За разговором с Энн на кухне старого дома Тэтча, казалось, пролетело несколько часов. Однако, услышав знакомые шаги на крыльце и щелчок замка, Вольпе бросил взгляд на настенные часы над кухонной дверью и с удивлением обнаружил, что они прождали едва ли минут сорок. Желудок Вольпе скрутило от волнения. Они с Тэтчем так давно не виделись… Узнает ли он своего воспитанника? И как отреагирует, когда услышит, что Вольпе натворил за все это время?

— Эй, крысы, с каких пор мы принимаем гостей? — послышался после громкого хлопка двери знакомый звучный голос. Конечно, Тэтч заметил чужую обувь и одежду в коридоре, и, учитывая последние события, немного напрягся.

Вольпе поторопился выйти в коридор, показаться опекуну на глаза. И отчего-то один только вид этого все еще сильного, но изрядно постаревшего человека, все еще отчаянно боровшегося за свое счастье и близких, растрогал его до глубины души. Не дав Тэтчу что-то сказать, Вольпе подскочил и крепко его обнял.

— Что за черт? — прокряхтел Тэтч. — Щенок, ты охренел?

— Тэтч, это ты охренел, — взвыл окончательно расчувствовавшийся Вольпе. — Что ты делал все это время? То пропадал, то появлялся, и так раз за разом… Хоть бы дал знать, что у вас проблемы…

— Не твоего ума дело, говнюк! Отпусти меня! Эй, да что за дела? Прекратите немедленно, вы, оба!

Даже Теодора, которая никогда не была близка с Тэтчем, сейчас расчувствовалась и, разрыдавшись, обняла его поверх рук и шеи Вольпе. Двое детей, давно покинувших дом, не могли сдержать своих чувств, вернувшись к близким.

— Ладно, ребята, хватит, отпустите беднягу, пока совсем не задушили! — позвала их Энн спустя несколько минут, поняв, что приветствие затягивается. — Теперь у нас будет достаточно времени на разговоры.

В очередной раз Вольпе поразился тому, как все быстро происходит в этом доме. Несколько хаотичных минут — и они уже сидят на кухне дружной толпой. Здесь были все, кроме почившей Дженни и сиделки, приглядывавшей за отдыхавшем наверху Боннетом. Даже тот самый новенький пришел, и не один. Светловолосый человек, ради которого, должно быть, Тэтч и срывался несколько раз в опасную неизвестность, сидел прямо напротив Вольпе. Подумав о том, каково ему было узнать о гибели дочери, большую часть жизни которой он пропустил, Вольпе содрогнулся от сильно сжавшего все его тело спазма стыда. Ведь это по его вине в дом заявились Фрай и Салаи. Дженни не погибла бы так глупо и случайно, будь они с Никколо осторожнее…

В попытке не поддаваться этому чувству слишком сильно, Вольпе перевел взгляд на второго незнакомца, высокого темноволосого юношу где-то лет двадцати, и с удивлением увидел, как он похож на Эдварда и Дженни. Неужели он тоже им кем-то приходится? Эдвард перехватил его взгляд и, понимающе улыбнувшись, протянул руку для рукопожатия:

— Привет. Я Эдвард Кенуэй. Тэтч много про тебя рассказывал.

— Приятно познакомиться, — ответил Вольпе, пожимая его руку и не решаясь спросить про Дженни и его спутника.

— Как видишь, щенок, в нашем доме многое изменилось, — Тэтч решил ответить на его немой вопрос и похлопал по плечу незнакомого юнца. — Я наконец-то вытащил сраного Кэнуэя из дерьма, куда его отправили ассассины. На пути домой мы преодолели много препятствий и немало интересного обнаружили. Познакомься. Хэйтем Кенуэй, сводный брат малютки Дженни. Он давно хотел познакомиться получше с отцом и сестрой и отправился с нами сюда, но… Ты и так, должно быть, уже в курсе. Наша малютка Дженни, да упокой Господь ее душу, стала жертвой обстоятельств, и теперь ее дом не здесь, а на кладбище в соседнем квартале. И это дело рук одного твоего знакомого.

— Ты научишь меня, как убить его с особой жестокостью? — выпалил Вольпе прежде, чем толком подумал, о чем хочет спросить. — Так, чтобы он перед смертью вспомнил все, что сделал, и пожалел об этом?

Услышав его вопрос, все замолкли и повернулись в его сторону. Эдвард выпрямился, в его глазах зажегся бешеный блеск ярости и какого-то немого согласия с желанием Вольпе.

— Не научит Тэтч — научу я, — сказал он. — Ублюдку нужно получить по заслугам. Иначе с такими нельзя.

— Ясен хрен, я тоже в деле, — осадил их обоих Тэтч. — Мы все в деле — я, Вэйн, Рэкхем, Энн. Теодора, ты тоже, я так полагаю. Отныне мы с вами команда. Но действовать наобум мы не будем. Членов ордена непросто поймать, убить — практически невозможно. Но у меня есть пара идей, как это сделать, и мне нужно, чтобы вы выполняли все, что я говорю. Согласны?

Вольпе кивнул одним из первых. Если при встрече с Энн Вольпе все еще сомневался в том, что именно хочет сделать с Джейкобом и его компанией, то теперь был полон решимости избавиться от него. Эта решимость лишь окрепла, стоило Вольпе снова обратить внимания на опечаленного всем происходящим Хэйтема. Он, как Вольпе узнал позже, так и не познакомился со своей сводной сестрой, лишь слышал о ней от отца. Разглядывая его, Вольпе вспомнил своего крестника, Федерико, и остальных детей Джованни, и тяжело вздохнул. Это был уже не первый ребенок, судьба которого могла бы тесно переплестись с судьбой одного из чертовых орденов, и Вольпе понадеялся на то, что если не Эдвард, то хотя бы Тэтч не допустит этого.

Поболтав немного о том, о сем, жители дома отправились на боковую. Когда все с трудом разместились по комнатам, и Вольпе снова оказался на своем чердаке, теперь, правда, разделив его с Теодорой, он впервые почувствовал, насколько он устал. Все валилось из рук, и даже подготовиться ко сну у него получалось с трудом. Забравшись в кои-то веки в постель, Вольпе искренне понадеялся на то, что не будет видеть кошмаров. Вся его жизнь теперь стала похожа на кошмар, и ему уж очень хотелось не вспоминать об этом во снах. К счастью, он почти сразу же уснул и крепко проспал до самого утра.

