1.

Аладдин с сияющими от радости глазами сообщил, что вторую половину души Джудара всё же удалось найти и они обе соединились в его теле, поэтому нужно лишь немного подождать, пока они не придут с друг другом в согласие и маги не очнется. Так что Синдбад ни на миг не отходил от его постели уже несколько дней, с нетерпением ожидая и глубоко в сердце с пронизывающим холодом опасаясь, что что-нибудь все-таки пойдет не так. Даже Аладдин предупреждал его о некоторых не самых благополучных исходах, которые те втроем обсуждали, но уверял, что не должно будет произойти ничего неисправимого.

Может, в первые недели ему будет не по себе, ведь душа не была каким-то разбитым сосудом, который можно с легкостью склеить обратно.

Может, такое состояние продлится немного дольше.

Но в итоге всё вернется на круги своя.

Синдбаду тяжело было верить в лучшее. Джудар, который от их задумки был в самой большой опасности, и тот, заметив его неуверенное состояние, передал ему напоследок, чтобы не волновался.

Тяжело.

В один момент король, измотанный нервный беспокойным ожиданием, клевал носом на стуле у постели бывшего без сознания маги, не решаясь нормально уснуть, а в следующий его, не успевшего в темноте отреагировать, с оглушительным грохотом пребольно скинули на пол, приложив головой о ковер и принявшись отнюдь не понарошку душить.

 — Как ты мог, — прошипел тот тем самым хрипловатым голосом, и Синдбад замер, с застывшей в сердце болью уже по одной мазнувший его плечо длинной косе понявший, кто на него напал. — Да как ты только!.. Мог…

Но хоть ярости в маги было предостаточно, но это тело, пусть и сохраняемое в приемлемом состоянии благодаря магии Шахерезады, было слишком слабо, чтобы суметь задушить голыми руками взрослого мужчину. Король растерянно перехватил Джудара за запястье, чувствуя, как тот дрожит всем телом, и маги окаменел, ослабляя хватку.

Синдбад пытался как можно скорее понять, из-за чего Джу был так сильно зол на него, но мог списать это или на то самое пресловутое нестабильное состояние по возвращении из другого мира, или на то, что маги каким-то образом всё же узнал, что его непутевый любовник сговорился с призраком Арбы, собираясь, если ничего не сложится со второй половиной души, ворваться в Священный дворец и добраться до самого важного.

Но несмотря на все мысли он не сумел удержаться и протянул руку, осторожно касаясь ладонью щеки, подбородка, кончиками пальцем шеи, всем сердцем жалея, что луна этой ночью не полная и что он не может разглядеть до мельчайших деталей родные черты лица, вновь полные жизни, а не застывшие навеки в упрекающем спокойствии. От этого прикосновения Джудар почти испуганно убрал руки с его шеи, мотнув голову в сторону, словно что-то ища, и Синдбад, не выдержав, схватил его, нависавшего над ним, в охапку, и перевернулся на бок, расцеловывая его лицо коротко и жадно, не в силах справиться с переполнявшими его чувствами и радости, и страха, и горечи.

 — Джу… — выдохнул он, прижимаясь щекой к макушке, чувствуя на коже теплое взволнованное дыхание. — Джу, это ведь в самом деле ты?..

Королю казалось, что если тот сейчас ответит, что да, это он, а Син всего лишь на редкость глупый всё еще мальчишка, то он просто умрет от счастья на этом же месте.

В начале их знакомства маги казался ему рослым и статным, позже — равным, и только теперь Синдбад, выросший во взрослого мужчину и изо всех сил обнимавший возлюбленного таким, каким он был еще тогда, понимал, что на самом деле тот был не слишком высоким, даже в какой-то мере изящным, что тот, когда в прошлом казался маленьким по сравнению с Хинахохо или Руруму, в самом деле был маленьким.

Джудар отвел лицо, должно быть, задыхаясь от его напора, и король чуть ослабил хватку, переводя сбившееся от волнения дыхание. Маги била дрожь, и под прикосновением он был всё еще очень холодным, и хотелось прижать его к себе, грея изо всех сил, чувствуя, как тот постепенно отмерзает.

 — Да ты свихнулся, — севшим голосом выдохнул Джу, и Синдбад был готов соглашаться с каждым его словом, до жути боясь, что тот потеряет душевное равновесие и вновь его покинет. — И как давно у тебя… крыша поехала? С самого, наверно, начала, раз ты решил, что было бы весело уничтожить всё, что мне дорого, да?

На последнем слове его голос резко рухнул вниз, и король застыл, понимая, что подобное уже, кажется, происходило.

 — Джу, — начал он и сглотнул от беспокойного холода в груди. — Ты говоришь не обо мне. Не путай меня с кем-то другим.

 — Как я мог бы тебя с кем-либо перепутать, Синдбад? — зло спросил Джудар, резко хватая того за волосы и оттягивая от себя.

Очень плохо. Король, застыв на мгновение, чувствуя нарастающую в груди панику, прижал маги за плечо к полу, нависая, заставив от неожиданности выпустить из хватки длинные пряди, и отчаянно вгляделся в его лицо, даже в неясной полутьме вновь понимая, что это он, а не кто-то другой, просто очень похожий. Синдбад даже кинул быстрый взгляд за плечо, теряя последнюю надежду, увидев, что постель пуста.

 — Что последнее ты помнишь? — жестко потребовал он ответа, неосознанно сжимая плечо сильнее, чем следовало, и в своем плывущем сознании не замечая, как тот недовольно хмурится от боли.

 — Как пытался от тебя сбежать хоть куда-нибудь подальше. Не очень-то, видимо, получилось! — с незамутненной ненавистью в голосе ответил маги и наконец обжег ему боргом ладонь. — Отпусти!

От этого окрика король отшатнулся, садясь на колени, а Джудар, зло ломая брови, принял сидячее положение, вновь отчаянно замотав головой по сторонам, давая Сину понять, что явно чувствует себя не в своей тарелке без своего посоха. Если бы это был Джу, король его ему бы незамедлительно вернул, пусть даже после этого на него гневно набросились с боем, но с этим человеком… Он не собирался давать ранить себя и просто не мог покалечить тело маги, пусть Шахерезада и могла создать новое.

