— Тебе идет форма, — заметила Теодора, поднявшись на чердак по просьбе Энн проверить Вольпе и помочь ему со сборами, если в том была необходимость.

Конечно же, Вольпе был принят в частную школу с полным пансионом после короткого, но плодотворного собеседования. И пусть вступительный тест, как и всегда, дался ему с трудом, в этот раз Вольпе чувствовал себя увереннее и оттого наделал меньше ошибок. На следующий же день ему пришло письмо о зачислении, где, среди прочего, назначили дату заезда в общежитие. Накануне переезда курьером прислали большую и светлую коробку с одним комплектом формы, и утром Вольпе потратил добрых полчаса, чтобы разобраться.

— Надеюсь, потому что я в ней себя жуть как странно чувствую, — проворчал Вольпе. — Это все из-за пиджака. Он такой тесный, я едва могу пошевелить руками.

— Ничего, думаю, привыкнешь, — Теодора усмехнулась и уселась на его кровать, закинув одну ногу на другую. Юбка ее платья-рубашки сползла вниз, продемонстрировав увеличившийся в размере участок оливковой кожи ее ног, оставшийся свободным от захвата чулок, которые с каждой неделей становились все короче. — Жаль, что я не могу поехать с тобой. Я не против ухаживать за Боннетом, но все-таки… в школе наверняка тоже много всего интересного…

— Это школа для мальчиков, Теодора, тебе там делать нечего, — засмеялся Вольпе. — Или у тебя планы на тех, кто там учится?

— О, еще какие планы! — широкая улыбка Теодоры рассмешила его еще больше. — Очень серьезные планы! Обещаешь познакомить меня с кем-нибудь из них?

— Только если буду уверен, что они тебя заслуживают, — Вольпе ловко увернулся от полетевшей в его сторону подушки, но он знал, что Теодора не сердится, и что она на самом деле даже рада слышать его слова.

Со второго этажа послышался голос Энн — она звала их обоих вниз. Вольпе подхватил с пола рюкзак, который отыскали для него перед школой, и пошел к лестнице, Теодора следовала за ним. Спустившись вместе с Энн на первый этаж, они пошли в гостиную.

Там все было как обычно. Напившийся вдрызг Рэкхем спал на своем диване, укрытый одеялом с головой. Вэйн проигрывал Боннету в шахматы. Тэтч курил, сидя у открытого окна. Дженни вышивала на другом диване. Увидев Вольпе, все отвлеклись от своих дел.

— Ну что, ты готов ехать? — спросил Тэтч, внимательно осмотрев парня.

Внешне все было в полном порядке. Пусть парень и чувствовал себя странно и непривычно в форме его новой школы — черных брюках и белой рубашке, поверх которой ему, как студенту третьего, начального курса, требовалось носить жилет и типичный английский пиджак темно-синего цвета, — но выглядел он в ней действительно отлично. Герб школы, вышитый на пиджаке, окончательно развеивал все возможные сомнения насчет его возраста — очень многие обманывались его взрослым лицом и чересчур серьезным взглядом, принимая только справившего совершеннолетие парня за уже взрослого мужчину.

Вольпе кивнул, и это стало сигналом для всех — настало время прощаться и задаривать всякими полезными и приятными мелочами.

Энн обняла его так крепко, как еще никто не обнимал, и расцеловала в обе щеки, после чего повязала на его шее красивый шейный платок. Зеленый шелк с фиалковым узором идеально сочетался с цветом глаз парня.

Вэйн чуть не сломал ему руку своим крепким рукопожатием, после чего, засунув ему в карман свою губную гармошку, похлопал по плечам и отошел.

Подарком Боннета, который слишком плохо чувствовал себя даже для того, чтобы встать с кресла, стали книги — повести Диккенса, сонеты Шекспира и Евангелие в потрепанной обложке. Книги были не особенно-то и толстыми, поэтому Вольпе с искренней благодарностью решил взять их с собой и убрал их в рюкзак.

Дженни, покрасневшая до кончиков ушей, убрала в его нагрудный карман один из своих лучших платков, на котором она вышила рыжую лисиную морду.

Теодора обнимала его последней. Ее подарком стала золотая цепочка, которую она никогда не снимала со своей правой руки. Но теперь она ее сняла и нацепила на левую руку Вольпе.

— Эта штука всегда мне приносила удачу, — прошептала она, снова обняв парня за плечи. — Спасибо, что никогда ничего не делал для меня такого, чего бы я не хотела. Я так рада, что ты мой друг.

— Без тебя мне будет там очень одиноко, — тихо сказал Вольпе. — Жаль, что ты не можешь поехать со мной.

— Зато тебе будет к кому возвращаться, — Теодора улыбнулась и отстранилась. — Только не забывай, что мы ждем тебя на каждые выходные.

— Это невозможно забыть. Да и… не думаю, что там мне будет ради кого там оставаться, — Вольпе усмехнулся.

