Сами-знаете-кого в обозримом пространстве — ни на площади, ни на балконе у невесты — не наблюдалось. Я запахнула плащ, поёжилась на ветру, бросила прощальный взгляд наверх, на башню, где сычевал Фролло, вздохнула и поплелась в сторону Двора Чудес. Можно было позволить себе погрузиться в размышления: маршрут этот я за прошедшие два месяца выучила отлично, тем более, что больше ходить мне было особо некуда. После чудо-настойки by Клод Фролло плакать и истерить хотелось всё меньше — полезная вещь.

     Эсмеральда сидела у окна и утирала слёзы некрасивым платочком.

     — Как ты… себя чувствуешь?

     Она подняла голову и шмыгнула носом.

     — Всё в порядке.

     Я могла только вздохнуть. А потом достать Клодову чудо-настойку, воду и набодяжить это отвратительное на вкус, но отлично работающее пойло. Эсмеральда, понюхав, фыркнула и наотрез отказалась. Пришлось приврать, что это лекарство от Клопена. Она состроила гримаску, закатив глаза, недовольно фыркнула, но выпила. Как человек опытный, я по-тихому вытащила из её шкафчика кувшин с вином, разбавила его водой и протянула ей кружку. Эсмеральда в два глотка её осушила, благодарно глядя на меня. Истинно говорят: хочешь сделать человеку хорошо — сделай ему плохо, а потом верни всё обратно.

     — Он за меня… не заступился, — заплакала Эсмеральда, но, помолчав, добавила: — Хотя кто я такая, чтобы он… Всё правильно...

     — Трудно было бы тебя выгораживать перед невестой. Особенно когда она в невменозе валяется.

     — К-какая н-невеста? У него нет… невесты.  

     — Да нет, вот та самая блондиночка и есть его невеста.

     — А тебе откуда знать?

     — Оттуда же, откуда знаю и то, что ты жила какое-то время в Алжирском царстве, — надо аккуратнее разбазаривать компромат, а то на всякие форс-мажоры у меня козырей не останется. «Так никаких волостей не напасёшься!» — сказал бы Жорж Милославский. И был бы в неменьшей степени прав.  

     — Ах да, ты же ведьма. Но… он не говорил мне про невесту! Он же не мог мне соврать… Он не такой человек, он!.. Я запуталась. Кому из вас верить?

     — Насчёт запуталась я даже не сомневаюсь. А вот верить… Это тебе решать.

     Наступила неловкая тишина. Мы посидели ещё немного, но в итоге обменялись лишь редкими фразами. По бо́льшей части мы просто молчали, как партизан перед оберштурмбанфюрером, уставившись в одну точку. Смысла торчать тут до темноты я уже не видела, поэтому, распрощавшись с вершиной любовного треугольника, я побрела домой. То есть, не к себе домой. Ну вы поняли.  

     Слишком был насыщенный денёк. Прямо таки непривычно насыщенный. Но седалищный нерв и память, запечатлевшая события романа, неумолимо подсказывали, что это ведь только цветочки. И вот кому сейчас хуже: мне — от знания неизбежных событий и чувств никогда не подводившего локатора непредвиденных приключений, или Эсмеральде — для которой всё грядущее будет полной неожиданностью?

     Эти мысли продолжали меня терзать весь обратный путь в собор. Было всего около пяти часов, так что можно было не особо торопиться. Я прогулялась по мосту Менял, пересекла Сите, перешла мост Сен-Мишель и так оказалась на Левом Берегу. Когда я пошла вперёд, меня с наглым присвистом обогнала компания школяров. Значит, вперёд уже по-любому не вариант. И я повернула налево.

     Уж не знаю, как именно должно действовать чудо-пойло, но я решила «а что мне терять?» — и зашла в таверну. Конечно же, нужно было выбрать самую большую и самую шумную. Кто угадал с первого раза, что это было пресловутое «Яблоко Евы», тот сын маминой подруги.  

     Если бы Фортуна благоволила мне по-прежнему, то я бы просто купила какой-нибудь сомнительно-съедобной ерунды и сделала бы ноги. Но Фортуна благоволила мне как-то по-своему.  