Похоже, Джудар помнил лишь то, что случилось в тот день, когда он только попал в этот мир… Значит ли это, что отличавшиеся друг от друга воспоминания двух половин душ отринули друг друга, смешались, превратились в грязную кашу, в которой ничего не разобрать, и так оно и останется навсегда? Не восстановить, не вернуть, словно собственными руками стер маги такого, каким тот являлся во всё время их знакомства, меняясь, смягчаясь, открываясь ему…

Синдбад стиснул пальцы, цепляясь за одежду на коленях, уставившись в пол.

Аладдин говорил, что Джудару в первые недели будет немного не по себе?

Ха. Поверил ему, глупец.

Было больше похоже на то, что король уничтожил шанс даже на то жалкое бестелесное существование, которое маги влачил во Священном дворце, и теперь ничего уже не исправить.

Он должен был прислушаться к словам Арбы, а не Уго.

Теперь уже поздно.

2.

Этот Джудар был безумцем. Синдбаду понадобилось всего несколько дней, чтобы убедиться в этом окончательно и бесповоротно. Несложно было посочувствовать и понять, почему маги было тяжело принять тот факт, что он оказался в другом мире, пусть ему, растерянному, и предъявили целый ряд доказательств, которые в его родном мире были попросту невозможны. Целая и невредимая императорская семья Коу, живая и здоровая Серендина, вместе с братом правящая Партевией, заполученный не кем иным, как главой альянса семи морей, Амон и многие-многие другие отличия, которые мог видеть только чуждый он.

Подросший за прошедшие годы ожидания Аладдин озвучил, тщательно обсудив всё с Уго, надежду на то, что черный маги со временем примет свои воспоминания об этом мире, если ему помогать рассказами и встречами, и король давился этой надеждой, слишком хрупкой, и прикладывал все усилия для того, чтобы держать себя в руках, а не напиться до потери сознания, ежесекундно напоминавшего, что он, возможно, собственными руками уничтожил всё подчистую.

Но поведение этого Джудара просто выходило за все рамки. Синдбад поначалу наивно рассчитывал, что тот, только что переживший ужасное горе, в кругу людей, искренне волновавшихся за него, отогреется и растает, но маги, когда некоторые из тех, о ком он когда-то заботился, крепко обняли его, плача, застыл на мгновение, широко распахнув в неверии глаза, а затем словно взбесился, отгоняя от себя всех с помощью магии, которой без посоха не мог в полной мере управлять. Поранил Руруму, поранил Пипирику, поранил Асру… После такого было несколько тяжело сочувствовать ему, жадно глядящему на тех, с кем был близок в своем мире, но столь чуждых в этом.

Он мог расхохотаться, разрыдаться на пустом месте, зовя тех, кого потерял, и без причины прийти в бешенство, и Синдбаду не нужно было рождаться с даром волшебника видеть рух, чтобы понять, что она разрывается от боли, которую нельзя было утихомирить. Король глядел на этого знакомого-незнакомого маги, и сердце всякий раз тяжко падало вниз от мысли, что именно таким Джу и был, когда только очутился здесь, лишь значительно позже обменяв это состояние на хладнокровное мрачное безучастие, которым так бросался в глаза в самом начале их знакомства. Син не мог себе представить, как тому удалось это превозмочь, с чьей помощью.

Но он уже выучил, что этого маги именно ему касаться нельзя, как бы ни хотелось. Стоило, наверно, быть благодарным уже за то, что тот прекратил свои покушения на него, пытаясь то зарезать, то утопить, но как-то не получалось.

Вечно угрюмый Джудар, должно быть, очень сильно хотел домой. Вот только дома у него уже не было, и отпускать его король не собирался. И раз встречи с друзьями не вызывали в нем желанных эмоций и изменений, то Синдбад лично будет подталкивать его в нужном направлении.

Так он и принялся ежедневно понемногу, насколько хватало терпения маги, привлеченного только обещанием вернуть посох, если дослушает до конца, спокойным тоном пересказывать ему историю их знакомства, вспоминая мельчайшие детали и стараясь не обращать внимания на полные ненависти взгляды, которым его одаривали. Джудар, может, разумом и понимал, что перед ним не тот глупый король, который причинил ему столько боли, но всё же ему становилось худо от его лица, его голоса, его присутствия.

Син, может, разумом тоже понимал, что перед ним не тот Джу, которого он любил, но всё же ему также становилось худо от его раздраженного лица, его враждебного голоса, его чужого присутствия.

Будто бы уже этого и старых воспоминаний и ран, которые король до этого момента старался не бередить, было недостаточно, черный маги, кажется, поставил себе целью мстительно причинять ему во время этих рассказов как можно больше боли, словно застывшее лицо Синдбада заставляло его чувствовать себя немного лучше.

Это началось уже в первый же день их разговоров, когда король, напрягая память, негромко рассказал о своей первой встрече с Джударом. Сидевший со скучающим видом напротив маги под конец вскинул брови, одновременно хмурясь и недовольно кривя кончик рта, и Син от этого знакомого выражения лица замер, мысленно повторяя себе, что должен держать себя в руках. К счастью, улыбаться было не обязательно — его собеседника это лишь раздражало.

Король совсем не ожидал слов, которые тот произнес, выслушав его.

 — Да он ведь собирался тебя прикончить, — щелкнув пальцами, с необъяснимо довольным видом сказал ему Джудар, заставляя напрячься. Синдбад мог спустить ему с рук многое, сделать вид, что чего-то попросту не замечает, но эта взбудораженная улыбка, словно тот был жаден до его реакции на подобное откровение, была больше, чем он мог спокойно вынести. — Думал наверняка, что если убить тебя мелким, то этим можно будет решить все проблемы.

 — Если бы Джу тогда хотел меня убить, то просто убил бы, — пытаясь сохранять хладнокровие, ответил он в отместку, зная, что маги это чужое прозвище выводит из себя.