Энн по просьбе Тэтча пришла разбудить их ранним утром. Весь дом уже гудел как набитый улей, и Вольпе, спускаясь вниз, заметил ходящих по комнатам товарищей Тэтча, что-то собирающих и разыскивающих. Должно быть, Тэтч уже придумал план и начал подготовку, подумал Вольпе, и оказался в этом прав.

План Тэтча оказался довольно хитроумным, но в то же время простым. Каждый год, за неделю до Рождества, семья Фрай устраивала вечеринку для ассассинов, их союзников и желающих вступить в орден людей под видом благотворительного мероприятия. И Эдвард Кенуэй, будучи недавно вернувшимся из экспедиции ассассином, мог провести внутрь двух гостей без всяких подозрений в сторону последних. Этими гостями, по плану Тэтча, должны были стать замаскированные под богатых молодоженов Вольпе и Теодора.

— Я представлю вас Джейкобу, само собой, но остальное будет зависеть от вас, — честно сказал Эдвард, когда Тэтч закончил показывать им чертежи здания и объяснять все необходимое о путях отхода и прочих важных аспектах плана. — Одному из вас придется отвлекать Салаи и Иви, сестру Джейкоба, если в этом году она приедет. Второму же предстоит увести Джейкоба в тихое и безлюдное место — курилку, когда там никого не будет, или номер, — и только тогда уйти и скрыться.

— Ничего сложного, — сказал Вольпе. — Я оставлю Салаи и всех, кто может меня узнать, на вас с Теодорой. Сам же уведу Джейкоба. Повешу ему лапшу на уши про то, что хочу в орден, намекну, что можно обсудить это наедине и, чем черт не шутит, развлечься. Джейкоб обожает такие вещи и ни за что не откажется от легкой добычи.

— Ты уверен? — нахмурилась Теодора. — Он, конечно, и правда не откажется от такого. Но это не значит, что других способов нет.

— Ясное дело, — Вольпе усмехнулся и погладил ее по плечу. — Но это самый надежный повод увести его и не вызвать лишнего внимания.

— Запасной план у вас все равно будет, — твердо сказал Тэтч. — Так что совсем без поддержки не останетесь. Ну, что, согласны?

Переглянувшись, все остальные сидящие за кухонным столом кивнули. План был прост и понятен, оставалось лишь проделать все необходимые приготовления. Этим все и занялись. Энн и Теодора готовили маскировку — одежду, косметику и прочие вещи, скрывающие заметные детали их внешности. Тэтч, занимавшийся снаряжением, раздобыл несколько небольших, но очень острых ножей, и пистолеты, незаметные под одеждой. Вэйн собирал информацию и пропадал сутками, возвращаясь только чтобы поспать. Рэкхем должен был следить за тем, чтобы возле их дома не ошивались посторонние, но он, как, впрочем, и всегда, пил, иногда прерываясь на то, чтобы развлекать взволнованного суматохой в доме Боннета, тем самым пугая его еще больше.

Вольпе был единственным, кто практически никак не готовился. Его старались не выпускать из дома без повода, чтобы люди Фраев не заметили его раньше времени. Так что перед самим вторжением он покинул дом всего один раз и отправился в церковь, на кладбище которой была похоронена Дженни. Не то чтобы Вольпе прежде был верующим или испытывал потребность стать им сейчас, однако, его исстрадавшаяся за все это время душа нуждалась в покое и тишине хотя бы ненадолго.

В полдень буднего дня он ожидал оказаться единственным заглянувшим прихожанином, однако, к своему удивлению, обнаружил на одной из скамеек Хэйтема. Вольпе решил было уйти, чтобы не мешать юноше молиться или размышлять в тишине, и поискать для себя другое местечко, однако, Хэйтем, услышав его шаги и повернувшись достаточно быстро, чтобы его увидеть, кивком пригласил его остаться.

— Не хотел тебе мешать, — сказал Вольпе, присаживаясь на ту же скамейку. — Просто искал тихое место.

— Понимаю. В доме сейчас очень тесно. Трудно остаться наедине со своими мыслями, — понимающе усмехнулся Хэйтем. Голос у него был необычный для юноши его лет. Какой-то мягкий и бархатистый, но обладающий большой скрытой силой. Такой, подумал Вольпе, ему еще не раз сослужит хорошую службу в будущем. Словно подтверждая его предположение, Хэйтем задал странный вопрос. — Вы и правда собираетесь… это сделать с тем человеком?

— Да.

— Но это же грех… и преступление… Разве не лучше будет добиться для него законного и справедливого наказания?

— Преступление и наказание, да? Хотел бы я верить в справедливость системы или в религию, способную запретить людям не грешить. Но вот в чем дело, Хэйтем. Справедливости нет, — горечь усмешки Вольпе явно произвела на Хэйтема странное впечатление. — В чем смысл закона, если он работает только на тех, кто может позволить себе заплатить? Почему тот человек позволил себе, среди прочего, грех убийства невинной девушки и остался безнаказанным, но я не должен позволять себе греха отомщения, зная, что меня уже собираются убить за меньшее — за любовь? Такова эта чертова система. Она накажет честнейшего человека за правду, но даст лжецу все, что тот пожелает, отпустит на свободу убийцу, но продолжит сажать за решетку людей, лишь раз что-то укравших для голодающих близких, позволит убийце очистить свое имя в обмен на деньги, но не защитит от других убийц меня или твоего отца.

— Вы просто ищите оправдания своему желанию убить этого человека.

— В какой-то степени — возможно. Но я живу чуть дольше твоего и уже хорошо усвоил один неприятный факт. Ты можешь всю жизнь прожить и ничего плохого не сделать. Ни слова грубого не сказать, ни ударить кого-то, неважно, по делу или просто так, ничего, совершенно ничего. Однако, это не заставит других людей поступать так же. Не защитит тебя, если кто-то придет в твой дом и попытается убить тебя или людей, которых ты любишь. Не исцелит твое раненное потерей сердце и не обрушит на голову преступника карму, не заставит систему вступиться за тебя. Порой… добиться справедливого наказания за преступление и грех и остановить преступника можно лишь убив его.

Они немного помолчали. Хэйтем явно раздумывал об услышанном. Вольпе же прикрыл глаза и откинулся на спинку скамейки, наслаждаясь тишиной и спокойствием пустой церкви. От запаха благовоний и едва ощутимо поднимавшегося от свечей дыма он даже немного разомлел и задремал.

