Они привыкли к новой жизни так быстро, что даже не заметили, как стремительно пролетели следующая пара лет. Это казалось невозможным, особенно для них, привыкших к мучительно-медленному течению времени за время разлуки, однако, все дело было именно в ней. Им всего лишь стоило оказаться вместе, чтобы жизнь снова наполнилась красками и событиями, чей непрерывный поток делал время совершенно незаметным. И именно благодаря присутствию рядом друг друга они смогли многого добиться.

Открытие центра было скромным и незаметным. Они всего лишь сняли несколько помещений в студгородке и купили оборудование для первых исследований, наняли нескольких сотрудников и приступили к работе. Все наводки указывали им на то, что где-то в штате есть один из Храмов Предтечей или, по меньшей мере, секретное место, где хранился артефакт. И установление его местоположения стало первостепенной задачей Никколо и его нового центра.

Вольпе же в качестве основной работы избрал неожиданную для себя стезю бармена. Сначала он просто устроился в находящийся на отшибе бар «Спящий лис» на полставки, но довольно скоро втянулся и стал работать на полную. А через полгода и вовсе выкупил бар у прежнего владельца. Произошло это во многом благодаря Джованни, Паоле и Теодоре. Они обнаружили достаточно крупную и дружную итальянскую диаспору в городе и часто посещали их мероприятия. На одном из них Джованни подружился с Лоренцо Медичи, директором средней школы, куда Джованни собирался отдать Федерико через год, а Паола встретила нового человека, за которого довольно скоро вышла замуж.

Встретившись с этим человеком, веселым и харизматичным бизнесменом, на вечеринке по случаю их с Паолой помолвки, Вольпе сразу же его узнал — этот человек был его непосредственным начальником. Они разговорились о работе и напитках, и Вольпе с удивлением выяснил, что новый муж его хорошей подруги давно мечтал избавиться от бара, но не хотел продавать его первому попавшемуся дельцу. Но Вольпе ему понравился, да так, что на следующий день бар «Спящий лис» сменил хозяина. Поначалу Вольпе не был уверен в том, что сделал правильное вложение остатков наследства Рэниро. Однако, довольно скоро обнаружил всю потенциальную выгоду своего нового приобретения. Расположение бара в не самом благополучном районе сделало его идеальным местом встреч для сомнительных личностей разной степени порядочности. Так Вольпе получил возможность заниматься своей второй работой — сбором информации.

О том, что стал владельцем бара, Вольпе не стал никому рассказывать, и мужа Паолы убедил поступить также. Он не хотел, чтобы Никколо и друзья, волновавшиеся за него, начали захаживать к нему на работу или выставили поблизости своих наблюдателей. Это спугнуло бы всех интересных посетителей и пустило бы всю работу коту под хвост. Благодаря этому Вольпе довольно быстро научился добывать нужную информацию и выходить на полезных людей и довольно скоро начал поставлять Никколо полезные для поисков данные. Конечно, это вызвало вопросы, но никто не решился его прищучить — понимали, что такова его работа как информатора.

Вот так они и жили какое-то время. И в целом были всем довольны. Едва привыкший к этой стабильности Вольпе, тем не менее, тревожился порой. Боялся внезапных и кардинальных перемен, ведущих, скорее, к беде, чем к счастью, и, сам того не подозревая, оказался в этом прав. Все уже менялось, но Вольпе не сразу это заметил. Он был слишком занят состоянием Никколо, с каждым днем бравшим все больше и больше работы на дом. Никколо, конечно, обещал так больше не делать и больше отдыхать, но все чаще и чаще нарушал свое слово. И терпение Вольпе в один прекрасный момент лопнуло.

В тот день он вернулся домой после долгого и тяжелого рабочего дня и обнаружил Никколо работающим над очередной пачкой фотографий какого-то подозрительного места. Отбросив обувь куда-то в сторону, он подошел к Никколо, обнял его за плечи и мягко поцеловал побелевшие костяшки его пальцев, стискивающие виски.

— Зачем ты себя мучаешь? — прошептал он, чувствуя, как Никколо постепенно расслабляется. — Отдохни, пожалуйста.

— Не могу, — тихо ответил Никколо. — Просто не могу себя заставить отложить эти сраные фотографии. Это то самое место, где веками находился один из самых главных и мощных Храмов Предтеч. Тамплиеры нашли его раньше нас и уже облазили там все вдоль и поперек, но не смогли открыть проход. Но они захватили немало артефактов и в любой момент могут разгадать эту задачку. Мы должны торопиться, если хотим предотвратить катастрофу и уничтожить то, ради чего все это время боролись ордена. Так что я просто обязан найти решение, но пока не преуспел. Каждый раз, когда я смотрю на эти наработки, то понимаю, что что-то не сходится, и пытаюсь разобраться с этим.

— Если ищешь иголку в стоге сена — сожги сраный стог, проверь пепел и расслабься, — рассудил Вольпе, чуть ли не на себе утаскивая его в сторону кровати. — Меня этому Федерико научил. Ох уж эта его книжка про Уолдо…

— Этот ребенок — твой лучший ученик, — тихо рассмеялся Никколо, все же позволяя Вольпе подобное самоуправство. — В таком-то возрасте может из кого угодно веревки вить.

— Да, и его я вижу чаще, чем тебя, — дождавшись, пока Никколо уляжется, Вольпе забрался на его колени. — Несправедливо, не находишь?

— Прости, любимый, — Никколо прижал его руку к губам. — В последнее время я и правда обделял тебя вниманием, и ты все это время был так добр ко мне… Я тебя не заслуживаю.

— Не говори глупостей. Ты заслуживаешь гораздо большего.

— Разве существует ли что-то большее, чем твои любовь и терпение?

— Если пообещаешь хотя бы один вечер не думать о своих бумажках, я озвучу тебе весь список.

— Я весь внимание.

Перечислять аргументы в пользу совместного времяпрепровождения и более частого отдыха Вольпе закончил где-то к середине ночи. Довольные и уставшие столь продуктивным занятием, они оба привели себя в порядок и вернулись в постель. Обнимая задремавшего в его руках Вольпе, Никколо и сам задремал и был готов с минуты на минуту окончательно уснуть. Огромный поток информации постепенно оседал в его голове, самостоятельно раскладываясь по нужным полочкам в хранилище с уже собранными знаниями. Перед полуприкрытыми глазами перламутрово-сливочными пятнами мелькала кожа потягивающегося лиса и блестело что-то круглое и зеленое, знакомое, привычное, но отчего-то привлекшее его внимание только сейчас. Какая-то мысль, связанная с вещицей, назойливо пищащим комаром ворвалась в замутненный сонной пеленой разум Никколо и принялась настойчиво там ошиваться.

Прищурившись, Никколо прогнал сон и присмотрелся — почему-то раньше кулон, который Вольпе никогда не снимал со своей шеи, не вызывал у него такого интереса. В его форме было что-то знакомое. Что-то похожее он уже видел на каких-то старых снимках, раздобытых для него знакомыми работниками спецслужб и по совместительству ассассинами. Все эти места были связаны с орденом, и сейчас Никколо, изучивший снимки с ними до мельчайших деталей, пытался вспомнить, на каком же из них он видел очертания именного этой вещи. В том, что кулон имеет какое-то отношение к ордену, он ни капельки не сомневался. Внезапная догадка заставила его подскочить и встать с постели.