Король, скрепя сердце, не мог не признать, что и ему приходила в голову эта мысль о том, с какой целью Джу искал его тогда. Если бы он задумался над этим лет десять назад, то был бы искренне подавлен, опустошен, может, чувствовал бы себя несколько преданным, а теперь была только одна тупая боль, и подобное казалось уже совсем не важным.

 — Он передумал, — сказал черный маги, и было ясно, что он не понимал ни самого себя, ни мотивов этих поступков. — Засомневался. Слабак, должно быть. Не смог поднять руку на ребенка? Чушь какая-то…

Верно, чушь. Засомневался. Но Синдбад был уверен, что сомнения рождали истину и что та истина, к которой Джу пришел, отказавшись от своего намерения убить, никогда не давала ему повода жалеть о возникших тогда в его сердце сомнениях.

Он продолжал рассказывать, не обращая внимания на недоверчивое хмыкание.

О том, как после подземелья Валефора он усердно учил Джу лепить снеговиков, но у того раз за разом ничего так и не получалось, лишь криво да косо, разваливались все, а его лицо было до забавного растерянным и озадаченным, словно он начинал думать, будто в этом деле есть какой-то секретный навык, которым ему никак не удавалось овладеть.

О том, как они с маги как-то раз не поделили последнюю креветку, с заботой приготовленную Руруму, и тот вместо того, чтобы, как подобает взрослому, с неохотой, но отдать ее младшему, очень поспешно ее съел, а затем глядел на ошарашенного Сина победным взглядом, не замечая, как укоризненно на него смотрят все остальные.

О том, как Джу в первый раз назвал его не полным именем, а прозвищем, не заставляя себя, не напоминая себе, а потому, что это стало настолько привычно, что маги этого даже не заметил. Заметил Син и запомнил, поскольку на сердце от этого стало очень тепло.

Запомнил то, как часто он доставал Джу, вернувшегося к ним после Магноштадта, тем, чтобы они померились ростом. Каждый раз Мистрас, щуря глаза и задумчиво потирая подбородок, говорил, что Син лишь немного, но ниже, и юноша спустя месяцы, отказавшись от этого разочаровывающего обычая, и сам не заметил, когда успел его перерасти.

Маги тогда смотрел то ли с гордостью, то ли с грустью.

Синдбад пытался рассказать ему обо всем теплом, и нежном, и глупом, что происходило между ним и Джу, надеясь, что в один внезапный момент тот резко и без предупреждения вскинет голову, избавится от этого скучающего выражения лица и, широко и неуверенно улыбнувшись, словно не веря во что-то до конца, скажет, что, кажется, помнит это. Продолжит слова его рассказа и закончит его за него. Король, боясь этот момент пропустить, смотрел ему в глаза, стараясь сохранять спокойный вид, хоть и предпочел бы отвести взгляд.

Но ничего не произошло ни в первую неделю, ни во вторую, и Син перешел к своим провалам, давно перестав чувствовать за них стыд. И не только за них.

Рассказ о том, как он стал рабом, а маги незаметно был всё время рядом, казалось, затронул что-то в сердце его слушателя, но в итоге тот лишь скатился к насмешкам и издевкам. Зато когда король закончил их встречу на тот день словами о том, что впервые почувствовал к Джу что-то выше дружеской симпатии в тот момент, когда понял, что молча находиться тогда рядом для маги было тяжело, он заметил, как в глазах его слушателя сверкнуло что-то мрачное, что он не мог прочесть.

Син продолжал говорить, чувствуя, что не может остановиться. Вслух вспоминал, посмеиваясь, о том, как невыносимо долго тянулись ночи в Коу, где он был вынужден делить с Джу одну постель, о том, как не мог заснуть, влюбленный в чужой голос, снова и снова, краснея, думая о том, что маги мог бы, кусая губы, стонать его имя, о том, что тот отчаянно не мог поверить, что его признание — вовсе не шутка.

До этого король не мог бы себе представить, что вся его история поместилась бы в рассказы всего на несколько недель, но время шло, он подходил к концу, и вспоминать новые детали, добавляя к уже сказанному, раскрашивая в яркие цвета, становилось всё труднее.

Джудар не помнил, как возился с Асрой, с детьми Руруму, с наигранной неохотой беря их с собой седлать ветер.

Джудар не помнил, как пришел даже с Джафаром к хрупкому миру, и они перестали бросать друг на друга особо злобные взгляды.

Джудар ничего не помнил.

Джудар всё еще смотрел на него волком.

Всё, что Синдбад говорил… Всё это словно бы не имело значения, потому что он не мог вложить в свои рассказы достаточно чувств, чтобы вызвать что-то драгоценное в ответ, чтобы его Джу, прячущийся где-то глубоко в душе сидящего напротив него человека, наконец смог проснуться.

Король закончил их историю на пронзительной ноте о том, когда увидел возлюбленного живым в последний раз, и молча уставился на своего слушателя, говоря себе, что надежды быть не должно, но всё же она была здесь. Горела и жгла, как и его алые глаза.

 — Я хотел тогда сказать тебе… что ты обязательно должен выжить, — склонив голову, пряча лицо за челкой, негромко пробормотал тот, и Синдбад, сидевший, сложив на груди руки, напротив, медленно их расцепил, сглотнув. — Но ты и без моих слов… прекрасно справился.

Он хотел неверяще позвать его по имени, но голос треснул, отказал, и король мог только молча глядеть на то, как маги медленно поднял голову, недоуменно зарываясь пальцами в волосы и часто моргая, с таким видом, будто растерял все слова, которые мог сказать, и Син мог его понять. У него самого словно застрял в горле ком, пусть он последние недели только и делал, что говорил днями напролет.

Его уголки глаз… покраснели…

Королю показалось на мгновение, что атмосфера вокруг Джудара изменилась, что чувство, которое привносили с собой его рух, стало другим, и через секунду он уже был уверен в этом. Син сорвался с места, подошел к нему, притянул к себе и не мог перестать задавать вопросы, сбиваясь от чувства чужого дыхания на своей коже и тепла чужих рук, обнимающих в ответ, а не отталкивающих или зло царапающих.

