Жеана этот скрип кратковременно привёл в сознание, и он, попытавшись встать, ухватился за меня. К тому же, он вновь — только на этот раз крайне невовремя — вышел на связь с нашим миром:

     — А пойдём ко мне в комнату — там воздух свежее! — и резко затих, снова войдя в режим радиомолчания. Потрясающе. Даже валяясь в отключке, он умудряется подкатывать. Правда, наглухо игнорируя абсолютно все внешние факторы, но всё же.  

     — Жеан! Как ты посмел показаться мне на глаза в таком виде?

     Тело трудного подростка что-то нечленораздельно буркнуло.

     — Благодарю вас, месье, что приве… Ты?! — его голос резко перешёл на фальцет, едва глаза Клода опознали меня, а его эмоциональности в этот момент обзавидовались бы даже брови Эмилии Кларк.

     — Н-ну я, и что? — я упёрла руку в бок и вскинула голову, готовая, если что, и остановить горящую избу, и войти в… не важно.

     — Ладно, предположим, — протянул Клод, оглядывая инсталляцию из меня и отъехавшего куда-то в более совершенные миры Жеана. — Но что он здесь делает?

     — Ну, мы э-э-э… встретились в… э-э-э… одном культурном заведении и… вот, — я кивнула на тело его братца и, состроив глаза кота из Шрека, протянула: — Давайте его домой заберём?..

     — И кто из вас кого… довёл до такого состояния?

     — До какого — такого? Меня лично никто никуда и ни до чего не доводил. Я, между прочим, ещё и не позволила вашему братцу на улице замёрзнуть. А что по части злоупотреблений — ему моя помощь явно не нужна была. Он, знаете ли, и сам по этой части не цветочек.

     — Чем от тебя воняет?

     — Что в таверне было, тем и воняет. Вам надо подать идею епископу или кто у вас тут главный по общепиту? Ну, по всяким этим тавернам и иже с ними? Пусть следят, что там подают-то. О! Кстати! Я ж и вам бутылочку прихватила! — образцово-показательный архидьякон с толикой брезгливости забрал её, открыл, понюхал и сморщился:

     — Уксус приятней пахнет. Как можно такое?.. Ну ладно он, а ты-то куда? Ты же отличное бордоское вино пила, а теперь — вот это… Ведьма, одним словом!

     — Не называйте вы меня так на улице! Что ж вы за человек такой!..

     — Ведьма — она везде ведьма. И вообще, какого… ты в такое время ещё на улице делаешь?

     В этот момент зашевелилось туловище Жеана.

     — А я что? Что я-то? Я вот, тут, пришла. Между прочим, ещё даже не комер… конан… комендантский час, во!

     Фролло громко фэйспалмнул и тягостно вздохнул:

     — И что мне с вами обоими делать?

     — Давайте его с собой заберём, ну пожа-а-алуйста!

     — Надо было его оставить на улице. Ему там самое место. И тебя тоже. В воспитательных целях.

     — Вы, так-то, тоже хороши. Но, — я подняла правую руку в примирительном жесте, — об этом утром. Спать хочется. Эта беготня по всему городу меня вымотала. И вообще, холодно тут.

     — Идём, — вздохнул Клод, подхватил Жеана и бодро зашагал в собор, не забывая при этом раздосадованно качать головой и причитать.

     Для него, конечно, двери попридержали открытыми, и поэтому вся наша процессия относительно беспалевно вползла в собор, просочилась через Красные Врата и скрылась за дверями Клодового дома. Пока Клод пёр на третий этаж самореанимированного Жеана, поминая периодически чью-то грешную матушку и сразу же искренне прося за это прощения, я молилась. Молилась так, как не молилась даже перед ЕГЭ, — я молилась, чтобы Жеан, по примеру старшего брата, ночью не храпел. Хотя, конечно, это маловероятно, особенно сегодня: люди, ловящие вертолёты на утро, ночами производят катастрофически много шума. Да и такси до Двора Чудес тут не вызовешь.