Тэтчу, уставшему от долгих прощаний, чуть ли не силой пришлось уводить Вольпе из дома. Как оказалось, уже давным-давно на улице их ждало такси, и именно на нем они отправились в школу.

Чем дальше они уезжали от дома, тем сильнее переживал Вольпе. Он был рад тому, что будет учиться, но то, что ему придется покинуть место, которое он считал своим домом, на целых три года, не могло не вызывать в нем чувство какой-то тоски. Однако, то, что ему теперь есть куда возвращаться, утешало его. Тэтч, заметивший, что парень как-то помрачнел, пихнул его локтем в бок.

— Что, волнуешься?

— Немного, — потирая ушибленное место, ответил Вольпе. — Я же плохо схожусь с людьми. И в школу давно не ходил. Я… не знаю, как себя вести.

— Как давно ты бросил школу? — помрачнел Тэтч. Он уже знал ответ, но что-то ему подсказывало — наверняка парень перестал посещать занятия задолго до того, как его забрали из школы официально.

— Задолго до встречи с Аудиторе, — Вольпе почти прошептал это. — Хотя по документам числился там еще долго. Пару лет назад Рэниро забрал наши с ребятами документы из школы и занимался с нами сам, когда у него выдавалась такая возможность.

— Ну, я предполагал что-то подобное, — Тэтч вздохнул. — Но не думай, что это проблема. Я спросил у директора школы и преподавателей насчет твоего пробела в образовании, и они настроены оптимистично. Они считают, что ты очень умный и быстро нагонишь своих будущих одноклассников. Учитывая, что они такое редко кому-то говорят, это очень хороший знак.

— Странно, что меня вообще приняли, — вздохнул Вольпе. — Я боялся, что опять выставил себя на посмешище. Как там меня назвали в письме из школы перед этой? Альтернативно одаренным? Можно было сразу сказать, что не берут тупиц.

— Несчастных снобов никто не учил быть добрыми, вот они и не могут учить кого-то добрее себя, — заметил Тэтч. — Так что, может, и к лучшему, что ты не попал к ним. Расслабься, щенок, и наслаждайся жизнью.

Вольпе слабо улыбнулся и перевел взгляд на ровный ряд домов за окном. Он постепенно начинал привыкать к переездам, но ничего определенного от места, куда он направлялся сейчас, парень не ждал. Он уже успел свыкнуться с мыслью — никогда не знаешь, что с тобой может случиться, и далеко не всегда все зависит от тебя. Но Вольпе был уверен — ему хватит сил не вылететь из школы в первый же месяц, доучиться до конца и потом сделать все возможное, чтобы отблагодарить людей, которые в него верили, за всю их заботу.

Через двадцать минут поездки такси остановилось у старого и длинного кирпичного здания, за которым виднелись относительно современные постройки. Высокий каменный забор производил о здании, и без того стоящем особняком, впечатление недоступного и тщательно охраняющего своих обитателей от чужих глаз. Растущие по другую сторону забора деревья свешивали свои массивные кроны на дорогу и усердно осыпали ее пожелтевшими листьями. Вольпе, выбравшись из машины, посмотрел на железные ворота, выкрашенные черной краской, и вздохнул. Школа на миг показалась ему тюрьмой. Пусть он и приезжал сюда несколько дней назад, он успел немного позабыть о том, что внутри это здание гораздо уютнее, чем снаружи.

Тэтч, ради такого случая сменивший свой мешковатый спортивный костюм на подобие делового, вылез из машины следом за ним, но таксиста отпускать не торопился.

 — Ну вот и все, щенок, — сказал он, и Вольпе впервые за месяцы их общения заметил, что глаза бывшего пирата умеют слезиться. Это наблюдение тронуло его до глубины души. — Дальше сам. Позвони в дверь, и к тебе выйдут. А я… вернусь домой и тоже займусь делами. Не одному же тебе что-то менять.

— Расскажешь потом, что и как? — расплылся в улыбке Вольпе, чувствуя, что и сам вот-вот расплачется.

Тэтч кивнул и, чем еще больше удивил парня, сгреб его в охапку. Вольпе чуть было не задохнулся в его медвежьих объятиях, но когда Тэтч отпустил его, он понял, что это был один из лучших моментов его жизни. На прощание Тэтч сунул ему в руки невесть откуда взявшийся конверт с деньгами на карманные на первое время, заставив его испытать чувство, похожее на ностальгию, пожал руку и сел в машину. Наблюдая, как такси увозит опекуна домой, Вольпе думал: «Вот и все. Теперь я действительно должен справляться самостоятельно. Я не должен подвести их». И, должно быть, его позитивный настрой чуть ли не впервые на что-то повлиял. Жизнь преподнесла ему первый приятный сюрприз еще до того, как он ступил на территорию школы.

