На соборной площади все были в движении, только Джали то ли от голода, то ли от скуки меланхолично пожевывала край ковра. Её хозяйка стояла неподалёку и, смущаясь, болтала с сами-знаете-кем, сидевшим на коне. Так значит вот ты какой, северный олень… В том, что олень, — сомневаться не приходилось.

     Я подошла к голубкам со спины и прислушалась, как же наш бравый сам-знаете-кто подкатывает к мадемуазелям, чтобы развести оных на бесплатный для него адюльтер. Довольно стандартно, к моему разочарованию. В наше время он был бы этаким красавчиком на подержаном ренологане, который кадрит девушек фразочками вроде «Вашей маме зять не нужен?» или «Мне позвонили из Рая, сказали, что у них пропал самый красивый ангел, но я тебя не выдал…» И ведь ведутся же! Например, Эсмеральда стоит с глупой улыбочкой и кивает, как китайский болванчик.

     Спустя ещё пяток нелепо-пошлых фразочек я не выдержала и сделала очень громкое, наверное даже оглушительное, «АППЧХРРЯЯЯ!» К счастью, оно заставило Аполлона местного разлива прервать поток красноречия. Эсмеральда даже перестала глупо улыбаться и удивлённо-испуганно вытаращилась на меня.

     — Ты ещё кто такая? Чтоб мне провалиться ко всем чертям! — недовольно гаркнул сами-знаете-кто.

     Я ничего не ответила, только высокомерно хмыкнула, отчего он так же удивлённо, как и цыганка, вытаращился на меня. Надо было действовать, и я, схватив Эсмеральду за руку, оттащила её в сторону.

     — Ты чего творишь? — максимально грозно вопросила я её. — Стоишь тут, при всех, с этим вон…

     — Он меня любит! А я…

     — Это я уже слышала. Да-да, любит. Цвет глаз не выяснила, кстати, ещё?

     — Красивые!

     — Девушки, не нужно из-за меня ссориться! — промурлыкал сами-знаете-кто, ослепительно улыбнувшись и глядя Эсмеральде в декольте.

     — А мы не из-за вас, — я окинула его взглядом: м-да, не Патрик. И усики рыжеватые. Жуть какая. И как она могла на него запасть? Тут же вон недалеко есть экспонаты куда интере… Впрочем, что с неё взять? — Нам и кроме вас есть, что обсудить. Вы, к примеру, что про изобретение Гутенберга думаете?

     — Гебе… Кого? Это кто такой?

     — Гу-тен-берг. А ещё шлем надел! Печатный станок — слыхивал? Чтобы книги печатать. Вы, кстати, какую книгу последнюю прочитали? — и, заметив замешательство на его лице, я нарочито театрально вздохнула: — Ох, всё с вами ясно. Вы хоть пару романов прочитайте в свободное время. Если оно у вас есть, конечно. А то у вас же все дни расписаны по минутам, да? Так вот, почитайте, а то ваши комплименты уже лет сто как не в моде.

     — Прекрати! — вклинилась Эсмеральда. И тут я заметила, что она уже почти что плачет: вон как губки сжатые подрагивают! — Зачем ты!..

     — Я просто забочусь о культурном и духовном развитии твоего кавалера! В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли, — поучительно произнесла я, подняв указательный палец. — Ещё спасибо потом скажешь.

     — Я, пожалуй, пойду, — растерянно проговорил сами-знаете-кто. — С тобой, красавица, мы ещё обязательно встретимся, — подмигнул он Эсмеральде и, скривившись, повернулся ко мне: — А с тобой, надеюсь, не встретимся больше никогда.

     — Ну что вы, думаю, мы с вами ещё не раз встретимся! Мы с недавнего времени с Эсмеральдой везде вместе ходим.

     — Хорошего дня, девушки, — выдавил сами-знаете-кто, поспешно взгромоздился на коня и ускакал куда-то в дали острова.

     Я села на ступени паперти и выдохнула: ну наконец-то отделалась! Невыносимый человек. До Патушки ему как до Китая ползком, к великому моему сожалению. Да, выбрав его на роль сами-знаете-кого, Пламондон с Кочаном последнему невероятно польстили. Вот это недоразумение в латах, талдычащее одно и то же — в этом я уверена на 146% — всем девушкам, ставших жертвами его подкатов, — относится к тому типу мужчин, которых я всегда старалась избегать.

     Если мне не изменяет память, то удивительный во всех отношениях визит к Флёр Эсмеральде ещё только предстоит. Бедняги. Обе. Цыганка, хоть и дурочка малолетняя, но всё равно жалко. Такую первую любовь и врагу не пожелаешь. Хотя я знаю парочку, кому… но это совсем другая история.

