычно.

Он, оставив посох у стены, зная, что предстоит разговор, тоже взглянул наверх, и солнце после темноты здания показалось ему на редкость мерзким.

Маги подождал пару минут на тот случай, если юноша решит действовать, но тот только молчал и даже не пытался скрыть, что выглядел ужасно, что, должно быть, прорыдал здесь под открытым небом всё это время. А ведь даже Джудар привел себя в порядок. По крайней мере, убедился, что на нем нет крови.

 — Нужно возвращаться, — сказал он, и Син кивнул с отстраненным видом.

Чуть поколебавшись, маги протянул ему руку, чтобы помочь подняться, решив, что не будет обижен, если тот побрезгует за нее ухватиться. Юноша вскинул голову, смотря горьким взглядом, и Джудар переменил решение, поняв, что немного больно от отказа ему всё равно будет.

Но Син схватился за его протянутую ладонь, поднялся немного с трудом, явно отсидев себе ноги, и маги было за себя стыдно.

Он всё равно ждал какого-то подвоха, что юноша станет задавать ему вопросы, на которые не хочется отвечать, но тот только смотрел тоскливо и явно хотел лишь поскорее добраться до своей постели и уснуть сном без сновидений. Джудар очень сильно сомневался, что тот избежит сегодня кошмаров.

Закусив губу, он притянул Сина к себе, крепко обнимая и понимая, когда у того не оказалось сил обнять в ответ и он только уткнулся носом в плечо. Маги не знал, что может сказать, как может поддержать. Это не были его сильные стороны.

Но и просто дружески похлопать по спине и отстраниться он тоже не мог. В итоге так и застыл, слушая, как любовник пытается держать дыхание ровным, то и дело всхлипывая так, что весь дрожал. Син прильнул всем телом в объятья, хватаясь изо всех сил, и они оба молчали, не находя слов.

Джудар смотрел на то, как восходит солнце, и снова чувствовал ненависть к Барбароссе. Теперь уже холодную, более расчетливую.

 — Я ужасный человек, — выдохнул юноша в тот момент, когда маги уже начал размышлять над тем, насколько проще будет убить главу партии в сравнении с Фалан. — Воспользовался… детьми у Мадоры, хоть и знал, что многие умрут… Пожертвовал ими, словно какими-то пешками. А теперь я… Свою родную деревню… Даже не смог сам, принудил тебя…

Словно бы он мог принудить Джудара к чему-либо.

Маги, возмущенный этими пустыми обвинениями Сина к самому себе, отпустил его, чуть отстранился, с болью замечая, что юноша убрал руки как по команде, и яростно обхватил его щеки ладонями, заставляя смотреть на себя.

 — Глупый мальчишка! — прошипел он, и юноша глядел на него почти отчаянно. — Скажи мне, это ты был тем, кто украл тех детей, продал их в рабство? Тем, кто выступает против отмены рабовладельческого строя в Рэме? Тем, кто его вообще придумал? Скажи мне!

Син промолчал, и Джудару пришлось красноречиво нахмуриться, без слов говоря, что ждать ответа до обеда он не намерен, чтобы заставить говорить.

 — Это… Это был не я, — неохотно признал тот и сжал губы в тонкую линию.

 — Тогда это ты проводишь в Партевии чистки, эксперименты над людьми? — продолжил маги, и ему жутко хотелось схватить юношу за волосы, чтобы резкой болью заставить прийти в себя, а не глядеть обреченно куда-то в сторону.

 — Не я, — глухо ответил Синдбад.

 — Так обозлись! Ненавидь тех, кто это сделал, тебе следует рвать и метать от злости! — в глазах юноши сверкнуло понимание, и Джудар почуял надежду, что тот не пропускает его слова мимо ушей. — Ты не сделал ничего плохого, так и не суди и не вини самого себя.

 — Я не сделал ничего плохого, — медленно повторил тот, и маги оживленно кивнул. — Но я также не сделал и ничего хорошего.

Синдбад обхватил его ладони своими, наконец глядя прямо в глаза, но мрачно и безнадежно, и у Джудара сердце ушло в пятки от осознания, что всё повторяется и он ничего не может изменить.

 — Ничего хорошего, — повторил юноша и, когда маги решил убрать руки, без промедления отпустил его. — Я наверняка смог бы их спасти. И детей. И деревенских. И остальных. Придумал бы какой-нибудь план. Просто не захотел этого делать. Потому что их жизни для меня были не на первом месте, не так важны, как мечта, к которой я иду.

 — Ты снова возгордился? — нахмурился Джудар, зло вздыхая. — Думаешь, что смог бы спасти всех, если бы только захотел.

 — Не возгордился. Но смог бы. Ты ведь и сам знаешь, — возразил Син, и Джудар в самом деле не мог прочитать в его глазах того нахального самодовольства, которое увидел перед тем, что случилось у Мадоры. От этого стало только беспокойнее на душе. — Я бы мог их спасти, но пришлось бы пожертвовать слишком многим. Моим статусом. Моей репутацией. Моими отношениями со странами. Поэтому я… принимал самые выгодные решения.

Маги раздраженно вспыхнул, подался вперед, готовый словами и не только вправлять тому мозги, встряхнуть, заставить прийти в себя и понять, что сказал только что полнейшую чушь, но юноша, вздохнув, обнял его, пряча лицо в изгибе шеи, и Джудар, замерев на мгновение, насупился, молча давясь своими резкими и ядовитыми словами.

 — Мне кажется, ты ошибся тогда, — глухо сказал юноша и сухо и невесело рассмеялся. — Я сейчас очень сильно сомневаюсь, что я… Ведь только самый лучший человек может изменить мир к лучшему? Это явно не я. Если ты искал кого-то, кто сумел бы в любой ситуации поступать правильно и делать мир немного добрее, то ты меня с кем-то перепутал. Выбрал не того.

Не было такого лучшего человека. И не было какого-то единого правильного пути.

 — Я не ошибся, — спокойно возразил маги, и Син в его объятьях чуть напрягся. — Ты — тот самый. Пока что… неопытный. Но тот самый. Всё необходимое у тебя уже есть. Остальное придет со временем. Важнее причина, по которой ты хочешь стать королем. Из-за власти? Денег? Роскоши? Почестей? Желания, чтобы люди кланялись тебе в ноги?