Вольпе, проснувшись от его движения, тяжело вздохнул.

— Никколо, ты невыносим.

— А ты — чудо, — ласково сказал Никколо, разгребая лежащие на столе бумаги в поисках нужных фотографий. Когда они, наконец, нашлись, он схватил их, вернулся в постель и протянул их Вольпе. — Посмотри. Ничего не напоминает?

Вольпе, поджимая губы, взял снимки и взглянул на них. На фотографиях он увидел какую-то странную поляну в густом лесу. Среди выстроившихся неоднородными рядами деревьев выделялись огромные камни разных форм. Поначалу это показалось Вольпе чем-то вроде причуды Матери-Природы, однако, присмотревшись получше, Вольпе понял — природа ни за что бы не смогла создать камни таких форм и размеров и так их разместить в лесу. Человек также не мог такого сотворить — учитывая, что люди обнаружили их относительно недавно, обработаны они явно были существом другого порядка. Эта хаотично разбросанная куча камней никак не напоминала Храм, и только подумав об этом Вольпе понял, что имел в виду Никколо, говоря, что тамплиеры не смогли в него попасть. Должно быть, нужно было открыть проход к Храму с помощью одного из этих камней.

Его догадка подтвердилась стоило Вольпе добраться до сделанных крупным планом фотографий каждого камня в отдельности. На одном из них Вольпе увидел странную выемку, идеально повторявшую форму кулона на его шее.

— Я понимаю, что это не то, о чем тебе хотелось бы говорить, — тихо начал Никколо, по лицу Вольпе поняв, что до него дошло. — Но я не могу не спросить… Гил, откуда у… него был этот кулон?

— Я… не знаю, — Вольпе пытался унять дрожь в руках. Да, прошло уже больше десяти лет, но где-то в глубине души еще что-то болело, и он не мог ничего поделать. — Он просто положил кулон в конверт с письмом. Даже не удосужился объяснить, почему решил отдать его именно мне. Просто написал, что этот кулон открывает к чему-то путь и помогает тому, кто его носит, однако, еще ни разу эта штука мне ничем не помогла.

— Подумать только, все это время ключ был у меня под самым носом, — Никколо кусал собственные пальцы. — Гил, он подарил тебе не просто кулон, не просто какую-то лишившуюся силы безделушку Предтеч. Он подарил тебе ключ ко всему их наследию. Или к его существенной части как минимум.

— И что я должен с ним делать? — закатил глаза Вольпе. — Открыть гробницу этих божков и устроить вечеринку у них на костях?

— Фу, это жестоко! Конечно, нет. Думаю, нам стоит осмотреть это место и попробовать вставить кулон в выемку. Если повезет, дверь откроется, и мы попадем в Храм. Если мы там что-то найдем — спрячем у наших союзников так, чтобы не добрались тамплиеры, ничего не найдем — так и вовсе замечательно. Ну это, разумеется, в случае, если тамплиеры не разграбили это местечко еще раньше, — Никколо вздохнул. — Если разграбили — найдем способ отобрать и спрятать. Все просто. Не волнуйся, я понимаю, что это… тяжело. Я обязательно верну его тебе сразу же, как закончу.

Вольпе не стал торопиться с ответом. Он накрыл ладонью прохладный металл кулона, который держал при себе столько лет, и размышлял о том, как ему следует поступить. Никколо был прав. Некоторые вещи лучше иметь при себе и не подпускать к ним врагов, особенно если эти вещи — наследие больных божественных ублюдков. Но все же правда о том, чем на самом деле являлся подарок Рэниро, Вольпе нисколечко не понравилась. Ему было больно даже предполагать, что эта чертова вещица на его шее могла стать одной из косвенных причин гибели близкого человека, и поэтому Вольпе поспешил стянуть с себя ремешок.

— Нет. Я хочу, чтобы ты забрал его себе насовсем, — прошептал он, протягивая кулон Никколо. — Мне нужно отпустить это чертово прошлое. Пора бы уже.

Никколо притянул Вольпе за руки к себе и крепко обнял, надеясь, что близость сможет прогнать хоть часть его страхов, сомнений и плохих воспоминаний. Он уже пожалел о том, что вообще обратил внимание на этот дурацкий кулон. Пусть он и понимал, что обязан проверить свою догадку и после продолжить двигаться к цели, но смена курса, которую он пока что хранил в тайне от Вольпе, все меньше и меньше казалась ему правильной. Никколо снова задумался — правильно ли он поступил, отказавшись от своей цели развалить орден и решив в самом-то деле его возглавить? Сможет ли он, заполучив в свои руки такую власть, создать мир, где они с Вольпе смогут оставаться вместе столько, сколько им обоим отпущено жизни на этой земле, и провести это время хоть сколько-нибудь счастливо? Или же он, как полный идиот, повелся на ту же жалкую приманку, что и все идиоты до него?

Он искал ответы на свои вопросы неделями и даже месяцами, но пока что так и не нашел. Чувствуя тяжесть борьбы любви и совести с честолюбием и самоуверенностью, Никколо поцеловал Вольпе в макушку и зарылся носом в густую копну его волос. Родной запах вскоре убаюкал Никколо, помог отогнать лишние мысли. И впервые за какое-то время Никколо позволил себе такую роскошь, как сон, лишенный тяжелых и мучительных кошмаров.

Наутро он позвонил в центр и велел товарищам разузнать точные координаты поляны с камнями. Ожидая ответов, Никколо задержался дома и приготовил им с Вольпе, взявшим в этот день выходной, обильный и сытный завтрак. Разговориться или закончить они не успели — Марио довольно скоро перезвонил и сказал, что заедет за Никколо где-то через час.

— Кто это был? — спросил Вольпе, беглым взглядом окидывая первую полосу утренней газеты и чудом умудряясь не запачкать ее готовым упасть с ложки джемом.

— Марио, — Никколо опустился на соседний стул и принялся торопливо доедать остатки яичницы. — Они с парнями заедут за мной в районе часа. Мы поедем к камням.

Рука Вольпе с зажатой в ней ложкой с джемом замерла над хрустящим и немного остывшим тостом. Он знал, что Никколо собирается сделать это как можно раньше, но не ожидал, что это произойдет… так быстро.

— Я поеду с вами, — сказал Вольпе так сухо и твердо, что Никколо подавился от удивления его неожиданным решением. — Я хочу понять, ради чего… шла все эта дурацкая борьба.

— Хорошо, — с трудом проглотив еду и избавившись от кашля, ответил Никколо. — Я, конечно, не предупреждал их, но, думаю, никто не будет против. Будет неплохо поехать всей командой. Возможно, ты даже заметишь что-то, что не заметим мы.

На какое-то время в квартире стало тихо. Они ковырялись в тарелках и раздумывали каждый о своем. Вольпе все не мог перестать думать о дурацком медальоне. Никколо же, не подозревавший обо всех его волнениях, чувствовал неожиданный прилив сил. Ему нравилась мысль о том, что они сделают что-то подобное вместе, и он с нетерпением предвкушал эту поездку.

Марио заехал за ними вовремя, как и обещал. К этому моменту Никколо и Вольпе, абсолютно готовые к поездке, ждали его на безлюдной улочке через пару кварталов от дома. Увидев Вольпе, Марио и сидевшие в машине Антонио и Бартоломео очень удивились, но вопросов задавать не стали. Зная эту странную парочку, они легко поверили бы в то, что Вольпе пришел к Никколо ночью или рано утром. Марио завел машину и повез их в нужное место, и за всю дорогу они так не произнесли ни слова.