     — Привет, красотка, — раздался прямо за спиной нахальный голос. — Одна тут?

     — Да, и уже ухожу, — я постаралась произнести это самым мерзопакостным голосом, на который только была способна в тот момент. Да когда уже принесут мои вкусняшки?!

     — Брось, только пришла и уже уходишь? А что, если я предложу тебе лучшую во всём Париже компанию? Ты ведь за этим пришла сюда, а не за стряпнёй.

     Я обернулась, но так и осталась стоять с открытым для задуманного ответа ртом: человек предполагает, а Всевышний располагает, как сказал… да пофиг, кто это сказал. Светлые кудрявые волосы, тщедушненькое сложение, нездоро́во краснеющий кончик носа и что-то до пугающего знакомое в чертах лица. Неспроста при одном только звуке его голоса у меня руки зачесались, ох неспроста. Хотя, собственно, чего удивляться тому, что я встретила в «Яблоке Евы» младшего братца Фролло?  

     — Если именно вы, месье, предложите мне компанию, я уйду ещё быстрее, чем планировала.  

     — Знаешь, а сегодня мне прямо как никогда нравятся строптивые красотки.

     — Чёрт возьми! Да Папе Римскому легче дать понять, что Земля вокруг Солнца вертится, чем вам, месье, что мне ваше… уникальное предложение не интересно!

     Ближайшая честна́я публика притихла, подозрительно косясь на меня. У бедняги Жеана упала челюсть, мелодично стукнувшись о стол.

     — Кто сказал тебе, что Земля вращается вокруг Солнца? — очнулся наконец юный алкаш.

     Я пожала плечами:

     — Господь даровал мне зрение не только для того, чтоб созерцать тебя. Такие вещи нетрудно и прочесть, если периодически использовать глаза по назначению.

     Тут, к счастью, принесли мои вкусняшки, но в стройный план свалить до дому до хаты, в смысле, до собору, влез всё тот же мелкий поганец, обратившись к обслуге:

     — Отнесите это за во-о-он тот столик. И захватите ещё две кружки.

     Повернувшись, он почти по-джентльменски взял меня под руку и до тошноты любезно пригласил пройти с ним. Судя по тому, что я не стала отбиваться как Илья Муромец от бусурман, чудо-настоечка меня не отпустила. К тому же, мне уже давно, ещё лет с тринадцати — когда я прочитала роман — хотелось ему вмазать за все его выбоены. Как знать, быть может именно сегодня, в этот абсолютно идиотский по всем параметрам день, мне и улыбнётся удача? Если он меня выбесит, — а так и будет — к Эсме не ходи, — то я смогу исполнить ещё одну свою мечту. Может, даже не раз. И уж тут даже господин образцово-показательный архидьякон ничего не сможет мне предъявить.

     Преследуя именно эту корыстную цель, я и позволила малолетнему дебилу увести себя к столу.

     В душном помещении, где, к тому же, довольно неприятно пахло прогорклым маслом и скисшим вином, сидеть в плаще было, мягко говоря, жарковато. Но снимать его в присутствии такого количества лиц мужского пола разной степени невменяемости было страшно. Преть в нём — тоже не слишком адекватный вариант, но лучше уж так.

     И пока я молилась всем богам сразу, чтобы меня уже наконец отпустила Клодовская чудо-настоечка, принесли вино. Жеан встрепенулся и засуетился. Счастливый человек: он уже нашёл свой личный сорт aqua vitae.

     — Ну что, мадемуазель, — он поставил передо мной кружку и, наполнив её до середины вином, уже потянулся поставить бутылку на стол и схватить кувшин с водой, как…

     — Вы краёв не видите, месье? Лейте-лейте…  

     Его глаза так округлились, что я даже запереживала в один момент, что они сейчас вылетят из орбит, как в мультиках, и так и останутся висеть на каких-нибудь пружинках. Но несколько мгновений спустя он таки развис — это у них точно семейное — зуб даю! — и принялся доливать мне вино.

     — Так на чём мы остановились? — умилительно улыбнулся Жеанчик.

     — Ну, вы так и не представились. Может, самое время?