 — Я просто хочу, чтобы было место, в котором люди могли жизнь спокойно и счастливо, не страшась войны, — пробормотал юноша, щекоча Джудару кожу неровным дыханием, не слишком величественно, не очень по-королевски шмыгнув носом.

Ответ лучше чем десятки других, которые он слышал.

Маги поцеловал его куда-то в копну волос, неспешно гладя по голове, давая время для слез, если оно будет нужно Сину.

Оказалось, нужно.

Маленький плакса.

 — Неужели после смерти нет… совершенно ничего? — спросил юноша севшим голосом в один момент, и Джудар, едва разобрав его слова, застыл, чувствуя пробежавший по спине холодок. — Ты ведь маги, Джу, ты должен… знать?

Повисло тяжелое молчание, пока Джудар пытался понять, стоит ли ему что-либо говорить. Тысяча сомнений разбились о глухую безнадежность, которую он увидел в глазах Сина, и маги вздохнул, смиряясь со своей златоглазой слабостью.

 — Есть, — коротко ответил Джудар, стараясь не обращать внимания на глухую боль в груди. — После смерти люди встречают всех, кого потеряли. Родных. Друзей. Близких. Всех.

— Значит, и мы с тобой встретимся? — в вопросе столько надежды, что маги просто не мог сказать ему правду о том, что не знает, что с ним самим случится после смерти, попадет ли он в великий поток рух.

 — Да, — выдохнул он свою сладкую ложь, раз она так сильно была тому нужна. — Но даже не смей спешить. Я буду… буду наблюдать за тобой.

Джудар сожалел, сожалел очень сильно. Мысль о том, что ему не следовало в первую очередь даже приближаться к Синдбаду, обухом ударила по голове, и он не мог думать ни о чем другом. Он знал, что они оба были рады встретить друг друга, но был уверен, что боль от потери перекроет всё хорошее, что они когда-либо пережили вместе. С ним самим так и случилось, когда он узнал правду о своей семье, о том, какой ценой попал в Аль Сармен. У него были приятные воспоминания о детстве, то, от чего он мог ото всей души посмеяться, но всё затопили вызывающие одну лишь тошноту чувства, не оставляя пути назад.

С Сином будет так же. Больно, горько и одно только желание не вспоминать.

Маги застыл, внезапно поняв, что вполне может это устроить, и осторожно перевел взгляд на обнимавшего его юношу, опасаясь, что тот тут же его раскусит.

Это было бы просто? Полностью убрать себя из чужих воспоминаний, оставив вместо человека только черное безмолвное пятно и головную боль при попытке понять, что же не так. В самом деле просто, элегантно и избавит от последующих мучений.

Но всё же Джудар не смог заверить себя, что ему следует поступить подобным образом, не обсудив ничего с Синдбадом. А сам Синдбад, несомненно, будет против.

Чувства переполняли, переливаясь через край, и маги, не сдержавшись, стиснул возлюбленного в объятиях изо всех сил, жмурясь из-за светившего прямо в глаза солнца.

Син сейчас думал, что не сможет выполнить свое обещание сделать мир лучше.

Джудар же понимал, что свое обещание защитить его от этого мира он уже давно с треском провалил. Такому, как он, не было даже смысла его давать.

 — Мне жаль, — едва слышно выдохнул маги, извиняясь за то, что соврал, извиняясь за всё, и громче продолжил. — Нам пора возвращаться.

4.

Джудар не имел ничего против людей, которые были выше него.

Стоявший неподалеку Хакутоку был выше него, Синдбад и Коэн в его мире тоже, как и все из племени Имучакк. Он в целом привык к нависавшим над ним во весь рост громилам, ему казалось забавным, как они порой испуганно шарахались в сторону от одного его ледяного взгляда.

Но то, как Барбаросса с легкой улыбкой смотрел на него сверху вниз, раздражало маги неимоверно. В свете вчерашних событий один только вид этого мужчины выводил его из себя, и способности держать себя в руках едва хватало.

Джудар, не вскидывая голову, молча смотрел сквозь ресницы на Барбароссу, не упускавшего своего шанса красноречиво попрощаться с покидающим Партевию маги, уже закончив разговор с императором Коу и его племянником. Корабль за их спинами был готов к отплытию, и Джу не терпелось наконец прикинуться, что он продолжит сопровождать Хокутоку, сохраняя свою историю, чтобы потом дождаться возлюбленного.

Он пропустил мимо ушей все те слова Барбароссы, что предназначались ему, зная, что никто уже не будет удивлен тому, как он игнорирует не интересных ему людей, и с едким чувством в груди вспоминал, как Синдбад, которого ему едва удалось уговорить хотя бы попробовать прилечь и который измученно заснул почти мгновенно, глухо звал его во сне, неосознанно хватаясь цепко пальцами и не желая отпускать.

Это был не первый раз, когда юноша, не просыпаясь, бормотал его имя, но до этого ему снились явно намного более приятные сны, и случайно слышавший это Джудар краснел так, словно следующий день мог не наступить. Зацеловывал Сина, дразняще касался, льнул, чтобы он поскорее освободился от объятий Морфея.

Этим утром всё было иначе. Маги даже не смог заснуть, сначала от негодования, затем от беспокойства, гладя возлюбленного по растрепанным волосам и бормоча бессвязные слова, надеясь, что это хоть немного успокаивает.

И причина слез Синдбада стояла теперь прямо перед ним, произнося уж слишком длинную прощальную речь и чересчур хитро улыбаясь. Джудар не отказал себе в удовольствии в самый возвышенный момент со скучающим видом обернуться, глядя на корабль, явно показывая, что Барбаросса ему глубоко безразличен, чтобы, вновь взглянув ему в глаза, обнаружить в них уязвленную гордость.

Все королевские сосуды свою гордость холили и лелеяли, и безразличие для многих было худшим оскорблением. Маги всерьез задумался над тем, чтобы просто развернуться и уйти.

 — Я удивлен, что при всей Вашей верности империи Коу Вы обратили внимание на Синдбада, — уязвленно сменил тот тему так резко, что не нужно было прислушиваться к его словам, чтобы заметить перемену в тоне голоса.