Вдавливая кнопку звонка, он ожидал увидеть кого-то из будущих одноклассников, но к нему вышла мисс Сартор, заместительница директора. Это была женщина с тонкими чертами лица и насыщенно-рыжими волосами, носила она брючный костюм бутылочно-зеленого цвета, который, по мнению Вольпе, ей очень шел. Вольпе не мог пока с уверенностью сказать, какая она по характеру, но ему очень нравилась ее манера держаться спокойно, невозмутимо и благожелательно. Парень даже обрадовался, что первым встретившим его человеком была именно мисс Сартор. Будь это какой-нибудь ученик или учитель, Вольпе бы разнервничался еще сильнее и наверняка выставил бы себя на посмешище, но мисс Сартор отчего-то напоминала ему Энн, и оттого в ее присутствии парню было довольно спокойно. Так что он старался внимательно запоминать все ее объяснения по дороге к комнате.

— Сначала я покажу тебе место, где ты будешь спать и готовить уроки, — объясняла мисс Сартор, ведя его полутемными коридорами, едва освещенных электрическими лампами. — Теперь, считая тебя, в школе — тридцать мальчиков, по десять человек на каждом курсе. Все живут в комнатах по два человека, комнаты первокурсников, старших ребят, находятся в старом дортуаре, а второкурсников и третьекурсников — в пристройке, новом дортуаре. Мы их так и называем — Старый и Новый, так что ничему не удивляйся. Еще в Старом находятся комнаты преподавателей, классные комнаты, столовая, общие гостиная и библиотека, есть еще спортивный зал и душевые, но они находятся в другой пристройке. В Новом, кроме комнат, тоже есть своя гостиная, но все предпочитают отдыхать в той, что в старой. На двери в каждой комнате висит распорядок дня, мы его меняем в зависимости от сезона, то есть четыре раза в год. Если что-то непонятно — не стесняйся спрашивать у старосты курса или у остальных ребят, они обязательно тебе помогут.

— Хорошо, спасибо, — искренне поблагодарил ее Вольпе, у которого так и не получилось запомнить все услышанное с первого раза.

Они прошли коридор старого дортуара до конца, после чего попали в короткий переход между дортуарами и оказались в новом. Двери с названиями кабинетов старого дортуара сменились на двери с номерами комнат нового, и именно в этом коридоре Вольпе начал замечать обитателей общежития.

Кто-то из юношей держал дверь открытой, позволяя проходящему мимо Вольпе мельком рассмотреть убранство комнат. Везде он видел одинаковые кровати и столы под окнами, но подмечал также и немало отличий. Кто-то застилал кровати своими пледами или шарфами поверх одинаково-синих школьных. Кто-то держал на подоконнике цветы, а на полках с книгами, свисавших над кроватями, выставлял коллекции камней или миниатюрных машинок. Особо смелые юноши завешивали все стены плакатами модных музыкальных групп и держали переносные музыкальные приемники и дешевые виниловые проигрыватели. У кого-то из первокурсников Вольпе увидел даже телевизор. Это вызвало у Вольпе мучительный приступ зависти — в доме Тэтча было все это, но он не разрешал парню пользоваться этими новинками техниками вволю. Что же, подумал он, быть может, кто-то здесь сжалится над ним и позволит позабавиться со столь серьезной техникой.

Отметил Вольпе и дисциплину юношей. Некоторые из встретившихся им по пути учеников сидели на полу или на подоконниках огромных и широких окон, болтая ногами. Но стоило им увидеть заместительницу директора, как они тут же поднимались и приводили себя в порядок — застегивали пиджаки и жилеты, разворачивали рукава. Вольпе, наблюдавший за ними, с трудом сдерживал улыбку. Он ожидал увидеть здесь зазнаек и богатеньких деток, ходящих по струнке и задирающих нос, но увидел обычных парней, таких же, как и он сам, и это не могло не радовать.

Мисс Сартор дошла с ним практически до самого конца коридора и остановилась напротив четвертой из пяти одинаковых дверей. Это была единственная закрытая на этаже дверь, и заместитель директора постучалась и зашла именно в нее. Внутри, к удивлению парня, никого не оказалось, но мисс Сартор восприняла это как нечто само собой разумеющееся.

— Наверное, твой сосед снова в библиотеке, — объяснила она, после чего кивнула Вольпе на одну из двух кроватей, ту, на высоком матрасе которой лежали постельное белье, теплое одеяло и пуховая подушка. — Это твоя кровать, половина комнаты, на которой она стоит, вместе со столом и тумбочкой тоже условно считается твоей. Комод для одежды общий, когда твой сосед вернется, разберешься с ним, какие из полок твои. И… твой рюкзак не подойдет для занятий, — сказала она, заглянув ему за спину. — Тогда… сделаем так. Через час у нас обед, после него я найду для тебя портфель, запасные комплекты формы и прочее по мелочи. Сегодня занятий уже не будет, поэтому можешь весь вечер общаться с остальными. Запомни расписание как можно быстрее и постарайся не опаздывать. Есть вопросы?

— Нет, мисс Сартор, благодарю, — искренне ответил смущенный столь пристальным вниманием к своей персоне Вольпе.

