Дни проходили один за другим. В этих странных новых условиях я почти сразу же задумалась о календаре. Без него было бы трудно ориентироваться в событиях. О карте я и не мечтала, хотя без неё мне, человеку привыкшему к 2ГИС, навигаторам и прочему, было сложно: всё, что я помню из ориентирования на местности, — мох растёт с северной стороны. Как вы понимаете, в условиях города, даже средневекового, эти знания были совсем чуть-чуть абсолютно бесполезными.
Так что, очухавшись день на пятый, я сделала на листочке некоторое подобие современного календарика. Его я от Клода прятала: до этого техника ещё не дошла, так что не будем рисковать. Про эффект бабочки — спасибо одноимённому фильму — я помнила. Можно, конечно, сказать, что я так-то в романе, а не в реальном средневековье, поэтому ничего не будет, но я тот ещё паникёр, так что лучше перестраховаться.
В общем, я, как добропорядочный Робинзон, вела счёт дням. И чем ближе был конец февраля, тем было тревожнее. Скоро коза сложит имя сами-знаете-кого, Флёрка грохнется в обморок и сами-знаете-кто из двух дам выберет тёмненькую. А Фролло продолжит бдить — хоть какая-то стабильность! Колорита ситуации добавляло то, что Виктор, эталон прокрастинации во плоти, конкретный день не указал. И вот поди знай теперь, когда произойдёт явление Эсмеральды местному бомонду.
Но это было лирическое отступление. Итак, в конце февраля я начала пристально смотреть не только на Эсмеральду, а ещё и на балкон Флёр-де-Лис. С первого марта я от окна в келье Клода вообще перестала отлипать. А сам он недоверчиво и недовольно на меня поглядывал, когда замечал в пределах видимости сами-знаете-кого. И это было ужасно. Потому что переубедить мэтра Фролло — задача не из лёгких. А в теории заговора он, как истинный учёный, не верил. Так что мои объяснения, что я пытаюсь предотвратить кое-какой значимый армагеддец, воспринимались им со знатной долей скептицизма. Он хмыкал, ещё раз многозначительно на меня смотрел и шёл делать вид, что делает дела. Но мы-то знаем…
Временами в доме мадемуазель Гонделорье мелькал и сам сами-знаете-кто, но Эсмеральду пока не звал. И подружки-кузины тоже ещё не съехались.
Утром следующего дня я сидела по привычке у окна, ловя укоряющие взгляды Фролло. К дому Флёр через неравные промежутки времени стали подъезжать экипажи. Это меня оживило, хотя казалось бы — куда больше? Выяснилось, что есть куда. Я сорвалась одеваться. Фролло опять хмыкнул и выглянул в окно. Судя по его помрачневшему лицу, там опять гарцевал сами-знаете-кто. Я вздохнула и вышла из кельи, бросив напоследок, что вернусь, не знаю, когда.
Эсмеральда пришла ровнёхонько к окончанию службы, начавшейся в девять часов. Почти что в прайм-тайм. Наевшиеся высокодуховной пищи горожане бросились к ней. Коврик уже был расстелен, словом, цыганка только и ждала публику. Коза ошивалась поблизости и привычно искала, чего бы поесть. Её хозяйка поприветствовала меня сдержанным кивком головы. Конечно, ведь редкое её выступление обходилось без моего присутствия где-то рядом — и без моего вмешательства в попытки соблазнения этого шестнадцатилетнего существа сами-знаете-кем.
В тот день тревога оказалась ложной. Видимо, женсовет под предводительством Флёр слишком давно не собирался, и скопилось слишком много сплетен, а потому дополнительное развлечение в виде странно одетой цыганки им не требовалось. Сами-знаете-кто с постной миной проскакал мимо, зашёл в дом своей белокурой наречённой и до самого вечера носа на улицу не показывал, отчего Эсмеральда грустила и ещё громче и активнее била в бубен. Но это не помогало.