Джудар, чувствуя, что Коэн бросил на него косой взгляд, прикинул, насколько унизительно было бы для того и в этот раз не получить никакого ответа. Его не слишком интересовало то, что Барбаросса пытался что-то понять по его реакции.

 — Грустно, наверно, когда не дотягиваешь до моих стандартов, а хочется, — заметил маги, не скрывая насмешки и чуть вскинув брови.

 — Должен признаться, что мне решительно неясны Ваши стандарты, — заявил тот, и Джудар ухмыльнулся.

 — Ты спрашиваешь меня, чем ты хуже Коэна или Синдбада? — уточнил он, делая небольшой шаг вперед и чуть не рассмеявшись от того, как мужчина слегка напрягся.

Было из-за чего напрягаться. Всего несколько часов назад, когда Син, бывший всё еще бледнее смерти, с трудом разлепил глаза от своего беспокойного сна, маги, не чувствуя себя от злости, предложил покончить с Барбароссой раз и навсегда. Юноше даже не нужно было бы и пальцем пошевелить, лишь согласно кивнуть, и Джудар, лучше любого другого понимавший, какую опасность глава Партевии представлял для его возлюбленного, справился бы со всем сам, не очерняя имя Синдбада, даже если бы это было последним, что он бы сделал.

Но юноша не согласился. Более того, привел целую дюжину причин, по которым Барбаросса был намного полезнее живым, чем мертвым. Джудар молча слушал его, не перебивая, не вникая во все эти сложные экономические и политические взаимосвязи, и чувствовал только глубокое… разочарование.

Должно быть, нужно было чувствовать гордость за Сина. Даже оказавшись в подобной ситуации, он не соскальзывал к столь удобному и понятному маги решению, как убийство, а старался решить дело иначе. Но Джудар всё равно чувствовал разочарование и даже не понимал, из-за чего.

Зато юноша его словно насквозь видел. Извинился за то, что маги вновь доводится видеть его в худший момент, и Джудар вновь растерянно на него смотрел, не зная, почему он извинялся, тем более за что-то подобное.

Разве отношения строятся не на том, что люди видят друг друга и в лучшие, и в худшие моменты? По однотонным и не понять даже, что рядом за человек. Маги видел, как Син проигрывал, проигрывал много раз, и в первую встречу с Мирой, и в лабиринте Зепара, и Масруру, и Мадоре, и другим. А затем резко понял, что юноша, напротив, никогда его не видел в худший момент. Все те битвы, через которые он проходил, обливаясь потом и кровью, сбиваемый с ног ранениями, лишь бы получить опыт и избавиться от скуки, даже те против Аль Сармен в этом мире — они случились задолго до того, как он познакомился с Сином.

Для него он, наверно, выглядел непобедимым. Недосягаемым, далеким, человеком, который никогда серьезно не ударялся в грязь лицом. Если бы.

Но Джудар знал это чувство. Он с таким же смотрел на Гёкуэн, понимая, что в одиночку ему ее не превзойти. Но с юношей было другое дело — даже Хакурю за полгода сумел добраться примерно до уровня партнера. Вот только Син не тренировался, испепеляя самого себя в прах, лишь бы стать сильнее, у него было множество других дел.

И одно из них, самое раздражающее, маги мог бы прикончить прямо сейчас, ведь он стоял к нему так близко.

Но извинения Синдбада звенели в ушах, и Джудар, несмотря на всю свою уверенность в том, что Барбароссе стоит умереть, не мог заставить себя это сделать.

Он мог только припугнуть, давая, быть может, юноше время вырасти и набраться сил.

 — На самом деле это очень просто, — продолжил маги, пытаясь не затеряться в своих мыслях, теряя нить разговора. — Они могут меня развлечь, а ты — нет.

 — Могу предположить, о каком роде развлечения идет речь, — ответил Барбаросса с излишне серьезным видом без улыбки, и Джудар, не переставая ухмыляться, вскинул брови, чуть наклоняя голову.

 — Не без этого, — соврал он, не моргнув и глазом, глядя на то, как мужчину с головой выдают заигравшие на скулах желваки. — Но ты ведь и сам должен понимать, в чем главная причина?

Ее не было. Маги и сам толком не понимал, что именно его привлекало в кандидатах, но было забавно наблюдать за тем, как тот, кто вызывал в нем отнюдь не тихую ярость, ломает голову над вопросом, на который нет ответа.

Барбаросса, казалось бы, обладал всеми чертами характера, которые приводили Джудара в полный восторг. Властный, решительный, безжалостный, знающий себе цену и напролом идущий к своей цели. Но ему не хватало чего-то, что было и у глупого короля, и у Коэна, и у Хакурю, и у Сина. Маги догадывался, чего именно, но ему было стыдно признаться в этом даже самому себе. В том, что он изменился.

 — Как ты думаешь, кто главнее в партнерстве короля и маги? — не дожидаясь ответа, спросил Джудар, глядя на то, как Барбаросса хмурится, раздумывая, должен ли льстиво сказать, что маги.

 — Король. Выбравшему его маги достаточно оставаться рядом и внемлить его воле, король будет обращаться к нему с почтением и выполнять любой каприз, — заявил мужчина, испытующе разглядывая своего собеседника. Словно предложение делал.

 — Вот как. Как по мне, король и маги равны. К чему мне король, не прислушивающийся ко мне, а обращающийся как с трофеем? Мы равны. Мы принадлежим друг другу, пока нам не надоест, — сказал Джудар и хмыкнул, поняв, что его избранник, кажется, не прислушивался к нему ни разу. — Поэтому тебе не стоит тянуть руки к моему. Син мой.

От явного отказа взгляд Барбароссы похолодел, но он тут же взял в себя руки, наконец начав вновь улыбаться, и маги казалось, что он снова раздумывает над каким-то ненавистным планом.

 — Как же быстро некоторые люди успевают привязаться, — заметил он после того, как Джудар, довольный тем, насколько ясно всё разъяснил, чуть отступил назад. — Хватает одной ночи.

