Поздним субботним вечером, когда закончился последний обход, преподаватели, удовлетворенные чистотой комнат и предоставленными объяснениями, отпустили парней на выходные. Джейкоб и его компания, только этого и ждавшие, вышла из школы и оказалась среди снежных сугробов. Рождество обещало быть белым.

— Какая красота! — восхитился Бен, стянув перчатки и запустив руки в холодную снежную кучу. — Так жаль, что скоро этот снег растает.

— Да, есть такое, — согласился Вольпе, с наслаждением формируя круглый снежок в своих руках.

Он наслаждался прохладой, которая оставалась на коже от соприкосновения со снегом и думал — как же он жил без этой слепящей глаза белизны, этого мороза, этой странной погоды, в которой трудно дышать и хочется жить? Заметив недовольное лицо Макиавелли, Вольпе не удержался и кинул в него снежком.

— Эй, ну ты и говнюк! — обиженно воскликнул Макиавелли, стряхивая снег с пальто.

— Прости, — засмеялся Вольпе. — Просто у тебя было такое лицо…

— Это не повод.

— Наоборот! — закричал Салаи, успевший соорудить целую кучу снежков, и принялся закидывать ими всех подряд. — В снежной бойне повод — все что угодно!

И с его подачи снежный бой действительно начался. Даже Макиавелли, не выдержав, вступил в него, и не без усилий ему удалось загнать и повалить в сугроб Вольпе. Каштановые пряди разметались на снегу, улыбка светилась восторгом и счастьем, звездочки, загоравшиеся на иссиня-черном небе, отражались в фиалковых глазах.

Неспособный оторваться от них Макиавелли, не отдавая отчета в своих действиях, протянул руку вперед и коснулся пальцами одной из покрасневших от холода щек. Почему-то Макиавелли хотел убедиться, что не выдумал Вольпе, так хорошо с ним обращавшегося, невзирая на скверный характер соседа и все сопутствующие трудности. Хотел убедиться, что человек, вернувший ему смысл жизни, настоящий, из плоти и крови, живой, существующий.

Почувствовав влажную от снега и горячую от жара кожу под своими пальцами, Макиавелли вздрогнул от неожиданности. А когда Вольпе, вдруг улыбнувшись, накрыл его ладонь своей и прижался к ним щекой, сердце Макиавелли пропустило удар. Вторая рука Вольпе вдруг оказалась на его талии, и мысли Макиавелли потекли в совершенно ином русле. Но Вольпе обманул его самые тайные желания и каким-то неуловимым движением изменил соотношение сил, перекатившись в сторону вместе с растерявшимся Макиавелли и теперь заняв его место.

— Так здорово, — засмеялся он, сжимая руки Макиавелли в своих. — Я так рад, что ты играешь с нами.

— Я… просто отстаиваю свое право ходить мрачным говнюком, — со всей серьезностью ответил Макиавелли, но чуть подрагивающие губы и морщинки в уголках глаз выдали смех, который он пытался сдержать. Его хватило ненадолго, и уже через несколько секунд оба парня рассмеялись.

— Эй, вы! — позвал их Джейкоб. Он и все остальные уже наигрались вволю и даже успели очистить одежду. — Это все круто и все такое, но нам надо идти. Мы все мокрые и опаздываем.

Вольпе встал и помог Макиавелли подняться. Отряхнув их обоих от снега, Вольпе взял соседа под руку.

— Ну что, приятель, — весело подмигнув, он улыбнулся Макиавелли, — вперед, в путешествие по миру выпивки, приключений и новых знакомств?

— А еще наркотиков, венерических заболеваний и ночевок на улице, — добавил Макиавелли и расхохотался, увидев удивление на лицах остальных. — Я хоть и зануда, но знаю, чем ваши похождения заканчиваются. Пойдемте уже, а то я и половину из этого не увижу!

***

Дом семьи Джейкоба, стоявший в нескольких кварталах от школы, был пустым и необжитым, хотя в него явно кто-то наведывался прибираться. Старый, каменный и отделанный дорогим деревом внутри, холодный и равнодушный, заполненный антикварной мебелью, большим количеством книг да прочих необходимых в обиходе вещей, он словно только и ждал семерых подростков в надежде, что те вдохнут в него жизнь.

— Мы что, правда можем делать тут все, что захотим? — удивленно спросил Вольпе у Джейкоба, когда тот объявил дом местом их самой главной вечеринки.