Это ли он, здесь ли он, собирался ли он скоро уйти и десятки других вопросов, на которые маги отвечал коротко, то кивая, то мотая головой, щекоча копной черных волос, и не мог найти слов лучше, чем «Я здесь, я буду здесь».

Через несколько минут, когда король еще не успел успокоиться и прийти в себя, Джу медленно вздохнул и, словно ему это резко наскучило, отодрал его от себя за волосы, заставляя от боли запрокинуть голову, подставляя шею.

 — Неужто поверил? — спросил он и, сладко улыбнувшись, прошептал, добавляя. — Твой ненаглядный Джу никогда не вернется.

Ох.

Кажется, этим вечером Сина понадобится всё вино, что хранилось в этом дворце.

3.

— Ты доволен тем, что наделал? — прошипел Джафар, наконец выходя из себя и пребольно впечатав его спиной в стену. — Теперь-то ты удовлетворен?

Джудар мог бы с легкостью отогнать его от себя боргом, даже без посоха он был вполне в состоянии защищаться, но это было бы неинтересно. Намного забавнее было наблюдать за тем, какие страшные лица строит веснушчатый уродец, наконец перестав разыгрывать из себя дружелюбность и бесконечное терпение. Так было намного лучше.

Маги в самом деле очень сильно хотел выжить. Причины для этого желания ему были не нужны, и для борьбы со всеми этими людьми, глядящими на него с нежной улыбкой и написанной на лице просьбой уйти, уступая место тому, другому Джудару, достаточно было понимать, что если отступит, если даст слабину, то исчезнет навсегда.

Тяжело было смотреть на эту приветливость и понимать, что она предназначалась не ему, тяжело было слушать рассказы глупого короля и сдерживать рвущиеся наружу чужие чувства, но маги сражался против Аль Сармен, сражался против своей судьбы, против всего мира и даже против бога, он справится и с тем, чтобы сразиться с самим собой.

 — Удовлетворен ли я? — издевательски переспросил Джудар, чувствуя, что пусть его и прижимали к стенке, но именно он сейчас задавал разговору тон. — Далеко нет. Хочу больше.

Джафар слышимо скрипнул зубами, и маги довольно прищурил глаза, расплываясь в ухмылке. И гнев, и злость намного лучше приятельского отношения, предназначенного другому человеку. Никто не должен забывать, что он еще существует.

Он в самом деле очень сильно не хотел умирать.

 — Ты его довел, — выдохнул генерал, всем телом трясясь от ярости, и, взглянув на маги, усилил хватку. — Довел Сина. Довел его до такого состояния… Тебе… лучше исчезнуть.

У напрягшегося Джудара мгновенно опасливо потемнел взгляд и пропала ухмылка.

 — Убирайся прочь, — бессильно продолжил Джафар, и маги, который уже месяцы мечтал о том, чтобы наконец уйти, но проваливал каждую попытку сбежать из-за постоянного надзора, насмешливо вскинул брови. — Забирай свой посох и проваливай. Никто тебя останавливать не будет. Но даже не думай перед уходом выместить злость на Сина — целым и невредимым тогда не останешься.

Джудар фыркнул, не впечатленный подобной угрозой. Этот придурок был не сильнее букашки, но Аладдин говорил ему то же самое, и вот это уже внушало опасения. А ведь он просто устал от них всех, не дававших ему даже вздохнуть спокойно.

— Где мой посох? — глухо спросил он, не желая ни на мгновение дольше задерживаться на этом проклятом синдрийском острове, который он в своем мире когда-то очень давно помог сравнять с землей и который одним своим счастливым существованием здесь давил на него изо всех сил.

 — В покоях Сина, — ответил тот, отстраняясь, и маги нахмурился, не понимая, не очередная ли это попытка столкнуть его с глупым королем. — Что смотришь? Этот посох слишком важен, он больше не доверяет его никому.

 — И как же мне его тогда забрать? — раздраженно поинтересовался Джудар, стряхивая с себя чужую руку. Будто было бы так просто выкрасть что-либо у обладателя семи джиннов.

 — Не беспокойся, — немного помолчав, сказал генерал. — Он не в том состоянии, чтобы тебе помешать.

Добравшись до покоев глупого короля, маги понял, что это было еще мягко сказано. Одна бутылка вино, две, три, а дальше попросту не разобрать — он скривился от запаха, от которого не помогало даже распахнутое настежь окно, и вида Синдбада, заснувшего прямо за столом, за которым, похоже, и пил в одиночку. С пьяным королем у Джудара было связано больше невеселых воспоминаний, чем хороших, и он поспешно отвел взгляд, собираясь покончить со всем поскорее и наконец уйти.

В груди стрельнуло чужое беспокойство, тупое желание проверить, в порядке ли мужчина, затем перетащить его на намного более удобную постель, и маги нахмурился до боли, не собираясь поддаваться, и, помотав головой, рванул широкими шагами к своему посоху, одиноко и бесполезно лежавшему на столе.

Он по нему соскучился.

По Сину.

Нет, по посоху, конечно.

Джудар раздраженно стиснул зубы, не смея останавливаться, не смея задумываться, не смея чувствовать, не смея оглядываться на глупого мальчишку, и, паникуя, что теряет себя, с облегчением схватился за свой посох, чтобы наконец вкусить полную свободу.

Тот привычно обжег металлическим холодом кончики пальцев, но маги даже не обратил на это внимание, готовый принять волну черной гневной рух, что окатывала его всякий раз, когда он прикасался к нему.

Ее не было. Как не было и ненависти, и нежного безумия, скрашивавшего в былые дни боль от жизни, и всепоглощающей злости на мир. Вместо этого одно лишь чужие бесконечное отчаяние и бескрайнее желание выжить и иметь возможность остаться рядом, нахлынувшие на Джудара огромное темной волной и утянувшие за собой на самое дно.