 — Поживи с мое и научишься распознавать стоящих кандидатов с одного взгляда, — поделился маги мудростью, даже не ломая голову над тем, знает ли Барбаросса откуда-то, от каких-нибудь шпионов в Синдрии, что они с глупым мальчишкой знакомы не первый год. — Син особенный. Хоть волосок упадет с его головы, прольется хоть капли крови близких ему людей, и твоя голова упадет следом.

Джудар ожидал, что тот нахмурится, напряжется, недоверчиво или опасливо взглянет, но никак не того, что мужчина даже толком не изменится в лице, а рух его станет только спокойнее.

Рух…

Маги распахнул глаза, поняв, что Фалан через свою очередную куклу видела его собственную рух и, сделав соответствующие выводы насчет его ожидаемой продолжительности жизни, доложила о ней Барбароссе.

Тот отчего-то решил, что опасен только сам Джудар. Словно бы он не собирался ничего после себя оставить.

Как наивно.

Пусть так и думает. Просто еще один маленький шажок к защите Сина.

5.

В предыдущем мире Джудар провел примерно в десять раз больше времени, но мучиться бездельем во время скучнейших плаваний ему приходилось несравнимо меньше. Когда он приноровился создавать телепортационные порталы, то принялся путешествовать исключительно с их помощью. До этого пользовался быстрым ковром-самолетом, удачно добытым в одном из подземелий. У Сина и его компании такого не было — маги проверял, чтобы не продали ненароком, но без успеха — и приходилось мириться с этими затяжными плаваниями.

Сил вернуться в Балбадд с помощью порталов у него уже не было.

Джудар расстался с Хокутоку и Коэном в каком-то небольшом портовом городке и остался в нем на несколько дней терпеливо ждать, пока Синдбад с его товарищами не закончат с делами. Осмотреть остров, подписать договор, получить по нему документы, необходимые для его последующей застройки, разыскать местные фирмы, которые смогут ей заняться…

Столько дел. Но это было неплохо. Маги всласть использовал это время, чтобы примириться с самим собой и совладать с той паникой, что подкатывала каждый раз, когда у него проскальзывала мысль, что его рух уже слишком слаба для… чего бы то ни было. Но даже так на него давила невеселая тревога за то, что он умрет еще во время плавания до возвращения в Балбадд.

Что говорить о том, чтобы чистосердечно и изо всех сил поддерживать Сина, который с каждым днем всё больше загонял себя работой, лишь бы не думать о случившемся на острове. Джудару самому нужна была помощь, которую никто не мог ему оказать. Скрывать то, насколько ему сейчас было плохо, — это было, пожалуй, единственное в самом деле стоящее, что он мог сейчас сделать для возлюбленного, лишь бы не добавлять ему новых беспокойств, приближая к той точке, в которой юноша бы сломался.

Скрывать получалось плохо.

Маги мрачно глядел на пятна крови, расцветавшие на наполовину законченном чертеже, чувствуя от происходящего в очередной раз лишь бесконечную усталость. Он заторможенно уткнулся носом в рукав, не давая каплям и дальше пачкать дело его рук, и застыл, зная, что тут ничем не помочь, можно только пережить. Подготовиться, отодвинуться подальше от безнадежно испорченной бумаги…

И резко схватиться за край столешницы, сгибаясь пополам от резкого холода, побежавшего от кончиков пальцев до груди, в которой упрямо горело его пламя магой. В такие моменты, ставшие уже неприятно привычными, этот огонь словно съеживался под ветром внешнего мира, угрожая потухнуть навсегда. Всякий раз до этого момента он разгорался до мало-мальски приличного размера вновь, позволяя затем хрипло вздохнуть с облегчением, но эти несколько минут Джудар переживал с потом и кровью.

Он даже не знал, просто ли ему казалось, что время тянулось с каждым следующим разом дольше.

Не двинуться, вдохи давались с величайшим трудом, и хотя каждая клеточка тела не болела так же сильно, как когда маги подчинял себе черного джинна Магноштадта, он себя едва чувствовал, словно бесповоротно замерз. А вот мысли, чаще всего одиночные, резкие и бессвязные, вопросы без ответов, в отместку панически словно выстреливали в голове, заставляя кривиться от удушья.

Зачем он до сих пор здесь? Зачем?

Не было ли другого пути?

Когда это закончится?

Почему скрипнула дверь?

Это был первый раз, когда ему становилось плохо не единожды за день. И первый раз, когда Син увидел его при этом.

Всё волнение внезапно пришедшего к нему в каюту юноши, все его обеспокоенные вопросы, пронизывающий до костей ледяной дрожащий страх в голосе, полные заботы и участия легкие прикосновения к рукам, спине — всё это нисколько Джудару не помогало, только делало хуже. Спрятаться на корабле в открытом море было откровенно негде, но ему всё равно хотелось сбежать, чтобы Син не мог смотреть на него своим пронзительным взглядом, в котором читалась неприкрытая тревога, из-за которой ему на душе становилось плохо-плохо-плохо, словно на ней скребли не просто какие-то дворовые кошки, а самые настоящие мантикоры из Альма Торан. Маги закрыл глаза, лишь бы не видеть этого взгляда, отчаянно желая, чтобы, открыв их, он оказался в каких-то других обстоятельствах, от которых не было бы так тяжело на сердце.

Еще ни разу в жизни его сокровенные желания не исполнялись без мучительных усилий с его стороны, поэтому Джудар был вовсе не удивлен, когда, открыв глаза, остался на том же самом месте. Только криво усмехнулся, не зная, на что надеялся.

Холод постепенно отступил и в этот раз, и маги медленно разжал непослушные пальцы, которыми схватился изо всех сил за край стола, пытаясь создать для себя хоть какую-то точку опоры, и принялся их неуклюже разминать, стараясь вернуть суставам хоть какую-то подвижность.

 — Как долго? — спросил подтащивший ближе другой стул и опустившийся рядом Синдбад, и маги, сдаваясь нахлынувшей усталости, промолчал, не поняв, спрашивал ли он о том, как долго ему уже плохо, или о том, как долго ему еще осталось, и не найдя сил, чтобы переспросить.