— Тэтч много о вас рассказывал по пути сюда, — вдруг снова заговорил Хэйтем, выдергивая Вольпе из этого приятного состояния, — И, среди прочего, упомянул, что вы почти как я. Никогда не знали настоящего отца.

— Я и матери не знал, раз уж на то пошло, — фыркнул Вольпе. — С трех месяцев в приюте воспитывался, пока Тэтч не усыновил. Настоящих родителей, понятное дело, никогда не знал. Но не то чтобы сильно переживал из-за этого. Что тебя тревожит?

— То, что для меня Эдвард — чужой человек. Его ведь в моем детстве практически не было. Я думал, он просто захаживает к матери, если в городе проездом бывает, пока она перед смертью не сказала, что он мой отец, — Хэйтем тоже откинулся на спинку кресла и вздохнул. — Я слишком привык считать, что у меня нет отца, и теперь не знаю, как к нему относиться.

— Тебе необязательно называть или считать Эдварда отцом, чтобы сблизиться с ним.

— Думаете?

— Знаю.

— Откуда?

— По своему опыту, опять же. Все, кто меня воспитывал… в сущности, были совсем чужими, посторонними мне людьми. Они все настрадались и имели право на свободную жизнь, но, несмотря на это, все равно выбрали заботиться обо мне так, словно я был кем-то важным и близким. Словно они хотели, чтобы я был рядом. И я долго не понимал, почему они так добры ко мне, почему рады видеть, когда я приезжаю, и готовы даже убить ради меня, хотя ничем мне не обязаны. И вот недавно… мой четырнадцатилетний крестник попал в переделку. Он соврал родителям, что едет на ночевку к другу из школы. В целом, так и было, с поправкой на то, что старший брат-студент его друга вернулся домой на выходные и соврал, что присмотрит за пацанятами, пока родители в отъезде. Можешь догадаться, что было дальше.

— Они устроили вечеринку? — понимающе рассмеялся Хэйтем.

— Само собой. Старший разрешил мелким пропустить по стаканчику, ну они, не будь дураками, налакались так, что плохо стало. Крестник решил, что хочет уйти, но постеснялся звонить отцу. Ты не подумай, отец у него нормальный, добрейшей души мужик. Наказал бы, само собой, но без перегибов и ругани, да и отношения у них в целом доверительные. И все же крестник позвонил мне. Я сразу же за ним приехал, сделал втык ребятам, у которых он гостил, и забрал малого на ночь. Конечно, стоило отвезти домой сразу, но я знаю, как паршиво бывает с первого похмелья, решил, пусть послушает лекцию и получит заслуженное наказание на трезвую голову. Думал, он все равно рассердится и был готов к этому, а он позвонил мне вечером того же дня, как я его вернул домой. И поблагодарил за то, что я просто… был человеком, на которого он мог положиться в трудную минуту. Это все и прояснило. Я ведь тоже для него был просто знакомым его родителей, которого они позвали на поздние крестины в качестве крестного, и не был обязан о нем заботиться. И все же мне нравилось проводить с ним время, помогать его родителям, когда я был нужен, просто делать какие-то маленькие и простые вещи, совершенно ничего мне не стоившие, и этого было достаточно. Это… всегда работает похожим образом. Я не знаю, как сложится у тебя с Эдвардом, но, думаю, вы хорошо поладите. И, кто знает, может даже сблизитесь, если ты позволишь ему хоть наверстать упущенное.

— Да, полагаю, так и есть, — Хэйтем, подумав немного, кивнул. — Спасибо, что это сказали. Это и правда очень помогло.

— Я рад.

За окном послышался тихий шелест — серые облака разверзлись плотной стеной дождя. В церковь забежали несколько прохожих, надеявшихся переждать дождь. Вольпе тоже решил подождать, однако, Хэйтем поднялся.

— Благодарю за разговор, — сказал он. — Я, наверное, оставлю записку и пойду. Нужно многое обдумать.

— Удачи.

Вольпе не стал оборачиваться ему вслед. Он просто сидел и смотрел на висящий на стене крест и думал, думал, думал… Столько самых разных мыслей крутилось в его голове, и Вольпе позволял им это до тех пор, пока среди голосов новоприбывших посетителей не расслышал два смутно знакомых. Эти люди явно пришли сюда не только в поисках укрытия от дождя. Им нужно было обсудить важные вещи в месте, где никому не будет дела до чужих разговоров. К счастью для Вольпе, они сели совсем недалеко, и даже гул маленькой толпы на пороге не помешал ему подслушать.

— Они сошли с ума. Лезть в политику, когда ничего в ней не смыслишь… И потом устраивать весь этот хаос, нападать на невиновных, это все слишком.

— Уилл, дружище, я согласен, мы оба понимаем — это вседозволенность. У них достаточно денег, хотят разбрасываться ими — пускай, их право. Но то, что они зашли так далеко — не дело. Мы не должны оставаться в стороне, раз уж отчасти это наша вина.

— И что ты предлагаешь?

— Прекратить все это. Найти тех, кто согласен с нами. Объединиться и все закончить.

— И что нам это даст?

— Мы исправим свои ошибки. И заставим этих идиотов понять, что деньги решают далеко не все. К тому же, место слишком давно пустует. Самое время помочь второму его занять.

— Ты рехнулся. У нас нет гарантий, что он лучше.

Вольпе усмехнулся. Не воспользоваться подобным шансом было бы кощунством.

Он нарочито медленно поднялся со своей скамейки и приблизился к сидящим через две скамейки от него Уильяму и Ахиллесу. Они замолкли, завидев его, и присмотрелись, словно бы пытаясь понять, почему он кажется им таким знакомым.

— Возрадуйтесь, дети мои, — сказал Вольпе, усмехаясь при виде их шокированных осознанием лиц, — ибо Господь внял вашим молитвам и послал человека развеять все ваши сомнения.

— Чур меня, чур, — пробормотал совершенно не отличавшийся прежде религиозностью Ахиллес, крестясь третий раз подряд. — Мне же не кажется? Ай, больно, Уильям! Какого черта?

— Ну надо же было проверить, кажется или нет, — хмыкнул Уильям, щипнувший Ахиллеса секундой ранее. — В любом случае, я рад тебя видеть, Вольпе.

— Я вас тоже. Давайте уйдем в более укромное местечко.