Дрожа, он оперся о стол, не чувствуя себя и тщетно пытаясь отпустить посох, мысленно повторяя вновь и вновь, что не хочет исчезать, но понимая, что это желание не больше крохотного островка в океане. Но оно всё же было, и маги не переставал бороться, медленно разжимая стиснутые пальцы, до того момента, когда чужие руки не обхватили его крепко за живот, заставляя сдавленно вскрикнуть от неожиданности.

Он проиграл.

Он вернулся.

Рух, почуяв его растерянность и опасливость, тут же сбилась в борг, предупреждающе обжигая чужие ладони, находящиеся на неподобающем месте, но тот не отпрянул, как стоило бы, а лишь вцепился сильнее, прижимаясь грудью со спины.

 — Джу… — выдохнул он, пока маги пытался привести окружающую рух в порядок, чтобы снять зло сверкавший в темноте золотыми молниями борг. — Не уходи.

С непривычки даже просто стоять получалось лишь с большим трудом, и Джудар, наконец отпустив посох, доверчиво откинулся в объятья, перенося вес на подошедшего Синдбада и запрокидывая голову. Не сразу поняв, почему глаза так яростно жгутся, он моргнул несколько раз, а затем, резко вспомнив, еще и судорожно вздохнул как можно глубже, чувствуя, как странно воздух наполняет легкие.

Маги думал, что после того почти года, который он провел у Шахерезады, обездвиженный, но не лишенный сознания, ему было тяжело вернуться в нормальное состояние и вновь двигаться, как раньше. Оказалось, это не шло ни в какое сравнение с десятилетием, которое он стайкой рух провел в Священном дворце, не обладая физическим телом.

Видеть собственными глазами, слышать, двигаться, осязать, ощущать и тепло, и холод — и чувств было слишком много для человека, не совсем помнившего, как хотя бы дышать. Грудь не слишком твердо стоявшего позади него Синдбада мерно вздымалась и опускалась, и Джудар пытался следовать за этим неспешным ритмом, постепенно приходя в себя.

Кажется, тот… что-то сказал? Маги не расслышал да и не был уверен, что смог бы сразу ответить. Вместо этого схватил его за обожженные руки, применяя самую простенькую магию лечения. Это было для него проще, чем ходить.

 — Насколько ты пьян? — с трудом понемногу овладевая своим телом, негромко спросил Джудар, надеясь, что Син достаточно трезв, чтобы дотащить его до какого-нибудь кресла, не уронив при этом их обоих.

 — Я не пьянь, — обиженно отозвался король, и маги очень тяжело вздохнул.

В самом деле. Если бы он зашел в покои и обнаружил его не только напившимся, но и одновременно соблазняющим женщину и плетущим интриги, собравшим таким образом все свои нелестные прозвища бабника, пьяни и интригана, то Джудар, отчаянно пытавшийся до этого дня побороть другого себя, так вспылил бы от гнева, что отобрал бы контроль в то же мгновение.

 — Ладно, — попытался он быть самым разумным в этой комнате и неловко ухватился за чужую руку, чувствуя, что свалится на месте, если не на что будет опереться. — Пойдем спать.

 — Не хочу, — медленно мотнул головой тот, очень щекотно скользнув прядью по шее, и маги вскинул бровь, не сумев не подумать о том, что кроха Син в пятнадцать лет вел себя взрослее, чем вот это сейчас.

 — Почему? — терпеливо поинтересовался он, попытавшись, не запнувшись, развернуться, но король, не давая ему сдвинуться с места, сжал его с неожиданной силой, заставив охнуть, и уткнулся, сутулясь, лицом в плечо.

 — Если засну, то проснусь, — неразборчиво пробормотал Син, и Джудар озадаченно застыл.

Он был не в том состоянии, чтобы решать загадки, а от опьяняющего запаха алкоголя так и вовсе трагично рухнул бы в беспамятство, если бы не открытые настежь окна.

Маги вздохнул еще раз, неспешно поглаживая большим пальцем чужую руку, из-за чего король немного расслабился, больше не сжимая так сильно.

 — А вот я хочу спать, — после не слишком короткой паузы решил он пойти на хитрость. — И ты будешь меня охранять.

Син промычал что-то, смутно напоминающее согласие, и затем, застыв на несколько долгих секунд, нехотя отпустил его, лишь оставив на талии горячую ладонь. Джудар, найдя взглядом постель, сделал к ней первый шаткий шаг и чуть не грохнулся от него на пол, удержавшись на ногах только из-за того, что Син его поддержал, и маги, фыркнув, рассмеялся от самого себя, прижавшись к нему.

Получалось нечестно. Маги собирался на него злиться. Вроде как… Глупый мальчишка ведь не думал в самом деле, что ему успешно удавалось скрывать от возлюбленного в Священном дворце тот факт, что он крутил шашни с Арбой? Она могла сколько угодно пытаться скрывать их встречи от чужих глаз, но он ведь видел, что что-то не так, что тот ведет себя неестественно.

Если бы она не объявилась тогда, в день нападения на Синдрию, Уго, может, не пришлось бы забирать к себе его встревоженную, рассыпавшую от смешавшихся чувств душу в дворец, и всё бы сложилось иначе. Уго… еще хуже Арбы, еще ненормальнее. Потерял одного из своих маги и зачем-то вытянул бежавшего из другого мира Джудара ему на смену, ничего так толком и не объяснив.

Только раз за разом благодарил.

Следующий шаг дался намного легче, в то время как на душе у маги становилось всё хуже. С его неловкой походкой можно было бы и пошутить, кто из них двоих на самом деле пьян, но ему было не до шуток. Секунды пробегали мимо, облекаясь в минуты, и Джудар чувствовал не радость от того, что ждет его в свободном будущем, а одну лишь тяжесть прожитых порознь лет, не видя в своей жизни ни одной целой и невредимой вещи, одни лишь поломанные и задушенные возможности. Казалось, он вот-вот очнется в одиночестве от приятного сна.

А, так вот что Синдбад имел в виду.