Юноша прождал недолго ответа, а затем и поспешно ушел, оставляя его одного. Джудар, как он того и хотел, наедине с самим собой. От этого не весело и не грустно и уж точно не тоскливо, и маги в попытке вновь совладать со своим собственном телом и избавиться от помутневшегося взгляда уставился на начерченный им самим чертеж, тут же безнадежно теряясь во всех своих ухищрениях и уловках. Голова гудела, звенела, и Джудару хотелось уснуть прямо за этим столом, не поднимаясь. Он уже не помнил, когда чувствовал себя хоть столько-нибудь хорошо.

Син вернулся неожиданно, неся с собой плошку с водой и какую-то тряпку, и маги потребовалось несколько слишком долгих секунд, чтобы понять, зачем это, за которые юноша успел устроиться рядом и аккуратно, но твердо схватить возлюбленного за подбородок, прося повернуть лицо к нему.

Меньше всего на свете хотевший сейчас знать, насколько ужасно выглядит, Джудар задумчиво уставился на сосредоточенного Синдбада, вытиравшего кровь с его лица. Хотелось смахнуть это серьезное выражение, поцеловать, рассмеяться и поймать в ответ улыбку, гревшую сердце. Но момент, очевидно, был не самый подходящий.

 — Не в первый раз, да? — упавшим голосом спросил юноша, замачивая тряпку в мгновенно покрасневшей воде, и маги кивнул, снова и снова думая, что не хотел этого. — Позови меня в следующий?

Джудар, ответив только долгим взглядом, промолчал на эту просьбу. Во-первых, он не хотел ее исполнять. Во-вторых, это резкое истощение магой, что влекло за собой холод и оцепенение, на то и было резким, что он обычно ничего не успевал предпринять. Он не собирался давать больше обещаний, которые не мог исполнить.

Син вздохнул, заканчивая избавляться от крови. Она перестала идти, и маги уже этому был горько рад.

 — Можешь сказать хоть что-нибудь, Джу? — спросил юноша сдержанно, поглаживая его щеку кончиками пальцев. — Не молчи.

Маги вскинул на него серьезный взгляд, размышляя.

 — Давно хотел спросить. Син, ты… делаешь что-то особенное, чтобы твоя прядка торчала так глупо, или она такая сама по себе? — поинтересовался он с ненаигранным любопытством и, когда тот, невесело фыркнув от неожиданности, пробормотал «Будто бы ты не знаешь», устало притянул юношу к себе, перебирая волосы.

Россыпь поцелуев в макушку, лоб, по носу и щекам — и Джудару очень хотелось избавиться от ощущения, что они два больных человека, заботящиеся друг о друге. Син только что, он сам, устало успокаивающий юношу после кошмаров, мучивших его каждую ночь, заставляющий его отвлечься от бесконечной работы, позаботиться о себе самыми неприхотливыми способами — поесть наконец, поспать. Порой от этого накатывало ощущение, что он нянька глупого мальчишки. Очень, очень упрямого мальчишки.

Остальные могли молчать и бездействовать, не понимая ничего, позволяя Синдбаду делать как заблагорассудится, загоняя себя в могилу, а он молчать не мог.

 — Джу, — начал тот непривычно нерешительно, и маги, прижимавшийся щекой к его волосам, лениво отозвался. — Прошу, давай отправимся в Рэмано. Ты и я.

 — Рэмано? — удивленно переспросил Джудар. — У тебя там дела?

 — Нет, — ответил Син, совсем сбивая его с толку. — Но если ничего не предпринять, ты ведь… Давай отправимся в Рэмано. Я буду с тобой. Шахерезада, она… обещала, что сможет помочь!

Маги застыл, не веря своим ушам, и юноша, чуть отстранившись, чтобы видеть лицо, схватил его за ладони, отчаянно глядя снизу вверх, словно пытаясь не дать сбежать.

 — Она сказала, есть способ… И что ты знаешь о нем, — продолжил Синдбад, и от отчетливо слышимого в его голосе упрека Джудару стало почти дурно.

Так вот отчего рэмская жрица так часто и упорно доставала его в последнее время. Глупо было даже предполагать, что она каким-то чудесным образом сама узнала о том, что его состояние ухудшается, конечно же ей доложил об этом этот маленький глухой к его словам твердолобый предатель…

 — И она рассказала тебе, что это за способ? — выждав долгую паузу, собираясь с духом, негромко спросил маги, отказываясь верить.

 — Да, — так же тихо ответил юноша, и Джудар с замирающим сердцем чуть вскинул голову, невольно поддаваясь плохому предчувствию. — Я понимаю, что для тебя это будет тяжело… Но всё же прошу.

Нет, быть того не может. Не может, не может, не может.

Маги вырвал свои ладони из его хватки и поспешно отпихнул того от себя, ошеломленно глядя в полные надежды золотые глаза.

Это было… очень похоже на Синдбада. Не знать меры. Джудар и сам толком меры не знал, прекрасно понимал это чувство, когда готов всем пожертвовать ради желаемого, когда уверен, что и другие его разделяют. Цель оправдывает средства, а о всех тяжестях можно будет забыть, когда наступят более счастливые времена.

Но у всего были свои пределы. У всех были свои пределы.

И эта просьба к нему их переступала.

Маги стиснул зубы, то ли злясь, то ли отчаиваясь еще больше.

 — Ни за что.

6.

С того дня их отношения покатились по наклонной, и ни дня не обходилось без ссор, споров и пререканий из-за одной и той же темы, которую Синдбад упрямо не выкидывал из головы, несмотря на постоянные отказы Джудара, становившиеся всё более яростными. В последний день перед прибытием в Балбадд мальчишка и вовсе как с цепи сорвался, раздраженно повысив в их пререканиях голос, и они начали почти что кричать друг на друга, толком не прислушиваясь к сказанным словам. Это взбесило маги настолько, что ему захотелось того стукнуть и в кои-то веки выкинуть за борт. Не замораживая для него воды, уже взрослый, сам справится.

Джудар не обращал внимания ни на повторяющиеся громкие просьбы Синдбада прислушаться к нему и обдумать всё еще раз, ни на его суетящихся рядом товарищей, тщетно пытающихся их успокоить, и думал, что это, наверно, было ожидаемо. Их романтические отношения начались в хорошее время, и они, стоило только ему стать чуть хуже, начали разбиваться, словно хрупкое стекло, на крохотные острые осколки, от которых было очень больно.