Ему не пришлось объяснять им причину этой просьбы. Мужчины встали и втроем покинули церковь, не обращая внимания на проливной дождь. Сильно намокнуть они не успели. Относительно недалеко от церкви находился старенький и тихий круглосуточный бар, почти пустой в такое время дня. Ребята знали о нем от старых знакомых по школе. Если и нужно было сходить куда-то и поговорить о своем, о личном, то лучше места было не найти. Мужчины расселись за самым дальним столиком, заказали еду и напитки и, разделавшись с первым кругом закусок, разговорились.

— То есть ты в ордене… только на словах? Ты не приносил клятвы? — удивленно спросил Уильям, вертя его правую руку то так, то сяк, пытаясь понять, почему он не видит характерного ожога. Ахиллес фыркнул, стараясь сдержать смех — он понял это гораздо быстрее друга.

— Я похож на идиота? — не удержавшись, съязвил Вольпе. Увидев мрачные лица собеседников, он рассмеялся. — Разумеется, а как иначе? Как будто вы сами не знаете, почему я не переступаю черту.

— Ну да, особенно если учесть, что сейчас орден раскололся на две части именно из-за тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Он имеет в виду ровно то, что сказал. Ты же информатор, почему ты не в курсе этого?

— Если вы не забыли, я последние несколько лет жил на другом полушарии. И с вашими местными я контактирую в лучшем случае раз в год. Таких деталей я чисто физически узнать не мог. Так что происходит?

— Семья Фрай пытается удержать верхушку ордена в Европе. Они и их приближенные стали элитой после переезда Аудиторе. Все остальные либо талантливо слились, либо умерли, либо прикинулись мертвыми. Таким образом, сейчас два претендента на роль Гранд-мастера. Джейкоб и Никколо.

— У кого больше шансов?

— Вообще, — Ахиллес задумался, — если по совести и по логике — у Никколо. Мнения разделились совсем недавно, когда всплыла ваша с ним история. В ордене есть люди, сомневающиеся в твоем желании работать на его благо. Думают, что ты собираешься вскрыть храм и вывезти из него наследие.

— Они совсем идиоты? Мне-то эти игрушки зачем?

— Ну кто тебя знает, вдруг ты собираешься захватить мир?

— Не за того меня принимают. Мне эти вещи нахер не сдались. Все, что мне нужно — заставить их отвалить от моих друзей и не борзеть.

Уильям и Ахиллес переглянулись.

— Тогда можешь рассчитывать на нас, — Ахиллес поднял бокал с вином.

— Да, точно, — согласился с ним Уильям. — Пусть мы и были друзьями в школе, но, видит Бог, этот парень зашел слишком далеко. Но знаешь, Вольпе… не только ему придется… покинуть орден. Ты ведь понимаешь, о чем я?

— Да, я понимаю, — Вольпе поморщился. — Сейчас я на развилке, и вторая дорога, та, по которой я буду идти свободно, нравится мне гораздо больше.

— Хорошо сказано, странный ты ублюдок. Вздрогнем!

Заполучив себе в помощники двух некогда близких к Джейкобу людей, Вольпе понял, что это как нельзя кстати. Он знал, что может им доверять — Ахиллес всегда думал прежде, чем делать, а Уильям обладал животной интуицией, не раз спасавшей его от опасности. Раз уж эти двое, столько лет стоявшие позади Джейкоба и прикрывавшие его задницу, сейчас решили оставить его, значит, дела у их бывшего предводителя действительно плохи. Рядом с Джейкобом почти не останется верных союзников. Некому будет его защитить. Более того, Ахиллес и Уильям подстрахуют их с Теодорой в случае необходимости, что еще больше упрощало ситуацию.

Возвращаясь домой, Вольпе опасался, что домашние будут недовольны его поздним появлением. Однако, никто и слова ему не сказал. Всех занимала принесенная заглянувшим отдохнуть от слежки Вэйном весть.

— Ни за что не догадаетесь, кого я увидел, — сказал он, заявившись на кухню, где в этот момент ужинали почти все, кто был в доме, и бросил на свободный участок стола свежие полароиды. — Я пытался подловить в аэропорту Иви Фрай или еще кого-то из союзников семьи, но застал там этих двоих. Макиавелли и его верный пес, Аудиторе.

Вольпе хватило беглого взгляда, чтобы разглядеть усталость на бледном лице Никколо и сдержанную решимость в том, как держался Марио. Они явно были настроены покончить с причиной своих проблем в последнее время.

— Чего им не сидится в Америке? — прорычал Тэтч, злобно постукивая кончиками вилки по пустой тарелке.

— Ну, здесь три варианта, — мрачно усмехнулся Вольпе. — Никколо решил избавиться либо от Джейкоба, либо от меня, либо от нас обоих.

— Последние два варианта мне не очень нравятся, — заметила Теодора. — И ведь они наверняка едут на ту же вечеринку, что и мы. Это осложняет дело.

— Кто-то должен их задержать.

— Кто? Если они увидят хоть кого-то из нас, то сразу поймут, что Вольпе тоже участвует.

— Нет, мы будем делать все то, что запланировали, — Вольпе даже пришлось похлопать кулаком по столу, чтобы заставить всех обратить внимание на его слова. — Нам просто нужно успеть раньше Никколо. Когда они с Марио придут на вечеринку, Уильям и Ахиллес будут удерживать их так долго, как это будет возможно. Когда все закончится, мы все разъедемся. Вэйн, ты же купил нам билеты, как я и просил?

— Да, но только вам с Теодорой. Мы все останемся здесь.

— Почему это?

— Вольпе, когда Джейкоб исчезнет, и Никколо займет пост Гранд-мастера, нам уже ничего не будет угрожать, — напомнила ему Энн. — Никколо ведь не идиот, он сразу поймет, что это твоих рук дело, и будет искать тебя, если вообще захочет этого. Нас он не тронет. Опять же, он не идиот, понимает, что мы сможем ему ответить.

— Да, черт, вы правы, — вздохнул Вольпе. — Что же… пусть будет так.

Все сидящие за столом переглянулись и спустя какое-то время начали расходиться. Больше им было не о чем разговаривать до самого дня вечеринки.

***

— Чертовы местные, — злился Марио, роясь в мини-баре чудом снятой в последний момент комнаты захудалого отеля в другом конце города. — Я несколько часов умасливал их ради проходки на мероприятие, и что ты думаешь? Они мне даже даты не сказали! Не то что время начала.