     Эсмеральда в это время собрала коврик, вырвав его из зубов Джали, и бухнулась рядом. Её всхлипы вывели меня из состояния шаткого душевного равновесия. А ведь я так стремилась к нему, отвлекшись на снующих по скрипучему снегу парижан!..

     — Ты! Ты всё испортила! Он теперь ни за что…

     — Он к тебе, к сожалению, ещё не раз вот так вот пригарцует. Но я бы на твоём месте от него держалась подальше. Да и вообще от всех, подобных ему.

     — Он такой один!

     — Ну да, да, конечно…

     Я уже хотела было предложить ей забиться, что у него есть жена или невеста, но подумала, что негоже вот так вот торопить события, и осеклась на стадии мысли. Ничего, мы подождём.

     — Ты как только выяснишь, какого цвета у него глаза, — мне сообщи. Очень интересно, когда это случится. Только, когда будешь выяснять, — помни, что за тобой следят минимум двое.

     — Двое?

     — Клопен и я.

     — И зачем только ты ему сказала! Он же с меня теперь глаз не сводит! Или его ребята.

     — Вот и хорошо, что не сводит, — кивнула я, — правильно делает. Передай ему, что я как-нибудь в ближайшее время зайду, будь добра.

     — Не буду я для тебя ничего делать!

     — Ну и ладно. Да, кстати, ты же помнишь, что тебе стоит тут появляться пореже?

     — Почему это? Я тут больше всего зарабатываю.

     — Тебе, кажется, запретили, не так ли? И не абы кто, а сам епископ.

     Эсмеральда презрительно фыркнула:

     — Ну и что? Мне же надо на что-то жить. Им хорошо, они все в золоте живут, а я? Ты сама видела!

     — Согласна, но всё же будь осторожней. Ладно, пойду я, а то я уже замёрзла тут с тобой спорить. До новых встреч, — я слащавенько улыбнулась и, убедившись, что цыганка на меня не смотрит, бодро утопала в собор.

     Внутри было тепло, почти безлюдно и в воздухе пахло так специфически по-церковному. Так что двигаться никуда не хотелось. И я села на ближайшую лавочку подальше от входа и, блаженно развалившись, закрыла глаза. Но что-то мне не давало покоя. Я открывала глаза, не замечала перемен рядом и закрывала их снова. Но тут мой взгляд наткнулся на висящие в воздухе глаза. Я чуть не вскрикнула от ужаса, но до меня тут же дошло, что это в падре проснулся не то Шерлок, не то Призрак Оперы, и он решил бдить.

     — Что делаем? Скучаем? Али напротив, развлекаемся? — веселье так и рвалось из меня наружу.

     — Можно и так сказать. Если вынужденное молчаливое наблюдение за развратом и богохульством можно назвать развлечением, то да, я развлекался. Во что только эти… превратили соборную площадь!

     — Подумаешь, постояли, пообщались.

     — Ты теперь тоже очарована этим… капитаном, — процедил Клод сквозь зубы.

     Я приложила руку ему ко лбу.

     — Странно.

     — Что странно? — покосился на меня Фролло.

     — Температуры нет.

     — И почему это странно?

     — Потому что бредите — а жара нет. Это и странно.

     — Тьфу на тебя!

     Архидьякон обиженно отвернулся и устремился к лестнице, так что я его еле догнала. Какое же счастье, что в соборе почти никого не было: в тени колонн трансепта нас в наших чёрных одеждах было почти невозможно разглядеть.

     — Стойте же, — я на лету схватила его за руку, заставив остановиться. — Просто шутка! Но как вам вообще в голову могло прийти, что этот… олень… может мне понравиться?!

     — Потому что женщины таких и любят, — зло и грустно ответил Клод.

     — Если он нравится какой-то одной, определённой, или даже двум, то это вовсе не значит, что он нравится всем. Он даже про Гутенберга не знает! О чём с ним говорить?

     — А ты, значит, знаешь? — он приосанился, сложил руки на груди и стал сверлить меня взглядом.

     — Представьте себе — да! Он лет сорок назад создал печатный станок, а умер… в 68 году в нищете. Всё, съели?

     Клод растерянно кивнул.

     — Ладно, что ж… Пошли, нечего нам тут стоять.

     Мы поднялись в его келью — в этот маленький островок стабильности. За эти несколько дней сложилось впечатление, что он тут вообще ничего не трогает. Все вещи как будто лежали на одном и том же месте, и никто их не двигал, чтобы протереть пыль, найти какую-нибудь информацию или переставить в поисках чего-то потерявшегося. Хотя вот сейчас в воздухе витал запашок какой-то алхимической дряни. Я принюхалась в попытке распознать его и вдруг поняла, что это родной запах доместоса. Но дышать этим было невозможно, особенно в таком маленьком помещении — не помогло даже прикрыть нос плащом. А вот Клод то ли делал вид, то ли действительно не ощущал этой вони и спокойно сел в своё кресло.