     Наконец Клод уложил мелкого на кровать и даже прикрыл одеялком. Ещё раз помянул чью-то грешную матушку, опять искренне извинился, прочитал эксперсс-молитву и вышел. Я отскочила от двери и сделала вид, что рассматриваю доски в полу. Потрясающие доски. Лучшие доски во всем Париже.  

     — Как… э-э-э… ты себя чувствуешь? — он покраснел так, что даже в тёмном коридоре это было заметно.

     — В порядке. Ну, почти. Не считая того, что ваш братец наклюкался, как… — я хотела было сказать «как завуч на выпускном», но остановилась и в итоге выдавила: — до поросячьего визгу, в общем. И мне, между прочим, пришлось его тащить. Эсмеральда тоже в порядке, — при этих словах Фролло покраснел ещё сильнее, и мне даже стало страшно от мысли, что он сейчас закипит. — Особенно после вашей настоечки.

     — Понятно, да… А что ты там говорила про завтра?

     — Это завтра, — я непроизвольно зевнула. — Да, я сегодня ночью есть не пойду. Если что — без меня начинайте.

     — Да я ж тогда один раз только… Да… — но тут он резко и бесповоротно стушевался. — Доброй ночи.

     — Доброй, да…

     Похоже, Жеан, едва приняв горизонтальное положение, ментально перенёсся в XXI век, превратившись одно из проклятий этого времени — соседа с дрелью. Хотя если на соседа ещё можно было наорать, вызвать ментов или Сатану, то здесь у меня не было ни единого шанса. Спать было решительно невозможно. Я честно проворочалась пару часов, потом не выдержала, что-то накинула поверх рубашки и, позёвывая, спустилась вниз. Клод уже сидел за столом и с пугающей сосредоточенностью жевал сосиску. Наверное, скоро он привыкнет и перестанет шугаться меня в такой ситуации. Но не сегодня, не сегодня… Я пожелала ему приятного аппетита, сделала себе бутерброд и села напротив.

     — Тоже не уснуть, да?

     — Угу.

     — Так что ты там говорила?

     Я вздохнула и стала медленнее жевать, стараясь придумать, как бы облечь мысли в цензурную форму. Получалось у меня, видно, так себе, если учесть, что Клод, уставившийся на меня, мрачнел всё больше с каждым мгновением.

     — Ну… э… Понимаете… Как бы вам сказать… — Чёртов Жеан! Ну почему, почему ты не мог поспать тихо? Я б к утру до чего-нибудь вменяемого и докумекала. — В общем, он же не просто так пьёт. И… ну… по этим девицам бегает.

     — Пропащая душа.

     — Вы это погодите, приговоры-то выносить. Я тоже, знаете ли, люблю этим делом развлекаться, но… Он-то, конечно, дурной, — Клод кивнул, — но и вы не лучше, — тут он вытянулся:

     — Это как это понимать?

     — Вы навоспитывать что-то дельное не могли, — это даже ё-ё-ёжику… Но и он… ребёнок. Большой, конечно, раз пьёт и по борделям шастает, но всё ж таки ребёнок. А вы ему нравоучения.

     — Какие ещё нравоучения? Я ему пытаюсь объяснить, а он…

     — А он слышать этого не хочет. Кому понравится постоянно выслушивать длинные проповеди? Профдеформация, конечно, ну, то есть, работа у вас так аукается. Но вы всё же попробуйте с ним, как с человеком. А то у него не брат, а какая-то машина по выдаче денег. Слушаешь отповедь в полчаса длиной — получаешь пол-ливра. В час длиной — ливр. А за каждое нарушение — штраф. Вы б ещё ценник на входе повесили, чесслово. А вам же такого не надо, правда?

     Фролло насупился и перестал жевать сосиску.

     — Вы с ним попробуйте просто поговорить. Сами ж знаете, что он парень неглупый. И вроде как не злой. И сообразительный. Иной раз даже слишком.  

     — Со мной никто не разговаривал, и ничего, вырос как-то.