— Ну, значит, будем наведываться во все подходящие места, и проверять их, — Никколо в этот момент был равнодушен к его сетованиям. Он пытался заставить себя прочитать оставленное Вольпе письмо, но не мог решить, хочет ли делать это на глазах у Марио.

 — Так мы рискуем пропустить все мероприятие, — Марио наконец-то нашел то, что искал. Захлопнув дверцу холодильника, он завалился на одну из кроватей и откупорил маленькую бутылочку егермейстера. — И свой единственный шанс. Ищи-свищи потом этого Фрая…

— Я понимаю, ты устал, — не выдержав, Никколо все же разорвал конверт и вытащил несколько листиков. — Но все же ты слишком рано отчаиваешься. Поверь. Бристоль хоть и крупный город, но все же тесный, как и весь прочий мир. Мы узнаем, где проходит это сраное мероприятие. Точно узнаем.

— Надеюсь, будет как ты скажешь.

Удовлетворив наконец-то свою потребность в разговорах, Марио занялся своей бутылочкой так плотно, что потерял всякий интерес к делам Никколо. Теперь Макиавелли смог прочесть письмо Вольпе.

Он не знал, чего ожидал от содержания этих листочков, но все же страшно боялся обнаружить там окончательный отказ, боялся, что их разрыв начнется именно так — с обезличенного письма, с сухой констатации фактов, перемежающейся заслуженным проявлением ненависти за пережитое предательство. Однако, того, что в итоге прочитал, точно не ожидал, хотя и надеялся именно на это после обнадеживающего разговора с Джованни. Вся суть письма Вольпе, большей частью излагавшего самые ценные воспоминания из их совместной жизни, сводилась в итоге к нескольким важным и емким строчкам, навсегда врезавшимся в память Никколо.

«Вспоминая все эти события, я впервые за долгое время могу признаться кое в чем нам обоим. Я… знаю, я имел право отреагировать подобным образом на твой поступок, однако, я тоже облажался. Я должен был остановиться на минуту и подумать о тебе. Подумать обо всем, что ты для меня сделал, и задаться вопросом — сделал ли я достаточно для тебя в ответ? Был ли я достаточно хорошим, любящим и принимающим человеком, способным принять даже такое твое решение касательно собственной судьбы, какое я сам не одобряю и не принимаю?

И вот, в чем дело, Никколо. Я не был таким человеком. Я не сделал для тебя достаточно. Неудивительно, что ты все от меня скрывал. И после всех моих ужасных и эгоистичных ожиданий на твой счет еще и извинился и на коленях попросил меня не уезжать… Мы оба облажались, только вот вина в этом исключительно моя. Я простил тебя. Почти что сразу. Но не уверен, что когда-либо смогу простить себя за то, что все усугубил.

Я пока не знаю, куда улетаю. Не знаю, как надолго останусь там, где окажусь. Но, прошу, не ищи меня какое-то время. Дай мне время прийти в себя, позволь мне понять, что с собой делать. Поживи для себя. Научись заполнять пустоту в своей жизни и душе чем-то более постоянным и способным осчастливить тебя по-настоящему. Люди не годятся для этого, Никколо. Даже самые лучшие. Даже те, кого ты отчего-то смог полюбить всей душой.

Я все еще люблю тебя и, как мне кажется, вряд ли когда-либо разлюблю. Возможно, я вернусь, и мы снова увидимся. Надеюсь, тогда мы станем другими людьми. Сможем посмотреть на себя старых со стороны и посмеяться над теми глупцами, какими тогда были. Или же останемся такими, как сейчас, просто постаревшими и немножечко поумневшими. Ровно настолько, чтобы помириться в подходящий момент. Время покажет.

Береги себя. В»

Сложив листы обратно в конверт, Никколо запихнул его в карман одной рукой. Другой он пытался остановить поток текущих по лицу слез, но преуспел в этом далеко не сразу. Все же Джованни оказался прав.

***

— Как я выгляжу?

— Как мафиози, милый.

— А если серьезно, Теодора?

— Я серьезно. Тебя никто не узнает. Хватит переживать.

Вольпе вздохнул. Слова Теодоры никак не помогали ему поверить в собственное преображение. Костюм цвета корицы и бордовый галстук сделали из него пижона, и все же под всеми этими тряпками, одеколонами и гелями для укладки непослушных волос он продолжал видеть себя прежнего, обросшего, тощего и страшного.

К счастью, Джейкоб и его немногочисленные сторонники вряд ли узнали бы Вольпе и Теодору спустя столько лет. Они и в лучшие времена не отличались хорошей памятью на лица. Поэтому Вольпе волновало лишь внезапное и несвоевременное появление Никколо. Обмануть человека, знающего каждый сантиметр его тела и каждый угол его души, будет на порядок сложнее, и Вольпе предпочел бы не проверять, получится ли у него это сделать. Поэтому Вольпе сделал все, чтобы выполнить план как можно быстрее. В назначенное время они с Теодорой уже были у дверей отеля. Эдвард ждал их в небольшой толпе курильщиков, собравшейся у дверей.

— А вот и мои неофиты, — улыбнувшись им, Эдвард вышел из компании людей, с которыми он разговаривал до этого момента. — Наконец-то, а то я уж вас заждался, решил, что вы передумали.

Вольпе с трудом убрал с лица кривую усмешку и пожал протянутую ему руку. Волнение и предвкушение играли с ним злую шутку. Сейчас выдавать себя за человека, которым он не являлся, было ужасно трудно, хотя при других условиях Вольпе не составило бы труда на время примерить эту маску. Эдвард придумал для них целую историю, и сейчас Вольпе следовал ей так старательно, как мог. Для всех присутствующих на этой вечеринке они с Теодорой — богатые молодожены, вернувшиеся домой после медового месяца. Судя по оценивающим взглядам, брошенным в их сторону первыми гостями, у них получилось создать такое впечатление.

Эдвард не стал задерживаться у дверей и аккуратно протолкнул их внутрь. Сдав верхнюю одежду в гардероб, они проследовали за Эдвардом наверх, на второй этаж. В банкетном зале людей было маловато — они пришли одними из первых. Пользуясь возможностью, Вольпе по старой привычке принялся осматривать большой двухъярусный актовый зал. Деревянные опорные балки были украшены алыми лентами, длинными отрезами белой ткани и еловыми ветвями — это явно были заранее вывешенные к Рождеству украшения, ведь до самого большого праздника оставалось меньше недели. Балки отделяли часть зала и поддерживали балкон, на который вела крепкая деревянная лестница, недавно покрытая ароматным лаком, чудом успевшим высохнуть.