Маги, непослушными пальцами стащив одежду и пнув ее куда-то подальше, устало завалился на кровать, закрывая глаза, впиваясь себе пальцами в кожу у ключицы, чувствуя, что в самом деле жив, и думая о том, как же Синдбаду всё-таки не повезло встретиться с ним и влюбиться, раз это повлекло за собой такую боль. Джудару всякий раз, когда он наблюдал за ним из Священного дворца, казалось, что в сердце короля разверзлась глубокая бездна, которую уже ничем не заполнить.

Маги и сам был не лучше, просто с самого рождения уже привык жить так. А за Сина не получалось не беспокоиться.

 — Дай руку, — требовательно сказал он, борясь с потерей ощущения, что всё происходящее реально, и не глядя протянул ладонь, за которую король, молча сидевший на краю кровати, без возражений ухватился.

Большая. Больше, чем он помнил. Синдбад и вовсе точь-в-точь как глупый король в последние дни жизни в его родном мире, но это уже как-то совсем не раздражает. Словно Джудар наконец научился различать двух разных людей с одинаковой внешностью.

 — Я замерз. Согрей меня, — продолжил он так же нагло и, когда тот потянулся накрыть его покрывалом, недовольно дернул за руку на себя, открывая глаза, с досадой глядя на застывшего возлюбленного. — Этого недостаточно. Иди ко мне.

Пришлось приложить еще немного силы, притягивая к себе, чтобы король наконец перестал упрямиться и улегся рядом, словно бы одеревенев, перевернувшись на бок лицом к маги, только когда он схватил его за плечо и требовательно потянул на себя. Джудар медленно выдохнул, перекинув руку непонятливого Сина через себя, чтобы обнимал во сне, и устало прижался ближе, решив, что сегодня можно и отдохнуть.

А завтра… Завтра будет снова больно. Он привык, что даже просто смотреть на того больно.

 — Перегреешься, — тихо предупредил его король, а маги только фыркнул, скользнув пальцами вверх по его спине, задумчиво царапнув сквозь одежду линию лопатки.

Было уже до неприятного жарко, но всё же лучше, чем обычный ледяной холод в груди, почти растаявший от этой близости.

 — И зачем ты такой вымахал? — с толикой недовольства в голосе спросил Джудар, проведя ладонью по чужому плечу, пытаясь прикинуть разницу с тем, каким тот был раньше. — Где мой крохотный милый Син?

 — Я здесь, — отозвался король почти что с недоумением, и маги, расплывшись в улыбке, прыснул со смеха, прижимаясь лбом к его груди и чуть подрагивая плечами.

Как же от него несло алкоголем…

Синдбад, восприняв это как-то по-своему, поцеловал его, вздохнув, в темную макушку и скользнул пальцами ниже, чем ему следовало в подобном состоянии, но Джудар, не переставая посмеиваться, ловко извернулся и перехватил его руку, возвращая ее себе на талию.

 — Думаешь, подрос немного и теперь можешь задавать тон беседе? Нет уж, я здесь главный, — насмешливо фыркнул он. — Не сегодня. Только когда протрезвеешь.

 — Не думаю. Не пьянь, — снова сказал король, но всё же послушно застыл, и маги от этих слов снова тихо рассмеялся, пусть честно и пытался сдержаться.

Тот, может, и вырос слегка, но от умелых прикосновений к хвосту Баала наверняка стонал так же. Надо будет проверить.

Всё это было немного слишком забавно, а оттого очень странно. Джудар чересчур привык к тому, что вид нетрезвого Сина вызывал в нем одну только горечь, но никак не веселье.

 — Знаю-знаю, ты не пьянь, вовсе нет, — подтвердил маги, чтобы тот перестал дуться, и потянулся к его лицу, начав неспешно гладить по щеке. — Ты солнце.

Король промычал что-то наполовину утвердительное и наконец застыл, упрямо не закрывая глаза и обнимая его бережно и, по мнению Джудара, недостаточно крепко.

Молчать не хотелось. Хотелось говорить, наконец-то напрямую, без каких-либо надоедливых посредников, хотелось слышать свой голос, голос Сина, пусть даже тот был пьян настолько, что не было уверенности, что завтра вспомнит хоть что-нибудь кроме обрывков событий.

 — Как думаешь, кто из нас двоих завтра проснется первым? — невнятно пробормотал он, устраиваясь удобнее, высвобождая свои волосы.

 — Я, — коротко ответил король, и Джудар, вскинув брови, мог только подивиться его самоуверенности.

А еще он мог обеспокоенно нахмуриться.

 — Син, ты не спишь сейчас, ты ведь понимаешь? — спросил маги, надеясь, что и в этот раз тот окажется крайне послушным.

 — Сплю, — упрямо возразил король, и Джудар прикусил губу. Ему оставалось только дождаться следующего дня, чтобы Синдбад наконец осознал, что он вернулся.

Через несколько минут, когда маги задал свой еще один глупый вопрос, тот уже не ответил, глубоко и беспокойно заснув.

4.

Синдбад самоуверенно заявил ночью, что из них двоих именно он проснется первым, и так и оказалось, а Джудару от этого самомнения оставалось только недовольно фыркать. Вечно всё получалось не так, как он рассчитывал.

Получалось так, что король, проснувшись, поспешно выпутался из его крепких объятий, одним небрежным движением накинул на него сбившиеся в ноги покрывало и застыл спиной к маги на краю кровати, уронив на ладони голову, наверняка нещадно трещавшую от похмелья. Джудар же, разбуженным светом, шорохом и главным образом холодом из-за молча сбежавшего от него источника тепла, сонно уставился в его спину, очень медленно соображая из-за того, что слишком долго не мог заснуть, выбиваемый из равновесия самыми разными мыслями.

— Голова болит? И поделом тебе, — злорадно заметил маги, довольно потягиваясь и сворачиваясь в клубок, чувствуя себя так хорошо, как уже давно не чувствовал. — Не станешь в следующий раз столько пить.