     Он приосанился, ещё раз улыбнулся и с гордостью завоевателя, входящего в город, назвал своё имя. И замолчал, пристально глядя мне в лицо. Видимо, на этом моменте мне нужно было покраснеть от восхищения, заплакать от радости знакомства с таким великим человеком, ну или что-то в таком духе. А я, неразумное, даже глупое существо, ничего из этого не сделала — только назвала первое пришедшее в голову французское имя и всё. Бедный школяр поник буйною главою и разом отхлебнул полкружки вина.  

     — И чем же вы, Жоаннес, занимаетесь? — строить из себя дуру никогда не было лучшим из моих умений, но сейчас это показалось мне отличной идеей.

     — В коллеже учусь, чёрт бы его подрал, — буркнул Жеан и опять приложился к кружке. — Кому только он нужен? Скукота. Сдались мне эти философы! Лучше… Ай, ну это всё!

     — Что лучше? — я спрятала ехидную улыбку за кружкой, подозревая последовавший ответ.

     — Носить доспехи и меч.

     — И почему же это лучше?

     — Как — почему? Всем девушкам такие мужчины нравятся. Можно ездить по городу на испанском коне, звенеть шпорами...

     — А потом отправиться в поход в какой-нибудь Лангедок¹ и лежать там в лагере с «боевым поносом». Или вернуться домой, например, со шрамом через всё лицо. Или без руки. Или без ноги. Прекрасная перспектива. Все девушки будут в восторге от такого красавца.  

     — Ну, не все же… такими возвращаются, — скривился Жеан, видимо, представив себя в таком виде.

     — Точно! Ещё можно не вернуться вообще.

     Сидеть укутанной было чертовски жарко и я, зная, что ещё не раз прокляну себя за это идиотское решение, развязала узел и сложила плащ на колени. И буквально через мгновение заметила, как взгляд Жеана пополз куда-то вниз. Всё больше и больше удаляясь от моего лица.  

     — Всё равно. В университет поступать я не буду, — заторможенно проговорил он. Я кашлянула. Он резко поднял голову, будто опомнившись, и, глядя на меня в упор своими не очень невинными очами, протарабанил: — Не хочу потом стать канцелярской крысой и ходить с руками в чернилах.

     Я хмыкнула и попыталась натянуть кофту повыше. И потерпела фиаско. Значит, придётся кашлять. Очень часто и очень громко кашлять. А то если у Жеана разовьётся косоглазие или неконтролируемая эякуляция, мне потом, чувствую, вкатят знатных люлей. Может, тем самым боевым кадилом, которое — стопудово! — Фролло-старший ныкает где-то в доме. Или у него их вообще несколько: распихал по собору, дворцу правосудия, дому, капитулу… И ещё в городе пару штук припрятал. На случай экстренного апокалипсиса.

     За нашим столом повисло неловкое молчание. Жеан плохо делал вид, что пьёт вино, палевно бегая глазками между ближайшим к нему интерьером этой забегаловки и… нувыпоняли. Чёртова духота! Я опять кашлянула и решила вернуть разговор к жизни:

     — Ну, это мы уже поняли. Кстати, месье, может, расскажете о своей семье?

     — Нет её. Только полоумный братец.

     — Полоумный? Вам, должно быть, тяжело с больным человеком… А он?..

     — О, нет-нет, — он здоровый. Просто… ненормальный, — на этом моменте я словила дежавю. Не хватило только фразы «Его мама проверяла»². — Он священник. Архидьякон собора.  

     — Серьёзная должность.

     Жеан цыкнул и закатил глаза:

     — Ну и что? Это же не человек, а… а… а гоблин!

     — П-простите, а почему… гоблин? — я даже на всякий случай Пучкова вспомнила, но нет, не похож.

     — О, если б ты его увидела… Он же в кабинете этом своём или вот в келье запрётся и всё!.. Эх, и жизни-то не знает, — Жеана окончательно разморило: он развалился на стуле, забросив ногу на ногу, прямо как… как мамкины пикаперы на бу-шных ренологанах, да. — Во-от, ничего не знает, а меня поучает.