     — Мэтр, не желаете ли келью проветрить? А то вы тут так упорно что-то кипятили… Отраву что ли какую?

     Падре принял оскорблённый вид:

     — А говоришь, что тебе всё известно обо мне! Я ищу способ получения золота.

     — Лучше б пенициллин искали, — буркнула я.

     — Ты там что-то сказала?

     — Окно б, говорю, открыли всё-таки. Золото или отрава — а мне скоро плохо будет.

     Фролло тоже что-то буркнул в ответ, но окно всё-таки открыл.

     — Помнится, ты говорила, что в этом разбираешься…

     — Ну не прямо разбираюсь, но… Что-то может и помню.

     Он сел в кресло и с надеждой взглянул мне в глаза:

     — Так ты всё-таки ведьма, да? Откуда тебе что-то знать про… это, если ты не ведьма?

     — Понимаете, там, откуда меня к вам закинуло, мы много чего изучаем. В том числе и про всякие вещества.

     — Какие продвинутые колдуны в твоём мире! — искренне восхитился образцово-показательный архидьякон. — А можно мне туда?

     — Я даже не уверена, что я́ туда вернусь. Но вы же понимаете, что это не Ад, правда?

     — Да, — горестно вздохнул Клод, — я уже смирился с этим…

     — А врать — нехорошо. Ладно, показывайте, что у вас тут. Не будем прерывать научный процесс.

     Он поднялся из кресла и самым важным шагом проследовал к печке. Огня не было видно, но из отверстия медной посудины, напоминавшей турку для кофе с крышкой, валил едкий дым. Фролло встал рядом, с многозначительным видом приоткрыл крышку, заглянул внутрь и, закашлявшись, отпрыгнул назад.

     «О, а вот и первая практическая работа по химии пригодится! Зря что ли химичка распиналась?» — подумала я. Но сперва надо было помочь батюшке прийти в себя, а потом уже алхимичить дальше. Посему, схватив какие-то бумаги со стола, я принялась его энергично обмахивать. Наконец он перестал кашлять и даже задышал ровно.

     — Вы аккуратнее давайте, ага? А то помрёте тут, а мне чего делать?

     — Кто ж знал! — всплеснул руками он.

     — Понятно. Что ж, настало время обучить вас технике безопасности.

     — Это ещё что за наука?

     — Как бы объяснить… ну, это как детей учат пальцы в кипяток не совать, только для взрослых. Так вот, урок первый, — я потянула его за руку обратно к печке, — не надо нос совать, если не уверены, что там что-то безопасное.

     — Ах да, миазмы! — он хлопнул себя по лбу. — Как я мог забыть?

     — Не совсем они, но в общем и целом направление верное.

     Дальше шёл весьма скучный инструктаж. И всё же Клод, ещё не до конца отошедший от шока, жадно вслушивался в каждую фразу. Под конец я несколько раз попросила его пообещать мне, что он больше не будет делать, как раньше, и только после этого разрешила ему продолжить — разумеется, бесплодные, — изыскания.

     Вид знатока вернулся обратно на его лицо. Из недр кресла было очень удобно наблюдать за его передвижениями между столом, полками и печкой с туркой. В последней периодически что-то шипело, кипело и нон-стопом валил дым — то едкий, то почти без запаха. В очередной раз зависнув над плодами своих экспериментов, он разочарованно вздохнул и что-то пробормотал на латыни. Судя по всему, значение фразы было примерно «Это фиаско, братан».

     Потом он ещё что-то туда сыпанул, перемешал, вернул обратно на огонь, снова разочарованно вздохнул, перелил получившуюся бурду в какую-то колбочку и стал рассматривать на просвет.

     — Вот скажи, ведьма, — тут уже вздохнула я, — как узнать, что у меня получилось? Быть может, я двигаюсь не туда? И двигаюсь ли? Хотел бы я заглянуть в будущее… Per aspera ad astra¹, знаю, но… Как узнать?

     — Ответы мэйлру? — слова, как обычно, опередили мысль.

     Я медленно перевела на Фролло взгляд. Но, кажется, пронесло: он сидел погруженный в размышления и механически спросил:

     — Что?

     — Тоже, говорю, интересно. Вы продолжайте, не обращайте внимание…

     Следующие недели прошли в схожей идиллии, но об этом в другой раз.