     — Именно, что «как-то». Можно подумать, вам бы не хотелось, чтоб с вами так… по-человечески.

     Он дёрнул плечом:

     — И так приемлемо.

     — Ну-ну. А ведьмой всё равно хватит называть. Никакая я не ведьма.

     — Да как же не ведьма? Ты ж вон… сколько…

     — Это психология. Вы же по-гречески разумеете?

     — Разумею. Всё равно ведьма. Какая разница, что вы там изучаете? Алхимию или эту…

     — Психологию.

     — Или её, да. Всё одно — ведьма.

     Ближе к утру Жеан, наконец, заглох. И если я могла себе позволить продрыхнуть до самого обеда, то в каком состоянии Клод пошёл на работу, мне даже представить страшно. Да и наш ночной разговор явно даром не прошёл.

     Я спустилась вниз в сопровождении мелодичного урчания живота, проклиная эту реальность, где ещё нет всемогущего упсарина. Там же сидел и малолетний алкаш. Судя по виду, он пытался собрать 3D-пазл под названием «Жеан Фролло», но получалось у него это слишком косоруко. Выпитый кувшин воды ему, видимо, тоже не особо помог.

     — О, а ты что тут делаешь?

     — Ищу, чего поесть. Будешь что-нибудь?

     — Я больше никогда не буду пить, — ответствовал юный синий рыцарь, держась за голову, и я тихонько, но ехидно хихикнула. Ну как же, как же… — Нет, а всё-таки, что ты делаешь у моего брата дома?

     — Спала я. По крайней мере, пыталась. Из-за твоего храпа это было не так-то просто. Ты что, не помнишь, что вчера вечером было?!

     — Помню. Придёт сегодня и опять будет проповеди читать. Как будто ему этого в соборе не хватает…

     — Это мы ещё посмотрим, — многозначительно хмыкнула я.

     — Начнёт, начнёт… Уж поверь.

     — А ты, то есть, прав?

     — А я-то что не так делаю?

     — Ну, например, пьёшь, как чёрт. Если ты копытца не откинешь лет через пять от цирроза печени, то я очень сильно удивлюсь. Детский алкоголизм просто так не проходит. Кстати, как и беготня по борделям.

     — Ты кто такая, чтоб мне провалиться? — вскричал Жеан, схватился за голову и стёк на стол.

     — Конкретно сейчас — твой голос разума. И совести. Если, конечно, она у тебя вообще водится.

     — Не нуждаюсь, — протянул из последних сил Жеан откуда-то из подстолья.

     — А тебя никто и не спрашивает. Совесть — она сама приходит. Ну да ладно. У меня идея кой-какая появилась.

     — Мне всё ещё плевать.

     — Я могу поговорить с Клодом насчёт тебя. Кажется, ты не поклонник его проповедей. Так?

     — Что от меня требуется? — глазки юного шалопая азартно блеснули.

     Через полчаса заметно посвежевший Жеан покинул дом, а я осталась наедине с полупустым подвалом и безлюдной кухней. Ну хоть паутина по углам не висит — и на том спасибо. В подвале я нашла некое подобие кастрюли, и мне даже удалось его отдраить с помощью песка, воды и чьей-то матери.  

     К этому времени вернулся и Жеан. С бурчанием, выдававшим полное непонимание происходящего, он разбирал принесенную корзину продуктов. Мне его даже жалко стало: простая нарезка овощей вызвала у него чистейшее недоумение. Но вот чистил он их весьма ловко. Если ещё умеет горшки драить и видел когда-нибудь аркебузу, то курс молодого бойца, считайте, пройден. Траву здесь, наверное, ещё не красят.

     Спустя часа два, когда аромат еды из-под крышки уже заполонил всю кухню, я только и успевала отгонять Жеана от… окрестим эту посудину кастрюлей и хватит на этом.

     — С чего ты взяла, что это сработает? Ты, видимо, не знаешь, что за человек мой брат.