Он ожидал, что Син в ответ на это что-нибудь измученно скажет, хотя бы промычит, давая понять, что упрек услышал и поразился тому, насколько его возлюбленный лишен сострадания, но вместо этого король лишь молча опустил голову ниже, а его плечи бессильно упали.

Джудар удивленно застыл, разглядывая его напряженную спину.

— Ты помнишь, о чем мы вчера говорили? — с подозрением спросил он, решив, что тот после такого количества алкоголя мог в самом деле обо всем забыть.

— Я помню, — после значительной паузы с явной неохотой ответил тот.

Неужели у Сина настолько сильно болела голова, что он просто не мог думать… Маги обеспокоенно нахмурился, проклиная всё, что довело короля до такого состояния, и поспешно поднялся, выпутался из-под тяжелого покрывала и придвинулся к нему, осторожно положив ему ладонь на плечо, чтобы заставить чуть повернуться и дать взглянуть в глаза, уже подбирая в уме магическую формулу, которая могла бы спасти этого недотепу от похмелья.

Джудар дотронулся пальцами до его щеки, пытаясь заполучить чужое внимание и помочь, и это то ли Син был слишком горячий, то ли у него самого руки были чересчур холодные, но прикасаться было слишком жарко. Приличные мысли немного проигрывали неприличным, и маги поспешно наклонил голову, прогоняя их и заглядывая в хмурое лицо короля.

— Придурок, — негромко пробормотал он больше для себя, чтобы хоть как-то выразить свое недовольство, и, раздумывая, что делать дальше, накрыл своей прохладной ладонью горячий лоб Сина, широко распахнувшего глаза.

Чтобы применить магию хоть немного сложнее элементарной, нужно взять в руки посох, а для этого нужно добраться до него и при этом еще и желательно не навернуться, ведь тело всё еще словно чужое, слишком неловкое…

— Неужели это настолько забавно? — глухо спросил король, позволив Джудару немного воспрять духом, решив, что раз тот вполне себе может говорить, то не всё так плохо.

— В некоторой степени, — рассеянно пробормотал он, не вдаваясь в подробности, что волновался его состояние, конечно, больше, и отвел несколько мешающихся длинных прядей в сторону, наклоняясь еще немного, чтобы получше увидеть его хмурое лицо.

Синдбад, сжимая губы в тонкую линию, перехватил его ладонь и отвел в сторону, не грубо, но решительно и недвусмысленно, заставляя маги недоуменно изогнуть брови.

— Я не собираюсь больше тебя развлекать, — сдерживая себя, сказал король.

— А придется, — не слишком понимая, к чему тот клонит, озадаченно ответил Джудар, зная, что без его компании заскучает скорее, чем стоило бы.

Тот бросил на него короткий ледяной взгляд и, потирая переносицу, медленно поднялся, кривясь от головной боли.

Син никогда, даже в самые худшие моменты, когда маги удавалось своим существованием вывести его из себя, не смотрел на него так.

Даже в худшие моменты Син… не смотрел так на… него…

Джудар резко вцепился в короля, обхватывая за живот, заставив покачнуться от неожиданности и не позволяя никуда уйти, и замер, придавленный осознанием, что тот как-то совершенно неправильно заполнил возникшие после вчерашнего свидания с вином пробелы в памяти.

Не получалось найти те самые подходящие слова, чтобы в одно мгновение развеять это недоразумение, и от мысли о том, насколько Сину сейчас было плохо, голова яснее не становилась. Маги помнил, как другой Джудар забавы радости прикинулся, что вернулся тот, кого король так отчаянно ждал. Он словно был там же, но ничего не мог предпринять, мог только смотреть на то, как искажается родное лицо.

— Глупый мальчишка… — выдохнул маги, понимая, что должен как можно скорее объясниться, но не зная, с чего начать, как продолжить и чем закончить, и Син, за прошедшие годы явно отвыкший от подобной наглости по отношению к своей королевской персоне, застыл на месте, оставив попытки отцепить его от себя.

Как он мог доказать, что это был именно он, а не решивший позлорадствовать притворщик? Разве что рассказать что-то, чего тот знать не мог! Джудар поспешно воскресил в памяти все самые яркие моменты своей жизни в этом мире, и в груди похолодело, когда он осознал, что это всё Синдбад уже рассказал ему, пытаясь достучаться яркими эмоциями. Со стороны могло выглядеть так, будто он просто пересказывает уже услышанное, чтобы вновь обмануть. Но маги всё равно решил перебирать свои воспоминания вслух в надежде, что одно из них докажет, что это именно он, а не кто-то другой.

Конечно, он понимал, что их положение было вовсе не безнадежно. Син внимательный, Син наблюдательный, пройдет, может, несколько дней, и он по мелким, врезавшимся в память жестам, которые Джудар и сам за собой не замечал, поймет, кто перед ним. Можно схватить короля за руку и утащить за собой искать людей, с которыми маги общался достаточно тесно, чтобы иметь общие воспоминания, о которых мальчишка не имел понятия. Но всё это заняло бы слишком, слишком много времени, а Джудар желал, чтобы тому перестало быть так больно хоть минутой, пусть даже жалкой секундой раньше.

И он говорил. Сбивался с мысли, путался, а голос, которым маги всё еще не привык пользоваться вновь, немного дрожал. Джудар спрашивал, помнил ли Синдбад о всех провалах, который тот совершил, о всех провалах, которые совершил он сам, о всех удачах и неудачах, глупых и смешных моментах, которые приходили в голову, стараясь не унывать, хоть и не получал ответа от окаменевшего из-за такого напора короля.

Через несколько минут беспрерывного потока слов он остановился, тяжело переводя дыхание, чувствуя еще больший холод от мысли, что тот, может, сам не слишком хорошо помнит, что рассказывал, а что — нет, и уткнулся лбом в его горячий бок, немного воспряв духом, поняв, что Син о том, как реагирует в постели, явно кому попало не рассказывал. Немного неловко было бы резко переходить на подобную тему, но в данной ситуации, когда сердце от волнения билось оглушительно громко, в самом деле всего лишь немного неловко.