Маги думал, что так, может, даже лучше. Может, если Син будет на него жутко зол, ему будет не так мучительно позже.

Их спор закончился так же резко, как начался, как только Джудар, в раздражении теряя власть над своими эмоциями, начал, задыхаясь, кашлять кровью. Юноша потянулся было к нему, но маги резко отбил его руку, взбесившись, едва сдерживаясь, чтобы не сделать что-нибудь похуже, и поспешил, отвернувшись, прислониться к стене, ища хоть какую-то опору, которая не станет мотать ему его и без того не самые крепкие нервы.

По крайней мере Син после этого перестал доставать его с просьбами пройти «лечение» Шахерезады, доставляя этим искреннее счастье, лишь крайне угрюмыми и несчастными взглядами показывая, что не забывал об этом ни на секунду. Джудар всякий раз успокаивался, затем жалел, что хотя бы в этом деле не может держать себя в руках, понимая, почему возлюбленный не может оставить попытки, и неизменно думал о том, что им нужно поговорить, спокойно, без криков и мыслей о том, как бы не свернуть раздражающему мальчишке шею, по душам.

Он в самом деле не знал, о чем им поговорить.

Каждый раз, когда маги говорил ему не загонять себя работой, так удобно преподносившей ему одно за другим дела, в которые можно было окунуться с головой и забыться целиком, юноша глядел на него таким красноречивым взглядом, что Джудар едва удерживался от того, чтобы ему не врезать.

Не хватало ему еще помереть от злости.

Но каждый вечер Син перед сном смотрел на него так, словно не мог поверить, что маги всё еще добровольно приходил ночевать с ним в одной комнате, на одной постели. Юноша как-то раз после особо неприятной ссоры неохотно спросил даже, не хочет ли Джу себе отдельную каюту, на что тот ответил кратко, что она ему не нужна. А тот совершенно непривычно для себя мерз по ночам и был вынужден прижиматься к возлюбленному во сне, чтобы украсть у него немного тепла. Или много.

Ему, в целом, все эти предложения были просто не нужны. Ни отдельная кровать, ни роскошный дворец, ни приглашение Шахерезады. У него было даже больше, чем он хотел. Хотя еще немного времени явно бы не помешало.

По прибытии в Балбадд маги начал нападать на Синдбада по несколько раз в день, зачастую неожиданно, без всякого предупреждения, неизменно укладывая его на лопатки, хватая за горло, за волосы, наставляя всякий раз новую порцию синяков, не слишком заурядствуя в выборе метода, чтобы тот, скрепя сердце, в очередной раз признал свое поражение. Юноша, ни на каплю не понимавший страсть битвы и обычно использовавший свои силы лишь для превосходства над противником и победы, а не для наслаждения ходом сражения, поначалу пытался его отговорить, опасаясь, что его состояние из-за этого ухудшится, получая в ответ только насмешливые смешки, но, взглянув на то, как Джудар весело смеется, в очередной раз подловив его, найдя слабое место в обороне, со вздохом передумал.

В первое время Синдбад, разнежившись из-за чересчур ласкового обращения маги, был почти что неловким, удивленно теряясь при нападении, затем, приноровившись, получил свою толику азарта, а теперь… Джудар без магии мысли читать не умел, но рух его возлюбленнего в последние пару дней сразу после неумолимых проигрышей была какой-то… обиженной, что ли. Раздосадованной. Да и его лицо было не лучше.

Маги, прижав в качестве очередной победы у стенки юношу, наверняка мысленно радовавшемуся уже хотя бы тому, что его не распластали по земле на глазах всей компании, задумчиво, даже не думая отодвигаться, уставился на него, избавлявшегося от покрова джинна, чуть прикусив губу. Тот начал… близко к сердцу принимать тот факт, что всегда мгновенно проигрывал?

 — Син, ты знаешь, почему я вечно выигрываю у тебя с одного удара? — спросил он навскидку.

 — Потому что больше тебе и не нужно? — тоскливо-обреченно предположил тот.

Вот и ясно. Голос как у побитой собаки.

— Потому что я не уверен, что выиграю, если не вложу все силы в первый удар, — сказал Джудар и, заметив, что юноша на него обеспокоенно уставился, пояснил, вздохнув. — Ты быстро учишься.

Он уже почти поспевал за скоростью маги и в ответ на его накопленные за годы сражений уловки выдумывал свои собственные, на которые Джудар уже пару раз почти попался. Рядом с Сином вообще не стоило расслабляться — он был куда хитрее, чем хотел казаться.

Юноша, явно не ожидавший похвалы, пусть и скупой, удивленно распахнул глаза, а затем расплылся в улыбке, от которой таяли не только девушки, но и его маги, чувствовавший себя словно забытая в невыносимую жару на улице сладость. Скорее, это Син был невыносимым.

 — Я люблю тебя, солнце, — негромко выдохнул он, вместо ожидаемого смущения до пылающих щек чувствуя только почти умиротворенное спокойствие. Джудар правда хотел сказать это, пока у него еще было время.

Син же, напротив, потеряв улыбку, застыл с таким полным эмоций и боли взглядом, всё еще уставший, нездоровый и осунувшийся, что это мгновенно впечаталось в память и маги тут же пожалел, что вообще рот открыл. Затем и вовсе появилось небывалое желание извиниться, и Джудар, издав сердитый вздох, убрал ладонь со стены рядом с лицом юноши, собираясь поспешно убраться подальше.

Маги ведь сам уже не раз жестко говорил, чтобы тот просто забыл о нем, когда всё закончится, и жил дальше. Не просто существовал, а наслаждался своей жизнью. Ну и какой тогда был смысл говорить возлюбленному что-нибудь подобное сейчас?

Синдбад перевел всё так же немало удивленный взгляд в сторону, смотря на то, как Джудар убирает свою ладонь, а затем, спохватившись, перехватил ее, крепко сжимая, и осторожно притянул не сопротивлявшегося маги к себе, осмотревшись, убеждаясь, что чересчур любопытных случайных прохожих рядом нет.