Они все одинаково устали. Не физически — морально. Они не говорили об этом друг с другом, но все равно прекрасно понимали, что не одиноки в своих ощущениях. Двойная жизнь давалась тяжело, и ответственность за решения и их выполнение возрастала в лучшем случае в два раза. Пусть они и не были верхушкой ордена, а лишь намеревались ей стать, легче от этого ситуация не становилась. Но останавливаться они не собирались — они уже переступили черту, отделяющую их от возможности прекратить то, чем они занимаются. Все, что им остается, — двигаться вперед.

Марио выехал на шоссе, делившее на две части огромный лес, и, не проехав и половины, свернул на единственный съезд, ведущий к единственной на всю округу заправке с большой парковкой для обожавших палаточные походы туристов.

— Вылезайте, — сказал он, оставив машину на ближайшем к дороге парковочном месте и обернувшись на пассажиров. — Дальше нам не проехать. Поляна там, в глубине леса, ближе к резервации могавков. Коренные пока что не дают прокладывать асфальт к резервации и ходят до городов пешком. Так что мы проделаем половину пути по их дороге, а дальше… придется свернуть в лес.

Никто не стал спорить с этим планом. Они выбрались из машины и, по привычке оглянувшись проверить, не следят ли за ними, пошли по длинной проселочной дороге, начинавшейся за заправкой. К счастью для них, день выдался умеренно-теплым, и пятеро мужчин без всяких проблем проделали этот путь по открытой для солнца и ветра дороге. Спустя сорок минут Марио остановил их, вытащил из кармана карту и компас и, сверившись с ними, кивнул. Пора было сворачивать в лес.

По заросшей кустами и корягами чаще они шли гораздо дольше. Высокие ели своими густыми и терпко пахнущими ветками, увешанными тяжелыми гроздьями иголок и шишек, закрывали большую часть неба, из-за чего лес казался мрачным, холодным и враждебным. Огромные заросшие мхами и грибами валуны блестели влагой, освещаемые редкими проникающими в лес лучиками. Птицы затихали при их приближении, а маленькие зверьки, заслышав их тяжелые шаги и громкое дыхание, скрывались в зарослях загодя. Таким образом они продирались через лес еще минут сорок.

Отгоняя от лица очередную мошку, Вольпе хотел было спросить у Марио, долго ли им еще осталось, и именно в этот момент Марио указал им на какой-то просвет впереди:

— Считайте, мы уже пришли. Вон эта поляна.

— Здоровенная, — заметил Антонио, осматривая окруженный деревьями скалистый участок леса. — Без деревьев тут пустовато, если начистоту. С высоты, должно быть, выглядит как проплешина.

Мужчины ответили ему усмешками и разбрелись по поляне, осматриваясь. Пока остальные проверяли, нет ли на поляне чего опасного или сомнительного, Вольпе подобрался к камням. Чем дольше он их рассматривал, тем сильнее они начинали напоминать ему куски черных, почти что обсидиановых плит. Шесть высоких каменных столбов, квадратных и ровных, выпирали из земли в самом центре поляны на расстоянии пяти метров друг от друга двумя рядами — по три в каждом. Они были похожи не то на ворота, не то на опоры обрушившейся крыши и казались совершенно нетронутыми временем и природой, чего нельзя было сказать про нормальные камни. На этих странных столбах и десятке, если не дюжине огромных черных плит, развалившихся тут и там или острыми углами выпиравших из земли, Вольпе не увидел ни мха, ни царапин, ни сколов, ничего живого и естественного. Это все было ужасно странно. Словно что-то огромное разрушило какое-то строение, раскидало стены по поляне, перекрыв тем самым вход в Храм.

— Надо же, а резервация, оказывается, совсем близко, — заметил Бартоломео с другого конца поляны. — Хотя, казалось, до нее еще идти и идти.

Вольпе проследил за его рукой и заметил где-то там, вдалеке, высокое ограждение и дым, поднимающийся от печных труб. Такая близость к резервации удивила его и почти всех остальных, кроме Никколо.

— Эта дорога петляет, так что неудивительно, что она кажется длинной. Что до резервации… Это довольно интересное место. Живущее там племя могавков — одни из немногих, кто остались на землях своих предков и не сдвинулись с места даже когда колонизаторы ужесточили свой натиск. Причина очевидна. Они с самого начала знали о существовании Храма в этих местах и часто отправляли сюда своих шаманов, — рассказал Никколо, присоединившись к Вольпе в осмотре столбов. — По одной из их легенд, те, кто заходили в храм и проходили испытание, получали особенную силу. Их зрение менялось. Они получали способность видеть в темноте, различать друга от врага, лучше ориентировались в лесу и все такое. Эта легенда дает понять, что и среди индейцев были потомки Предтеч, поскольку подтверждает уже имеющиеся у нас знания о генах других таких же потомков из европейских стран.

— Орлиное Зрение, — Марио понимающе кивнул. Увидев, что остальные таращатся на него с немыми вопросами в глазах, он вздохнул и объяснил. — Способность, позволяющая видеть то, что скрыто обычному человеческому взгляду. Она зафиксирована у большинства семей, поколениями состоящих в ордене, у моей в том числе. Мне его пробудить не удалось, но Джованни — да. Я пытался уговорить его поехать с нами, но он отказался наотрез. Очень жаль. Его помощь нам бы очень пригодилась.

— Да уж, — согласился с ним Антонио, мрачно прихлопывавший очередного комара.

— К счастью, нам есть на что опереться помимо одной легенды и упомянутой в ней способности, — продолжил Никколо. — Еще одна легенда проливает свет на то, что может быть скрыто в этом конкретном Храме. Местные полагают, что где-то здесь, под землей, похоронено нечто. По одной версии, это великий воин, обошедший всю землю в поисках уникального сокровища и, обнаружив его, вернулся в родные места и упокоился здесь вместе с сокровищем, надеясь прятать его от алчных соплеменников. По другой, здесь спит божество, способное даровать власть над вселенной тем, кто навестит его и выполнит его самое сокровенное желание.

— Серьезно, Никколо? — Бартоломео тоже приблизился к камням. — Ты и правда веришь в эту чушь?

— Скорее, понимаю, что здесь есть доля истины, — Никколо продолжал кружить вокруг столбов и остальных кусков каменных плит, выглядывавших из земли там и сям. — Ведь существование самих Предтеч тоже считалось чепухой многие века. А их артефакты многие люди считали хитроумными гениальными изобретениями, пока не понимали, что они на самом деле из себя представляют. Так что здесь вполне может находиться их очередной артефакт. Или, чем черт не шутит, настоящая могила кого-то из Предтеч.

— И как же нам попасть внутрь, чтобы проверить? — поморщился Марио.

— Есть у меня одна догадка, — сказал Никколо.

Он вытащил из кармана кулон, переданный ему Вольпе этим утром, и показал его остальным.

— Что это? — спросил Антонио, нахмурившись.

— Ключ, полагаю.

— Ни черта подобного, — Марио подошел ближе и побледнел, рассмотрев получше висящий на зажатом в кулаке Никколо ремне кулон. — Это сраная побрякушка Рэниро. Я ее постоянно на нем видел, так что ошибки быть не может. Откуда она здесь?