— Ага, — улыбнулся Джейкоб. — Жечь шторы и мыть голову в унитазе, конечно, не советую, но в остальном — да. Дом-то мой, а, как я уже говорил, мой дом — ваш дом.

— У нас есть какой-то план? — спросил Макиавелли, когда они разделись и осмотрели весь дом.

— Ну да, вроде того, — сказал Джейкоб. — Утром, когда приедет моя сестра, пойдем по магазинам, закупимся всем, что нужно, подготовим дом и позовем еще толпу гостей. А сейчас… отдыхаем.

Парни разбрелись по комнатам. Джейкоб и Уильям ушли в подобие рабочего кабинета, где Джейкоб хранил свои запасы алкоголя. Бен и Ахиллес отправились в салон, играть в бильярд. Салаи оккупировал ванную комнату, обругав при этом ванную комнату школы на чем свет стоит. Вольпе растерялся на миг, не зная, куда бы ему пойти, но затем по привычке последовал за Макиавелли куда-то на второй этаж.

Макиавелли зашел в библиотеку и замер, окидывая восхищенным взглядом корешки выстроившихся на полках книг. Услышав его продолжительный выдох, Вольпе усмехнулся.

— Тэтч как-то сказал мне, что у каждого есть свой наркотик. Твой — определенно сложные книги, — сказал он, наблюдая, как Макиавелли заботливо и аккуратно вытаскивает с полки одну из толстых и красивых книг.

— Они, скорее, мои друзья, единственные, кто меня на самом деле понимает и поддерживает, — вздохнул Макиавелли. Подняв глаза на Вольпе, он грустно улыбнулся. — До недавнего времени я думал, что иных друзей у меня не будет. И знаешь… я рад, что это не так. Спасибо.

— За что? — удивился Вольпе.

— За то, что терпишь меня, — Макиавелли не поднимал глаз, чтобы не показать, насколько он смущен. — Еще никто… не общался со мной просто потому, что этого хотел.

— А зря, — Вольпе улыбнулся. — Если бы ты мог взглянуть на себя моими глазами, то увидел бы в себе немало прекрасных вещей.

Макиавелли смутился еще больше и не нашелся что ответить. Он лишь уселся на старый диван у дальней стены и с тяжелым вздохом провел кончиками пальцев по гладкому переплету. Вольпе забрался на тот же диван с ногами и сел по-турецки.

— Что за книга? — спросил он.

— «Хроники Нарнии», — тихо ответил Макиавелли. — Все считают ее детской, но на самом-то деле она для взрослых.

— Здорово, — улыбнулся Вольпе. — Я, правда, так и не начал ее читать. Может… почитаешь мне вслух?

— Ты правда этого хочешь? — Макиавелли покраснел, и это почему-то показалось Вольпе очень милым. Он улыбнулся еще шире.

— Да. Мне еще никто не читал вслух такие книги, — устроившись как можно удобнее, Вольпе с огромным интересом уставился на друга. — Думаю, это должно быть так же интересно, как и читать самому. Особенно, если читает тот, для кого книга что-то значит.

Макиавелли закатил глаза, но все-таки раскрыл книгу и начал читать.

Вольпе оказался прав в своих ожиданиях. Вскоре Макиавелли позабыл и о своем смущении, и о волнении, и о страхе, что Вольпе будет смеяться над тем, как он читает. Повествование полностью овладело Макиавелли, и он читал так искренне и чувственно, что заразил своим интересом и Вольпе. Он читал до тех пор, пока не устал. Оторвавшись от книги, Макиавелли увидел, что слушателей у него прибавилось. Вся компания собралась послушать его.

— Ты чего остановился? — обиженно нахмурился Салаи. — Интересно же!

Казалось, что температура у покрасневшего Макиавелли поднялась так высоко, что на коже его вот-вот можно будет жарить еду.

— Давайте я… потом дочитаю? — хрипло сказал он, обхватив руками собственные плечи. — Я устал…

— Без проблем, — улыбнулся Джейкоб, и никто не стал спорить с ним. — Будет кто-нибудь пить?

Все было закивали и дружно вернулись в столовую, куда Джейкоб с Уильямом перенесли почти весь алкоголь, что нашли в доме. Знавший вкусы друзей очень хорошо, Джейкоб уже разлил им то, что они точно стали бы пить, после чего повернулся к Вольпе и Макиавелли.