— И я тебя, Джу, — ответил он, стиснув в объятьях, щекоча шею непослушными прядями, прижимаясь всем телом с такой силой, что маги казалось, что он вот-вот лопнет, то ли от давления, то ли от счастья.

Было неудобно, даже очень неудобно, не двинуться толком, ни принять более хорошее положение, но и это ему было не нужно. Джудар только смахнул украдкой побежавшую вниз по щеке одинокую кровавую слезу, чтобы Син не успел ее заметить, и расслабился настолько, насколько только мог.

 — Джу, помнишь? — от чужого теплого дыхания, коснувшегося уха, маги поежился, чувствуя пробегающие по спине мурашки. — В тот раз, когда ты только вернулся из Ракушо, ты сказал, что меня наверняка не полюбишь.

 — Я сказал? — рассеянно переспросил Джудар, чуть повернув голову, чтобы взглянуть на чужое чересчур лукавое и довольное лицо. Так и хотелось щеку оттянуть. Или ухо прикусить. Или зацеловать так, чтобы тому снова пришлось вспоминать, как дышать. — Возможно. Очень на меня похоже.

Так и не объяснив понятно, зачем он это упомянул, юноша, кажется, окончательно взяв контроль над своими эмоциями, счастливо начал болтать дальше, всё же не избавив возлюбленного целиком и полностью от вспыхнувшего ненадолго чувства сожаления и неловкости.

Син ведь не принялся как-то… игнорировать неизбежное, мысленно отказываясь его принимать? Это же…

Очень глупая мысль.

 — Давай сходим в город? — оторвал его от невеселых размышлений юноша, и маги, взглянув на его улыбку, решил, что всё в порядке. По крайней мере, относительном.

 — Свидание? — и Джудар снова удивлен, поскольку Сина с приезда в Балбадд из здания компании было просто не вытащить. Он работал, обсуждал планы, читал целые горы бумаг, подписывал их и каждые пару часов сбегал взволнованно посмотреть, не погибла ли еще его ненаглядная головная боль. Так он, правда, никогда не выражался, но ощущения у маги от этих визитов были именно такие. — Конечно. В любое время.

 — Тогда сейчас, — тут же решил юноша, не переставая лукаво улыбаться, словно собираясь сбежать хотя бы на один вечер от дел и проветрить голову, как ему день за днем и советовал маги.

Джудар усмехнулся, соглашаясь.

7.

Серендина, окончательно рассорившись с Синдбадом из-за его безграничных всепрощения и доверия, направленных на ее бывшего жениха, покинула компанию и направилась в Партевию, чтобы противостоять там Барбароссе в попытке спасти свою страну и семью. Не без неожиданно спокойного разговора с поджидавшим ее Джударом, смутно помнящим, как будут развиваться события. Помнящим, что ни к чему удовлетворительному она там не придет, что вернется, чтобы использовать свое последнее средство против узурпатора.

Уже позволившим ей применить на юноше силу Зепара, чтобы… тот больше не был так наивен и доверчив…

Чего маги, в своем родном мире покинувший компанию вместе с принцессой, не мог знать, так это того, что Барбаросса заявится на следующий же день после ее ухода. Во всей красе, без капли стеснения или намека на приглашение, зато с такой уверенностью, что Джудар первым делом вместо того, чтобы удивиться или изумиться, раздраженно нахмурился.

Это был ужасный день. Не задался с самого утра, когда Син вновь растерял самообладание, узнав, что маги, понимая, что никакие предметы ему скоро будут не нужны, раздает свои немногочисленные пожитки, во многом подарки возлюбленного.

Джудар, пока остальные нервно стояли, сидел рядом с юношей напротив незванного гостя, не прислушиваясь к их заумной беседе, подперев голову кулаком, глядя в сторону и дуясь, пытаясь привести в порядок разрозненные чувства в теперь постоянно немного кружившейся голове. Он проморгался, устало потер переносицу, стараясь сфокусировать расплывчатый взгляд, и чуть расслабился, не отпуская свой посох, гадая, между кем и кем в этой комнате сейчас была самая напряженная атмосфера — между ним самим и Синдбадом или между Барбороссой и опять же Синдбадом, приютившим заклятого врага Партевии.

В любом случае юноше сейчас приходилось крайне непросто, и Джудар почти гордился им, способным сохранять здравый рассудок даже в такой ситуации.

Но к нему самому, к сожалению, не слишком долго не обращались в этом разговоре.

 — Как я вижу, достопочтенный маги ревностно выполняет свое обещание, — перевел Барбаросса, спокойно выслушавший доводы Синдбада насчет Дракона, тему на Джудара, кажется, до сих пор в нем несколько заинтересованный. Зря. Маги ни за какие награды не собирался ни призывать для него подземелья, ни помогать ему проходить их.

Джудар, лениво почесывая шею, поморщился, не зная даже, что он хотел этим сказать, чего грандиозного от него ожидали на этот раз. Плана по захвату мира или хотя бы пособничества в нем, должно быть. Это давно наскучило.

 — Я здесь, чтобы поесть, — наобум ответил он, кожей чувствуя повисшее удивленное молчание. — Син мне готовил порой. Было вкусно.

Сам названный юноша на несколько секунд уставился на него так же недоуменно-настороженно, словно, переговорив с Барбароссой, начал ожидать и от него каких-то завуалированных фраз, но маги имел в виду именно то, что и сказал. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы незваный гость, подчиненные которого на него гневно поглядывали, наконец ушел восвояси, оставляя их в покое. Джудар чувствовал, что у него нет ни капли сил для того, чтобы выслушивать их бредни.

 — Если хочешь… — Син чуть расслабился, вспомнив, что имеет дело не с интриганом вроде него самого, лишь после затянувшейся паузы, почти что оскорбительной. Совсем оскорбительной. — Я приготовлю тебе что-нибудь вечером?

Резко захотелось отказаться. С тем самым видом, с которым маги щелкал в наказание юношу по носу, приговаривая, что тот глупый-глупый мальчишка. Обычно при этом, когда Синдбад, изгибая брови, огорченно смотрел, в груди разливалось тепло, а сейчас только холод, от которого кончики пальцев немели почти всегда.