— Это был его подарок, — признал Вольпе, даже не обернувшись на остальных. — Я хранил его все эти годы.

— А я сегодня заметил, что эта штука соответствует выемке во-о-от здесь, — наконец обнаружив нужный столб, Никколо указал им на то, что искал.

Друзья, все еще сильно сомневавшиеся в его словах, подошли ближе и, рассмотрев выемку и кулон, нашли их совпадающими. Марио единственный продолжал упорствовать.

— Это все бред, Никколо, — повторил он. — Эта штука не может быть ключом к Храму. Посуди сам. Откуда такая важная вещь могла быть у Рэниро? Он всего лишь дворецкий, слуга. Никто в здравом уме не доверил бы ему нечто настолько важное.

Между Марио и Никколо завязался спор, за которым наблюдали стушевавшиеся Антонио и Бартоломео. Вольпе же с тяжелым вздохом опустил руку в карман и вытащил кусочек бумаги. Он подозревал, что нечто подобное может произойти, и взял с собой отрывок письма Рэниро.

— Прочти, — сказал он, протягивая клочок с припиской Марио. — Ты знаешь его почерк, так что экспертиза не понадобится, ведь так?

Марио быстро прочитал приписку раза два или три прежде, чем вернуть ее Вольпе. Он смотрел мрачно и злобно, но Вольпе абсолютно равнодушно встретился с его тяжелым взглядом и выдержал его. Ему было искренне плевать на мнение Марио о них с Рэниро. Все, чего он хотел — дать Никколо возможность проверить свою догадку и успокоиться.

— Ладно, — наконец, вздохнул Марио. — Эта штука, может, и правда артефакт, но вряд ли достаточно сильный, чтобы открыть Храм. Иначе верхушка ордена знала бы об этом с самого начала и, разыскав это место, открыла бы проход к Храму этим кулоном.

— Это вряд ли, — сказал Никколо, явно теряя терпение. — Даже если они знали о назначении кулона, то воспользовались бы им лишь обнаружив это место. Но они даже не пытались его найти, слишком занятые более сильными артефактами. Так что совершенно неудивительно, что этот кулон все эти годы хранился в семье верных слуг Аудиторе до того, как оказался у Вольпе. Это большая удача для нас. Теперь мы сможем открыть Храм сами и тем самым добиться своей цели.

Никколо подошел было к камню и уже потянулся к выемке с зажатым в руке кулоном, но Марио остановил его.

— Не торопись. Думаю, нам стоит сообщить верхушке прежде, чем это сделать, — тихо сказал Марио. В шелесте веток и свисте огибающего деревья ветра любой другой едва ли расслышал его тихий голос, но для Вольпе с его чувствительным слухом это не составило труда. — Если сообщим сейчас, к утру они все будут здесь. И в худшем случае к концу недели ты добьешься желаемого. Станешь новым Гранд-Мастером.

Вольпе, не скрывая своего шока, вытаращился на Никколо и его друзей. Он временами сомневался в том, что Никколо удовлетворится лишь местом в верхушке ордена, но и в то, что Никколо мог отказаться от своей первоначальной цели развалить всю организацию к чертовой матери, тоже не верил. И сейчас, осознав, как сильно он ошибся, списывая становившиеся все более очевидными в последний год неискренность и прочие тревожные звоночки в поведении Никколо на его усталость от постоянной работы, Вольпе понял, каким дураком он был.

Все это время Никколо использовал его самым паскудным образом. Держал его при себе все эти годы, играя на его чувствах и окутывая подобием любви, приручал, делал все, чтобы Вольпе не мог представить своей жизни без него. И для чего? Ради чертового ключа, который, должно быть, заметил давным-давно. Никколо ведь всегда знал свое будущее. Знал, что будет бороться за знания и власть и что встретится с ним, что они будут вместе. Значит, и про ключ тоже знал. Должно быть, даже завладеть им планировал с самого начала. А его, Вольпе, чувства, секс, отношения и всю прочую хрень был не против получить в качестве бонуса. Чем дольше Вольпе наблюдал за разговором Марио и Никколо, чем больше ужасных изменений, прежде им игнорируемых, но сейчас ставших совершенно очевидными, находил, тем больше убеждался в своей правоте.

Осознание этого факта, казалось, должно было убить Вольпе, но почему-то не убило. Вольпе даже сумел справиться со своими чувствами раньше, чем Никколо, заметивший оговорку Марио, обернулся на него. Внешнее спокойствие Вольпе обмануло Никколо.

— Хорошо. Сделаем так, как ты сказал, — ответил Макиавелли, отвернувшись от Вольпе. Дав Марио и остальным возможность осмотреть все, что есть на поляне, Никколо подошел к Вольпе. — Мы скоро поедем в город. Тебя подбросить до работы?

— Нет, — твердо сказал Вольпе. — У меня к тебе много вопросов. И лучше бы тебе на них ответить.

Никколо встретился с ним взглядом и сразу же все понял. Все-таки Вольпе разглядел того монстра, что он пытался скрывать все это время. Никколо тяжело вздохнул, понимая, что другого выхода нет.

— Возвращаемся в город, парни, — сказал он друзьям. — Все равно нам нечего здесь делать, пока все не соберутся.

Никто не стал с ним спорить, даже Вольпе, которому искренне хотелось избить Никколо прямо здесь и сейчас, лишь бы узнать правду. Они молча вернулись на парковку, и Марио довольно резво повез их обратно в город.

На обратном пути Вольпе смотрел в окно и думал лишь об одном — был ли у Никколо шанс остаться таким, каким его встретил Вольпе еще в школе? Или же само появление Вольпе в чьей-то жизни вело исключительно к подобным переменам в каждом человеке, которого он когда-либо любил? Почувствовав на себе внимательный и очень печальный взгляд самого Никколо, Вольпе понял, что его вот-вот разорвет на части изнутри. Скажи ему десять лет назад хоть кто-нибудь, что в будущем может быть что-то хуже смерти Рэниро, Вольпе бы ни за что не поверил. Но сейчас он был готов с легкостью принять на веру какое угодно дерьмо.

Марио высадил их там же, где и забрал, и, пообещав Никколо сообщить об их находке нужным людям, уехал. Когда его машина свернула за поворотом, Вольпе схватил Никколо за руку и потащил в их квартиру. Стоило захлопнувшейся входной двери стать последним препятствием между ними и всем миром, как у Вольпе впервые за долгие годы сорвало крышу.

— Ну, и? — прорычал он сквозь зубы, едва сдерживая рвущийся наружу гнев. — Долго еще ты собирался пудрить мне мозги тем, что собираешься развалить орден?

— Я… Гил, я…

— Не смей звать меня по имени после того, что ты сделал! — взревел Вольпе, раздражаясь все сильнее. — Почему о твоих реальных планах знают все, кроме меня? Или ты думал, что я не отдам тебе эту гребаную побрякушку, если попросишь? Что ради нее нужно меня держать поблизости? Что нужно пудрить мне мозги, петь о чувствах, которых нет, спать со мной все эти годы? Что мне нужно было сделать, чтобы ты был хоть немного честен со мной, Никколо?

Каждый вопрос Вольпе, пропитанный его искренней болью, словно протыкал грудь бледного, как сама Смерть, Никколо острым ножом. Никколо беспомощно открывал и закрывал рот, как будто позабыв все слова и не представляя, как заставить себя ответить. Единственное, на что ему хватило сил, — подойти как можно ближе к Вольпе, остановиться на безопасном расстоянии и рухнуть перед ним на колени.