— Рискну предположить… вино и сидр? — спросил он, кивая по очереди на Макиавелли и Вольпе.

— Виски, — ответил Макиавелли. Не обращая внимания на удивление Джейкоба, он посмотрел на друга. — Вольпе?

— Не знаю даже, — Вольпе немного равнодушно пожал плечами. — Давай тоже виски. За компанию.

Оставив Макиавелли и Вольпе виски и отдав все красное вино Салаи и Бену, не отличавшимся особенной любовью к экспериментам, Джейкоб, Уильям и Ахиллес устроили конкурс на лучший коктейль. Вольпе же не удержался и спросил Макиавелли о том, что его

— Ты уже пил раньше?

— Иногда, и только что-то подобное. Не скажу, что фанат алкоголя, но, если есть настроение выпить и рядом хорошая компания, не отказываюсь, — как-то даже слишком равнодушно ответил Макиавелли. — А что?

— Да ничего особенного, просто думаю… сколько же еще вещей о себе ты держишь в тайне.

— Достаточно много. И далеко не все они по меньшей мере безобидны.

Макиавелли сделал глоток и даже не поморщился, и Вольпе, усмехнувшись, последовал его примеру.

Когда разум заволокло пеленой помутнения, Вольпе отставил стакан и прислушался к себе. Накопившаяся усталость подкрадывалась слабыми приступами тревоги. Пора отдохнуть, понял он.

— Где можно лечь спать? — спросил он у Джейкоба.

— Там на втором этаже куча комнат, ложись где нравится. Только в нашу с сестрой комнату лучше не заходи — там куча ее вещей, не хочу потом огребать. Вы эту комнату сразу узнаете, там везде ее вещи и фотографии, — улыбнулся хозяин дома. Увидев, что вместе с Вольпе собрался уходить и Макиавелли, он удивился. — Что, и ты?

— Хочу приберечь силы и печень для вечеринки. Спокойной ночи, — улыбнулся Макиавелли.

Пожелав всем спокойной ночи, Вольпе и Макиавелли ушли наверх.

Комнат на втором этаже действительно было предостаточно, и они на миг даже растерялись, не зная, в какой из них улечься.

— Может, по старинке — завалимся в одну комнату? — предложил вдруг Вольпе, поняв, что этот пустой дом с его пустыми комнатами уже начинает действовать ему на нервы. Спать одному в подобном месте ему хотелось меньше всего.

— Хорошая идея, — согласился Макиавелли, испытывая схожие чувства. — Черт, да здесь ни одной комнаты с несколькими кроватями, везде сплошь двуспальные. Ну разве что комната Джейкоба и его сестры, но я не горю желанием вламываться на чужую территорию. Хреново.

— Раз уж придется спать на одной кровати, то нет разницы, в какой комнате. Выбери наугад, если несложно, а то меня от всех этих дверей уже тошнит, — попросил Вольпе.

Макиавелли вздохнул и открыл первую попавшуюся дверь. Эта комната и стала их пристанищем до самого утра. Она была хорошо обставлена, но, как и прочие комнаты в доме, оказалась совершенно необжитой. Казалось, именно от ее холодно-синих стен, каменного пола с идеально приглаженным густым и мохнатым ковром и идеально чистых поверхностей шел холод, мешавший Вольпе согреться. Он очень обрадовался, найдя в платяном шкафу несколько теплых одеял и плотных покрывал из верблюжьей шерсти. Стянув с себя по-быстрому пиджак и жилет, Вольпе, не став снимать остальную одежду, убрал красивое вышитое покрывало с кровати, накидал на нее найденные одеяла и с огромным удовольствием развалился на правой половине.

— Вроде бы ничем таким не занимались, а все тело от усталости ломит, как будто весь день камни таскал, — тихо сказал он.

Макиавелли, аккуратно складывающий на спинке стула одежду, усмехнулся.

— Мне бы твое умение наслаждаться жизнью, — заметил он. — Ты как будто совсем не замечаешь того, как много вещей делаешь каждый день. Это все очень выматывает. Неудивительно, что ты сильно устаешь.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Вольпе. — Я ведь не делаю ничего особенного.