Клод тоже времени зря не терял. Он привычно отстоял смену на своём посту и сегодня был чрезвычайно доволен. Когда я вошла в келью, образцово-показательный архидьякон сверкал аки начищенный котёл: то ли у него таки получилось что-то наалхимичить, то ли это оттого, что сами-знаете-кто сегодня вокруг Эсмеральды не вился. И, — я, конечно, не математик — по-моему, второе куда вероятнее.
— Не сегодня, — я со вздохом рухнула в кресло и вытянула ноги. — Интересно, это такой хитрый план, чтобы я терпение тренировала? Только зачем? Я буду злиться и всё — а за безграничное терпение у нас тут вы отвечаете.
— Это в каком смысле я за безграничное терпение отвечаю? — насторожился Клод, а вот я оживилась:
— Очень хорошо, что вы спросили! У меня как раз вопрос есть, по поводу Жеана…
— Насилие — это не выход.
— Клод, ну пожа-алуйста, ну это ни в какие ворота уже! Между прочим, я его вчера опять видела на той-самой улице… А если заразится? — кажется, пришло время для туза из рукава.
— Заразится?
— Ага. Вы вот подумайте. Заболеет какой дрянью и всё.
— И что — «и всё»?
— А если это что-то серьёзное будет? У вас что, брат лишний? Просто дайте мне ему вмазать разок. Особенно когда опять придёт деньги клянчить и сказки рассказывать.
— Насилие — это не выход. И вообще. Он ещё может измениться. Ты что, не веришь, что люди могут стать лучше?
— Могут. Просто иногда им надо помочь. Катализатор нужен. Ну, как в этих ваших опытах.
— Разговор окончен. Никто никого бить не будет.
Всё изменилось меньше чем через неделю. То утро я опять провела, прилипнув к стеклу. И как только Эсмеральда показалась на площади, я материализовалась неподалёку. Сегодня она была максимально собрана: методично отбивала ритм в бубен и простреливала взглядами окружающий рельеф. Но сами-знаете-кого не было. Наконец, уже после полудня, когда я успела сбегать поесть так же быстро, как в детстве бегала во время рекламы в мультике, явился сами-знаете-кто и вошёл в дом Флёр-де-Лис.
Эсмеральда артобстрел прекратила и помрачнела. Помрачнела и я. И вот в этот момент я нутром ощутила, что началось. Я подняла голову наверх — Клод тоже занял наблюдательный пост и сверлил Эсмеральду взглядом. А ей хоть бы хны. Но скучать некогда было: прошло совсем немного времени, пока сами-знаете-кто не вылез на балкон и не позвал её. Эсмеральда даже возразить ничего не успела, когда я подскочила и вместе с ней просочилась внутрь.
Какой-то дедулька проводил нас наверх и тихо удалился. Обстановка там, надо сказать, как в музее. Вся мебель из дорогущего резного дерева, такие же дорогущие шторы, гобелены, ковры, подсвечники — у них даже кочерга была красивая! В общем, у сами-знаете-кого губа не дура.
Девицы сидели на диване и в креслах и усиленно делали вид, что их занимает вышивка.
Эсмеральда встала у самого порога, я осталась в тени позади неё и прислонилась к стене. В события я решила радикально не влезать. Как и полагается по ходу романа, мадемуазели стали упражняться в риторике и шутейках, подкалывая Эсмеральду по поводу одежды.
И вдруг прозвучала фраза, вырвавшая меня из размышлений ни о чём:
— Что это такое? — спросила она у цыганки.
— Это моя тайна.
Это был сигнал валить и поскорее. Я шепнула эту мысль Эсмеральде, но она меня проигнорировала. А я даже выбралась для этого из-за шторы, но внимания на меня особо никто не обратил — взоры всех присутствующих были по-прежнему прикованы к звезде собрания. И я отползла обратно к стене, пока ход событий не порушился. Тут они, согласно плану by дядя Витя начали об…суждать её имя, а я нервно тарабанила по стене, пытаясь подгадать момент. Надо сказать, что тут мы с Виктором косячим в одном стиле — у меня со временем тоже наблюдаются некоторые сложности, поэтому…
— Ну, милая моя, — торжественно произнесла г-жа Алоиза, — такое имя нельзя выудить из купели, в которой крестят младенцев.