— Вольпе, я… прости меня, — прошептал Никколо. Только сейчас он позволил своим маскам сползти с лица, обнажая то, во что он превратился за время их разлуки. — Я сам не понимаю, в какой момент я стал таким… ничтожеством. Я солгал тебе о своих планах, но я никогда не лгал тебе о своих чувствах. В это сложно поверить, знаю, но я правда тебя люблю.

— Замолчи, — Вольпе закрыл глаза, стараясь не показывать, насколько ему больно слышать эти слова. — Я не хочу это слушать и дальше. Я ухожу.

— Не надо! — Никколо протянул руки к нему, но не смог коснуться его даже кончиком пальца — Вольпе сделал шаг в сторону и обошел его. — Не уходи! Просто выслушай меня, умоляю! Да, я изменил свои планы. И они очень отличаются от тех, что я озвучивал тебе прежде. Я собирался тебе сказать, ждал подходящего момента, но он все не наступал. Клянусь, Вольпе, я никогда тебя не использовал. Я даже не смотрел на наши отношения подобным образом… Я просто не знал, как сказать, что передумал, что хочу продолжать участвовать в этом всем и дальше. Но я не собираюсь терять тебя только потому, что не успел все рассказать…

— Надо было думать об этом раньше! — потеряв последние остатки самообладания, закричал Вольпе, не успев сделать и пары шагов к двери. — Прежде, чем вступать в этот сраный орден! Ты сделал свой выбор, Никколо, и теперь я делаю свой. Я больше не позволю тебе использовать меня. Ты не настолько страшный, как ты думаешь, здесь ты с легкостью найдешь себе новую марионетку, которая будет греть тебе постель и выполнять грязную работу. А с меня хватит этой херни.

Никколо не успел больше ничего сказать или сделать, даже подняться на ноги и догнать Вольпе. Пока он, завозившись, поднимался, Вольпе успел выскочить в коридор и хлопнуть дверью с такой силой, что старый замок сломался. Никколо завозился с замком, но понял, что теряет драгоценное время, высадил к чертовой матери дверь. Оказавшись на улице, он понял, что искать Вольпе уже не имеет смысла. Вольпе растворился в опустившихся на город сумерках, не оставляя никакой подсказки к тому, куда мог направиться. Никколо резким движением взъерошил волосы, расцарапав при этом отросшими ногтями кожу на голове. Все это было препаршиво. Нервным движением убрав руки в карманы брюк, Никколо вдруг понял, что дела обстоят еще хуже, чем ему казалось.

Кулон-ключ пропал из его кармана, и Никколо не составило никакого труда понять, куда же он делся. Вольпе до сих пор оставался талантливым вором, о чем многие в его окружении периодически забывали. И, что было хуже всего, Вольпе был непредсказуем даже будучи абсолютно спокойным. Сейчас же Вольпе был откровенно взбешен и, следовательно, опасен для всех, в том числе и для себя. Гадая, куда мог отправиться в таком нестабильном состоянии лисенок, встревоженный Никколо вернулся в квартиру и снова позвонил Марио. Он решил проверить одно из своих самых диких предположений, отчего-то чувствуя, что именно оно может оказаться единственно верным.

По голосу Никколо поняв, что дело срочное и серьезное, Марио быстро собрал остальных и приехал к его дому. Стоило Никколо запрыгнуть на переднее пассажирское сидение, и Марио с силой вдавил педаль газа в пол. Машина, взвизгнув стремительно завращавшимися шинами, рванула вперед.

Погода испортилась стоило Марио выехать на окраину. Ни он, ни кто-то еще из его спутников не поняли, откуда взялись темные облака, тяжелые и объемные, сильный, почти что ураганный ветер, несущий откуда-то с севера холод и пыльный запах надвигающейся грозы, и вылез молочный туман, с каждой минутой сгущавшийся все больше и больше. Видимость была отвратительная, и лишь благодаря немалому опыту вождения Марио они продолжали двигаться вперед, к цели.

Мрачнее туч и холоднее тумана, застилавшего землю, был только лихорадочно размышлявший Никколо. Он сразу же понял — это все связано. Нечто, находящееся в Храме, чувствовало намерения Вольпе, какими они ни были, и явно ожидало его появления. И если сидевшие сзади Антонио и Бартоломео не видели его лица и явно не понимали всей серьезности ситуации, то Марио, даже мельком взглянувший на лицо Никколо, что-то заподозрил.

— Что ты такого сделал, что Вольпе психанул? — спросил Марио. Он не имел привычки лезть в чужие отношения и оттого старался не задавать таких вопросов, но сейчас чувствовал, что должен иметь представление о происходящем.

— Я… обманул Вольпе. Много лет назад я пообещал развалить орден, но не сказал, что передумал и решил его возгла-а-амать твою, Марио! Держи сраный руль! — завопил Никколо, вцепившись в кресло и молясь, чтобы ремни безопасности действительно были способны его защитить от смертельной опасности. Ведь ничего другого то, как резко с психу вывернул руль Марио, ему не предвещало.

— Ты гребаный идиот, Никколо! — заорал в ответ Марио. — Я предупреждал тебя! Вольпе не тот человек, которого можно обмануть, а потом задобрить, если обман раскроется! Ты просто невероятный долбоеб! Ладно бы ты подверг опасности только орден, так еще и нас и его! Как мы по-твоему должны искать его в этом сраном лесу в такую погоду, да еще и в тумане? На ощупь?

— Завалите хлебальники, — рявкнул откуда-то сзади Антонио. В салон машины капала вода — Бартоломео, которого сильно укачало от быстрой езды и постоянных перемещений из одного ряда трассы в другой, открыл окно и блевал на улицу за неимением пакета. — Вон съезд! Пора поворачивать!

Доезжать до парковки они не стали — так сильно торопились, что бросили машину на обочине и сразу направились в лес. Они бы не нашли то самое место, где были днем, если бы не упиравшийся в небо яркий столб серебристого света. Сомнений быть не могло — они опоздали, и Вольпе уже сделал всю работу за них. Земля под их ногами вибрировала, дрожала, ветер сбивал с ног и ломал деревья, потоки воды падали на их головы вместе с ветками, мешая смотреть вперед, Что-то давило на их барабанные перепонки резким и неприятным звуком, непохожим ни на гром, ни на гул торнадо, ни на тяжелый шелест перекатывающихся волн цунами. Этот звук напоминал нечеловеческий бессловесный крик, смешавшийся с ветром и шумом дождя. Перескакивая через поваленные деревья и камни, всплывающие то тут, то там из моря трав и веток, друзья неслись вперед. Никколо надеялся, что они добегут до поляны раньше, чем Вольпе совершит непоправимое. Наконец-то выбежав на поляну, мужчины на миг замерли и принялись искать взглядами Вольпе. Сильно трясущаяся под ногами земля и хлеставший по лицам ветер мешали им смотреть и передвигаться, и даже такие посредственные поиски стоили им огромных усилий. И все же они нашли Вольпе там, где ожидали и боялись его увидеть.