     — Сработает, не боись. Всё я прекрасно знаю. Это — самое верное оружие. Правда, только в моём случае — у тебя не прокатит. Так что ты, главное, сиди и не лезь. А то ты знатный любитель словесным поносом брызнуть.

     — Вот ты вроде и ничего, а разговаривать с тобой невозможно. Может, прервёшься, и мы уединимся наверху? — промурлыкал он и попытался состроить, видимо, соблазняющее выражение лица. Но стал живым воплощением картин Пикассо. Всех сразу.

     — У вас не осталось добродетелей, Жоаннес? Вы забыли, где находитесь?

     На этом моменте я подумала, что одного кулинарного изыска, пусть и совершенного во всех отношениях, может не хватить. Жеан ойкнул, вытянулся и, стараясь не отсвечивать, тихонько, по стеночке, свалил наверх.

     — Что здесь происходит? Чем… — голос Клода дрогнул, — чем тут так пахнет?

     — Есть хотите? Я тут… немного… В общем, вы же не обидитесь, да? Жеан помогал, честно! Он вот овощи чистил…

     — Что он делал?

     — Готовить, говорю, помогал. На рынок сходил, потом овощи… вот… Вы проходите, садитесь… Я сейчас…

     Он сначала попытался открещиваться, мол ему нельзя и вообще он уже ел, но только до того момента, пока я не открыла крышку. Ха, неплохо, согласитесь, в условиях пятнадцатого века сварганить борщ? Да ещё и с такими замечательными свойствами. То, что оказалось в миске Фролло-старшего, было заявлено как суп. Но, учитывая тот факт, что ложка в нём почти что стояла, на суп оно походило весьма условно.

     Образцово-показательный архидьякон, забыв обо всём, уплетал его быстрее, чем колбаску ночью, и стало ясно, что такой случай упускать нельзя:

     — Я тут с Жеаном поговорила сегодня… Нет, я всё ещё хочу, чтоб вы мне разрешили ему врезать в воспитательных целях, но… Вы на него не наседайте. Я ему сказала, что я его глас разума. И совесть. Я с ним потом ещё поговорю, главное, вы… Помните же, да, о чём мы с вами ночью-то говорили? — Клод угукнул. — В общем, вы с ним по-человечески. Ну, так, по-доброму. Он же вменяемый. Нормальный, в общем. Из него ещё можно сделать человека.

     — Ты точно ведьма. Ладно. Я постараюсь.

     И он так сверкнул глазами…

     — Добавки?

     — Нет. Пойду поговорю с ним.

     Я тихонечко пробралась следом наверх и прислушалась: всё шло неплохо. Пока что Клод не скатился в проповедь-отповедь-причитания на тему «На что ты тратишь свою жизнь?», но стоило мне только задуматься о том, что пора и честь знать и вообще надо посуду помыть, как я услышала нечто совершенно потрясающее:

     — …И что ты себе позволяешь? Ты хоть знаешь, кто она? Это же… это же ведьма! Колдунья! Порождение Ада! Посланница Сатаны!

     — Да что ты знаешь?.. Ты же..!

     По телу пробежали мурашки размером со слонов. Кто-нибудь в курсе, как называется дежавю, только для услышанного? Впрочем, пренебречь — вальсируем!

     Я прокралась вниз, схватила плащ и выскользнула на площадь. Там привычно плясала Эсмеральда. Либо это Клод её пожалел, либо у неё испарились последние остатки инстинкта самосохранения. Я села на ступени, кивнула ей в знак приветствия и погрузилась в размышления, бесцельно пялясь в толпу. Увы, от моего внимания ускользнуло то, что на площадь пригарцевал сами-знаете-кто и уже премиленько что-то вещал вышеозначенной цыганке. Я подскочила к ним, и сами-знаете-кто пришпорил коня. Эсмеральда с глупым зачарованным лицом повторила:

     — Через три недели. В семь часов. У Пти-Шатле. О да, Солнце, я приду.

     «О чём это я? Мы в дерьме!»