— Отлично, тогда до встречи за обедом, — сказала заместительница директора и, похлопав парня по плечу, оставила его в комнате одного.

Вольпе тяжело вздохнул и осмотрелся. Справа от двери действительно обнаружился комод для одежды, слева — умывальник, небольшое квадратное зеркало над ним и два крючка, на одном из которых висело красное полотенце. Напротив двери — окно, занавешенное серой шторой, сочетающейся по цвету с синими однотонными обоями, под ним — два письменных стола, поставленных так, чтобы жители комнаты сидели друг к другу лицом. Чуть в отдалении от столов — добротные деревянные кровати с высокими матрасами, у их изголовья — тумбочки, на которых стояли лампы и небольшие будильники. Над каждой из кроватей висело по две полки для книг и всякого по мелочи.

Занятая половина комнаты, казалось, принадлежала какому-то педанту или заучке — идеально заправленная кровать, ровные ряды книг на полках, на столе в определенном порядке разложены учебники, большие тетради и письменные принадлежности. Единственным украшением этой половины был пушистый коврик для ног рядом с кроватью. Заметив это, Вольпе против воли подумал — насколько одинок или замкнут его сосед, что ему хватает времени и терпения содержать комнату в идеальном порядке и вместе с этим успевать соблюдать судя по всему достаточно загруженный распорядок дня? Решив оставить размышления по этому поводу на потом, Вольпе занялся своими вещами.

В первую очередь он снял с себя пиджак, шейный платок и жилет, аккуратно развесил их на стуле, расстегнул рубашку. Затем он занялся постелью — застелил ее так, чтобы она выглядела также аккуратно, как и соседняя. Это получилось у него отнюдь не сразу, но упорство Вольпе помогло ему наловчиться и за каких-то десять минут привести кровать в должный вид. Следом пришла очередь вещей, которые парень привез с собой. Деревянный гребень отправился на тумбочку к лампе и будильнику, зубная щетка и полотенце — в стакан на умывальнике и крючок рядом с ним. Книги, подаренные Боннетом, и губную гармошку Вэйна парень положил на полку над кроватью. Конверт Тэтча он положил на стол. Переставив рюкзак на пол и прислонив его к ножке кровати, Вольпе подошел к двери, на которой висел распорядок дня (как оказалось, это был скорее распорядок всей недели), и прочитал его.

«Понедельник — пятница

Подъем — 7:00

Завтрак — 7:30

Занятия — 8:00—14:30

Обед — 15:00

Свободное время: 15:30—17:00

Подготовка к урокам: 17:00—19:00

Подготовка ко сну: 19:00—20:30

Отбой: 21:00

 

Суббота — день уборки комнат.

Поход в душевые по необходимости — 10:00 — 12:00

Обход комнат:

3 курс — 13:00

2 курс — 14:00

1 курс — 15:00

По окончанию обхода студентам разрешается вернуться домой на выходные.

Студенты, оставшиеся в школе, должны посетить воскресную службу в местной церкви

(подъем в 7:00, выход из школы — 8:30)»

Вольпе присвистнул. Все было распланировано чуть ли не по минутам. Многие ребята его возраста сочли бы такой распорядок дня ужасно строгим и жестоким, но для Вольпе, никогда не жившего спокойной, стабильной жизнью, это была благодатная стабильность и определенность. Так что его такой порядок совершенно не расстроил. Бросив беглый взгляд на часы, Вольпе обнаружил, что до обеда осталось больше получаса, и удивился — он думал, что провозился с вещами дольше. Он осмотрелся по сторонам и, так и не придумав себе нового занятия, задумал покинуть комнату ради неловких попыток обзавестись знакомствам. Но поворот ручки и скрип открывающейся двери изменили его планы.

В комнату зашел парень одного с ним возраста. Его короткие черные волосы были тщательно расчесаны и уложены, темные глаза и густые брови выделялись на бледном лице. Он был худым, можно было даже сказать, что болезненно-тощим — пиджак, жилет и рубашка самого маленького размера висели на нем мешком, нормального размера брюки казались ему слишком большими. Со своим внушительным ростом, возвышавшим его над Вольпе над полголовы, сосед показался Вольпе довольно несуразным.

Но парень забыл о своем первом впечатлении, стоило ему взглянуть в лицо соседу — поджатые губы, впалые щеки, темные круги под глазами, сами глаза, чересчур серьезные и старящие своего обладателя на несколько лет… эти и прочие детали что-то всколыхнули где-то в душе Вольпе. Сравнив это ощущение с теми, что он испытывал ранее, Вольпе поспешил затолкать его куда подальше. Уж слишком похоже началось его влечение к Рэниро.

Сосед закрыл за собой дверь в комнату и окинул Вольпе недовольным взглядом.

— Ты новенький? — не особо-то и приветливо спросил он.

Вольпе кивнул.

— Ясно, — его сосед вздохнул и осмотрел его половину комнаты. — Знаешь, ты хорошо устроился. Я-то боялся, что ты будешь свиньей навроде остальных.