— Ты правда не понимаешь? — Макиавелли тоже был очень удивлен. — Да это же все видят. Твое отношение меняет все вокруг. Даже люди… меняются, стоит тебе появиться в их жизни.

— Да, пожалуй, ты прав, — Вольпе улыбнулся ему той редкой и неповторимой улыбкой, что согревало всякого ее видевшего изнутри. — И ты тоже изменился. С нашей первой встречи я еще ни разу не пожалел о своем решении не верить первому впечатлению о тебе. Мне очень нравится то, что ты доверяешь мне.

От этих слов Макиавелли сделалось дурно и хорошо одновременно. Он сглотнул, чувствуя, как внутри расцветает что-то незнакомое, непонятное, непривычное, включающее в себя столько слов, начинающихся с «не», но в то же время прекрасное и завораживающее дух. Похожее ощущение он неоднократно испытывал и раньше, но только сейчас он понял — оно переросло в нечто большее, нечто очень приятное и вместе с тем болезненное, вызывающее унизительный стыд и всепоглощающее счастье.

Макиавелли уселся на свободную часть кровати и тяжело вздохнул. Не нужно было быть гением, чтобы определить поселившееся в его сердце чувство к этому диковатому парню с бесконечно прекрасными глазами и драгоценной в своей уникальности личностью. Это было… самое лучшее и худшее, что происходило с ним. Макиавелли смотрел в глаза этого свободного лисенка, с трудом удерживаясь на плаву в этом бескрайнем фиолетовом море, и думал — по силам ли ему приручить Вольпе, вызвав в его сердце ответное чувство? Да и возможно ли вообще добиться любви человека, который, казалось, совершенно не заинтересован в подобных вещах? И, даже если вдруг у него получится, то хватит ли всех теплых чувств и стараний, чтобы убедить Вольпе не бросить его почти что сразу?

Макиавелли не знал ответа на эти вопросы. Он хотел бы этой близости с Вольпе больше всего на свете, однако, боялся даже попытаться прикоснуться к такому желанному, но дикому и непредсказуемому зверю — таких было легко спугнуть и потерять навсегда. С другой стороны, не этот ли лисенок открыл Макиавелли глаза на реальность, помог понять, что предела собственных способностей он все еще не знает? Раз так, то, возможно, он и правда сможет приручить того, кто сам успешно приручает всех в своем окружении. Ведь когда не знаешь предела собственных способностей, возможностей и талантов, то и не ограничиваешь себя. А, значит, и приручение лиса вполне может оказаться ему по плечу.

— Ложись спать, — Вольпе, улыбнувшись, пихнул Макиавелли в плечо, чтобы вернуть его в реальность. — Ведь завтра у нас важный день — наша первая настоящая вечеринка. Давай выспимся, кто знает, когда мы ляжем спать в следующий раз.

— Давай, — согласился Макиавелли.

Он выключил свет и устроился в постели настолько удобно, насколько это было возможно в темноте, холоде и всех прочих условиях. Кутаясь в одеяло, он сворачивал в непробиваемый кокон свои чувства, надеясь, что они не вылезут раньше времени.

Компания отсыпалась до самого полудня. И проснулись лишь от чувства голода и тоски по разнообразной и вредной еде, какой ни разу не видели в школьной столовой на протяжении целого семестра. Голодные, как звери, они выползли из своих холодных комнат и с разочарованием обнаружили пустые холодильник и кухонные шкафы.

— Ничего, парни, — успокоил возмущавшихся друзей Джейкоб. — Голодными мои гости никогда не остаются. Вы пока сходите наверх, приведите себя в порядок и оденьтесь, а я закажу нам стол в одном местечке, устрою нам доставку продуктов на все время, что мы тут проживем, и узнаю, когда приедет сестра.

Ему не пришлось просить их дважды. Воодушевленные такой новостью парни сделали все необходимое и спустились вниз раньше, чем Джейкоб закончил делать звонки. К счастью, он не заставил их долго ждать, и вскоре шумная толпа направились в какой-то ресторанчик, где Джейкоб заказал им столик.

Это был приятный семейный ресторан итальянской кухни — как оказалось, Джейкоб, часто бывавший во Флоренции, был большим ее поклонником.

— Значит, ты тоже там вырос? — удивленно спросил он, уплетая вторую тарелку пасты и таращась на признавшегося в этом Вольпе. — И почти что в самом центре города? Как так вышло, что мы ни разу не виделись?