     Тут он резко вскочил со стула, опёрся на спинку, состроил до уморительного серьёзное выражение лица и принялся вещать:

     — «Вы знаете, сударь, что ленное владение… Жоаннес, я очень недоволен вами… Ты понимаешь по-латыни? … На чем ты остановился в декреталиях Грациана?» — передразнивал он Клода отлично, тут бы и Станиславский от смеха расплакался, но только ширина стола да толпа вокруг спасли его от моего праведного гнева. Вздохнув, он рухнул обратно на стул, всосал в себя оставшееся в кружке вино — во время этого я подвинула бутылку поближе к себе — и, окончательно поникнув, вдруг с шекспировским драматизмом вопросил: — Чего ему от меня надо? Я читаю по-латыни лучше Жан-Поля Симона, а его, между прочим, хвалят все преподаватели, — тут он снова завис на той части меня, что пониже шеи, я снова кашлянула, и он снова развис. — Даже этот мерзкий старик, мэтр Бессетт, который читает нам лекции по герметике.

     — Так…

     — А в пекло всё! Расскажи мне про Солнце и Землю… И что ты там ещё знаешь?

     — А надо прямо про Солнце? Из меня астроном не очень. Я б лучше про книжки поговорила. Может… — как назло, кроме часто упоминаемого в разговоре с образцово-показательным архидьяконом дантевского «Ада», в голову ничего не шло. — Может… о, легенда о короле Артуре!

     — И что там?

     Театрально вздохнув дабы поддержать атмосферу, я вкратце поведала основной замес. Жеан искренне восхитился: это ж надо, что такие великие люди вытворяли! А ему за какие-то бордели выговаривают. И тут я поняла, что выбрала не лучшую историю для «поговорить». Ну, сказанного не воротишь, так что живём с тем, что есть. В конце концов мы сошлись на одинаковых приговорах всем основным героям артурианы. Правда, в процессе приходилось периодически кашлять. И я уже сотню раз пожалела, что когда-то не заказала, как хотела, футболку с надписью «Глаза выше!» Она бы сейчас мне ой как пригодилась...

     Жеан тем временем изловчился скоммуниздить у меня бутылку и радостно к ней присосался. Воистину, у этой Дионисовой пиявки вино уже давно должно по венам циркулировать. Однако в один момент он просто упал на стол и перестал подавать признаки жизни. Я ткнула в него пальцем. Он с трудом поднял голову, восторженно что-то выболтнул на латыни и упал обратно. Я тыкнула ещё раз. Он радостно сообщил мне, что Лисья улица упирается в улицу Сен-Дени. Потрясающе полезная информация. Я ткнула его ещё раз. Бог же троицу любит, да?

     — Можно подумать — ик! — торчать в этой проклятой башне — ик! — как филин, — это жизнь! Ик! Уж лучше ходить по — ик! — кабакам и к девкам, чем — ик! — вот так вот гнить...

     Всё. Определённо, абонент больше не абонент. И что с ним делать?

     Чёрт возьми, я уже второй раз за эти недели в такой идиотской ситуации. Только тот первый алкаш был на десяток лет постарше. А мозгов одинаково не хватает. Я завязала плащ, героически подхватила юного пропойцу и потащилась на улицу.

     Когда в лицо ударил первый сильный порыв ветра, он на мгновение воскрес:

     — Он меня не лю-юбит, — доверительно сообщил Жеан, уткнулся носом мне в плечо и снова выпал из реальности.

     Идти по слякоти и так не самое приятное, а уж когда приходится волочить пубертатное пьяное туловище, то тем более. Когда на горизонте показался Маленький Мост, он снова ненадолго обрёл связь с Землёй:

     — Он от меня откупа-ается. Ик! Я ему не ну-ужен...

     Сложно мыслить трезво, даже если в тебя влито всего каких-то пол-литра местного вина крепостью с наш сидр. Но одна мысль, отличная от «дурацкая погода» и подобных ей, всё же пробилась через эту толщу:

     «Поубиваю обоих: и старшего, и младшего. Два… идиёта!»  

     Тем более, что вот он, собор-то. Главное теперь в клуатр попасть. Дело это нынче было крайне нетривиальным, потому что собор уже с минуты на минуту закроют на ночь. Мы сели — ну как сели… — на ступени, и я стала настраиваться ежели чего телепаться до самого Двора Чудес.

     Но тут скрипнула главная дверь.