Под балконом разместились столики для гостей — маленькие круглые столики, окруженные тремя креслами на резных позолоченных ножках и погребенные красно-бело-серебристым триколором тонких скатертей, изящных салфеток и дорогой посуды, которой вряд ли бы кто-то воспользовался — ужин на вечеринке не предусматривался. На противоположной стороне зала поставили столы с напитками и десертами, чтобы в перерывах между танцами и разговорами гости могли подкрепиться. Напротив входных дверей, у последней свободной стены, устроился оркестр. Центр зала оставался под танцы. Осмотрев весь банкетный зал, Вольпе тихо заметил, что даже такое простое украшение отдает омерзительно стойким снобизмом и чувством превосходства, на что Теодора и Эдвард усмехнулись.

— Это только потому что гости еще не собрались. Поверь, когда людей станет больше, все впечатление об убранстве померкнет, — сказал Эдвард, подхватывая пирожное с блюда на одном из стоящих вдоль стены столов с десертами. — У такого хозяина и гости соответствующие.

Вольпе усмехнулся, поняв, что на самом деле имел в виду Эдвард.

Пользуясь маленькой привилегией первый гостей, сообщники заняли самый неприметный стол. Он находился аккурат возле одной из балок, в небольшом закутке между ней и маленькой сценой, где разместились музыканты. Из всех близких к пространству для танцев столиков он был наименее приметным и наиболее удобным для наблюдения за толпой. Теодора села спиной к входу, Эдвард — напротив двери, Вольпе — боком, так, чтобы видеть и музыкантов, и вход, и столы с закусками.

— Странное дело, — сказала Теодора спустя какое-то время. — Зная о том, что мы собрались делать, я совершенно не нервничаю. Как будто… так и должно быть.

— Только не привыкай к этому чувству, — тихо ответил ей на это Эдвард. — Первые три казни всегда так. Ничего, кроме правильности того, что ты делаешь, не ощущаешь. Но потом… просыпается что-то вроде совести. Тебе становится все хуже и хуже с каждым разом. Ты избавляешься от них, пусть далеко не ото всех, а лишь от избранных ублюдков, но потом все чаще задумываешься — а уверен ли ты в том, что они этого заслужили? И действительно ли ты сам выбрал этого человека как цель, не навязали ли тебе ее? Со временем… появляется много вопросов и сомнений. Многие так с ума сходят. И я тоже боюсь тронуться.

Вольпе ничего на это не сказал. Он почему-то был уверен, что спустя годы и не вспомнит о том, что сделал, и что совесть его не потревожит. Но говорить это вслух он не стал. Никому, кроме него, не нужно это знать.

Люди постепенно начали прибывать и заполнять зал своими изысканными нарядами, переплетающимися ароматами парфюма, наигранным смехом и ничего не значащими разговорами. Практически все они были знакомы между собой, ну или во всяком случае делали вид, что знакомы. Вскоре Вольпе увидел Ахиллеса и Уильяма. Они стояли у столов с закусками и обсуждали что-то с каким-то парнем, показавшимся Вольпе знакомым. Приглядевшись внимательнее, он вспомнил, где уже видел похожую прическу и слишком плавные, манерные движения. Это был Салаи, которого сейчас было трудно узнать. Он выглядел плохо — бледный, со странными пятнами на руках, потерявший прежнюю округлую мягкость лица и угловатую резкость конечностей. Волосы стали светлее и хуже на вид, они потеряли былой блеск и здоровье и, завитые незадолго до выхода из дома в аккуратные кудряшки, уже почти выпрямились. Салаи выглядел плохо и жалко.

— Знаешь его? — спросил Эдвард, заметив, что Вольпе долго не отводит от мужчины взгляда.

— Он выглядит знакомо, но я не могу вспомнить, где я его видела, — Теодора, тоже заметившая Салаи, нахмурилась.

— Ты видела его очень давно, немудрено, что не можешь вспомнить, — вздохнул Вольпе. — Это же наш старый знакомый, Салаи.

— Он выглядит ужасно, — сморщилась от отвращения Теодора. — Что с ним?

— Наркотики, — Эдвард усмехнулся. — Треть ордена на них сидит, практически все — близкие к Фраям люди. Да уж, как Аудиторе уехали из Италии и бросили верхушку ордена на произвол судьбы, начался хаос. Я слышал, ты знаешь их.

— Немного. Всего лишь росли вместе.

— Понятно, — вздохнул Эдвард. — Что ж, надеюсь, что с их возвращением вернется и мир. Они ведь поддержат этого Никколо.

— Конечно. У них нет выбора, если они хотят установить свои порядки. А они хотят. И сделают это, — как нечто само собой разумеющееся отчеканил Вольпе. — Надо лишь немного помочь.

— Поможем. Благо, наше время уже настало. Прошел уже час начала вечеринки. Джейкоб наверняка уже поднимается по лестнице сюда, — пожал плечами Эдвард. — Готовьтесь. Мы, конечно, все продумали, но от сюрпризов все еще не застрахованы.

Вольпе и Теодора переглянулись. Теодора мастерски скрывала волнение, а Вольпе не мог дождаться момента, когда он сможет убить Джейкоба. Вонзить нож в горло или спину, выстрелить в затылок или лоб — какая разница. Главное избавиться от того, кто разрушил его счастье.

Эдвард оказался прав. Джейкоб появился спустя считанные минуты. Он выглядел также, как и несколько лет назад — высокий, статный, чертовски привлекательный. Если бы он не оказался таким ублюдком, Вольпе был бы не против быть с ним, но, к счастью для них обоих, все сложилось иначе. Джейкоб смотрел по сторонам, здоровался со знакомыми, пил. Несколько раз он поворачивался в их сторону, но не походил, судя по всему, Вольпе и Теодора оставались неузнанными. Во всяком случае, Вольпе так казалось до тех пор, пока Джейкоб вдруг не направился в их сторону. Его сердце пропустило удар — неужели Джейкоб его все-таки узнал?

— Привет, Эдвард, — Джейкоб подошел к их столику и протянул свободную от стакана с выпивкой руку для рукопожатия. — Кто твои очаровательные гости?

— Мои друзья, Мигель и Эва Колуччи, историки. Сказали, что интересуются нашими идеями, — Эдвард пожал протянутую ему руку и сдержанно улыбнулся. — Мы встретились на корабле, когда я возвращался с задания, а они — после медового месяца.