— Потому что ты наверняка ходил по экскурсиям и всяким популярным местам, — озвучил очевидный факт Вольпе. — Короче, держался только безопасных для туристов районов. А я бывал только там, куда не то, что иностранцы — местные ходить боятся.

— Ставлю два фунта, что так и есть, — согласился с ним Салаи, еще один флорентиец, правда, переехавший с семьей в Англию пару лет назад. — Я до переезда в таких тоже постоянно зависал, хотя предки жуть как меня за это кошмарили. Ни разу там туристов не видал.

— А ведь семья Макиавелли тоже из Флоренции, — вдруг поднял голову от своей тарелки с ньокки обычно молчавший во время шумных разговоров Бен. — Или я не прав?

Все головы, как по команде, повернулись в сторону упомянутого юноши. И у Вольпе, искренне пораженного тем, что Макиавелли при всем своем доверии ни словом не обмолвился о своем родном городе, при виде его помрачневшего лица слишком большим куском застрял в горле закономерный вопрос. Должно быть, что-то достаточно серьезное мешало Макиавелли упомянуть этот факт о себе раньше, или же он попросту не хотел этого говорить. К тому же, Макиавелли не очень любил, когда что-то про него сообщалось без его желания, и сейчас ему было крайне неловко. Хоть все эти возможные причины и были понятны и объяснимы, менее обидной для Вольпе ситуацию они не делали.

— Да, все так, — прочистив горло, признал Макиавелли. — Моя семья жила там поколениями, пока окончательно не разорилась. Многие и вовсе умерли… по дурацким причинам. В конце концов остались только мы с отцом. Он был вынужден передать меня на попечение дальних родственников из Венеции, а сам надолго уехал на заработки или что-то такое. Я был совсем маленьким, когда это произошло, так что жизни во Флоренции практически не помню.

— И вы с тех пор не виделись? — с сочувствием в голосе спросил Ахиллес. — Ну, с отцом.

— Ну почему же, — от того, как стремительно ухудшалось прежде отличное настроение Макиавелли, Вольпе захотелось расплакаться. — Он часто навещал меня. За эти годы отец сумел-таки сколотить новое состояние, но во Флоренцию пока что возвращаться не спешит. У них с родственниками теперь бизнес в Венеции, и они очень ждут моего выпускного, чтобы тоже в это все втянуть.

— Так вот чего ты досрочно не выпускаешься, хотя уже мог бы давно все экзамены за каждый курс сдать, — понимающе улыбнулся Джейкоб. — А я-то всю голову уже сломал, никак не мог понять. Выходит, у нас с тобой много общего. Такое надо отметить, это точно.

За столом снова и довольно быстро завязался новый разговор — грядущий выпускной будоражил первокурсников. Макиавелли, явно обрадовавшийся смене темы, уткнулся в свою тарелку и просидел бы так до самого конца, если бы не чье-то прикосновение к руке.

— Мне жаль, что так произошло, — тихо шепнул Вольпе, сжимая его руку в своей. — Да и что не смогли познакомиться раньше обидно немного. Но… с другой стороны, иначе мы бы не познакомились в школе и не сидели бы здесь сейчас. Разве это все… того не стоит?

Макиавелли, оторопевший немного от такой неожиданной мысли, поднял на Вольпе свой странный взгляд — грустный, но скрывающий что-то более глубокое, сильное и неоднозначное.

— То, что я обрел сейчас, стоит гораздо больше, — признал он. — И ни на что другое я ни за что бы променял ни все это, ни тебя.

Они оба понимали, как это звучит, но не были уверены, что хотят обсуждать — слишком боялись спугнуть этот редкий момент зарождавшейся взаимной близости. К счастью, все остальные были слишком увлечены разговором, чтобы заметить их странные взгляды и переплетенные под столом руки.

Когда тарелки остальных опустели, и вся компания засобиралась встречать сестру Джейкоба, Вольпе и Макиавелли пришлось отпустить руки друг друга. Смущенные произошедшим, они молчали всю дорогу и оживились только на вокзале.

Иви оказалась очень красивой и милой девушкой с ослепительной улыбкой и заразительным смехом. Однако, ее внешнее сходство с братом поначалу приводило почти всех мальчиков в замешательство, а Джейкоба откровенно веселило. Они были похожи как две капли воды даже со всеми своими различиями и, что путало всех еще больше, казались одного возраста.