И сразу после этого противная мелкая девчонка, имя которой я не помню, позвала Флёр-де-Лис и показала на собранное козой из дощечек имя сами-знаете-кого. И пока эти две обсуждали, кто сие написал, я дёрнула Эсмеральду за руку и шикнула, что теперь уже точно пора делать ноги, но она меня не слышала. И с места её сдвинуть было невозможно.
Флёр-де-Лис, слово в слово действуя, как написал всемогущий Гюго, сначала трагично похвалила память Эсмеральды, потом разрыдалась и под занавес отключилась. Естественно, все сбежались к ней, а я, пользуясь суматохой, тупящим сами-знаете-кем и орущей мадам Гонделорье, метнулась к козе, собрала дощечки, сцапала Эсмеральду, и мы выскочили на улицу. Сами-знаете-кто по канону должен был выскочить за прекрасной цыганкой, но я твёрдо решила спасти хоть какую-нибудь, пусть даже самую крохотную, часть этой ситуации и утащила Эсмеральду в сторону Отель-Дьё.
Это был хороший ход, потому что там слонялся Клопен и с самым жалостливым выражением лица клянчил копеечку. Но стоило только мне приволочь ничего не понимающую цыганку, как он тут же переключился в режим безжалостной машины для убийств.
— Пусть её кто-нибудь во Двор Чудес проводит. А то она сейчас не слишком… в порядке.
— Они ей чего сделали?
— Да так, гадостей наговорили, и всё. Они больше не способны ни на что. Ладно, я скоро к ней зайду.
Клопен всё так же хмуро кивнул, а я поплелась в собор. Клод точно торчал в башне — я физически ощущала, как он следил за нами, пока мы улепётывали из дома Флёрки. Но в келье его не было — он продолжал стоять на галерее и гипнотизировать площадь. Я тихо позвала его, но он откликнулся только на третий раз. Что-то со всеми сегодня не то — все какие-то заторможенные, просто ужас.
— Чего тебе?
— Мне нужна ваша помощь.
— Для чего?
— Есть у вас что-нибудь бодрящее? Ну, настой какой-нибудь или что-то в этом роде? Или… или наоборот успокаивающее?.. Я не знаю! — я села на пороге и уткнулась лбом в колени.
— Что-то случилось?
— Да. У меня ничего не получилось! Ничего!
— И тебе нужно какое-то средство?
— Не для меня. Для Эсмеральды.
— А с ней что?
Я подняла голову, шмыгнула носом, вытерла щёки и ответила:
— Ну, её обос… обсудили с ног до головы. От одежды до имени. А потом мелкая девчонка полезла, куда не надо, а я не смогла это предотвратить, чтобы всё не сломать, и в общем коза… она… сложила имя этого… ну вы поняли, кого. Это увидела его невеста и бухнулась в обморок. А Эсмеральду назвали колдуньей, и нас из дома чуть не вышвырнули. И в общем, она сейчас отвратительно себя чувствует, и я не знаю, что делать. Я так хотела помочь, и в первый же раз у меня ничего не получилось! Я бесполезная! Зачем я сюда попала?
Фролло молчал. Стоял, смотрел на меня и молчал. Потом фейспалмнул, вздохнул и сказал:
— Вижу, успокоительное нужно не только Эсмеральде. Идём.
Он подтянул меня за руку, не дожидаясь, пока я встану сама, и мы зашли в келью. Он порылся на полке и спустя какое-то время вручил мне кружку с пойлом. Я принюхалась: пахло какой-то горькой дрянью, а ещё травами, но какими именно, я не знала. Фролло оскорблённо глядел на меня. Решив, что больше не стоит травмировать душу архидьякона недоверием, я зажмурилась и отхлебнула. Следующее, что я смогла сделать, — это пропищать «Воды!» А позже Клод дал мне бутылёк и научно-популярно объяснил, в какой пропорции это развести.
И я пошла приводить в чувства Эсмеральду.