— Я старался, — равнодушно ответил Вольпе.

Парень закатил глаза и пошел к своему столу. Его угрюмый настрой отбил у Вольпе всякое желание не только знакомиться с соседом, но и оставаться с ним в одной комнате дольше необходимого. Так что Вольпе молча вышел из комнаты.

В коридоре его ждал прием потеплее. На подоконниках и на полу прямо напротив его двери расселось еще несколько парней. Вольпе заметил, с каким интересом они на него взирают, и с удивлением понял, что ждали именно его.

— Получается, это ты новенький? — спросил один из них, самый высокий и крепкий среди присутствующих, симпатичный темноволосый парень с открытым и привлекательным лицом. Цвет его пиджака — багрово-красный — выдавал в нем студента старшего курса. Вольпе кивнул, чем вызвал у всех улыбку. Парень улыбнулся и представился. — Я Джейкоб Фрай. Мои ребята видели, как ты приехал, и мне стало интересно.

— Очень приятно, — ответил Вольпе и пожал каждую из протянутых ему рук. — Я Вольпе.

— Но это ведь не твое настоящее имя, — нахмурился сидящий на подоконнике парень с густыми бровями и узкими губами, которые он постоянно кусал. По его зеленому пиджаку Вольпе позже понял, что этот парень, Уильям, учился на втором курсе.

— Да, но я не люблю, когда меня им называют, — честно сказал парень. — Я ему не подхожу.

— Резонно, — заметил еще один парень, Бенджамин, или просто Бен, длинноволосый и носящий круглые очки. Его Вольпе уже видел по дороге в комнату и знал, они однокурсники. — Уж лучше зваться именем, на которое отзовешься, чем тем, что дали при рождении наобум.

— И как тебе здесь? — поинтересовался афроамериканец Ахиллес, тоже третьекурсник. В этой компании он был самым серьезным, как потом понял Вольпе.

— Я ведь только приехал и ничего еще не знаю, — Вольпе пожал плечами.

— Ну ничего, времени у тебя навалом, — весело хихикнул Салаи, кудрявый и изящный весельчак-третьекурсник, к удивлению Вольпе также оказавшийся его соотечественником. — У нас тут на самом-то деле веселее, чем кажется. В свободное время мы неплохо развлекаемся в гостиной в Старом. Иногда на выходных вместо того, чтобы ездить к родственникам, идем к друзьям в городе и устраиваем вечеринки. Ты сам-то местный?

— Ага, вроде того, — кивнул Вольпе.

— Так это отлично! — Джейкоб обрадовался. — Это очень удобно, если хочешь развеяться. Тут скажешь, что пойдешь домой, дома скажешь, что возвращаться не собираешься, а вместо этого идешь веселиться! Мы так постоянно делаем и потом развлекаемся как хотим. В основном устраиваем междусобойчики для своих, а большие вечеринки закатываем по праздникам или когда повод есть серьезный. Новым лицам всегда будем рады, если есть кого звать — зови. Если это симпатичные девчонки, то тем более!

— Хорошо, — Вольпе усмехнулся.

Где-то вдали послышался звон колокола, и парни соскочили со своих мест. Все вместе они пошли по коридору. По пути парни объяснили Вольпе, что колокольный звон созывает учеников на обед в столовую что за десять минут, и тем, кто хочет сидеть с друзьями, лучше прийти пораньше и занять нужные места. Уже на подходе к столовой, разместившейся на первом этаже Старого корпуса, Вольпе почувствовал дразнящие обоняние запахи и понял, насколько сильно он проголодался.

Столовая оказалась очень уютной. Бежевые стены словно искрились в солнечных лучах, падающих через большие окна. Длинный стол, заставленный деревянными стульями, уже был занят директором, его заместительницей и немногочисленными преподавателями, которые не начинали есть до тех пор, пока не соберутся их студенты. Пять столов поменьше, рассчитанные на шесть человек, уже накрыли для всех тридцати студентов. Увидев, как стремительно ребята рассаживаются за столами, Вольпе на миг замешкался — он не знал, где хочет сесть, и какое-то время растерянно оглядывался по сторонам. Но вскоре его замешательство прошло — Джейкоб, занявший целый стол для своей компании, помахал ему и пригласил сесть с ними. Вольпе с радостью принял это приглашение.

Когда все расселись, директор по традиции прочитал короткую молитву и пожелал всем приятного аппетита. Несколько минут под высокими потолками были слышны лишь звон посуды и тихие звуки, всегда сопровождавшие людей в процессе трапезы — голодные после долгой и продуктивной учебы подростки утоляли первый, волчий голод прежде, чем разговориться.

— Познакомился уже со своим соседом? — спросил у Вольпе Салаи с каким-то озорным блеском в глазах. Все остальные многозначительно переглянулись.

— Если это можно назвать знакомством, — задумался Вольпе, вспоминая их разговор, — Я думал, мы поладим, но теперь в этом не уверен. Этот парень мне словно не рад.