— Да ради всего святого, — вздохнул Макиавелли, единственный, кого это сходство не ввело в такой же ступор, как всех остальных. — Они близнецы.

Веселый смех Фраев подтвердил его слова. И все остальные, довольные разрешившейся загадкой, развеселились вместе с ними. Так, шумно переговариваясь и шутя, они отправились по магазинам, закупаться всем необходимым для вечеринки. За этим делом юноши смогли получше познакомиться с Иви и нашли ее замечательной. Она спокойно чувствовала себя в исключительно мужской компании и, будучи весьма разносторонней, могла поддержать почти что любой разговор и находила с каждым что-то общего.

В такой веселой компании долгие часы походов по магазинам пролетели незаметно, а тяжесть покупок не ощущалась такой уж обременяющей. И все стало еще лучше, стоило Вольпе обратить внимание на улицу, по которой они держали обратный путь. Они возвращались в дом Фраев по улице, на которой жили Тэтч и его обретенная семья. По улице, на которой сам Вольпе жил до поступления в школу.

— Ребят, вон там дом моего опекуна, — показал он остальным. — Сейчас он в отъезде, но один из его… братьев должен быть дома. Он очень болеет и грустит в последнее время. Вы не против, если я на минутку забегу с ним поздороваться, подбодрить, все такое? Обещаю, я ненадолго.

— Да, без проблем, — кивнул Джейкоб, переглянувшись с остальными и получив их согласие подождать. Подумав, он залез рукой в один из пакетов, что нес, и, вытащив оттуда кулек с конфетами, кинул его Вольпе. — Передай ему от нас, скажи, пусть поправляется и все такое.

— Спасибо! — искренне сказал Вольпе, перепрыгивая через довольно-таки высокий для этого забор и подбегая к двери.

Он открыл дверь без всякого ключа — хитрость, известная только тем, кто жил в доме достаточно долго, — вытер мокрую от снега подошву ботинок о коврик под дверью, чтобы не разуваться ради короткого визита и взбежал по лестнице на второй этаж, к комнате Боннета, отметив по пути шум на кухне — должно быть, новая сиделка готовила ему ужин. Хозяин комнаты обнаружился в кресле у камина, сидящая на пуфике у его ног Теодора читала ему какую-то книжку. Они оба отвлеклись на звук открывшейся двери и явно обрадовались, увидев Вольпе.

— А, это ты, мой мальчик, — Стид улыбнулся и протянул к нему обе руки. — Ты все же заглянул!

— Привет, Стид, — Вольпе чуть присел, чтобы обнять его. — Шли с ребятами по этой улице, вот я и зашел. Кстати, это тебе от моих друзей. Попросили поздравить тебя с наступающим Рождеством, говорят, поправляйся и все такое.

— Прямо так и сказали? — хихикнула Теодора, помогая Боннету развязать тугой узелок и убирая в сторону ненужные обрывки упаковки.

— Представь себе, вот так, — улыбнулся ей Вольпе.

— И куда же вы шли, позволь узнать? — поинтересовался Стид, шустро расправляясь с конфетами, которые Теодора едва успевала вытаскивать для него из фантиков.

— На вечеринку к знакомому старшекурснику, — Вольпе, зная, что Стид наверняка забудет все услышанное задолго до возвращения Тэтча и остальных, ответил честно. — Так что я тут ненадолго, сам понимаешь.

— Безусловно, мальчик мой, безусловно, — Стид кивнул. — Вы, молодые, просто обязаны хорошенько повеселиться — молодость затем и нужна. Раз уж такое дело, возьми с собой Теодору. Девочка совсем отдыха не знает с этими монашками. Не дело это, что она в свободное время сидит со слабоумным стариком.

— О, Стид, ну что же ты, — возмутилась Теодора, поглаживая его по руке так, как если бы он был ее отцом или любимым дедушкой. — Никакой ты не слабоумный…

— И вовсе не старик, — согласился с ней Вольпе. — Ты большинству ребят из моей школы фору дашь.

— Вот не надо мне тут, — отмахнулся Боннет, смеясь. — Ступайте уже. А я, пожалуй, вздремну.