Вольпе стоял у того самого столба и прижимал к обнаруженной Никколо выемке кулон-ключ, запустивший всю эту жуткую реакцию. Свет, вырывавшийся не пойми откуда, творил с ним что-то жуткое и страшное, еще более пугающее, чем все происходящее с землей и погодой. Вольпе был ужасно бледен, его глаза светились золотистым светом, выделяющимся на фоне белого окружения, а из глотки вырывался леденящий душу вопль. Должно быть, именно это его голос, многократно усиленный неизвестным явлением, они и слышали по пути сюда. Все это было по меньшей мере жутко и тревожно и ничего хорошего не предвещало.

Забыв обо всем, Никколо побежал к Вольпе. Он думал, что быстро пересечет это крошечное разделяющее их расстояние и вытащит Вольпе, остановит весь этот ужасный процесс. Однако, свет оказался стеной, защитным пузырем, призванным уберечь пришедшего с ключом от вмешательства со стороны, и Никколо не смог прорваться сквозь него. Свет отбросил его в сторону, прямо на остатки каменных плит, и Никколо, сильно ударившись спиной, вскрикнул от боли. Друзья бросились к нему на помощь, но не успели.

Столбы привели землю на поляне в движение. Никколо, едва успевший вернуться к защитному пузырю, снова упал, но уже не на землю, а на выбиравшиеся из-под нее плиты. Этих плит было немало, и все они, пробужденные ключом в выемке, выбрались наружу и, притягиваемые неизвестной силой, поползли к рядам столбов, пока земля между ними проваливалась все ниже и ниже, словно бы открывая какой-то проход. Часть плит складывалась поверх этой покатой земли в ровный спуск, а все остальные медленно соединялись со столбами и друг другом.

Огромный луч света рассыпался на небольшие сгустки энергии, которые разлетелись в разные стороны и врезались в просветы между плитами, словно окончательно скрепили их друг с другом. Теперь не было шести столбов и осколков плит из неизвестно материала. Теперь это было непонятное строение из трех стен и потолка, скрывающее некий твердый спуск. И Никколо, едва успевший подхватить рухнувшего с зажатым в руке кулоном Вольпе, скатился вниз. Друзья тут же бросились к ним на подмогу,

— Эй, вы там! — крикнул Антонио, оказавшись на спуске первым. — Вы в порядке?

— Я жив, но вот Вольпе… Я не знаю, что с ним, — с трудом приподнявшись, Никколо попытался прощупать пульс бессознательного Вольпе, но его руки так дрожали, что ничего не могли прочувствовать. — Нет, нет, пожалуйста, Вольпе, не умирай. Ты не можешь меня бросить…

— Успокойся, Никколо, — Марио опустился рядом с Никколо и, убрав его руки, сам пощупал пульс Вольпе. — Он жив, он дышит. Сердце бьется. Господи, что за херню он сделал?

— Не знаю, но это сейчас неважно, — паникующий Никколо бледнел все сильнее. — Нужно отвезти его в больницу!

— Не торопись ты! — Марио остановил его от попытки взять Вольпе на руки. — Смотри! Кажется, он приходит в себя!

Никколо замер и с тревогой всмотрелся в бледное лицо Вольпе. Он начал дышать глубже и спокойнее, но сильно застонал, попробовав пошевелиться. Его веки дрогнули и начали медленно приподниматься. С плеч Никколо рухнул ужасный груз, когда Вольпе наконец-то открыл свои прекрасные глаза. А встретившись с его осознанным, но немного замутненным от боли взглядом, Никколо не смог сдержать слез счастья. Вольпе жив. Раз так, не все еще потеряно.

— Гил, — прошептал Никколо, приподняв Вольпе и устроив его на своей груди. — Как ты себя чувствуешь?

— Мне… надо просто поспать, — тихо сказал Вольпе, прижимаясь к нему вместо того, чтобы отстраниться. — Отвезешь меня домой?

— Отвезу, — Никколо с большим трудом сдержался, чтобы не зацеловать его в присутствии остальных. — Обязательно. Все будет в порядке, обещаю.

Он смотрел на то, как обессилевший Вольпе засыпает в его руках, и благодарил всех существующих богов. Они все легко отделались. Никто не пострадал. И, что более важно, все еще можно было исправить. Не только оправдаться перед приглашенной в город верхушкой ордена, рассчитывавшей лично наблюдать за открытием прохода в Храм. Но и спасти их с Вольпе отношения. Никколо был в этом уверен. Ведь стал бы иначе Вольпе тянуться к нему в таком уязвимом состоянии, не будь в его сердце хоть крошки доверия к Никколо?

Обнадеженный такими мыслями, Никколо поднялся и, взяв неспособного передвигаться самостоятельно Вольпе на руки, понес его к машине.

— Куда его везти? — спросил Марио, когда они вышли из леса.

— Ко мне домой. Я больше не позволю ему сбежать. Обещаю, — решительно ответил Никколо, подходя к машине. — Днем вы встретите старших без меня.

— Это невозможно, Никколо! — возмутился Антонио, догнав его. — Если ты пропустишь встречу с верхушкой, все, что мы делали все эти годы, пойдет насмарку.

— Антонио прав, — Марио открыл для Никколо дверь машины и позволив ему усадить Вольпе на заднее сидение и пристегнуть ремнями, снова ее закрыл. — Ты не имеешь права пропускать эту встречу. Поэтому отправишься на нее и выдашь верхушке сносную версию произошедшего. Антонио и Бартоломео поедут с тобой и помогут напустить им пыли в глаза. Хотя, это и не понадобится, они нам за это все простят. Я же буду приглядывать за Вольпе. Но могу тебе сказать уже сейчас — никуда он от нас не денется. Посмотри, какой он слабый сейчас. Какой там побег, он дай Бог ходить начнет через неделю!

Слушая их, Никколо с трудом сохранял спокойствие. Он понимал, что друзья правы во всем, что касалось ордена. Однако, они все еще ужасно плохо знали человека, с которым выросли. С Вольпе станется встать на ноги к вечеру следующего дня, если не раньше. Но и дня Никколо должно было хватить, чтобы сбросить с хвоста верхушку и вернуться к Вольпе. А это значит, что сейчас он может доверить им самое дорогое, что у него было в жизни.

 — Хорошо, так и поступим. Главное, чтобы эти пердуны не захотели там лагерем встать, — выдавил Никколо. — Упаси их Боже задержать меня хоть на час.

— Не задержат, — отрезал Марио, забираясь в машину. — Иначе им придется иметь дело с нами, а это им не по зубам и не по карману. Забирайся. Времени мало.

Весь путь до дома Никколо смотрел на крепко спящего Вольпе и думал — в этот раз общаться с верхушкой будет тяжелее обычного. Вот уже несколько лет туда входил Джейкоб, по слухам, еще не создавший семьи, хотя в его возрасте потомственные ассассины успевали наплодить бодро растущую кучку детей от покладистых жен или верных мужей. Именно Джейкоб был его соперником в борьбе не только за любовь Вольпе (Никколо был уверен, что Джейкоб так и не забыл Вольпе с тех школьных дней, иначе давно бы нашел кого-то), но и титул Гранд-Мастера. Знал бы он раньше, что все сложится именно так — давно бы нашел способ отвадить Джейкоба, однако, шансы были упущены. Борьба предстояла нешуточная. Но сейчас Никколо почувствовал, что готов в ней победить ради возможности вернуться к Вольпе.