— Макиавелли никому не рад, — закатил глаза Уильям. — Он один из самых умных здесь, но самомнение как у павлина. Он за месяц прошел весь курс этого года. Но перескочить на следующий год ему нельзя, поэтому он свободен до самых каникул. Домой ему уехать не дают, так что он либо сидит в библиотеке, либо скучает и шатается по всей школе. Развлекается стремно — действует всем на нервы.

— Не повезло тебе с соседом, короче, — подытожил Салаи.

— Да уж, — поежился Вольпе, не слишком-то довольный услышанным.

К концу обеда Вольпе к своему удовольствию заключил, что, вроде как, освоился в компании Джейкоба. Потягивая вишневый сок и внимательно слушая историю Ахиллеса, Вольпе вдруг почувствовал кожей чей-то пристальный взгляд.

Вольпе обернулся на другие столики и за одним из них заметил Макиавелли. Сосед сидел на самом краю стола и ни с кем не разговаривал, парни, обедавшие рядом с ним, казалось, напрочь забыли о его существовании. Должно быть, он постоянно сталкивался с таким отношением, и Вольпе это показалось несправедливым. По опыту зная, что непростым чей-то нрав никогда не становится без причины, Вольпе не считал угрюмость или что там не нравилось другим в Макиавелли поводом так с ним обращаться.

Они встретились взглядами, и за всей этой напускной холодностью и отстраненностью Макиавелли Вольпе увидел одинокого ребенка, плачем умоляющего о капельке внимания, пса, оставленного на произвол судьбы жестокими хозяевами, в сердцах которых не нашлось доброты, а глаза оказались неспособны разглядеть внутреннюю его красоту за внешней непривлекательностью. В существе, спрятавшемся за печалью его темных глаз, Вольпе внезапно узнал кого-то, кем он был недавно и сам. Его сердце дрогнуло и приоткрылось для этого нового человека, и Вольпе не без усилий решил дать ему шанс. И начать решил вечером, в комнате.

— Пойдешь с нами в гостиную? — предложил Джейкоб Вольпе после обеда. — Мы будем слушать пластинки.

Вольпе хотел было согласиться, но вдруг вспомнил — он обещал мисс Сартор зайти за вещами, которые она обещала ему выделить.

— Мне нужно сходить к заместителю директора по делам, — извиняющимся тоном сказал Вольпе. — Ничего, если я присоединюсь к вам сразу как закончу?

— Да, без проблем, — Джейкоб спокойно пожал плечами. — Тогда увидимся.

Его спокойная реакция понравилась Вольпе, и к кабинету заместительницы директора он направлялся с отличным настроением. И даже то, что он нашел кабинет с большим трудом, совершенно его не расстроило — стучась в дверь, он улыбался.

Мисс Сартор встретила его довольно тепло.

— Вот, я собрала кое-что для тебя, — сказала она, указывая на лежащие на кресле для посетителей портфель с длинным наплечным ремнем и сложенные стопкой учебники и пустые тетради. — Если понадобится что-то еще, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Вольпе искренне поблагодарил мисс Сартор и, сложив все в портфель, ушел из кабинета. Он быстро сбегал в свою комнату, оставил там вещи и сразу же ушел в гостиную Старого. Там уже собралось много ребят, в основном третьекурсники. Джейкоб, чуть ли не единственный первокурсник в гостиной, был окружен не только своей компанией, но и другими ребятами с третьего и второго курсов, искавших его общества.

Понаблюдав немного за всем этим сборищем со стороны, Вольпе понял, почему Джейкоб так всем нравится. Он был умным и харизматичным юношей с хорошим чувством юмора. В то время, как почти все остальные первокурсники избегали учеников младших курсов, считая их шумными и надоедливыми, Джейкоб не видел в общении с ними ничего такого, чем снискал всеобщую любовь и преданность. Однако, он ревностно оберегал собственные границы и тщательно отбирал людей в круг своих близких людей. Вольпе понял это по тому, как, устав от всеобщего внимания, Джейкоб удалился в один из углов гостиной в компании все тех же нескольких уже знакомых ребят, а остальные не без зависти провожали их взглядами, явно мечтая оказаться на их месте.

И эти наблюдения заставили Вольпе хорошенько задуматься — хочет ли он обратить на себя внимание сокурсников, присоединившись к компании популярных ребят? Он не хотел казаться выскочкой — новеньким, в первый же день добившимся того, чего остальные желали месяцами. Но его переживания оказались беспочвенными. Когда Джейкоб заметил Вольпе и с широкой улыбкой позвал его к себе, и Вольпе все же убедил себя подойти, остальные ребята отреагировали… совершенно нормально. Они все так же поглядывали в сторону компании Джейкоба с надеждой рано или поздно стать ее частью, однако, на Вольпе ни капельки не разозлились, понимая, что решение приглашать кого-то к себе всегда остается лишь за самим Джейкобом.