— Молодожены? Поздравляю, — улыбнулся им Джейкоб.

— Спасибо, — ответила ему Теодора, сумев изменить голос. — Мы уже давно изучаем тайные ордена, и сейчас поняли, что самое время для нас присоединиться к тому, в принципы которого мы поверили.

Вольпе кивнул и улыбнулся. Он не знал, как у него это получилось, но Джейкоб, судя по всему, так и не узнал его. Что, тем не менее, не мешало ему смотреть на Вольпе почти так же, как несколько лет назад — с интересом и даже каким-то легким влечением. Встретившись с ним взглядами, Вольпе убедился — его цель явно им очень сильно заинтересовалась, настолько сильно, что вот-вот что-нибудь предложит.

— Интересно, — сказал Джейкоб. Он усмехался, и Вольпе, которому не нравилась эта усмешка, старался не показывать это. — Мигель, как насчет пройтись со мной перед началом ужина?

— Я не против, — тихо ответил Вольпе, почувствовав необычайный прилив сил и странного возбуждения. — Думаю, нам есть, что обсудить.

Теодора и Эдвард переглянулись.

— Только не опаздывай, — попросила Теодора. — Не хочу веселиться без тебя.

Вольпе встал и, подойдя к креслу Теоборы, обнял ее за плечи и сделал вид, что целует ее в висок.

— Если я не вернусь через двадцать минут — уходи. Отправляйся сразу в аэропорт, ни с кем не разговаривай и не останавливайся, — прошептал он. — Билеты тебе привезет Вэйн. Если я не появлюсь к назначенному времени, улетай без меня. Я найду тебя.

 — Хорошо, — шепнула в ответ Теодора и поцеловала его в щеку. Она не на шутку встревожилась, услышав его слова, но, зная, что Вольпе держит свое слово, верила и была готова сделать все, что нужно.

Выпрямившись, Вольпе улыбнулся и развернулся к Джейкобу. Вместе они затерялись в толпе, и только после этого Теодора позволила себе выдохнуть.

— Я верю в него, но не могу не переживать. Мне страшно представить, что он сделает с Джейкобом.

— Чтобы он ни сделал, — вздохнул Эдвард, — Джейкоб это заслужил. Давай доверимся Вольпе.

Он нашел взглядом в толпе Уильяма и Ахиллеса и кивнул им. Пусть они познакомились совсем недавно, Эдвард был уверен — они не подведут.

***

— Давно вы в Бристоле? — спросил Джейкоб, пока они шли куда-то по коридорам третьего этажа гостиницы.

— Почти неделю. Мы не собирались задерживаться. Нас пригласили преподавать в колледж, меня — историю, а Эву — историю искусств, и мы уже согласились. Так что максимум через пару недель нам уже нужно будет уехать.

Вольпе говорил это как можно спокойнее. Он так часто повторял эту историю про себя, что сейчас с легкостью смог рассказать ее без запинок, но и не слишком торопясь.

— Надо же. Поздравляю. Сейчас трудно найти тех, кто так сильно любит свое дело. И что, вы действительно хотите присоединиться к ордену?

— Разумеется, — Вольпе улыбнулся. — Мы поняли, что нашли идею, за которую и не жалко жизнь отдать.

— Эдвард же предупредил вас, что это не так легко, как может показаться поначалу?

— Да. Жизнь сама по себе нелегкая штука, и было бы глупо отказываться от цели только потому, что к ней ведет сложный путь.

— Мудрые слова. Да, пожалуй, вы правы. Здорово, что вы это понимаете. Прошу.

Джейкоб подошел к одной из множества дверей и открыл ее ключом. Вольпе зашел в номер следом за ним и даже не удивился, когда зажегся свет, и стало видно убранство комнаты. Она была изысканно обставлена — сплошь золото, дорогая мебель и изысканные ковры. Номер состоял из двух комнат. Та, в которую они зашли, была чем-то вроде гостиной — стол и диваны в центре, бар у одной из стен, большой книжный шкаф у противоположной. Джейкоб отправился к бару, открыл один из шкафчиков, достал бутылку виски.

— Будете?

— Не откажусь. То, что дают внизу, какое-то слишком неприятное на вкус. Что вино, что виски.

— Разбираетесь?

— Достаточно для того, чтобы пить только хорошее. Гробить организм — так качественно.

— Надо же! Я тоже частенько так говорю. Приятно знать, что кто-то разделяет мой взгляд на хороший алкоголь, — расхохотался Джейкоб. Он налил виски в два стакана и отставив в сторону бутылку, взял их и подошел к Вольпе. — Выпьем за знакомство?

— С удовольствием, — Вольпе улыбнулся.

Он принял стакан из рук Джейкоба и поднес его ко рту, но пить не спешил. Джейкоб не обратил на это внимания и прикрыл глаза, делая глоток. В следующую секунду оба стакана уже катились в разные стороны по ковру, оставляя после себя бежевый влажный след. Джейкоб с присвистом выдохнул. Длинный стилет распорол грудную клетку Джейкоба, и следом за виски на ковре оказалась и кровь. Вольпе брезгливо сморщился и сделал шаг назад — ему меньше всего хотелось пачкать одежду. Вытащив из кармана платок, он пошел к барной стойке. Смочив ткань виски из бутылки, он вытер стилет от крови, убрал его на прежнее место — в разрез подкладки пиджака, — и протер платком бутылку. Убрав платок в карман, он достал из другого пистолет и подошел к Джейкобу, который пытался что-то прохрипеть, развалившись в позе морской звездочки на полу.

— За… что? — харкая кровью, спросил Джейкоб. Судя по всему, он действительно не понимал.

— Так ты и правда меня не узнал, — разочарованно сказал Вольпе.

Он склонился над Джейкобом, так, чтобы их лица оказались друг напротив друга. Дотянувшись свободной рукой до головы, он быстрым движением взъерошил волосы. Они, словно только и ожидая этого момента, превратились в непослушную копну, и несколько прядей оказалось на глазах именно так, как они прятали их до этого. Это движение полностью изменило его внешний вид, и Вольпе рассмеялся, увидев, какой шок появился в глазах Джейкоба.

— Ты… спустя столько лет? — прокашлял Джейкоб. — Неужели… из-за этого… тупого сыча, Никколо?