На самого лисенка Никколо не капельки не сердился. Любой другой на месте Вольпе убил бы его за такое предательство и имел бы на то полное право. Никколо вздохнул и понадеялся, что товарищи не истолкуют его поведение превратно. Еще не хватало, чтобы по ордену пошли гнусные слухи или, чего хуже, верхушка засомневалась в его порядочности. После случая с Рэниро все наверняка бы обвинили Вольпе в совращении еще одного перспективного члена ордена и приказали бы Никколо его казнить, чтобы доказать свою верность. Потерять Вольпе снова и уже навсегда по такой мерзкой причине Никколо хотелось меньше всего.

В город они вернулись очень ранним утром. Оставив Антонио и Бартоломео досыпать в машине, Никколо перенес Вольпе в квартиру. Марио, чем сильно его взбесил, следовал за ним по пятам, но сейчас Никколо был не в том положении, чтобы ссориться с ним. Но его терпение подверглось серьезному испытанию, когда Марио вытащил свои рабочие наручники и приковал ими Вольпе к деревянным прутьям в спинке кровати.

— Марио, какого черта, — не выдержав, возмутился Никколо, когда тот закончил и посмотрел на друга с каким-то ожиданием благодарности в гордом виде. — Зачем ты это сделал?

— Как — зачем? — нахмурился Марио. — Чтобы не сбежал или еще чего не натворил.

— Но ведь он не зверь. И не преступник, чтобы его приковывать! — Никколо потрогал рукой зазубрины, впившиеся в мягкую кожу на запястьях Вольпе, и удивился их плотности и умеренной остроте. — Марио, это же жуть. Убери это.

— Никколо, он сбежал и натворил делов, а ты не сумел его остановить. Это мера предосторожности, — Марио, казалось, не видел в этом дерьме никакой проблемы, но явно сомневался в адекватности возмущенного его решением Никколо. — Это необходимо, чтобы он как минимум себя не покалечил.

— Ладно, — Никколо тяжело вздохнул. — Но не держи его в них дольше, чем в этом есть смысл, ладно?

— Ладно.

До утра оставалось еще немного времени, так что они могли позволить себе крошечную передышку. Никколо присел на край кровати и вгляделся в бледное лицо крепко спящего Вольпе. Контакт с наследием Предтеч явно забрал у него что-то кроме огромного количества сил. Вольпе вздрагивал и что-то бормотал, плененный терзающими его разум и душу кошмарами, метался даже и время от времени всхлипывал, словно переживая ужасающие муки.

Вид его, такого уязвимого и страдающего, ранил Никколо в самое сердце. Тошнотворный стыд за совершенный проступок обжигал кислотой стенки его желудка, от чего, казалось, его в любую минуту могло вывернуть наизнанку, а тяжелый груз совести, давивший на легкие, мешал вдохнуть полной грудью. Только сейчас Никколо в полной мере осознал масштаб последствий собственной лжи. Он был отравлен ядом своего же предательства и заслужил всю боль, что причиняли ему жестокие, но справедливые слова любимого. Но смерть собственной души Никколо перенес бы гораздо легче, чем потерю Вольпе.

— Вали уже, а не то опоздаешь, — выдернул его из этих размышлений голос Марио — И пусть за руль сядет Антонио. Он хоть водить умеет.

Никколо вздрогнул и осмотрелся. Несколько часов пролетели для него совершенно незаметно. Пора было встретиться с верхушкой. Попрощавшись с Марио и бросив последний взгляд на Вольпе, Никколо заставил себя выйти из квартиры. Он вприпрыжку спускался по лестнице и думал только об одном — было ли поведение лисенка в лесу искренним проявлением его настоящих чувств, пересиливших обиду, или же все дело было в ужасной усталости? Правильного ответа Никколо не знал. Ему оставалось лишь надеяться что, проснувшись, Вольпе дождется Никколо и найдет в себе силы хотя бы выслушать его.  По пути в аэропорт Никколо смотрел на проплывающий за окном пейзаж и гадал — было ли лисенку видение в те минуты, пока открывался проход в Храм? И, если да, что же ему показали Предтечи?

***

В черном пространстве не было ничего, кроме реки с золотой водой, этакого теплого потока жидкой энергии. Его медленное течение несло Вольпе на своих мягких волнах, излечивая крошечные раны его души и возвращая затраченные силы. Вольпе нравилось находиться в этом потоке. Он чувствовал, что попал на свое место, туда, где всегда должен был быть. После долгих тревожных лет и ужасных событий этот мирный и беззаботный уголок был тем, в чем он так нуждался.

Мир и спокойствие этого пространства были так приятны, что Вольпе начал в них растворяться. Он хотел бы окончательно слиться с потоком, несшим его куда-то и никуда одновременно, распасться на крошечные частички энергии и позволить золотому потоку себя поглотить. Однако, чей-то зов, едва слышный, но смутно знакомый, отвлек его от этого восхитительного чувства принадлежности этому миру. Вольпе постарался не отвлекаться больше, однако, с каждым мигом зов становился все настойчивее и громче.

Лис… Эй, Лисенок!

Этот голос, такой родной и знакомый, выворачивал все в нем наизнанку, пульсировал в венах адреналиновым огнем, вытаскивал наружу то, что он пытался спрятать от всего мира столько лет. Голос был слишком реален, чтобы оказаться фантазией его распаленного стрессом сознания. Так что Вольпе решил-таки открыть глаза и смело взглянуть на свое окружение еще раз. Решил убедиться, что ему кажется, и никого рядом с ним на самом деле нет. Но его ожидания не оправдались, и самый жуткий страх воплотился в жизнь.

Золотой поток исчез. Теперь вокруг не было ничего, кроме густой и всепоглощающей черной пустоты, наглухо блокировавшей все его чувства. Вольпе ужасно напугало это состояние. Ничего не видя и не слыша, не чувствуя ни запахов, ни вкусов, ничего знакомого и хоть сколько-нибудь реального, Вольпе ощущал себя беззащитным, уязвимым и совершенно беспомощным. Это состояние обнажало все его страхи и вот-вот подтолкнуло бы к настоящему безумию, если бы не новый маленький источник света.

Лазурная звездочка появилась в этой беззвездной невесомости словно из ниоткуда. Она была такой маленькой и невзрачной на первый взгляд, но в ней было сокрыто что-то столь сильное, что Вольпе сразу же это почувствовал. Завороженный ее красотой, он потянулся к ней рукой и с каким-то облегчением рассмеялся, почувствовав окружающее ее тепло. Это тепло было такое знакомое, такое желанное для него до встречи с его Стратегом. От соприкосновения с его остывшей от долгого пребывания в холодном пространстве кожей звезда исчезла, и по глазам ударила яркая вспышка света.

Теплые и знакомые руки обняли его за плечи, и Вольпе, почувствовав их реальность, заплакал. Он узнал их обладателя еще до того, как зрение вернулось и позволило ему обнаружить такой родной изгиб плеча, до того, как вернувшееся обоняние помогло ему уловить такую знакомую смесь запахов нежной лаванды и горького мыла.

— Привет, Лисенок, — ласково прошептал Рэниро.

Баюкая Вольпе в своих объятиях подобно маленькому ребенку, Рэниро еще какое-то время нашептывал ему имевшие смысл только для них двоих слова. В том, как звучал его голос, слышались мурлыкающая нежность к воспитаннику и звенящая радость от долгожданной встречи, симфонией громыхала гордость за то, в какого прекрасного мужчину он вырос. Но все же Рэниро был чем-то опечален — Вольпе слышал по тому, как дрожала время от времени стабильная гладь его звучного голоса, потревоженная чем-то извне. И все же сейчас он волновался о совсем других вещах.