В этой новой чудесной компании он освоился почти сразу же, как уселся на пол рядом с виниловым проигрывателем. Его тут же втянули в разговор о музыке, и Вольпе погрузился в целый новый мир. Узнав, что он почти не разбирался в теме, ребята начали наперебой протягивать ему пластинки и рассказывать об исполнителях, ставили почти все, что привлекало его внимание. Никто не замечал его ошибок и иногда пугающего акцента, не смеялся и не поправлял, его приняли сразу и безоговорочно, что сделало его совершенно счастливым. Так, за веселыми разговорами и музыкой, он провел свой первый вечер в школе.

Когда колокол отзвенел конец свободного времени. все парни разошлись по комнатам. Вернувшись в свою, Вольпе обнаружил соседа за его письменным столом. Макиавелли писал что-то на листах белой бумаги, изредка отвлекаясь, чтобы посмотреть в уже исписанные. Он был так увлечен своим занятием, что даже не заметил возвращения Вольпе. Пожав плечами, Вольпе начал раздеваться, и только тогда сосед обратил на него внимание.

— Ты уже разложил свою одежду? — тихо спросил он.

— Нет. Я же не знал, какие полки свободны, думал у тебя спросить потом.

— Две нижние полки.

— Мне и одной хватит, — Вольпе улыбнулся. — Спасибо.

Тишина царила в комнате все то время, что он, усевшись перед комодом, вытаскивал и раскладывал свои скромные пожитки на вторую снизу полку. Только теперь тишина немного отличалась от той, что обнаружил Вольпе по возвращению в комнату. Он чувствовал кожей полный замешательства взгляд Макиавелли на своей спине, слышал тревожное любопытство в его молчании. Макиавелли явно чего-то от него хотел, но не решался заговорить до тех пор, пока Вольпе не закончил с вещами с комодом. Он заговорил лишь когда Вольпе поднялся и с полученным от мисс Сартор портфелем сел напротив.

— Где ты учился до этого? — тихо спросил Макиавелли, снова уткнувшись в свои бумажки.

— Считай, что нигде.

— Тогда тебе будет тяжело.

— Знаю.

Впервые за весь вечер Макиавелли поднял глаза и посмотрел прямо на него.

— Тебя разве не пугает такой большой пробел в знаниях?

— А должен? — пожал плечами Вольпе. — Я пришел сюда в первую очередь учиться.

— Тогда не советую тебе общаться слишком много с другими.

— И брать с тебя пример?

— Ага, вроде того.

— Да ты оптимист, — не удержавшись, рассмеялся Вольпе.

— Скорее реалист. Смотрю на мир трезвым и рациональным взглядом.

— И как? Помогает?

— Да.

— У тебя вообще есть друзья?

— Нет.

— А были?

— Нет.

— И тебя это устраивает?

— Может, хватит? — не выдержал Макиавелли. — Тебе-то что за дело, есть у меня друзья или нет?

— Потому что я не черствый говнюк. Я пытаюсь с тобой подружиться, — усмехнулся на это Вольпе. — Ты же умный, почему таких простых вещей не понимаешь?

Макиавелли чуть не задохнулся от возмущения. Еще никто и никогда не позволял себе говорить с ним… так. Да и вообще, никто и никогда еще не разговаривал с ним по своей воле. Когда к нему, наконец, пришло осознание — с ним кто-то хочет подружиться, — то не нашлось слов ответить.

— Почему ты сам ни с кем не начал общаться? — не выдержав, разорвал тяжелую тишину Вольпе.

— Я… не умею. И еще не верю людям, — тихо ответил Макиавелли.

— Я тоже не умею, но пытаюсь все равно.

— И у тебя получается. Ты уже компанией обзавелся. А со мной рядом никто не задерживается. Стоит только кому-то обнаружить, что я из себя представляю, и я снова остаюсь один. Мне надоело пытаться и оставаться ни с чем. Больше не хочу.

— Давай начистоту — Вольпе встал со своего стула и подошел к соседу. — Мне плевать, что там о тебе говорят остальные, плевать, что они скажут обо мне. Плевать, как сильно ты себя ненавидишь, раз так поступаешь. Мы оба понимаем, что похожи друг на друга, иначе бы не переглядывались весь день. Если я скажу, что у нас получится, ты дашь мне шанс?

Макиавелли, то бледнеющий, то краснеющий, опустил взгляд вниз и поджал губы. Казалось, внутри него борются настолько противоречивые чувства, что его вот-вот разорвет.

— Как ты можешь быть уверен в том, что получится? — прошептал он. — Ты же меня совсем не знаешь.

— Ты меня тоже, и что? — Вольпе отчего-то рассмеялся. — Все равно весь день тянулся. Думаешь, я не чувствовал? Ты с самого начала понял, что мы сойдемся. Не нужно было стесняться. Я бы тебя не прогнал.

— Правда? Серьезно позволил бы мне подойти?

— Да, правда, — кивнул Вольпе. — И, пожалуй, даже больше. Так что… веришь мне?

— Верю, — смутившись, сказал Макиавелли.

