отец выбрал смерть:
отец выбрал честь семьи и паршивый дом,
и что-то ещё о верности королю,
которому даже не он присягнул,
и теперь он как шавка у чьих-то грязных сапог.
я сделал бы лучше —
я сам бы стал себе королем,
и ломал бы покорным псинам хребет ногой.
но, пока что, ещё подожду,
немного.
отец выбрал смерть —
и туда ему лёгкой дороги,
его повелитель слаб — о него почти что можно вытирать ноги,
а я продал, на время, свою, такую шаткую, верность другому.

мать ушла следом.
никто и не ждал от неё иного —
она бы сама себя подожгла,
если бы так велел её орден.
я не хочу её оправдать,
и я не могу позволить ей быть оправданной,
ведь если она считает, что старшие братья действительно лучше меня,
то пускай разделит дорогу и участь отца —
ей самое место на дне
могильной ямы,
где нет ни имён, ни титулов,
ни лица.
а могла бы дать мне немного времени:
ей было бы чем гордиться,
ей было бы кем гордиться.

братья достойны пойти по следам
что матери,
что отца.
были достойны и титулов, и земель,
и слабого короля,
но ни на мгновение не дрогнула, не шелохнулась моя рука,
быстрый и лёгкий удар —
и кровь с клинка
оставалась сухой земле.
каждого.
мне не жаль.
мне плевать.
мой повелитель смеялся, но страх так просто угадывался во взгляде...
я уже знаю как буду его убивать.

моя дорогая сестра:
ей оставили поле льна,
и она с ним срослась,
сжилась,
словно стала его стражем,
как дитя Великой Матери —
волосы будто сухая трава,
и глаза — два синих цветка.
я смотрел, как она, покачиваясь, шла —
стебель льна на ветру.
я смотрел, как менялись, двигались руны
на её, изрезанных сухой листвой, руках.
и не мог отвести глаз.
я слушал, как она шепчет —
так говорит трава.
и не мог заставить себя перестать.
я слышал, как она молила богов послать иссохшей земле дождя.
и я дал
огня.