— Ты ведь настоящий, да? — шептал Лис, прижимаясь к его груди. — Пожалуйста, будь настоящим! Я не выдержу второго раза

— Конечно же я настоящий, — Рэниро улыбнулся и поцеловал его в макушку. — Но надолго здесь я не задержусь. Я долгие годы копил силы ради этой встречи, но, боюсь, этого все равно не хватит. Сила моего подарка скоро иссякнет на долгие годы… Так что обсудить мы сможем лишь самое важное.

— Я… не хотел делать то, что сделал, — Лис говорил и говорил, чувствуя, что это необходимо ему как воздух. — Я ведь не сделал ничего плохого?

— Разумеется, нет. Не беспокойся об этом.

— Но я собственными руками разрушил все, и теперь из-за меня у всех проблемы. Опять. Я боюсь, что из-за них дорогие мне люди снова уйдут.

— Гил, — Рэниро взял его за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. — Ты не сделал ничего плохого. Ничего такого, из-за чего те, кто тебе дорог, и кому дорог ты, могли бы тебя оставить. Так должно было случиться. Это просто… жизнь. И тебе нужно жить дальше. Тебе нужно перестать видеть меня в Никколо.

— Я не вижу тебя в нем! — возмутился Лис скорее из желания скрыть правду, чем из искреннего чувства возмущения, вызванного этими словами. Но он знал, что Рэниро всегда читает его как раскрытую книгу, а, значит, понимает, что на самом деле прав. Поняв, что скрывать свои страхи и дальше он уже не может, Лис опустил глаза и поджал губы, чтобы не растерять последние остатки самообладания.

— Твой страх становится больше твоего чувства, — прошептал Рэниро, ласково улыбаясь ему той своей редкой улыбкой, которую не видел никто, кроме Лиса. — Я же вижу, что ты очень любишь его. Не бойся, что с ним случится что-то подобное. Его судьба совершенно иная.

— Расскажи мне, пожалуйста, — попросил Лис. — Его судьбу. Мою. Нашу. Ты ведь ее видишь?

— Я не могу тебе ее рассказать, ведь я вижу лишь жалкие крохи, — Рэниро слабо улыбнулся. — Вы сами строите свои судьбы, Лисенок. Но я точно знаю, что подобное с вами не повторится. Этого не было ни в одной из ваших прошлых судеб и не будет в последующих.

— Что это значит?

— Ровно то, что я сказал. Ты не проживал мою потерю в своих прошлых жизнях и не переживешь ее в последующих. Раньше меня попросту не существовало не только в твоей жизни, но и вообще в этом чертовом мире. Буду ли я существовать потом? Возможно. Но даже так… мы можем и не встретиться больше.

— То есть, люди действительно не умирают, а проходят через реинкарнацию? — Лис нахмурился. — И у нас с Никколо может быть еще один шанс?

— Это лотерея, Лисенок. Никогда не знаешь, какой билет ты вытянешь в одном из концов, и вытянешь ли ты его вообще.

Лис вздохнул и отстранился. Его черепная коробка трещала по швам, грозя сломаться под напором такого объема информации. Это все казалось полной чушью, однако, Вольпе сразу же поверил в услышанное. Не проживи он все эти жуткие события, не получи он от Рэниро вещь, позволявшую им вести все эти разговоры через границу миров живых и мертвых, то, само собой, ни за что бы не поверил. Однако, было в словах Рэниро и много такого, что сильно смущало Вольпе. Смерть Рэниро никак не вязалась с его словами о себе. Его не существовало раньше. Никто не знает, будет ли он существовать потом. То, что он описал, было похоже не то на реинкарнацию, не то на параллельные миры, не то на все вместе взятое и поджидающее каждого из них. Пытаясь разобраться, Вольпе раз за разом упирался только в один вывод. Все дело было не в том, чем заканчивался людской век, а в самом Рэниро.

Рэниро был слишком уникальным человеком. Он не был гением, но при этом знал гораздо больше, чем кто-либо из живущих, его мудрость и жизненный опыт явно превышали его возможности, погребая под собой мудрость и опыт самых старых представителей человечества из ныне живущих. Он читал абсолютно всех как раскрытые книги, манипулировал даже самыми стойкими людьми, он словно менял реальность вокруг себя, делая это так аккуратно и тонко, что это было невозможно заметить. Но Лис, его избранник, его любимчик, ученик, заметил это только сейчас. Нужно было лишь оказаться на этой странной границе обычного, материального мира с миром информации о неподвластных человеческому разуму вещах.

— Что же ты, черт возьми, такое? — прошептал Лис, надеясь, что заблуждается в своем озарении насчет Рэниро.

— Милый Лисенок, — Рэниро улыбнулся ему, мягко, но немного печально, с едва ощутимым упреком, — зачем ты спрашиваешь о том, что уже знаешь?

— Я боюсь, что это окажется правдой, — Лис не смог сдержать слез. — Рэниро, что ты такое? Ты что, один из этих гребаных богов?

Черное пространство вокруг них дрогнуло и пошло трещинами. Рэниро грустно вздохнул, и его улыбка потускнела до тоскливой гримасы. Лис потянулся взять его за руку в надежде задержать, продлить этот разговор и задать еще сотню важных сокровенных вопросов. Он знал, что с последним отвалившимся черным куском все закончится, вернет его в реальный ужасный мир, знал, что должен этим воспользоваться, но не мог. Его взгляд был прикован к происходившим с Рэниро изменениям.

Вечный строгий костюм, без которого дворецкого никто никогда не видел, исчез, но вместо красивого человеческого тела Рэниро Лис увидел… кукольное. Фарфоровое туловище, фарфоровые тело и голова, шарниры, конечности, соединенные ими, тонкие нити, обвивающие грудь и уходящие концами куда-то вверх. А позади, за его спиной… парило существо, чье информационное давление обескуражило Лиса своей безграничностью. В существе, что дергало Рэниро за нитки, не было ничего человеческого, кроме внешности, и Лис сразу понял, с кем имеет дело.

— Ты… был со мной все это время?

Это были последние прозвучавшие в пространстве слова. Последний черный кусок под ногами Лиса рассыпался пылью и осколками, и Лис медленно полетел в бесконечность. Он закрыл глаза, чувствуя, какой ужасной болью отзывается кожа лица на горячие слезы.

«Иди с миром, Лисенок. Прости нас обоих. Создавая этого фарфорового человека, я не думал, что в своей страсти к знаниям он зайдет так далеко и научится чувствовать. Я позволил ему войти в мир, чтобы учиться у людей, не подумав о том, насколько неординарны существа, созданные до него, но я рад, что его учителем на этом пути был именно ты. Я не решился уничтожить его, это хрупкое фарфоровое сокровище с бриллиантовым умом и настоящим, человеческим сердцем, поэтому попросту забрал его туда, откуда в свое время позволил ему спуститься. С ним все будет хорошо. И с тобой тоже. Иди с миром»

Проваливаясь все ниже и ниже, Лис вдруг понял, что слезы кончились. Боли и страха больше не существовало. Вместе с ними исчезла эта тяжелая бесконечная цепь неизвестности, тянущаяся за ним с самой так называемой «смерти» Рэниро. Лис знал, что готов вернуться в реальный мир, и впервые этого хотел. В конце концов, ему еще было ради кого возвращаться.