И он действительно поверил. Он так часто сталкивался с откровенной ложью, что научился распознавать, когда ему говорят правду.

Вольпе протянул Макиавелли руку, и сосед, быстро смахнув с глаз предательские маленькие слезы, сжал ее. Впервые за долгое время он ощутил тепло чужого тела, впервые поговорил с кем-то, кто воспринял его всерьез, и эти чувства исцеляющим бальзамом растеклись по его израненной душе. Подняв глаза и посмотрев в лицо человеку, рядом с которым ему предстоит жить, Макиавелли с каким-то тайным стыдом и удовольствием увидел, насколько он красив. Лицо, скрытое под густыми волосами, надолго захватило его разум и чуть было не свело с ума, а глаза, честные и немного печальные, казалось, проникали ему под кожу, в самую душу. Впервые в своей жизни Макиавелли искренне кому-то поверил.

***

Утро Вольпе выдалось неожиданно приятным. Он легко встал по звонку будильника и быстро собрался. Под чутким руководством Макиавелли он заправил постель по всем правилам и собрал нужные учебники в портфель. Отбирая тетради для занятий на день, он с удивлением обнаружил среди нескольких чистых, выданных мисс Сартор, чужие и исписанные.

— Это мои конспекты, — ответил на его немой вопрос Макиавелли. — Думаю, они помогут тебе разобраться на первое время.

— Но ведь это будет не совсем правильно, — возразил Вольпе. — Мне нужно понять, а не списать.

— Для этого есть преподаватели.

— А может… пойдешь на занятия со мной? — Вольпе запнулся, натолкнувшись на мрачный взгляд Макиавелли. — Я же не могу задерживать всех. Пожалуйста, если несложно… объясни мне хотя бы основы.

— Делать мне больше нечего, как сидеть в классе с идиотами, — пробурчал Макиавелли. Он не хотел признавать, что идея Вольпе пришлась ему по душе, и оттого ощетинился скорее по привычке, чем из искреннего желания отказать.

— Ну, а я не хочу быть идиотом, так что без твоей помощи не обойдусь, — Вольпе настаивал так мягко и по-доброму, что у Макиавелли что-то заныло внутри. — Остальные, кстати, наверняка подтянутся, если на нас посмотрят. Как ни крути, а от твоего присутствия будет польза.

— Я… подумаю. Иди пока на завтрак, а то опоздаешь, — смущенный Макиавелли подхватил с пола свой портфель и ушел из комнаты.

Вольпе, тихонько посмеиваясь, вышел из комнаты немногим позже. Весь завтрак он просидел как на иголках и в кабинет прибежал одним из первых. Новые приятели, заявившиеся немногим позже, были заинтригованы таким поведением Вольпе и поспешили расспросить его.

— Ты что сделал? — зашипел Салаи, стоило ему услышать ответ Вольпе. — Уболтал Макиавелли вернуться на занятия? За что ты так с нами, Вольпе? Мы так обрадовались, что он перестал ходить… Он же последняя задница!

— И останется он ей до тех пор, пока вы к нему не присмотритесь, — Вольпе закатил глаза. — Я серьезно. Он на самом деле гораздо лучше, чем кажется. Я в людях не ошибаюсь.

— Хочется верить, — всеобщий любимчик нахмурился, явно сомневаясь в успехе затеи Вольпе. — Но не слишком уж расстраивайся, если окажется, что он задумал поиздеваться над нами.

— Сейчас и узнаем, — Бен поправил очки, скатившиеся к кончику носа. — Вот он, идет.

Появление Макиавелли в классной комнате третьекурсников заставило умолкнуть не только их. Макиавелли, к его чести, никак не среагировал на установившуюся после его прихода библейскую тишину, прошел к столу, на котором уже лежал портфель Вольпе, сел на свободный стул у окна, достал из собственного портфеля книгу. Но почитать так и не успел.

— Я рад, что ты пришел, — тихо сказал Вольпе, оставив своих знакомых справляться с их шоком самостоятельно и устроившись рядом с соседом.

— А я уже начинаю жалеть, — так же тихо ответил Макиавелли. — Как будто сама королева приперлась со всей свитой и решила попить с ними чайку.

Вольпе против воли расхохотался.

— Думаю, королеве они и то меньше бы удивились, — искренне сказал он, но увидев, каким недовольным взглядом одарил его Макиавелли, решил больше не шутить. — Прости, обещаю больше не затрагивать эту тему.

— Ну спасибо. И убери с парты портфель, — Макиавелли вздохнул.

Под звон колокола, возвещавшего начало занятий, Вольпе убирал портфель на пол и доставал нужные книги, испытывая при этом чувство искренней радости. Он не мог заставить себя убрать с лица свою довольную и счастливую улыбку до конца дня, и Макиавелли, заметив ее, подумал — неужели его присутствие действительно порадовало кого-то? Поразмыслить об этом хорошенько ему помешал приход первого преподавателя. Его учеба началась.