— Джу… — выдохнул тот, и маги, не успевший приступить к своей неприличной идее, удивленно поднял голову.

Король нерешительно зарылся пальцами в его волосы, и Джудар, на мгновение снова отвлекшись на мысль о том, какие же у него теперь большие руки, озадаченно вскинул на него взгляд, не понимая, отчего у Синдбада такое странное выражение лица.

Не ожидал же он в самом деле вновь чего-то плохого…

— Это я, — тихо подтвердил маги, перехватил его ладонь и, несильно ее сжав, поднес к губам, невесомо целуя. — Син.

Тот наконец опустился рядом и притянул его в объятья, глубоко и прерывисто дыша.

Словно камень с души упал. Синдбад явно не будет разыгрывать с ним шутки, расхохотавшись и заявив, что обманул, что на самом деле не поверил, и Джудар с облегчением позволил себе прижаться, прильнуть и просто наконец расслабиться, избавиться от сковавшего тела напряжения, от которого даже начала ныть голова.

Было хорошо даже просто находиться рядом и иметь возможности коснуться.

— Ты… даже не думай сейчас расплакаться, — чуть неловко гладя его по спине, с угрозой сказал он, почувствовав, что король как-то совсем подозрительно стиснул его в объятьях чуть сильнее и тихонько замер.

— Почему? — спросил Син как можно более спокойным, но всё равно ухнувшим вниз голосом, словно бы его оглушительно грустно щебечущей рух было недостаточно.

— Я ведь тогда тоже заплачу… — скрепя сердце признался Джудар с огромной неохотой лишь из-за того, что решил, что сейчас можно было немного уступить.

— И ничего страшного, — пробормотал король, явно расходясь с ним во мнениях.

— Не хочу я плакать, — недовольно проворчал маги, сглатывая появившийся в горле горький ком, и, решив, что если молчание продолжился, то Синдбад в самом деле разревется прямо в его объятьях, продолжил говорить, пытаясь отвлечь словами и мягким поглаживанием щеки. — Как ты понял, что это я?..

Король, чуть склонив голову к этому приятному прикосновению, вздохнул.

— Я никогда ему не говорил, как ты меня называл, — тихим голосом ответил он.

— Вот как, — озадаченно буркнул маги, а через несколько мгновений, поняв, про какое именно обращение Син говорил, неверяще распахнул глаза. — Что?

То есть, он… с самого начала из-за в сердцах сказанного «глупого мальчишки» всё понял, а потом несколько минут умилялся да забавлялся, глядя на то, как Джудар паникует и задыхается в попытке донести всю сотню своих воспоминаний сразу?

Ему конец.

Маги с крайне мрачным видом медленно отодрал от себя чужие руки, глядя прямо в слабо улыбающееся лицо провинившегося, и без предупреждения опрокинул его на спину на постель, немного выбивая дух. Он даже милостиво выждал пару секунд, убеждаясь, что тот хоть и позеленел немного от такой резкой смены положения, но его хотя бы не стошнит прямо здесь, перед тем как перекинуть через Синдбада ногу и усесться на живот, угрожающе протягивая руки, чтобы обхватить ими чужое горло и слегка придушить засранца.

Сверкнуло воспоминание о том, как другой он, только очнувшись, попытался сделать то же самое, но всерьез, и Джудар, на ходу передумав, оперся о его плечи, хмуро нависая и придавливая к кровати.

— И что скажешь в свое оправдание? — пытаясь изобразить ледяной тон, поинтересовался он, убрав свои щекотавшие щеку пряди за ухо.

— Я хотел тебя остановить, — попытался защитить свое доброе имя король, но улыбался слишком счастливо для человека, в самом деле испытывавшего чувство вины, и маги без капли доверия изогнул брови. — Но я был слишком… И ты говорил без передышки, у меня не было времени вставить хоть одно слово.

— Да ты даже не пытался, — недовольно фыркнул Джудар и, кинув взгляд на руку, мягко обнявшую его за талию, не сбросил ее, но обреченно вздохнул, не понимая, за что ему эта златоглазая напасть.

— У меня голова… раскалывается, — обреченно пробормотал Син, болезненно морщась, и, откинувшись, расслабился, прикрывая глаза.

Маги тоже был не в самом лучшем состоянии. Но вот его возлюбленный с разметавшимися по простыням спутанными волосами и напряженно сведенными к переносице бровями выглядел попросту жалко. Джудар, не отрывая взгляда от его лица, медленно нагнулся и, коснувшись губами его обжигающе горячего лба, выпрямился, собираясь наконец добраться до своего посоха и хотя бы немного исправить ситуацию.

Поцелует в губы, когда тот на худой конец умоется и избавится от запаха алкоголя.

— Нет, — глухо сказал Синдбад, перехватывая начавшего слезать с него маги за предплечье, останавливая.

— Но я… — удивленно начал тот.

— Побудь со мной еще немного, — прервал его слабый протест король и, приоткрыв глаза, ослабил хватку, убедившись, что маги не собирается никуда уходить.

Чуть поколебавшись, Джудар, перестав хмуриться, хмыкнул и улегся прямо на него, прижимаясь щекой к его груди и пытаясь немного перевести дух.

Всё в самом деле… закончилось?

Какая-то его часть всё еще была уверена, что через мгновение, когда он вновь откроет глаза, он снова окажется в Священном дворце, каждый день в которым тянулся не меньше, чем целое столетие. Чужая рука на спине, прикосновение, от которого он порядком отвык и по которому так сильно соскучился, прогоняло это прогнившее ощущение, и маги плотно сжал губы, не зная, что ему делать с этой накатившей волной чувств, слишком большой, чтобы он мог справиться с ней в одиночку, смешавшейся так, что отдельных эмоций было уже не разобрать.

Тепло.

— Джу, я… очень сильно тебя люблю, но… — Синдбад сглотнул и тяжело вздохнул. — Меня сейчас в самом деле тошнит, ты бы лучше…

Маги, не дожидаясь последующих указаний, очень поспешно с него слез.