— Этот сыч не покупал меня. Он лишь завоевал мое доверие. А ты… не знаешь ничего, кроме подачек и шантажа. За мной стоит целая очередь желающих тебя убить, причем не только за это. Прости, так уж получилось, что я всех опередил.

Не дожидаясь ответа, он вытянул вперед руку с пистолетом и выстрелил Джейкобу в голову. Не успевший среагировать Джейкоб так и остался лежать с распоротой грудной клеткой и дыркой в голове. Удовлетворенный своей работой, Вольпе убрал пистолет, протер за собой все, чего еще мог коснуться, забрал с барной стойки забытый Джейкобом ключ и вышел из номера. Закрыв дверь, он протер своим платком дверную ручку и пошел в сторону, противоположную той, откуда он пришел. Эдвард объяснил ему, что на другом конце здания существует черная лестница. Именно к ней и направлялся Вольпе. Двадцать минут уже почти истекли. Ему нужно оказаться на улице прежде, чем уйдет Теодора, а в номере Джейкоба обнаружат неприятный сюрприз.

***

Никколо и Марио оказались у дверей гостиницы в тот самый момент, когда врачи выносили чье-то тело, накрытое серой тканью

— Что-то мне подсказывает, что мы опоздали, — заметил Марио, доставая из кармана сигареты и зажигалку и наблюдая, как врачи загружают тело в машину.

— Почему это? — Никколо старался не показывать, как сильно его взбесили слова товарища.

— Если бы там, под тканью, был кто-то другой, Джейкоб бы в первых рядах стоял. Обсуждал с копами, как можно замять это дело, — ответил Марио, сделав несколько затяжек. — Но его там нет. А все, кто раньше его прикрывал, стоят в рядах зрителей. Похоже, его все бросили.

— Но кто тогда убил? — пробормотал Никколо.

Он совершенно не понимал, как такое могло быть. Ни у кого из остальных ассассинов не было причин убивать Джейкоба. Ни у кого, кроме него и…

— Неужели Вольпе? — озвучил его догадку Марио. — За что?

— За то же, за что собирался это сделать я.

— Но ведь фактически он не в ордене, его же это не касается.

— А я и не об ордене.

— Ты опять за свое? Мы же договорились, — Марио схватил Никколо за локоть и отвел как можно дальше от толпы. — Никого не касаются твои чувства и личные счеты, кроме тебя самого. Для всех ты заботишься только об ордене и забываешь о себе. Иначе на должности Гранд-Мастера ты не задержишься.

— Спасибо за напоминание, — съязвил Никколо, выдернув руку из захвата Марио. — А теперь будь добр, придержи свои лекции. Смотри, кто идет.

Выбравшиеся толпившихся возле дверей зевак Уильям и Ахиллес направлялись в их сторону. Марио и Никколо переглянулись, думая примерно об одном и том же — чего им ждать от вчерашних приспешников Джейкоба?

— Нам жаль, что вы опоздали, — улыбнулся им Уильям вместо приветствия.

— Что, надеялся проверить, кто из нас стреляет лучше? — спокойно ответил на это Марио.

— Нет, просто хотел насладиться шоу, — Уильям пожал плечами. — Чтоб вы понимали — мы не собирались вам мешать. Мы бы скорее даже помогли

— Вы знаете, кто это сделал? — кивнул на отъезжающую машину скорой помощи Марио.

— Нет, не знаем. Джейкоба нашли в номере. Он ушел туда в компании какого-то незнакомца обсудить личные дела, — Ахиллес странно усмехался. — Говорят, это был потенциальный новичок. Хотел вступить в орден вместе с женой и рассчитывал на рекомендацию Фрая.

В первую секунду встрепенувшийся Никколо успокоился при упоминании жены. Слава Богу, думал он, это все же не Вольпе. Ведь он ни за что не вступил бы в официальный брак, тем более, с женщиной. В конце концов, они оба все еще не отказались от своих личных клятв и продолжали считать друг друга как минимум помолвленными людьми. Однако, необязательно было жениться по-настоящему, чтобы обмануть Джейкоба. Убийце, кем бы он ни был, всего лишь нужно было знать свою жертву достаточно хорошо, чтобы придумать, как, создав правильное о себе впечатление, втереться в доверие. Видимо, о чем-то подобном подумал и Марио.

— Вы точно не знаете убийцу? — спросил он. — Не задумывались случайно, похож ли он на кого-то из ваших старых знакомых?

— На кого?

— На Вольпе, например, — выпалил Никколо, не сразу поняв, что сказал это вслух.

Ахиллес и Уильям переглянулись. Ахиллес посмотрел на часы.

— Без пяти десять, — ответил он на немой вопрос Уильяма.

— Причем здесь время? — напрягся Марио.

— При том, что тот, кто вас так волнует, только что покинул страну.

— Убийца? Или Вольпе? — чувствуя неприятный холод на кончиках пальцев, спросил Никколо.

— А ты сам как думаешь? — ехидно спросил Ахиллес.

— Да прекратите же вы издеваться или нет? — возмутится Макиавелли, испытывая сильное желание ударить эту парочку чем-то очень тяжелым, да так, чтобы они надолго оставили эти шутки.

— Думаю, они хотят сказать нам то, что мы и так уже поняли, — устало вздохнул Марио. — Никколо, Вольпе нас опередил. Это его рук дело.

— Я не понимаю, зачем ему это? — Никколо била крупная дрожь. Помня о том, что Вольпе, в отличие от всех остальных, никогда и никого не убивал, он не мог понять этого и боялся представить, что сейчас может происходить с лисенком, вкусившим человеческой крови.

— До конца этого все равно никто никогда не узнает, — равнодушно пожал плечами Ахиллес. — Так что давайте не будем гадать. Максимум, что мы можем — поблагодарить Вольпе за тоо, что он избавил нас всех от лишней работы.

— И то верно, — Никколо поджал губы.

Что-то холодное коснулось его щеки. Он поднял голову к небу. С темного полотна сыпались куски белой краски, мягкие звездочки-снежинки. Видя их, Никколо был готов разрыдаться подобно маленькому мальчику. Он был все готов отдать за то, чтобы снова увидеть, как рыжая шерсть украшается белыми бисеринками, и фиалковые глаза открываются и недовольно щурятся — ведь снег, растаяв, мочил шубу. Это воспоминание давило на сердце так сильно, что и жить не хотелось. Никколо был готов отдать все, что имел, лишь бы хотя бы попытаться загладить свою вину перед тем, кого предал.