Слова с делом у него не расходились. Боннет задремал, смешно посапывая, еще до того, как Вольпе и Теодора ушли из его комнаты. Они же тихонько прокрались в коридор и спустились на первый этаж. Теодоре пришлось повозиться, чтобы надеть свое старое пальто, и эту возню услышала с кухни новая сиделка.

— Уже уходишь, Теодора? — женщина в возрасте вышла к ним в коридор, вытирая руки о передник. При виде Вольпе она нахмурилась. — А это еще кто?

— Вольпе, — ответила Теодора, продевая пуговицы в дырки. — Воспитанник мистера Тэтча.

— А, вот ты, оказывается, какой, — кивнула сиделка. — Мистер Тэтч с его друзьями до отъезда частенько тебя упоминали, а мистер Боннет и вовсе уши нам все прожужжал. Как там школа?

— Нормально, — пожал плечами Вольпе. — Сейчас все на каникулах. Вот, отпросился навестить Стида.

— И дальше куда? — сиделка явно ждала от него подробностей, чтобы с кем-то посплетничать или нажаловаться взрослым по возвращению.

— Провожу Теодору и обратно в общежитие, — Вольпе соврал не моргнув глазом. По сдержанному лицу Теодоры он уже понял, что с этой сиделкой лучше не откровенничать.

— Вот оно как, — она скривилась, недовольная простотой его отвела. — Ну что же, молодец, что зашел к мистеру Боннету. Навещай его почаще, а то он тут совсем скучает.

— Обязательно, — это Вольпе пообещал уже искренне. Сиделка ему не понравилась, и идея время от времени проверять, не обижает ли она добродушного и покладистого Боннета, показалась ему очень хорошей. — Ну, мы пошли. С наступающим.

Сиделка не стала провожать их до порога и закрыла за ними дверь сразу же, как гости вышли на улицу.

— Эта тетка такая вредная, — пожаловалась Теодора по пути к калитке. — Абсолютно невыносимая женщина. Тэтчу постоянно перечит, Вэйна и Рэкхема гоняет так, что Рэкхем даже пить бросил. Дженни постоянно до слез доводит. Со Стидом общается как с маленьким ребенком, сюсюкается и все такое. Она даже Энн доводит, представляешь?

— Да ну! — не поверил Вольпе. — У Энн же ангельское терпение. Кем нужно быть, чтобы ее довести?

— Энн не выдержала, когда эта карга начала критиковать ее стряпню. Так что у них теперь противостояние. Ну, с перерывом на каникулы, — Теодора усмехнулась и перевела взгляд на стоящих у забора парней. — А это еще что такое?

— Это ребята. Мы идем на вечеринку, и я хочу взять тебя с нами. Эй, парни! — окликнул остальных Вольпе, открывая для Теодоры калитку. — Это Теодора, моя подруга. Раньше она работала сиделкой и присматривала за братом опекуна, но сейчас занимается другими делами.

— Добрый вечер, прекрасная леди, — Джейкоб галантно поцеловал протянутую ему для рукопожатия руку и игриво улыбнулся. — Позвольте поинтересоваться вашими планами на ближайшие два дня.

— Зависит от того, что вы намерены предложить, добрый сэр, — смеясь, ответила ему Теодора.

— Положение почетной гостьи на моем скромном торжестве, только и всего.

Своей забавной манерой речи Джейкоб не мог не рассмешить всех остальных, однако, Вольпе заметил, что старший товарищ явно заинтересовался его подругой как потенциальной девушкой для развлечения. Он напрягся и уже хотел было вмешаться, но Иви, знавшая брата как себя, опередила его.

— Добрый сэр торопится с такими предложениями. Во всех смыслах, — сказала она, отпихивая его подальше от Теодоры. — Но, раз уж на то пошло, мы и правда будем рады, если ты пойдешь с нами. Тяжело иметь дело с этой банкой сосисок в одиночку.

— Могу представить, — Теодора уже не сдерживала гомерического хохота от всей ситуации. — Раз такое дело, я обязана пойти.

— Разве тебе не нужно вернуться к монашкам? — удивился Вольпе.

— Нет. С тех пор, как я выплатила им все долги, мне позволяют возвращаться позже или ночевать в доме Тэтча. Думаю, что смогу позвонить им от вас и соврать, что останусь с ночевкой.

Решив этот вопрос к удовольствию всех сторон, толпа молодых людей направилась дальше и довольно скоро добралась до места назначения. Впереди их ждало немало работы.