 — Спасибо, солнце, — вместо желанного отказа ответил он, не собираясь убегать и вновь уставился в сторону, заметив, как на мгновение в чужом взгляде промелькнула жуткая тоска.

Нельзя ведь так. Король должен держать свои эмоции под полным контролем. Тем более в присутствии врага.

Но Син Барбароссу врагом не считал. Рассмеялся, когда тот поинтересовался, может ли присоединиться к трапезе. Почти не напрягся, когда мужчина обронил подсказку о том, с каких пор ему известно о том, что черный маги путешествовал с юношей, — Джудар мысленно обругал себя, только сейчас вспомнив, что вездесущая Фалан видела его перед подземельем Валефора.

И вместо того, чтобы противостоять Барбароссе, чего маги ожидал без капли сомнения в том, что это произойдет, Син начал его восхвалять, отпуская четкие и ясные комплименты его политике, его методам, его решительности, уверяя, что ни за что бы его не предал, что прекрасно осознает все преимущества того, чтобы находиться на стороне Барбароссы и его партийной Партевии. От каждого сказанного им слова Джудару становилось всё более дурно. Грудь уже начала жечь мысль о том, что лучше бы будущий король Синдрии каким-нибудь образом использовал его, маги, для достижения своих целей, чем так стелился перед этим человеком.

Джудар в очередной раз понял, что в этом мире только и делал, что совершал ошибки одну за другой, постоянно принимая неверные решения.

Он начал ненавидеть политику с новой силой, мрачнея с каждой секундой, нутром чуя, что не выдержит больше этой светской беседы и свалится прямо на месте, если дело так пойдет дальше. Маги молча перевел взгляд на напрягшихся Барбароссу и его спутников, оценивая их силу и свое собственное состояние. Удовлетворительное для подобной идеи, если действовать быстро. Затем, заслышав резкий щебет, присмотрелся к Синдбаду, понимая, что тот нервничает, да так, что на губах застыла неестественная улыбка, нервничает из-за него.

Похоже, все в этом помещении хоть немного понимали, что Джудар в несколько опасном настроении, и плавное обсуждение будущего, Синдрии, ее застройки, отношений с Партевией стало значительно более натянутым.

 — Син, ты не передумал? Насчет того, что мы с тобой обсуждали? — спросил он, вновь беспечно подпирая щеку ладонью и внимательно следя за каждым движением Барбароссы, зная, что уточнять, о чем именно он говорит, не требуется.

Юноша издал тихий обреченный вздох, словно ожидал этого вопроса.

 — Не говори глупостей, Джу, — спокойно ответил он, ненадолго переведя на возлюбленного осторожный взгляд. Затем добавил, смотря уже только на Барбароссу, словно в очередной раз пытаясь выслужиться перед ним, доказывая свою верность. — Не делай глупостей.

Губы у маги от этого тона и этих слов чуть дернулись, а пальцы тут же попытались сжаться в кулак. Да какая… какая для Сина польза, столь огромная и незаменимая, раз он готов не обращать внимания на любые грехи этого человека? Джудар не принимал в этом случае отговорки, что необходимо жертвовать меньшим, чтобы получить большее. Тем более ради какого-то бесполезного островка, находящегося под полным контролем Партевии, ведь все жители вместе взятые на нем будут для нее не больше букашки, которую можно безразлично раздавить одним пальцем.

Будущий король был способен на большее, он мог то, на что Барбароссе даже не следовало думать замахнуться, маги это знал, маги в это верил всем сердцем без капли сомнений, как и все подчиненные юноши, готовые поддерживать его всю свою жизнь.

Почему же тогда Син верил в себя меньше, чем кто-либо другой?

Это было больше, чем Джудар мог выдержать. Он резко поднялся, не обращая внимания на огорошенно-настороженный вид юноши, лишь остановился на нем раздраженным, холодным взглядом и ушел прочь, бросив на прощание «До вечера» и не удосужившись закрыть за собой дверь, отправившись в ту часть здания компании, в которой всегда было мало людей.

Воспоминания накатывали волной, одни расплывчатые и неточные, другие такие яркие от связанных с ними чувств, что белело перед глазами, и маги, уйдя очень далеко и не зная, что чувствует от того, что Син не последовал за ним, а остался ублажать Барбароссу, врезал по стене кулаком, стискивая зубы, намного сильнее желая разбить о нее свою невозможно глупую голову, хоть и знал, что наносить себе, маги, увечья ему попросту не позволит витавшая кругом рух.

Ей всегда было плевать на то, что он думает.

Он был зол, взбешен из-за произошедшего, не знал, как стерпел это, знал, что стерпит еще раз, если придется, был мрачнее тучи и раздосадован до предела.

Голова уже кружилась настолько, что пришлось сначала опереться о стену ладонью, а затем и вовсе прислониться к ней плечом в попытке отдышаться, проклиная ледяную дрожь, от которой мутнело в глазах, и сглатывая подступившую к горлу кровь, чтобы не подавиться и не закашляться ей позорно в который раз за день. Это стало чем-то совершенно привычным, и Джудар застыл, справляясь с подступившей тошнотой, утирая нос, щеки, собираясь просто вновь всё переждать, мрачно радуясь тому, что это не накатило на него, пока он еще был в одной комнате с Барбароссой. Кто знает, что бы тот сделал, если бы оказался рядом с беспомощным черным маги. И что бы сделал Син, так страстно желавший перед ним выслужиться.

Он мотнул головой, отгоняя глупые дурные мысли, и принялся мысленно считать свои рваные вздохи, то и дело сбиваясь, но рассчитывая, что еще слишком долго терпеть не придется. В такие моменты Джудару всегда становилось мимолетно интересно, кого инстинктивно звали другие люди, когда оказывались один на один со своей полной беспомощностью.

Такой опоры в виде стены оказалось недостаточно, и он опустился на пол, пытаясь медленно выдохнуть ледяной воздух из легких, прислоняясь к ней боком, уронив слишком тяжелый посох куда-то рядом.

Было холодно и очень тихо. С каждым негромким вздохом становилось даже тише, словно шум его собственной рух становился всё менее различимым.

Когда маги устало закрыл глаза, ее щебет было и вовсе почти не слышно.